ла она.
     - Спасибо, я тоже на это надеюсь, - кивнул Уотсон и чокнулся с женой.
     Поставив бокал, он взял себе еще салата. Уотсон ел с завидным аппетитом. Но вдруг он поморщился, поспешно схватил бокал с вином и сделал большой глоток.
     - Что-то не так? - спросила Морин.
     - Мне кажется, я что-то проглотил вместе с салатом. Ты хорошо его промыла?
     В ответ она только подняла брови, давая понять, насколько этот вопрос неуместен. Уотсон продолжал жевать, все еще чувствуя во рту странный неприятный вкус, но еще один бокал вина исправил положение.
     - Куда ты пригласишь их завтра пообедать? - спросила Морин.
     - В "Сити-отель", - ответил Уотсон.
     - Это тебе влетит в копеечку.
     - За все заплатит фирма. Для нас очень важно подписать этот контракт, он принесет нам миллион долларов, - ответил он, выпив еще глоток вина.
     - Ты очень волнуешься, как все пройдет? - спросила она.
     Он кивнул. Этот контракт не только обеспечит фирму работой на последующие три года, но от него сам Уотсон получит большие комиссионные и - почти безусловно - очередное повышение. Может быть, тогда они и смогут купить собственный дом. Завтра он будет принимать в ресторане двоих. Один из них американец, и надо, чтобы все прошло хорошо. Продажа компьютеров была профессией Уотсона, и завтра за ленчем ему потребуется весь его опыт убеждения. Впервые за время своей работы он так нервничал. Надо продать им четыре компьютера "Марк-1", на это потребуются все его способности.
     Он допил свой бокал и налил еще вина себе и Морин.
     Они не спеша доедали свой ленч, но Уотсон отодвинул в сторону оставшийся салат. Странный вкус опять появился во рту, казалось, что он приклеился к языку. Он выпил еще вина, но и это не помогло. Даже если бы он узнал, что проглотил половину черного слизня, с этим ничего уже нельзя было поделать.
     Похлопав себя по животу, он улыбнулся Морин:
     - Вкусно.
     Она улыбнулась в ответ, встала и подошла к нему, погладила по волосам, потом села к нему на колени. Он взял ее грудь в ладонь, потирая пальцем набухший сосок. Другой рукой он стал расстегивать пуговки ее блузки. Наклонившись, он стал целовать каждый сосок по очереди.
     - Надо помыть посуду, - сказала Морин.
     - К черту посуду.
     Оба засмеялись и отправились на второй этаж.
     В полутьме своего кабинета Уотсон посмотрел на часы. Было ровно десять. По телевизору начали передавать вечерние новости. Окна в кабинете были закрыты шторами, и он уже больше двух часов работал за своим письменным столом, сверяя копии проекта. Он должен быть уверен, что сможет ответить на любой вопрос, который поставят перед ним завтра оба покупателя. Он должен знать каждую деталь работы компьютеров, чтобы завтра расхвалить их возможности до невероятных пределов.
     Но он поймал себя на том, что думает совершенно не о лежащих у него на столе копиях. Живот у него вздулся, и он уже распустил ремень, однако газы в желудке продолжали его беспокоить. Это началось около шести часов, и он с тех пор уже несколько раз принял большие дозы магнезии. Что за чертовщина? Несколько раз поменяв положение в кресле, он продолжал потирать рукой увеличившийся живот.
     Он ничего больше не ел со времени ленча, но, как ни странно, голода не испытывал. Раздражала невозможность объяснить себе причины боли в животе. Если бы он был женщиной, то сказал бы, что забеременел. Он улыбнулся этой шутке, но тотчас скривился от нового приступа боли, более острого.
     - Господи, - только и смог произнести он.
     - Что случилось, Дэйв? - спросила Морин, повернув голову от телевизора.
     - Болит чертов живот, - выпрямившись в кресле, пожаловался он.
     - Неужели боль еще не прошла? - удивилась Морин.
     - Да нет.
     Она встала и подошла к нему:
     - Может быть, вызовем врача?
     В ответ Уотсон обнял ее и посадил на колени, стараясь не обращать внимания на сильный приступ боли, сразу пронзивший его при этом движении. Было такое чувство, что кто-то вытаскивает его кишки через пупок.
