е есть сверхчувственное  желание  и
необузданная    мысль,    противоречащие   свидетельству   чувств,   которые
удостоверяют реальность смерти. Как могу я верить в истинность этой мысли, в
осуществимость  этого  желания,  если не существует  соответствующего  этому
желанию,   этой  мысли,   противоречащего   чувствам  и   сверхчувственного,
чрезвычайного существа? Как могу я связать эту веру с природой, с миром?
     В природе не существует другого бессмертия, кроме продолжения рода, при
котором  данное  существо  продолжается в существах  себе подобных, то  есть
место  умершего  индивидуума постоянно заступает  новый. У низших  животных,
как,   например,   у   бабочек,   с   актом   оплодотворения   связана  даже
непосредственно смерть. Бабочка  умирает,  как  только  она выпустила  в мир
других  бабочек  или, по крайней  мере яички - их  зародыши. Если бы не было
размножения,  не было  бы  и  смерти,  потому что  в  воспроизведении данное
существо  исчерпывает свою жизненную силу;  приумножением  самого себя, или,
выражаясь иначе, тем, что оно дает миру много  существ себе подобных, своего
вида,  оно  уничтожает  неповторяемость  и тем  самым  необходимость  своего
существования.  Правда, человек на много переживает потерю своей потребности
воспроизводства; но там, где способность воспроизводства человека исчерпана,
там  вместо  с  тем  начинается  и старость,  там  он  приближается,  хотя и
медленно, к концу. Как  могу  я, стало быть,  связывать  с  природой веру  в
бессмертие? Природа дает смерть, бессмертие же дает только  бог. Правда, раз
человек  верит  в бессмертие,  то он находит  также и в  природе  достаточно
примеров и доказательств этой своей веры, то есть он истолковывает природу в
своем духе,  благоприятно  для  своей  веры;  поэтому  то,  в чем  христиане
усматривали, как, например, в смене времен  года, в восходе и заходе солнца,
доказательства или образы своего бессмертия, своего воскресения - потому что
они в них верили и смотрели на все сквозь  очки этой веры, - в том язычники,
которые ни в какое бессмертие не верили, усматривали как раз  доказательства
или  образы  своей  тленности,  или  смертности.  Лед, - говорит,  например,
Гораций, - растапливают зефиры, весну прогоняет лето, которое исчезает, лишь
только  осень принесет  свой урожай,  и сейчас же вслед  за тем возвращается
опять  безжизненная  зима.  Однако  потери неба  возмещаются новыми  лунными
оборотами; только мы,  однажды спустившись туда, где находятся благочестивый
Эней, богатый Туллий и Анк,  становимся  прахом и тенью. Как могу  я, далее,
верить  тому, что  после  видимой, очевидной,  бесспорной  гибели  тела  еще
остается так называемая душа, то есть сущность человека, если я не верю, что
существует вообще душа, дух без тела, и что этот дух без тела есть наивысшая
сущность - та сущность, в сравнении  с  которой все  чувственные и  телесные
существа  ничтожны, бессильны? Вера в бессмертие предполагает поэтому веру в
божество, то есть человек  мыслит себе бога потому, что он не  может мыслить
себе бессмертия без бога. В представлении,  в доктрине,  в учении бессмертие
есть лишь  следствие веры в бога; но на практике или в действительности вера
в  бессмертие есть основа веры в бога. Человек не потому верит в бессмертие,
что верит в бога, но он верит в бога потому, что верит  в бессмертие, потому
что без веры  в бога  нельзя обосновать веру в  бессмертие. По  видимости на
первом месте стоит божество, на втором - бессмертие;
     но на самом деле на первом - бессмертие, на втором - божество. Божество
есть  первое  лишь  постольку,  поскольку  оно является средством,  условием
бессмертия или, иначе  выражаясь:  оно  есть  первое, потому  что  оно  есть
воплощенное   блаженство   и    бессмертие,   будущее   существо   человека,
представленное, олицетворенное  в виде  наличного существа,  так что  вера в
бессмертие и вера  в  божество не являются особыми символами  или предметами
веры, но вера в бога есть непосредственно вера  в бессмертие,  и,  наоборот,
вера в бессмертие есть вера в бога.
