Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
аю, ем, сплю...
- Да, кстати, насчет сна. Если вы спите, а на линии крутой поворот
или спуск, что тогда?
- Не волнуйтесь, сэр! Крис Банлон и я наладили, как теперь говорят
коммуникацию: простая проволока в трубке, но действует отлично. Крис
дергает за веревку несколько раз и тут звенит. Тогда я в ответ дергаю один
раз: дескать жив и не сплю. Тогда он дергает один раз, два, три или
четыре, в зависимости от того, с какой силой я должен повернуть тормозное
колесо. Работает безотказно, полковник!
- Но вы ведь не можете все время только есть и спать?
- Я читаю, сэр, много читаю. По нескольку часов в день.
Клэрмонт недоуменно огляделся.
- А вы, вероятно хорошо спрятали библиотеку?
- У меня нет библиотеки, сэр. Только вот эта книга. Это все, что я
читаю, - он протянул книгу Клэрмонту. Это была старая и потрепанная
Библия.
- Понятно! - полковнику, Клэрмонту который принципиально не ходил в
церковь и соприкасался с религией только во время похоронной службы, стало
как-то неловко. - Ну что ж, Дэвлин, будем надеяться на благополучное
прибытие в форт Гумбольдт, а для вас и на обратное путешествие на восток.
- Благодарю вас, сэр! - Дэвлин снова надел очки и не успел полковник
выйти из тормозного вагона, как вновь принялся за свою любимую библию.
Полковник бодро зашагал к голове эшелона. У вагонов с лошадьми
хлопотал Белью с подчиненными.
- Животные и люди - все на месте? - спросил Клэрмонт.
- Да, сэр.
- Пяти минут хватит?
- Вполне, сэр.
Полковник кивнул и двинулся дальше. Из-за угла депо возник Пирс и
поспешно направился к Клэрмонту.
- Я знаю, вы никогда этого не сделаете, полковник, - проронил Пирс, -
но по-настоящему вам следовало бы извиниться перед Белью и его людьми.
- Не нашли? И никаких следов?
- Я не знаю, куда они исчезли, но одно могу сказать наверняка: в
Риз-Сити их нет! И могу дать голову на отсечение, что это так!
Как ни странно, первой реакцией полковника было чувство облегчения.
Оно было вызвано тем, что сброд Пирса потерпел неудачу там, где потеряли
надежду и его кавалеристы. Но в следующее мгновение он уже осознал, что
это дезертирство или непростительная безответственность и процедил сквозь
зубы:
- Я предам их военно-полевому суду и добьюсь, чтобы их вышвырнули вон
из армии!
Пирс задумчиво посмотрел на полковника и осведомился:
- И часто они позволяют себе такое?
- Нет, черт побери! Конечно, нет! - Клэрмонт злобно хлопнул себя по
голени тростью. - Оукленд и Ньювелл - лучшие из моих офицеров! Ну хорошо,
шериф, пошли! Пора ехать!
Пирс пошел в вагон. Клэрмонт оглянулся, чтобы удостовериться, что
вагоны с лошадьми надежно закрыты, а потом повернулся и поднял руку.
Колеса дрогнули, заскользили и состав тронулся...
3
К наступлению сумерек поезд был уже довольно далеко от Риз-Сити. И
город, и равнина, на которой он раскинулся, скрылись из виду. Поезд
медленно карабкался выше и выше по холмам, предвестникам настоящих гор.
Небо потемнело, сгустившиеся тучи погасили последние отблески заката. Было
похоже, что это ночью не будет ни звезд, ни луны - свинцовое небо обещало
снегопад.
Однако, собравшиеся в офицерском купе почти не обращали внимание на
холодный мрак и грозящее ненастье. В купе находилось восемь человек, у
семи из них в руках находились стаканы. Натан Пирс, сидя на кушетке рядом
с Марикой, держал в руке стакан виски, а девушка - стакан портвейна.
Стаканы с виски были также в руках губернатора и полковника Клэрмонта,
сидевших на другой кушетке, и у доктора Молине и майора О'Брайена,
расположившихся в креслах. В третьем кресле преподобный отец Теодор Пибоди
прихлебывал из стакана минеральную воду и поглядывал по сторонам с видом
праведного превосходства. Единственным человеком, которому не предложили
подкрепляющего, был Джон Дикин. Не говоря уж о том, что никому не пришло в
голову оказывать гостеприимство преступнику, настолько себя запятнавшему.