     - Мне не нужен доктор, - ответил он, с трудом переводя дыхание. - Наверно, просто разыгрались нервы от предстоящей завтра встречи.
     Морин улыбнулась, совсем не успокоенная его домашним диагнозом.
     - Если ты так считаешь...
     - Да, я так считаю. Пойду пораньше спать, может быть, это поможет, - сказал он, целуя ее.
     Она дотронулась до его щеки. Щека была горячей, и пот выступил на лбу.
     - Ладно, ты прав. Ложись пораньше, - согласилась она.
     Через пятнадцать минут они были уже наверху в спальне.
     Уотсон лежал на спине, отбросив простыни, и внимательно рассматривал свое голое тело, все его контуры и изгибы. В этом положении живот меньше болел. Больше того, когда он встал и стал рассматривать себя в зеркале, ему показалось, что вздутие исчезло. Однако боль стала сильнее. Он опять лег на спину и стал смотреть на колыхавшиеся от легкого ветра занавески. Обе лампы на прикроватных тумбочках были включены, но по углам спальни оставалась темнота.
     Подложив руки под голову, он лежал не шевелясь. Похоже, боль стала подниматься выше, захватывая нижнюю часть груди. Он выругался про себя: может быть, это действительно нервы? А может быть, он что-то съел? Да, конечно, утром все будет в порядке...
     Он сел, от грудины до паха его пронзила мучительная боль, и он с такой силой вцепился в край кровати, что мускулы на руках вздулись как веревки. Через несколько непереносимых секунд боль стихла. Глубоко вздохнув, он снова лег. Послышались легкие шаги Морин, возвращавшейся из туалета. Она вошла в спальню и закрыла за собой дверь. Длинная черная прозрачная ночная рубашка развевалась на ней, как нейлоновый туман. Сквозь ткань Уотсон видел четкие контуры ее прекрасного тела. Несколько долгих секунд она постояла у кровати с его стороны, глядя на распростертое голое тело, потом легкой рукой погладила его по животу.
     - Ты лучше себя чувствуешь? - спросила она.
     Он кивнул и привстал, чтобы ее поцеловать, чувствуя, как ее мягкая рука скользит ниже к его пенису, гладит его и ласкает, пока он не достиг полной эрекции. Он потянулся и развязал бант у ее шеи, так что ночная рубашка легко соскользнула на пол, обнажив ее прекрасное тело. Согнутой ладонью он с нежностью обхватил ее грудь, потянулся, чтобы кончиком языка дотронуться до сжавшегося соска. Взяв его свободную руку, она помогла ей войти внутрь себя. Его пальцы гладили ее волосы, а потом вошли во влажную глубину.
     Ее движения стали убыстряться, и Уотсон почувствовал, как его окатила волна удовольствия. Он целовал Морин в губы, шептал ей слова любви, но ее страсть не знала границ, своей рукой она толкала его в себя, и он послушно вошел в нее, и оба застонали от удовольствия.
     И в этот момент Уотсон почти закричал от боли, разрывавшей его грудь и живот. Заскрежетав зубами, чтобы не кричать, он повернулся и упал на Морин, чувствуя, как боль вонзает в него свои острые ножи. Потом он повернулся на бок, и его пенис потерял свою силу.
     - Дэйв, - задыхаясь от экстаза, прошептала Морин, - что с тобой?
     - О Господи, - прижимая руки к животу, прошептал Уотсон.
     - Я немедленно звоню доктору, - слезая с постели, сказала Морин.
     - Нет, не надо. Сейчас все будет в порядке, - кивнул он ей, заметив, что боль стала его отпускать.
     Морин остановилась, все еще держа пальцы на ручке двери, и смотрела, как он встает и подходит к зеркалу. Живот уже так не выпирал, но боль оставалась. Он глубоко вздохнул несколько раз и с каждым вздохом боль стихала. Наконец он вернулся в постель. Морин легла рядом и стала указательным пальцем гладить его горячую щеку. Повернув к ней голову, он поцеловал ее палец и улыбнулся.
     - Думаешь, все будет в порядке? - спросила она.
     - Боль почти ушла, - улыбнулся он. - Утром я буду как новенький.
     Они выключили лампы у кровати, и Морин легла ближе к нему. Вскоре она уже спала. Уотсон лежал и опять наблюдал за слегка колеблющимися шторами. Боль стихала, и к половине второго он тоже погрузился в сон.