     Против  этого утверждения, гласящего, что бог и бессмертие  - одно и то
же,  что они неразличимы, можно привести  то  возражение, что в  бога  можно
верить, не веря в бессмертие, как это доказали не только многие индивидуумы,
но и целые народы. Однако бог, с которым не связано представление или вера в
бессмертие человека,  не  есть еще  настоящий, подлинный бог, он  есть  лишь
обожествленное существо  природы;  ибо  божественность  и вечность  существа
природы  еще не  включают  в  себя  и бессмертия человека: природа  не имеет
сердца, она  не  чувствительна к  человеческим  желаниям,  ей  нет  дела  до
человека.  Если  я  мыслю  себе, подобно  древним  персам  и другим народам,
солнце, луну и звезды как вечные существа, то что из этого для меня следует?
Солнце, луна и звезды существовали прежде,  чем их увидел человеческий глаз,
они  существуют не потому,  что я  их вижу,  но я  их  вижу потому, что  они
существуют; хотя они существуют только для существа, обладающего зрением, но
все  же  они на  мой глаз оказывают то влияние,  которое мы называем светом;
короче говоря, мое видение их предполагает их бытие;  они были прежде, чем я
их видел, и они будут, когда я их больше  не буду видеть, ибо я полагаю, что
они не  для  того  существуют,  чтобы я  мог их видеть.  Таким образом,  что
вытекает отсюда для бессмертия моего глаза или  моего существа вообще?  Бог,
из  бытия  которого  не  вытекает бессмертия,  есть, стало быть,  или  некий
предмет природы, или, хотя  и  человеческое, но аристократическое  существо,
как боги  политеистов, в  частности древних греков. У греков люди называются
смертными,  боги  -  бессмертными.  Бессмертие  здесь совпадает  с  понятием
божества; но оно есть привилегия божества;  оно не  переходит  на  человека,
потому что боги - аристократы, которые ничем из своих преимущественных  прав
не поступаются, потому что  они существа ревнивые, эгоистичные, завистливые.
Они,  правда, насквозь  человеческие существа, у  них все пороки  и  страсти
греков;  но они образуют  все же  особый класс  существ и  поэтому  не  дают
обычной человеческой  твари принять  участие  в  их блаженстве и бессмертии.
"Боги  сделали уделом  бедных  людей страх и  страдание; они  же сами  живут
счастливо и беззаботно",- говорится в "Илиаде". Впрочем, по крайней мере для
Гомера, отца или крестного отца греческих богов,  бессмертие богов так же не
слишком много значит, ибо, хотя  они в  действительности  и  не  умирают, но
могут все  же  умереть.  Или же бог, с которым  не связано  бессмертие, есть
национальный бог,  как  бог древних евреев. Евреи не верили в бессмертие, но
лишь в продолжение рода через размножение, они желали себе лишь долгой жизни
и  потомства, как вообще  древние, в  том числе восточные народы, у  которых
считалось  величайшим несчастьем -  и считается  до сих пор  - покинуть этот
мир, не  оставив  детей. Но  бог Иегова, по крайней мере древний, по  своему
существу   ничем  не  отличается   от   существа  древних   израильтян.  Что
израильтянин ненавидел,  то ненавидел  и  его  бог; что  израильтянин охотно
обонял,  то  и господу было  приятным запахом.  "Ной  при выходе  из ковчега
принес  жертву, и  господь обонял приятный запах".  Яства,  которые они сами
вкушали, были и яствами их бога. С национальным богом может связываться лишь
идея  бесконечного распространения и  длительности существования  нации.  "Я
хочу, - сказал Иегова родоначальнику евреев, Аврааму, - я хочу  благословить
твое семя и размножить, как звезды на небе и песок на морском берегу".