Он просто не мог бы поднести стакан к губам, так как руки его были связаны
за спиной. Ноги его также были связаны. Он сидел на полу сгорбившись самым
неудобным образом у прохода, который вел в спальное купе. Не считая
Марики, которая иногда бросала на него тревожные и сочувствующие взгляды,
никто, казалось, не чувствовал, что присутствие здесь Дикина вносило
какой-то диссонанс - на границе востока с западом жизнь ценилась дешево, а
страдания казались таким обычным явлением, что не стоили внимания и тем
более - сочувствия.
Натан Пирс поднял стакан и произнес:
- За ваше здоровье, джентльмены! Честное слово, полковник, я и не
подозревал, что армия путешествует с таким комфортом. Неудивительно, что
наши налоги...
Клэрмонт жестко оборвал его:
- Армия, шериф, не путешествует с таким комфортом! Просто это личный
вагон губернатора Фэрчайлда. За вашей спиной два спальных купе,
зарезервированных для губернатора и его супруги - в данном случае, для
губернатора и его племянницы, а дальше опять-таки, их персональная
столовая. Губернатор был столь любезен, что пригласил нас ехать и питаться
в его вагоне.
Пирс снова поднял стакан.
- В таком случае за ваше здоровье, губернатор! - он замолчал и с
любопытством посмотрел на Фэрчайлда. - В чем дело губернатор, мне кажется
вас что-то беспокоит.
Губернатор и в самом деле был чем-то обеспокоен. Он принужденно
улыбнулся и попытался придать голосу легкий, почти шутливый тон:
- Государственные дела, мой дорогой шериф. Жизнь у кормила власти -
это, знаете ли, не только приемы и балы.
- Не сомневаюсь, губернатор, - в миролюбивом голосе Пирса появились
нотки любопытства. - А затем вы совершаете эту поездку, сэр? Я хочу
сказать, что будучи человеком штатским...
- Губернатор осуществляет в своем штате и военную власть, Натан! -
прервал его О'Брайен. - Разве вы этого не знаете?
Фэрчайлд величественно произнес:
- Некоторые дела требуют моего личного присутствия в форте Гумбольдт,
- он взглянул на Клэрмонта, который едва заметно покачал головой. -
Большего я не могу сказать... во всяком случае, в настоящий момент.
Пирс кивнул, точно был удовлетворен таким ответом, и больше не
пытался разговаривать на эту тему. В купе воцарилось вынужденное молчание,
которое было дважды прервано появлением Генри, высокого, неимоверно
тощего, чахоточного вида буфетчика. Первый раз он вошел, чтобы убрать
стаканы, второй - чтобы подкинуть в печь дровишек. Через некоторое время
он вошел снова и провозгласил: - Обед подан!
Часть вагона, отведенная под столовую для офицеров, вмещала только
два столика на четыре человека каждый, но была обставлена так роскошно,
что не верилось. Губернатор, его племянница, Клэрмонт и О'Брайен сели за
один столик; Пирс, доктор Молине и преподобный отец Пибоди - за другой.
Пибоди сурово поднял руку, когда Генри предложил ему вино, и
демонстративным жестом перевернул стакан вверх дном, после чего вновь
уставился на Пирса со смешанным выражением благоговения и страха.
- Вышло так, шериф, - начал Пибоди, - что и доктор, и я происходим из
Огайо, но даже и в тех отдаленных краях все о вас наслышаны. Я испытываю
весьма странное чувство. Я имею ввиду - сидеть здесь за одним столом с
вами э-э-э... прославленным законником Запада!
- Вы имеете дурную славу, пастор? - улыбнулся Пирс.
- Нет, нет, нет! Уверяю вас, прославленным в самом хорошем смысле
этого слова. Я человек мирный, служитель бога, но я совершенно уверен, что
по долгу службы, только по долгу службы, вы убили десятки индейцев...