     Морин первая услышала звон будильника. Дотянувшись до него, она выключила звонок и тронула Уотсона за плечо.
     - Дэйв, - пробормотала она сонным голосом.
     Он не шевельнулся. Протерев сонные глаза, она опять его окликнула. Он лежал на боку, спиной к ней, и опять он ей не ответил. Приподнявшись на локте, Морин наклонилась над мужем. Когда он не откликнулся и в третий раз, она потрясла его за плечо. Никакого впечатления. Уотсон оставался неподвижным.
     Морин вылезла из постели, обошла кровать и встала на колени около мужа. Рукой потрогала его щеку - она была холодной, и внезапно Морин почувствовала страх.
     - Дэйв! - На этот раз она потрясла его за плечо изо всех сил.
     Он приоткрыл глаза, и она почувствовала облегчение. Веки у него опухли и были покрыты какой-то коркой. Медленно открыв глаза, - он посмотрел сквозь жену, как будто ее тут не было. Морин снова и снова называла его имя. Наконец он перевернулся на спину, его рот слегка приоткрылся, и он издал странный звук, словно у него все в горле пересохло.
     - Всемогущий Боже, - простонал Уотсон, закрыв глаза руками.
     - Мне показалось, что ты умер, - сказала Морин.
     - Похоже, что я и в самом деле умер, - просипел Уотсон, массируя переносицу большим и указательным пальцами.
     - А как твой живот?
     Он медленно сел, головная боль была просто непереносимой, казалось, кто-то бьет его сотнями красных молотков в висок. Он посмотрел на свой живот: никакой боли, никакой припухлости. В нескольких местах он нажал рукой.
     - Совсем не больно, - сказал он и попытался улыбнуться, но боль в голове ему не позволила этого сделать. - Совсем живот не болит. Зато чертова голова!
     - Сейчас я приготовлю завтрак, а ты прими несколько таблеток парацетамола, - сказала Морин, надевая домашний халат и выходя из спальни.
     Как можно медленнее он стал подниматься. Боль усилилась, когда он добрался до ванной. Поглядев на свое отражение в зеркале, он в страхе отпрянул: на него смотрел незнакомый человек, настоящее привидение, лицо белое как мел, щеки запали, под глазами черные круги.
     Наклонившись над раковиной, он поплескал холодной водой в лицо. Выпрямившись, тотчас схватился руками за виски - казалось, голова сейчас просто лопнет. Горячие красные молотки продолжали бить без передышки. Он начал бриться, стараясь действовать с максимальной осторожностью.
     Мысль о предстоящей работе и деловом ленче только усиливала боль.

Глава 16

     Когда Уотсон и приглашенные им на ленч бизнесмены вошли в ресторан, все столики уже были заняты.
     Он заранее заказал столик на час пятнадцать, и быстрый взгляд на часы показал, что им придется ждать не менее тридцати минут.
     - Может быть, выпьем перед ленчем? - спросил он, стараясь не обращать внимания на красные молотки в висках.
     - Я с удовольствием, - откликнулся Эдвард Каннинг, первый из его перспективных покупателей.
     Сильный американский акцент повис в воздухе, смешиваясь с запахом сигарет, напитков и приятным ароматом свежеприготовленной пищи. Каннингу было далеко за тридцать. Крепкий, невысокий и без единого грамма лишнего веса в тренированном теле. Он закурил свою любимую сигару и прошел вместе с Уотсоном и другим покупателем, Кеннетом Риггсом, в один из трех баров "Сити-отеля". Риггс был моложе его, но седые волосы делали его на вид вдвое старше. На лице масса морщин, а щеки отвисают как у собаки породы блодхоун. Когда он смеялся, а смеялся он постоянно, образовывалось несколько подбородков, которые свободно падали на его тугой воротник.
