имала боль в легких, она принималась говорить вслух. Скоро, даже не заметив этого, она говорила уже без умолку. Говорила не о себе, а только о других. Она же не эгоистка, просто так получалось. Мужчины и женщины - все, кого она знала, - в ее монологе становились меньше и хуже. Никому не пришло в голову обращаться с ней повнимательнее, и это понятно - среди них не найти ни одного чистого, понимающего человека, не говоря уж про человека нежного и заботливого. Чем больше она говорила, тем темнее становилось утро, а улицы с каждой минутой становились все грязнее, поражая своим убожеством.
     Посреди длинной тирады о всеобщей испорченности Эвелин пришлось резко замолчать. Дверь открылась, на пороге стоял Он и снисходительно смотрел сверху вниз, пока она торопливо поднималась на ноги.
     У Клерка были причины не обострять назревавший в доме конфликт. Он велел леди Уоллингфорд не выпускать Бетти, а сам отправился в Холборн. Теперь он мог наконец заполучить агента, и еще какого, для работы в местах духовных. Эта тень расскажет ему и о Бетти, и о том, что помешало великому действу. Он знал, что она никуда не денется и будет ждать, околдованная властью перевернутого Имени, открывшегося ей через этот странный запах.
     Так и было. Она сидела и медленно задыхалась в нем.
     Клерк шевельнул пальцем, и она встала. Он по-прежнему пребывал в своем мире, она - в своем, но они уже могли видеть друг друга. Потом он двинулся вперед, и так быстро, что обычные люди сразу перестали видеть его, а уж Эвелин у него за спиной была и вовсе незримой; так же были незримы для нее улицы настоящего Лондона.
     В Холборне он, не оборачиваясь, вошел в дом; прошел длинным коридором в свой тайный зал, подошел к креслу и сел. Эвелин не очень хотелось входить в зал, и она осталась за дверью. Легкие снова разболелись, но теперь она не осмеливалась заговорить без его разрешения.
     Правда, она надеялась на доброту повелителя, не может он быть таким жестоким, как Лестер. В сумрачном зале сильно пахло рыбой. Наверное, запах исходил из глубины вод. Эвелин чувствовала, как их толща давит ей на грудь, огромные водные пространства мраком окружали ее со всех сторон. Немного погодя ей стало легче, в голове прояснилось, вот только давление все возрастало.
     Эвелин плыла, а где-то позади сидел он, хозяин всех морских чудовищ, и прозревал сквозь хляби, в которых ей надлежало плавать и ждать.
     Когда боль стала всерьез тревожить ее, он наконец повернул голову. Глаза приказывали - она подбежала к его трону и пристроилась у ног повелителя так же, как сидела до того на ступеньках крыльца. Приходилось либо парить, либо сидеть съежившись, стоять оказалось намного труднее. Это совсем не удивило ее. Просто раньше она могла делать что-то, а теперь не могла. Клерк, казалось, не обратил на нее внимания, его глаза снова устремились вдаль.
     - Что ты знаешь о том доме? - неожиданно спросил он.
     Она тут же принялась болтать. Впрочем, после двух предложений выяснилось, что она открывает и закрывает рот, но голоса при этом не слышно. Боль не на шутку терзала ее. Приходилось говорить и говорить, но, видимо, сказать она могла только то, что он хотел знать. На глаза снова навернулись слезы и побежали по лицу. Однако это не помогло. Тогда она взяла себя в руки, заговорила как надо и немедленно почувствовала облегчение.
     - Там была Бетти, - сказала она. - К ней Лестер отправилась.
     Вот оно что! Имя помехи, имя той девчонки у постели - Лестер. Клерк посуровел. Он-то полагал, что во всех мирах Бетти избавлена от любых подруг. Конечно, всегда существовала возможность, что странная жизнь в духовных глубинах примет какие-нибудь уродливые формы, но уж от человеческих привязанностей он оградил свою дочь достаточно надежно. И вот пожалуйста - всплывает какое-то вполне человеческое имя. Надо разобраться. Он спросил:
     - Кто это - Лестер?
     - Она училась в одной школе со мной и с Бетти, - заговорила Эвелин. - И что бы она теперь из себя ни строила, тогда от нее Бетти никакой пользы не было.