- Полегче, пастор, полегче! - запротестовал Пирс. - Не десятки, а
только горсточку, да и то по необходимости. И среди них почти не было
индейцев, в основном, белые ренегаты и преступники. К тому же это было
много лет назад. Сегодня я тоже мирный человек.
Пибоди собрался с духом и спросил,
- В таком случае, почему вы носите два револьвера, шериф?
- Потому что в противном случае мне конец! Есть, по меньшей мере
дюжина людей, которые спят и видят мою голову на блюдечке. Это бывшие
заключенные, которые теперь на свободе. Ни один из них не осмелится в меня
стрелять, потому что у меня репутация хорошего стрелка, но эта репутация
защитила бы меня не лучше, чем лист бумаги, если бы хоть один из них
застал меня невооруженным. - Пирс похлопал по револьверам. - Это оружие не
для нападения, пастор! Это мой страховой полис!
На лице пастора по-прежнему было написано недоверие.
- Есть много способов умиротворения индейцев гораздо лучших, чем
проделывать в них дырки. Я попросил губернатора назначить меня агентом по
общению с индейцами на здешней территории. Кое-каких успехов я уже
добился. Думаю, что пайуты мне сейчас почти доверяют. Кстати, мне это
кое-что напомнило... - он взглянул на соседний столик. - Полковник!
Клэрмонт вопросительно поднял бровь.
- Было бы неплохо задернуть занавески. Мы въезжаем на вражескую
территорию и нет смысла привлекать к себе внимание.
- Уже? Так скоро? Хотя вам лучше знать... Генри, вы слышали? Пойдите
и передайте сержанту Белью, пусть сделает то же самое.
Пибоди потянул Пирса за рукав. Лицо его застыло от ужаса.
- Вы сказали "враждебная территория"? Враждебные индейцы?
- Часто мы просто называем их враждебными.
Безразличный тон Пирса лишь усилил опасения Пибоди.
- Но... но вы сказали, что они вам доверяют?
- Верно! Они доверяют, но только _м_н_е.
- А-а-а! - что это означало было непонятно, но Пибоди не собирался
этого уточнять. Несколько раз он судорожно сглотнул и погрузился в
молчание.
Генри подал кофе в офицерском купе, а О'Брайен весьма эффектно разлил
бренди и ликеры. Зеленые плюшевые занавески в купе были плотно задернуты.
Посидев немного вместе со всеми, доктор Молине поставил свой стакан
на стол, поднялся, потянулся и прикрыл рукой нескромный зевок.
- Прошу извинить меня, но завтра трудный день, а в моем возрасте
человек должен как следует выспаться.
- Трудный день, доктор Молине? - переспросила Марика.
- Боюсь, что да. Почти вся наша аптечка была погружена в Огдене лишь
вчера. Придется все тщательно проверить до прибытия в форт Гумбольдт.
Марика посмотрела на него с лукавым любопытством.
- Зачем же так спешить, доктор Малине? Разве вы не успеете сделать
это уже на месте? - поскольку он медлил с ответом, она улыбнулась и
добавила: - Или та эпидемия в форте Гумбольдт, о которой вы нам говорили -
инфлюенца или гастро-инфлюенца, приняла уже катастрофический характер?
Молине не ответил на улыбку девушки.
- Эпидемия в форте Гумбольдт... - он внезапно умолк, внимательно
посмотрел на Марику, а потом повернулся к полковнику Клэрмонту. - Полагаю,
что скрывать дальше истину не только бессмысленно, но и оскорбительно для
людей взрослых и умных. Я допускаю, что секретность была необходима, чтобы
не вызвать ненужного страха, но сейчас все те, кто находится в этом
поезде, отрезаны от остального мира и останутся в таком положении, пока мы
не прибудем в форт, где истина все равно обнаружится...
Клэрмонт устало поднял руку, чтобы остановить этот поток многословия.
- Понимаю вас, доктор, понимаю! Пожалуй, тайну можно раскрыть. Доктор
Молине, который вот здесь перед вами, вовсе не военный врач и никогда им
не был. И если уж на то пошло, он не какой-нибудь заурядный практикующий
врач, а ведущий специалист по тропическим заболеваниям. Солдаты в этом
поезде - вовсе не новая смена. Просто они должны заменить тех людей,
которые погибли в форте Гумбольдт.