     Каннинг сначала развязал галстук из-за невыносимой жары, а когда они нашли столик у окна, закатал рукава рубашки. Риггс последовал его примеру, пока Уотсон у стойки заказывал выпивку, держа перед собой пятифунтовую банкноту. Народу было очень много, и Уотсон с раздражением посмотрел на толкнувшего его мужчину, и тот, увидя выражение лица Уотсона, стал сразу извиняться. Нервы Уотсона были не просто напряжены, от них остались ошметки. Он встретился со своими клиентами в девять часов утра, показал им фабрику, компьютеры в работе. К его удивлению, они не задавали много вопросов, только те, которые касались надежности, мощности, объема информации и, конечно, стоимости. Уотсон был им благодарен, потому что ему было непросто извлекать информацию из памяти - от этого боль сразу усиливалась. И он видел, что ему удалось установить хорошие отношения со своими клиентами, особенно с Каннингом. Похоже, оба были удовлетворены его ответами.
     Уотсон чувствовал, что контракт почти наверняка будет подписан. Но он будет совсем счастлив только тогда, когда увидит их имена на положенном месте в контракте.
     Глубоко вздохнув, он на секунду прикрыл веки. Шум в баре наплывал со всех сторон, и в то же время казалось, что это все происходит вдали, как будто он был один в закрытом купе вагона, а все галдели снаружи.
     Открыв глаза, он увидел, что бармен, маленький человек в красном пиджаке, обслуживает нескольких посетителей в дальнем конце стойки. Сколько же еще придется стоять, держа в руке свои пять фунтов, пока он обратит свое внимание в эту сторону? Уотсон провел рукой по лбу. Пройдет ли когда-нибудь эта головная боль? Две таблетки он принял за завтраком, и они не помогли, как не помогли еще четыре, которые он принял в течение дня. Он только надеялся, что удастся быстро подписать этот контракт, и он сможет вернуться домой и лечь в кровать.
     Наконец подошел бармен, и Уотсон сделал заказ. Облокотившись о прилавок, он ждал, когда будет выполнен его заказ. Забрав стаканы и сдачу, Уотсон, осторожно ступая, направился к своим гостям и почти упал на стул.
     - За ваше здоровье, - сказал он, протягивая свой стакан с водкой и наклеивая на лицо фальшивую улыбку.
     Двое мужчин повторили его слова, и на мгновение наступила тишина, пока они пили.
     - Вам нравится этот бар? - спросил Уотсон.
     Каннинг огляделся вокруг. Бар как бар. Стены цвета ржавчины, и на них старинное оружие. Рядом - бар побольше, с камином, доверху наполненным поленьями, и над камином - старинный капкан, в который мог бы попасться взрослый мужчина, этакая здоровенная мышеловка.
     - Что, здесь водятся мыши? - спросил американец, улыбаясь.
     Риггс громко рассмеялся, расплескав свою водку.
     - Их использовали, чтобы ловить браконьеров, - объяснил Уотсон.
     Эта мышеловка была единственным подлинным предметом старины во всем отеле. Все остальное можно было назвать пластиковыми предметами старины. Деревянные брусья под потолком тоже были имитацией. Как и массивные поленья в камине. А огонь под поленьями питался от газовой горелки. Оружие и картины были взяты в магазине по продаже антиквариата, чтобы придать интерьеру соответствующий стиль. Обеденный зал окаймляли знамена графов и лордов, возможно, никогда и не существовавших. Голова оленя с ветвистыми рогами украшала центральную стену.
     - Я как раз думал, - сказал американец с кривой улыбкой, - этот чертов олень, должно быть, бежал со скоростью девяносто миль в час, если он смог добежать до противоположной стены.
     Уотсон вежливо улыбнулся, а Риггс захихикал, еще раз разбрызгав свою водку.
     - Твой хозяин ждет, что мы сегодня подпишем контракт? - спросил Каннинг, отпивая из стакана.
     - Это был бы для него неплохой сюрприз, - ответил Уотсон.
     - И неплохой кусок для тебя, - засмеялся американец.
     Уотсон улыбнулся и кивнул, вызвав этим новый приступ боли. Сжав зубы, опустошил до дна свой стакан.
     - Если мы подпишем контракт, вы гарантируете нам бесплатные эксплуатационные расходы в течение пяти лет, не так ли? - сказал Риггс, изучая выражение лица Уотсона.
     - Да, - ответил тот.
     - Единственное, что мы еще не обговорили, - это цена.
     - О цене мы договорились заранее, мистер Риггс. Нет компьютера, равного "Марку-1". За эту цену вы не найдете ничего лучшего, мистер Риггс.
     Он замолчал, чувствуя, как оба внимательно его рассматривают.