     Она никогда не любила ее. Ее убили - тогда же, когда и меня, - последние слова дались с трудом, ее встряхнула судорога.
     - Она была твоей подругой?
     - Да, была, ну и что? Злобная, высокомерная гордячка! Мы просто ходили вместе. Лучше бы ей и дальше оставаться со мной. А тут она взяла и бросила меня.
     Клерк поразмыслил. Он знал о яростной жажде плоти, которая охватывает порой недавно умерших, даже величайших из них. Он знал о том, что некогда другой чародей из его народа, сын Иосифа, властью, данной ему, вернул душу в собственное тело и поддерживал его в течение сорока дней, пока наконец на склоне горы оно не превратилось в яркое облако. Если уж не устоял сам Иисус бен Иосиф, то что говорить о какой-то ничтожной Лестер. Особенно если ее приманит подружка. Он протянул руку над головой Эвелин, и она ощутила ее вес, хоть ладонь даже не коснулась ее.
     - Чего бы тебе больше всего хотелось сейчас? - спросил он.
     - Вернуться обратно, - жалобно проскулила Эвелин, - или чтобы было с кем поговорить. Никто меня не слушает.
     Лицо Клерка скривила улыбка. Он презирал это жалкое существо и всех, ей подобных. Как же их много - миллионы! Они так и рвутся растратить силы в болтовне о друзьях, в болтовне об искусстве, в болтовне о религии, в болтовне о любви; растворить в пустой болтовне все строгие теории, все доказательства. Нетрудно заставить их гипнотически покачиваться под звуки его неторопливых, обдуманных речей. Они парят, они плавают в пустых словесах, и легко никнут к земле от словес пожестче. Они бегут от действительности. Да, он тоже говорит, но разница в том, что они не знают, что говорят, а он - знает. Поэтому они его слуги и останутся ими до той поры, пока не распадутся и не исчезнут как дым. То же самое ждет и эту. Ну и пусть ее, только она послужит ему инструментом и приманит ту, другую, от постели дочери. Ему не приходило в голову, что и сам он может оказаться только чьим-то орудием и точно так же исчезнуть, когда станет не нужен.
     Сара Уоллингфорд, Бетти, Эвелин... Конечно, Эвелин - инструмент поплоше, чем Бетти. Беспомощной, покорной Бетти легче управлять, она больше похожа на точную машину, чем этот жалкий призрак, застрявший меж двух миров.
     На самом деле даже для Эвелин существовала возможность спасения - стоило лишь захотеть принять ее. И цена не велика - надо только согласиться замолчать, и молчать, чего бы это ни стоило. Близилось время, когда исчезнет и эта возможность, но оно еще не настало. Теперь же она украдкой посматривала из-под его руки, простершейся над ней, как тень на воде; а он по-прежнему смотрел в сторону.
     Молчание все длилось и длилось, пока Клерк наконец не нарушил его.
     - Это нетрудно. Я мог бы дать тебе тело. А что до разговоров, с кем бы тебе больше всего хотелось говорить?
     Она поняла сразу. До сих пор в этом мире она бормотала едва слышно, а тут воскликнула в полный голос:
     - Бетти!
     И он ее понял. Желание обладать всего одной душой показалось ему убогим, - он-то считал, что количество принципиально важно, что оно меняет само качество желания, но такое желание он понимал. Потакая себе, даже благородный ум может дойти до такого слабоволия, что в конце концов от благородства и следа не останется. Божественный Мильтон прекрасно знал это, потому и заставил своего Мессию так торжественно отречься от подобного искушения. Рай не для того, кто не грешил, потому что случай не представился, а для того, кто волей своей противостоял собственной немощи.
     Он поглядел на нее сверху вниз.
     - Я могу отдать тебе Бетти, - сказал он.
     Она только подняла голову и посмотрела на него. Он продолжал:
     - Но сначала ты должна найти мне эту Лестер. Тогда получишь, что просишь.
     - Навсегда? - переспросила она. - Я получу ее навсегда?
     - Навсегда, - подтвердил он. Слово приобрело смутно видимые очертания, на миг возникло ощущение бесконечности, которую он назвал. Для них обоих зал изменился. Для Клерка - распахнулся наружу, для Эвелин - сомкнулся. Он видел, как открывается перед ним пространство временного мира; он видел, как один из его двойников распаляет толпу в уральском городишке, а другой сидит в своей комнате в Пекине и диктует страшнейшие заклятия ученым мужам Китая, а за ними зыблются восторженные тени и склоняются знамена Поднебесной Империи. Для нее же зал стал совсем маленькой комнаткой (и она продолжала уменьшаться), там сидели они с Бетти. Она говорила, а Бетти трепетала.