Недоумение на лице девушки постепенно сменилось страхом. Голос ее
упал почти до шепота:
- Тех людей, которые погибли в форте Гумбольдт?
- Как бы я хотел, мисс Фэрчайлд, чтобы нам не нужно было отвечать на
ваши вопросы: почему поезд идет так быстро? Почему доктор Молине так
спешит? - полковник немного помолчал и продолжил: - Весь форт Гумбольдт
охвачен эпидемией смертоносной холеры.
Из присутствующих лишь двое остро отреагировали на эти слова -
губернатор, Молине и О'Брайен уже были в курсе дела, Пирс лишь слегка
приподнял левую бровь, а Дикин просто впал в задумчивость. Вероятно, он
еще меньше, чем Пирс, привык выказывать свои чувства. Сторонний
наблюдатель был бы разочарован равнодушием этих пяти человек, но зато
эмоции отца Пибоди и Марики вознаградили бы его с лихвой. И тот, и другая
были неподдельно испуганы. Первой заговорила Марика:
- Холера! О, мой отец! Мой отец!
- Понимаю, дитя мое, понимаю! - губернатор поднялся с места, подсел к
ней и обнял ее за плечи. - Я бы избавил вас от всего этого, Марика, но
подумал, что если бы... ну, если бы ваш отец заболел, вы бы захотели...
Реакция преподобного Пибоди была неожиданной по быстроте и пафосу. Он
вырвался из глубины кресла и закричал с изумлением и яростью.
- Да как вы смеете! Губернатор Фэрчайлд, как вы смеете подвергать это
бедное дитя такому риску? Такой ужасной болезни! Я не нахожу слов и
настаиваю на немедленном возвращении в Риз-Сити и... и если...
- Возвратиться в Риз-Сити? Сейчас? - О'Брайен спросил это почти
безразличным тоном. - Повернуть состав на одноколейной дороге, пастор -
это весьма мудреное дело.
- О, боже мой, пастор! За кого вы нас принимаете? За убийц? Или за
потенциальных самоубийц. Или просто за дураков? Ведь поезд везет продукты
и медикаменты, которых хватит на месяц. И в этом поезде все мы и
останемся, пока доктор Молине не объявит, что с эпидемией все покончено...
- возмутился губернатор.
- Но это невозможно, невозможно! - Марика схватила за руку доктора и
выпалила почти в отчаянии: - Я знаю, вы - врач, но ведь и у врачей столько
же шансов, и даже больше, заразиться холерой, как и у любого другого!
Молине нежно похлопал ее по руке,
- Только не у меня. Я уже перенес холеру и выжил. У меня к ней
иммунитет. Спокойной ночи!
С пола послышался голос Дикина:
- А где вы ее подцепили, доктор?
Все удивленно уставились на него. Предполагалось, что преступникам,
как и детям, разрешалось присутствовать, но не разговаривать. Пирс хотел
было встать, но Молине жестом попросил его не беспокоиться.
- В Индии, - ответил он на вопрос Дикина. - Там, где я изучал эту
болезнь. - Он невесело ухмыльнулся. - Соприкасался с ней вплотную. А
почему вы спросили?
- Так... Обыкновенное любопытство. И когда это было?
- Восемь-десять лет назад... И все же почему это вас так интересует?
- Вы же слышали, что сообщил обо мне шериф. Я кое-что смыслю в
медицине. Вот меня это и заинтересовало.
- Неприятное известие, - задумчиво произнес Пирс. - И сколько там уже
умерло? Я имею в виду гарнизон форта Гумбольдт.
Клэрмонт вопросительно посмотрел на О'Брайена, который, как всегда,
ответил четко и авторитетно:
- По последним данным, а это было шесть часов назад, из гарнизона в
семьдесят шесть человек умерло пятнадцать. Мы не имеем данных о тех, кто
уже заболел, но еще жив, но Молине, у которого огромный опыт в этих делах,
считает, что число заболевших должно достигать двух третей или трех
четвертей от всех оставшихся.
- Выходит, защищать форт могут приблизительно пятнадцать человек? -
осведомился Пирс.
- Что-то в этом духе.
- Какой удобный случай для Белой Руки! Если бы он об этом знал!
- Белой Руки? Вашего кровожадного вождя пайутов?