     - Это будет настоящее вложение капитала, - продолжал Уотсон. - Вы можете купить где-то и дешевле, но нигде вы не найдете более надежного компьютера с такими неограниченными возможностями.
     - Сколько лет вы на этой работе? - внезапно спросил Каннинг.
     - Семь лет.
     Оба его собеседника обменялись загадочными улыбками.
     - Вы очень неплохо работаете, - сказал Риггс.
     Уотсон поблагодарил их, желая только одного, чтобы они поставили наконец свои имена на этом чертовом контракте вместо того, чтобы источать комплименты. Риггс задал еще несколько вопросов о компьютерах, на которые Уотсон ответил с присущей ему точностью. Седой согласно кивнул головой, но ничего не сказал. Наступило неловкое молчание, которое наконец нарушил голос из маленького громкоговорителя:
     - Мистер Уотсон, ваш столик на троих готов.
     Все трое поднялись и двинулись в обеденный зал. При этом Уотсон еле удержался на ногах от страшной боли. Ему пришлось опереться о стену. Голова была готова расколоться на две части, и ему внезапно представилась картина: его мозги, вываливающиеся из черепа. Несколько мгновений он стоял не двигаясь, с приклеенной улыбкой на искаженном болью лице.
     Каннинг увидел, как он пошатнулся, и поддержал его под локоть.
     - С вами все в порядке? - спросил американец.
     - Ужасная головная боль, - собрав силы, ответил Уотсон и нашел еще немного сил, чтобы улыбнуться. - Идите к столу, я пройду в туалет и сейчас вернусь.
     Каннинг секунду колебался, но Уотсон поднял руку, дав понять, что с ним все в порядке. Убедившись, что они вошли в зал, он направился в туалет.
     Холодный искусственный свет флюоресцентных ламп заставил его вздрогнуть, его шаги глухо звучали в пустом помещении.
     Он был здесь один и сразу направился к ближайшему умывальнику, чтобы принять таблетку парацетамола. Открутив кран, он набрал в пригоршню воды и проглотил таблетку. Горький вкус лекарства был отвратителен, и его чуть не вырвало, но он заставил себя запить горечь водой из крана. Боль не исчезла, а только переменилась. Горячие красные молотки закончили свою работу, и их теперь сменили сотни маленьких стамесок, и кто-то с большой точностью направлял их в его измученные мозги. Наклонившись над умывальником, он поплескал в лицо холодной водой. Потом медленно выпрямился и посмотрел в зеркало на свое измученное болью лицо.
     Внезапно из левой ноздри потекла капля крови. Она медленно двигалась к его верхней губе, потом упала в белую раковину, напоминая маленький красный взрыв на белом фарфоре. Уотсон смыл ее струей из крана. Потом тщательно вымыл руки, вытер их бумажным полотенцем и повернулся к зеркалу.
     Больше кровь не текла. Он промокнул ноздрю платком и убедился, что белое полотно осталось чистым. Глубоко вздохнув, он еще раз внимательно посмотрел на себя в зеркало и вышел.
     Каннинг и Риггс сидели за столиком в центре зала и о чем-то оживленно разговаривали. При его появлении они замолчали. Он улыбнулся и сел, бросив на колени салфетку.
     - Чувствуете себя лучше? - спросил американец.
     - Да, спасибо, - соврал Уотсон, беря в руки меню.
     Официантка уже стояла возле них, и у него было всего несколько секунд, чтобы просмотреть меню. Уотсон и Каннинг заказали стейк, а Риггс - спагетти по-болонски. К этому они добавили бутылку "бужоле".
     Кивнув головой, официантка исчезла.
     - Итак, мистер Уотсон, пока вы отсутствовали, мы с партнером приняли решение, - начал Каннинг, потирая подбородок.
     Уотсон проглотил стоявший в горле комок, стараясь забыть о сверлящей боли.
     - Мы принимаем ваши условия. - С этими словами американец протянул Уотсону через стол руку и улыбнулся своей белозубой улыбкой. Тот же жест повторил и Риггс.
     - После ленча мы подпишем контракт, - сказал Риггс.
     - Спасибо, - ответил Уотсон, трогая пальцем ноздрю. Потом он посмотрел на палец и вздохнул облегченно, не увидев на ней красной капли. Голова пылала, и его подташнивало. Поддерживало Уотсона только сознание того,