     Далекая и близкая бесконечности жили вместе, потому что он произнес одно из названий Города, и тут же Город оказался здесь - такой, как им хотелось.
     Он опустил руку еще чуть-чуть. Будь перед ним смертная плоть, он коснулся бы ее, но бесконечность разделяла их, как разделяла она Бетти и Лестер. Он сказал:
     - Оторви от нее Лестер и приведи сюда. Тогда ты получишь Бетти. Иди и ищи их, найди и скажи мне. Найди и скажи, тогда ты сможешь говорить с Бетти. Найди и скажи мне. Иди и разыщи ее, найди и скажи мне...
     Она хотела немедленно броситься исполнять его распоряжение, она подчинилась. Но она еще слишком недолго пробыла в мертвых, чтобы изучить возможности духа и научиться пользоваться ими. Она не могла мгновенно перемещаться в пространстве или находиться в двух местах сразу. Но он-то хотел от нее именно этого, его сила давила на нее. Ей надлежало быть одновременно с Бетти и с ним, видеть и говорить. Эвелин по-прежнему думала о себе, как о теле. Правда, за последнее время тело как-то потускнело, а тут еще эта боль в груди... Она продолжала воспринимать духовное бытие в телесных ощущениях. Но теперь ее заставляли оказаться в двух местах одновременно, и от этого кружилась голова, да так сильно, что она уже открыла рот, чтобы закричать. В легкие ворвался ветер и привел ее в чувство. Боль была ужасной. Почти в агонии она повисла в воздухе над тем же местом, где сидела, и в той же позе. По-другому представить нематериальное существование духа не получалось. Ей показалось, что она слышит собственный крик, и вместе с тем она знала, что этого не было. Так просто ее мучения не прекратить. Медленно, бессильно опустилась она опять к подножию трона, но теперь фигура ее скрючилась еще сильнее, и только глаза неотрывно следили за хозяином. А Клерк и не смотрел на нее, не обращал внимания на ее боль, он просто ждал известий о помехе, нарушившей его планы.
     Именно в этот момент Лестер увидела ее. Она уже поняла, что опять разлучается с Ричардом. Миг, доставшийся им, был дольше и ярче предыдущих, и она уже спокойнее позволила ему уйти. С тех пор как они с Бетти помирились, Лестер начала понимать, что любовь - это единство обладания и не-обладания или даже вообще что-то другое, не она и не Ричард. Скорее она сродни пути познания, познания полного и совершенного. Она начинала жить по-другому. Она заметила, как смотрит Ричард на то место, где она только что была, и поняла, что ему тоже стало полегче. Мужчины вышли из комнаты вместе с леди Уоллингфорд. Комната опустела, не считая двух девушек - живой и мертвой. Теперь они свободно могли говорить друг с другом через разделявшую их преграду.
     - Дорогая моя, что случилось? - спросила Бетти.
     - Ничего, - отозвалась Лестер. - Ну или почти ничего. По-моему, он пытался затолкать тебя куда-то, а потом.., когда у него не получилось, он попытался затолкать туда меня.
     - Он тебя не поранил? - с беспокойством спросила Бетти.
     Лестер улыбнулась и бросила иронично:
     - Здесь-то?
     Бетти благодарно улыбнулась в ответ. Она смотрела на подругу, а милосердие между ними удваивалось, учетверялось, так что они уже с трудом могли выносить друг друга, настолько стеснительной и смиренной стала каждая из них, и вместе с тем обе постепенно превращались в величественных, великолепных женщин. Бетти сказала:
     - Я не хочу терять ни минуты, просто ни минуточки этого ужасного времени, если оно означает такое.
     Лестер покачала головой и сказала почти печально:
     - А разве ты не можешь почувствовать то же самое с кем-нибудь еще? Мне хочется, чтобы ты стала счастливой, - она помолчала и добавила:
     - Я не понимаю, что тебе мешает. Ох, ну почему я такая бестолковая? И ведь это не только с тобой.