     Бог, который не внушает человеку  сознания его бессмертия, который  для
человека не является  порукой,  что  тот будет вечно жить, есть  лишь бог по
имени, но  не  на  деле. Таким  номинальным богом  является,  например,  бог
некоторых  так называемых спекулятивных  философов, отрицающих  бессмертие и
держащихся за бога; но они потому за него держатся, что они многого без него
не  могут мыслить  и  об®яснить,  потому что им  нужно  заполнить пробелы их
системы, их  ума; он поэтому - только  теоретическое, философское  существо.
Таким   богом    является,    далее,    бог   некоторых   рационалистических
естествоиспытателей, который есть не  что иное,  как олицетворенная природа,
или естественная необходимость, вселенная, с чем, разумеется, не согласуется
представление о бессмертии, ибо  в представлении  о вселенной человек теряет
себя из виду и видит, как он исчезает, - или же этот бог  не что другое, как
первая причина природы, или мира; но первая причина мира  еще далеко не есть
бог. Первой причиной мира я могу мыслить себе простую силу природы. Бог есть
по существу  предмет почитания,  любви, поклонения; но природную  силу  я не
могу любить,  религиозно почитать, ей поклоняться.  Бог не есть естественное
существо,  естественная сила; бог есть  сила абстракции,  сила воображения и
сердца.  Бог существует  только  в сердце,  бог, говорю  я  в  предпоследнем
параграфе своего трактата о "Сущности религии", который лежит  в основе этих
лекций,  бог   не   есть  вещь,  которую   ты  можешь  найти  телескопом  на
астрономическом   небе  или  лупой  в  ботаническом  саду,  минералогическим
молотком  в  рудниках  геологии или  анатомическим  ножом  во  внутренностях
животных и  людей:  ты  его  найдешь  только  в  вере,  только в способности
воображения, только в сердце  человека; потому  что он  сам не что иное, как
сущность фантазии, не  что иное, как сущность  человеческого сердца. Поэтому
по  своей сущности бог  есть  существо, исполняющее  желания  человека. Но к
желаниям человека,  по крайней мере  человека, который не ограничивает своих
желаний  естественной  необходимостью, принадлежит  прежде всего  желание не
умереть, жить вечно; и это желание есть последнее и высшее желание человека,
желание всех желаний,  потому что жизнь есть понятие,  включающее в себя все
блага;  бог,  который  поэтому  не  выполняет  этого  желания,   который  не
уничтожает смерти или не заменяет, по крайней мере, ее другой, новой жизнью,
-  не  есть  бог,  по  крайней мере, не есть  истинный  бог, соответствующий
понятию бога.  Как вера в  бессмертие лишена  основания без веры в божество,
так и  вера в  бога бессмысленна без веры в бессмертие. Бог есть по существу
своему  идеал,  прообраз человека;  но прообраз человека  существует  не для
себя,  а для человека;  его значение, его  смысл,  его цель лишь  те,  чтобы
человек  сделался тем, что представляет  собой его  прообраз;  прообраз есть
лишь  олицетворенная,  представленная  в  виде  отдельного существа  будущая
сущность человека. Бог есть  поэтому по  существу своему коммунистическое, а
не аристократическое существо;
     всем, что он собой представляет и что он имеет, он делится с человеком;
все его свойства становятся свойствами человека,  и притом с полным  правом:
они ведь произошли от человека, они ведь взяты от человека, а потому в конце
концов и  возвращаются опять к человеку.  "Бог блажен,-  говорит,  например,
Лютер, - но он не хочет быть блаженным в одиночестве".
     Религия  представляет бога в  виде самостоятельного, личного  существа:
она видит поэтому в  бессмертии и Других божественных  свойствах, к  которым
приобщается человек, как бы  дар божественной любви и доброты.  Но  истинная
причина,  почему человек при том вырождении  религии, при котором мы  сейчас
присутствуем, становится в  учении о последних вещах божественным существом,
- та, что бог, по крайней мере христианский, есть не что иное,  как существо
человека.  Но  если  существо   человека   есть  божественное  существо,  то
необходимым следствием является то, что и  индивидуумы, отдельные люди  суть
боги  или  становятся  ими. Идеалом или образцом и  в  то же  время  порукой
божественности и бессмертия не только отвлеченной сущности человека, которая
есть дух, разум, воля,  сознание и которая обожествляется в лице невидимого,
неосязаемого бога, так называемого бога-отца, но также и отдельного, то есть
действительного, человека, индивидуума, является в христианстве богочеловек,
Христос, в  котором поэтому явственно  дает себя знать  и обнаруживается то,
что  божественное  существо есть  существо,  не  отличающееся  от  человека.