Пирс утвердительно кивнул, а О'Брайен отрицательно покачал головой.
- Мы подумали о такой возможности, но решили, что это маловероятно.
Все мы знаем о фантастической ненависти Белой Руки к белому человеку
вообще и к американской кавалерии в частности, но он далеко не дурак,
иначе армия уже давно бы разделалась с ним. Если Белая Рука узнает, что
форт Гумбольдт находится в таком отчаянном положении, он узнает и то,
п_о_ч_е_м_у_ он оказался в таком положении, и будет обходить его за тысячу
миль, - на лице О'Брайена появилась холодная улыбка. - Извините, я не
пытался быть остроумным.
- Мой отец!? - выкрикнула Марика сорвавшимся голосом.
- О нем пока ничего не известно.
- Вы хотите сказать...
- Простите, - О'Брайен слегка коснулся ее руки. - Я только хотел
сказать, что знаю не больше вас.
- Значит пятнадцать детей господних уже обрели вечный покой? - голос
Пибоди прозвучал словно из гробницы. - Хотелось бы мне знать, сколько еще
несчастных уйдет от нас до рассвета.
- На рассвете мы это узнаем, - сухо проронил Клэрмонт.
- Узнаем? - правая бровь Пибоди слегка приподнялась. - Каким образом?
- Самым обычным. У нас есть с собой портативный телеграфный аппарат.
Мы подключимся к телеграфным проводам, которые тянутся вдоль железной
дороги и связывают форт с Риз-Сити и даже с Огденом, - он взглянул на
девушку. - Вы нас покидаете, мисс Фэрчайлд?
- Я... я просто устала. Не по вашей вине, полковник, но вы недобрый
вестник, - она направилась было к двери, какое-то время смотрела на
Дикина, а затем резко повернулась к Пирсу.
- И этому бедняжке так и не дадут ни есть, ни пить?
- Бедняжке? - в тоне Пирса прозвучало неприкрытое презрение, которое
относилось к Дикину. - Вы бы повторили эти слова, мэм, родственникам тех
несчастных, которые погибли во время пожара в Лейк-Кроссинге! На костях
этого злодея еще много мяса. С голоду он не сдохнет!
- Но, надеюсь, вы не оставите его связанным на ночь?
- Именно это я и собираюсь сделать! - решительно заявил Пирс. - А
утром развяжу.
- Утром?
- Так точно. И поверьте не от нежных чувств к нему. К тому времени мы
уже достаточно углубимся во враждебную нам территорию и он не отважится
бежать. Белый человек, один, без оружия и коня не проживет среди пайутов и
двух часов. Даже двухлетний ребенок найдет его по следам на снегу, не
говоря уже о том, что ему грозит смерть от холода и голода...
- Выходит, он будет лежать так и мучиться всю ночь?
Пирс терпеливо пояснил:
- Он убийца, поджигатель, вор, мошенник и трус. Вы избрали для
сочувствия слишком неудачный объект.
- Но закон Соединенных Штатов гласит ясно: человек невиновен, пока
его вина не доказана. А мистер Пирс уже осудил этого человека, вынес ему
приговор и повесит на первом удобном дереве. Покажите мне хотя бы одну
статью закона, которая разрешала бы обращаться с человеком, как с дикой
собакой!
Марика резко повернулась, взмахнув подолом длинного платья, и в гневе
удалилась.
О'Брайен произнес с притворной тревогой на лице:
- Я полагал, что вы знаете законы, Натан!
Пирс злобно взглянул на него, потом усмехнулся и потянулся к стакану
с виски.
Темные тучи на западе приняли угрожающий иссиня-черный оттенок.
Поезд, который скорее полз, чем ехал по крутому склону, все ближе
продвигался к зоне жестокого холода и ледяной тьмы горного района.
По сравнению с наружной температурой, в купе было тепло и светло,
однако Дикин, оставшийся теперь один в офицерском купе, вряд ли был в
настроении наслаждаться этим сравнением. Положение его не изменилось, если
не считать того, что теперь он окончательно сник и лежал, завалившись
набок. Гримаса боли исказила его лицо, когда он предпринял еще одну
отчаянную, но тщетную, попытку ослабить верев