     - Может, когда мы окажемся там, то поймем, - тихонько сказала Бетти. Но Лестер, кажется, не слушала, она пыталась свыкнуться с новым для себя образом мыслей. Это оказалось не так просто. Лицо ее посуровело, в чертах проступила некоторая торжественность, когда она продолжила:
     - Неужели мы обречены ждать веками, хотя ждать совсем незачем. Ужасно, что так много времени уходит на пустое ожидание.
     - А я не жалею, - сказала Бетти. - Да, по-моему, мы и ждали не очень долго. Просто если бы прожить все еще раз, мы сразу поняли бы, какое это счастье.
     Лестер фыркнула:
     - Ха! Если бы проживать все снова...
     Бетти улыбнулась и сказала:
     - Лестер, ты выглядишь совсем как раньше... - Лестер слегка покраснела и улыбнулась в ответ, а Бетти быстро продолжала:
     - Я ведь вот что имела в виду. Если мы проживаем сейчас другие свои времена.., ох, нет, я не знаю. Никогда у меня не хватало ума на подобные вещи. Но то озеро, или чем оно было на самом деле.., и потом Джонатан., а теперь ты... Как будто вы уже были там, даже когда вас не было, а теперь, может быть, мы сможем узнать, какие вы, даже если вас нет. Да ладно, - добавила она, тряхнув светло-золотистыми кудрями так, что по всей комнате словно солнечные зайчики разлетелись, - это не так уж и важно. Знаешь, мне вдруг захотелось повидать мою няню. Вот было бы здорово!
     Только как?
     - Должна сказать тебе, - заметила Лестер, - что ты можешь сделать почти все, что захочешь, - при этих словах она подумала о Городе, через который недавно шла.
     Может, и другие дома в нем, раньше казавшиеся такими пустыми, так же полны радости, как и этот? Да, а если ее подстерегает там такая же вторая смерть, как здесь? Интересно, если вернуться туда, какими они ей покажутся? Если выйти на улицу... Ох!
     Бетти уже одевалась и чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда Лестер закричала:
     - Бетти, я забыла про Эвелин!
     Бетти застыла и только смотрела на Лестер, растерянно моргая. Потом, намного сдержаннее, чем раньше, она проговорила:
     - Ах, Эвелин!
     Лестер снова улыбнулась.
     - Да, конечно, - сказала она, - для тебя так лучше.
     Но не для меня. Я ведь использовала Эвелин.
     Бетти скорчила рожицу - ее лицо отразилось в зеркале на туалетном столике, - и сказала:
     - А ты не подумала, как она пыталась использовать меня?
     - Подумала, - отозвалась Лестер, - но это же совсем не одно и то же, ты должна понять. Бетти, ты же и так все понимаешь! Ты просто дразнишься.
     - Так приятно немножко тебя подразнить, - пробормотала Бетти. - Ты же не обидишься. Тебя вон сколько! Не то что меня. Вот я и решила поискушать тебя немножко.
     Ни одна из них не восприняла слово всерьез, да и зачем? Обе они, конечно, понимали, что никакие искушения сейчас не властны над ними. Но вот Бетти повернулась и сказала уже серьезно:
     - Ой, и правда забыли про Эвелин. Что будем делать?
     - Я пойду поищу ее, - ответила Лестер, - если она все еще бродит по улицам, то, должно быть, ужасно несчастна... Мне надо идти. - У нее возникла смутная мысль захватить для Эвелин чашку чая, или шерри, или стакан воды - хоть что-нибудь из этой плотной, текучей радости. Наверное, надо дать ей поговорить немножко, может, даже послушать... Эвелин отдохнет. А может... Но сначала нужно все-таки найти ее. Вот она нашла Бетти и обрела радость, о которой и не мечтала. Может, когда она найдет Эвелин, случится то же самое? Было какое-то слово - она просто забыла, - именно то, о чем она думает. Ричард, наверное, знает - она могла бы спросить...
     Когда? Да хоть через миллион лет. Вознаграждение? Восстановление? Искупление? Похоже, конечно, но все не то. Оно касается и Бетти, и Эвелин, и ее самой, и всех остальных вообще. Ладно, подумать можно и потом. Сейчас надо найти Эвелин.
     Бетти кончила одеваться.
     - Ну, я готова, - сказала она. - Мне пойти с тобой?