Современный    рационалист   в   своей   половинчатости,    бестактности   и
поверхностности  отказался  от богочеловека, но сохранил бога,  отказался от
вывода, от необходимого следствия веры в бога, но основание ее  оставил; он,
как  я уже показал по другому поводу, сохранил учение, но отверг применение,
пример,   индивидуальный  частный   случай,  подтверждающий  данное  учение.
Рационалист  сохранил  дух:  бог  есть  дух,  говорит  подобно  правоверному
христианину рационалист, но, несмотря на  свой дух и свою разумную веру,  он
потерял голову;  у него дух  лишен головы, тогда как  правоверный христианин
совершенно разумным и естественным  образом придал божественному духу в лице
своего богочеловека голову, как необходимый орган и символ духа. Рационалист
признает божественную волю; но без необходимых условий и внешних средств для
этой воли, без двигательных нервов и мускулов, одним словом, без тех орудий,
при посредстве которых христианский бог чудесами богочеловека подтверждает и
доказывает,  что   он  имеет  действительную  волю;  рационалист  говорит  о
божественной  благости  и провидении,  но  он  устраняет человеческое сердце
богочеловека, сердце, без которого благость и провидение - лишь пустые слова
без истинного содержания;
     рационалист основывает бессмертие на идее бога - правда, не целиком  на
ней,  но  отчасти;  он  говорит  о божественных свойствах  как  ручательстве
бессмертия: "как верно то, что есть бог, так верно и то, что мы бессмертны";
тем не менее он отвергает свидетельство  неразрывности, единства  божества и
бессмертия, ибо отвергает единство божественного и человеческого  существа в
богочеловеке как идолопоклонническое суеверие. Заключение: "как  истинно то,
что  есть бог, так истинно то,  что мы бессмертны", оправдывается лишь в том
случае,  если   оно  имеет  своей  предпосылкой  положение  или  может  быть
положением, гласящим: "как истинно то, что бог  есть человек, так  истинно и
то, что  человек  есть бог,  а стало быть, истинно также  и то, что свойство
бога  не  подлежать  смерти  и  не  подвергаться уничтожению  есть  свойство
человека".
     Вывод  о  бессмертии  человека, следующий  из  понятия  бытия  божьего,
основывается  только  на единстве,  то  есть  на  отсутствии различия  между
божественным и человеческим существом.  Даже  религиозная  вера, хотя  она и
представляет бессмертие как следствие благости божией,  как дело милосердия,
свободной   воли   бога,  основывается  в  то  же  время   на  родственности
божественного и человеческого существа и духа. Но родственность предполагает
единство  и  одинаковость существа или  природы, или,  лучше,  она есть лишь
чувственное  выражение  для  единства  и  одинаковости. Поэтому  -  и этим я
ограничиваю  и  поправляю  ранее высказанное  положение  -  вера  человека в
бессмертие,  разумеется  не  в смысле христианского бессмертия,  может  быть
связана с безразличным и не имеющим никакого отношения к человеку предметом,
существом природы, с солнцем и другими небесными телами;
     но лишь  при  условии,  что  человек  рассматривает себя как  существо,
родственное этим небесным  телам, что он верит, что его существо  и существо
этих  небесных  тел  имеют  одну   и   ту   же  природу.  Если  я  небесного
происхождения,  имею небесное существо,  то я,  разумеется, так же мало могу
умереть, как  и эти  небесные тела, если я их  мыслю себе  бессмертными.  Их
бессмертие ручается за мое собственное, ибо как мог бы отец допустить гибель
и смерть  своих собственных  детей? Он  бы тем  самым  выступил против своих
собственных плоти и крови, против своего собственного существа. Как небесное
существо производит лишь небесные,  так  и бессмертное существо производит в
свою  очередь лишь бессмертных детей или существ. Поэтому человек ведет свое
бытие от  бога, дабы тем  самым заверить  свое божественное  происхождение и
через него  божественность, то  есть  бессмертие своего существа.  Кто хочет
выйти из  рамок  смерти,  этого  следствия  естественной необходимости,  тот
должен выйти  и из рамок ее основания, из рамок самой природы. Кто не  хочет
кончить в рамках природы, тот не может и начинать в рамках природы, а только
лишь  вместе с  богом. Не  природа,  нет!  сверх®естественное,  божественное
существо  есть  творец,  есть  моя  причина,  то  есть,  попросту говоря:  я
сверх®естественное,    божественное    существо;    но    основанием    моей
сверх®естественности  и  божественности  является  не мое  происхождение  от
сверх®естественного существа; наоборот, я произвожу себя от такового потому,
что я в глубине моего существа до такого выведения уже рассматриваю себя как
таковое, и поэтому не могу себя мыслить происшедшим от природы, от мира. "Мы
видим, -  говорит  Лютер в своем толковании 1-й  книги Моисея, - что человек
есть особое творение, что  он  создан потому,  что он причастен к божеству и
бессмертию, ибо человек есть более совершенное творение, чем небо и земля со
всем, что на них имеется". "Я есмь  человек, - говорит он же в другом месте,
уже приведенном в  одном  из моих более  ранних сочинений, -  и  это  значит
больше,  чем быть князем. Причина  же  та, что  князя  бог  не  сотворил, но
сотворил человека, что я  есмь человек,  это  сделал один только бог". Точно
так же говорит языческий философ Эпиктет, в своих учениях и представлениях в
высшей степени приближающийся,  однако, к христианству: "Если бы  кто твердо
усвоил себе, что мы все имеем главной причиной бога, что бог есть отец людей
(и богов),  то он" наверное, никогда не подумал бы о себе  неуважительно или
низко. Если бы император тебя  усыновил, то никто  не  мог  бы вынести твоей
гордости. Не  должна  ли,  стало быть,  мысль о том, что ты сын  божий, тебя
подымать,  делать тебя гордым?". Но не  есть  ли  и  каждая вещь,  и  каждое
существо также создание божие? Согласно религии, не сотворил ли бог все? Да,
но он не есть в том же смысле творец животных, растений, камней, как он есть
творец людей; в  отношении к людям он отец, но он не отец животных, иначе бы
христиане заключили братство с животными, как они из того, что бог есть отец
людей, выводят, что все люди - братья  и должны быть  братьями. "Он (бог), -
говорит, например, Лютер, в своем  собрании  церковных проповедей, - он ведь
ваш отец, и только ваш  отец, а не отец птиц, гусей или уток  (а также и  не
безбожных язычников)". Точно так же  и платоники, у которых была почти та же
теология, как  и у христиан, но не было христологии,  различали  между богом
как строителем, демиургом и  богом как отцом;  бога, как  создателя духовных
существ - людей, они называли отцом, бога, как творца неодушевленных существ
и животных,  они  называли строителем, демиургом (см. Плутарх,  Платоновские
вопросы). Смысл учения, что бог есть  отец людей, или  что люди - дети бога,
заключается, стало быть, в том, что человек  - божественного  происхождения,
сущность его божественна, а стало  быть,  и бессмертна. Бог  как общий  отец
людей  есть  не  что  иное,  как   олицетворенное  единство  и  одинаковость
человеческого  рода, понятие рода, в  котором все различия людей уничтожены,
устранены, но при  этом родовое  понятие  в отличие  от действительных людей
представляется в виде самостоятельного существа.
     Поэтому   совершенно  естественно   и  необходимо,  чтобы  божественные
свойства стали свойствами человека; ибо то, что  относится к роду, относится
и к индивидуумам. Род  есть  лишь то, что охватывает  всех индивидуумов, то,
что обще всем. Поэтому там, где верят в бога без веры в бессмертие, т