     - Конечно, нет, - сказала Лестер. - Спускайся-ка вниз к своему Джонатану. А если вдруг увидишь Ричарда, передай, что я люблю его.
     Тривиальная фраза, слетев с ее губ, обрела неожиданный вес. В этом воздухе слова получили новое звучание, перестали быть простым приветом, и стали конкретным действием - щедрым даром любви одного человека другому, благословенным предвкушением новой, третьей встречи.
     - Хорошо бы вместе, - мечтательно протянула Бетти. - Ты что, правда, не хочешь, чтобы я пошла с тобой? Ты не думай, я не буду больше расстраиваться из-за Эвелин, даже если она снова захочет поговорить со мной.
     - Нет, - сказала Лестер, - я об этом и не думала. А вот для Эвелин это будет удар. Лучше уж ты иди куда собиралась. И не забывай обо мне, если получится.
     Бетти широко раскрыла глаза и произнесла тем же тоном, что недавно и Лестер:
     - Здесь-то?
     - Да нет, я знаю, - сказала Лестер. - Просто не привыкла еще. И... Ох!
     Она не смогла сдержать крик. Бетти выключила свет и отдернула занавески. Лестер стояла лицом к окну, а там, непонятно, на улице или уже здесь, в комнате, стояла и смотрела на нее Эвелин - но как же она изменилась! Лестер едва узнала ее, не глазами, скорее каким-то внутренним чувством. В глазах, в упор смотревших на нее, стоял тот самый смертный свет, который недавно окутывал ноги Лестер. Эту душу искорежили, заставили подчиниться, ведь сил для сопротивления не было. Равно как не было и выбора - кому подчиняться..
     Лестер немедленно оказалась возле Эвелин: скорость ее перемещения зависела теперь главным образом от ее воли. Для Бетти она просто исчезла. Оказавшись снаружи, она схватила Эвелин за руки. Это живым и мертвым не дано коснуться друг друга, а мертвые прекрасно чувствуют мертвых. Она воскликнула:
     - Эвелин, дорогая!
     Губы Эвелин шевельнулись, но Лестер не услышала ни слова. Так и должно было быть, ведь Эвелин говорила не с ней, а с Клерком.
     - Я вижу Лестер, - говорила Эвелин, - она ухватилась за меня. А Бетти не вижу.
     - Поговори с ней, - приказал Клерк. - Спроси ее, что она делает. Попроси ее пойти с тобой.
     - Эвелин! - звала между тем Лестер. - Эвелин! Что с тобой? Пойдем со мной, - она не задумывалась над тем, что говорила, не представляла, что собирается делать, но чувствовала великую важность происходящего и доверяла великой силе Города. Только эта сила и может спасти Эвелин так же, как спасла ее.
     Эвелин ответила, как было ведено:
     - Лестер, что ты делаешь? - но эти слова, вместо того чтобы обрести особый смысл, утратили последний; фраза прозвучала глупее не придумаешь.
     - Я? - удивленно переспросила Лестер и замолчала.
     Наверно, она не смогла бы объяснить, даже если бы знала. - Я улаживала кое-какие дела с Бетти, - наконец проговорила она. - Но я уже собиралась пойти за тобой, правда собиралась. Хочешь поговорить с Бетти? - своим обострившимся зрением она увидела, что Бетти больше нет в комнате, и добавила:
     - Она скоро вернется.
     Взгляд Эвелин бесцельно блуждал по сторонам. Она выдохнула едва слышно:
     - Я не хочу ждать. Пойдем со мной.
     Лестер заколебалась. Она была готова сделать все, что захочет эта несчастная, но она и на земле никогда не доверяла Эвелин, не склонна была доверять ей и здесь, особенно с тех пор, как увидела лицо подруги у подножия холма и услышала голос Эвелин у входа в дом. Интересно, в какие глухие закоулки Города может завести их извращенная тяга Эвелин. Лестер знала, что на этих улицах можно встретить тени, подобные божествам, но излучающие тот самый мертвенный свет, который едва не затопил ее недавно, а теперь горел в глазах Эвелин.
     Она не боялась, но ей не хотелось без крайней необходимости лезть в грязь. Природная гордость больше не мучила ее, но взамен пришла некоторая небесная брезгливость. Даже в раю одно добро было для нее предпоч