Прошло четыре долгих дня  с  тех пор как дети вернулись в  пещеру,  а
охотники - деды и отцы - все еще отсутствовали.
     Не заблудились ли они в лесу,  несмотря на свою опытность?  Или охота
оказалась безуспешной?  Или  они напрасно рыскают до  сих пор по  лесу?  -
Никто не знал этого.
     Впрочем,  и  Старейший,  и  матери,  и  дети привыкли к  таким долгим
отлучкам отцов. Они знали - охотники ловки, сильны, находчивы, и совсем не
беспокоились о них. Оставшихся дома одолевали иные заботы: все запасы пищи
в пещере иссякли.
     Небольшой кусок протухшей оленины -  остаток от прошлой охоты - съели
еще в первые дни.
     В  пещере не  оставалось ни кусочка мяса;  приходилось приниматься за
свежие шкуры, отложенные для одежды.
     Маленькими плоскими кремнями с  искусно  зазубренными острыми  краями
женщины соскоблили шерсть  и  отделили жилки  с  тяжелых шкур.  Затем  они
разрезали кожи на  небольшие куски.  Эти  еще покрытые пятнами крови куски
вымочили в воде и варили их до тех пор,  пока они не превратились в густую
клейкую массу.
     Нужно  заметить,  что  этот  отвратительный суп  варился без  горшка.
Изготовлять глиняную посуду люди  научились гораздо позже,  чем  орудия из
грубо обтесанного и обитого камня.
     В пещере  Крека  воду кипятили в искусно сплетенных мешках - корзинах
из древесной коры; такой мешок, разумеется, нельзя было ставить на горящие
уголья;  чтобы  нагреть  воду,  в  мешок  бросали  один за другим докрасна
раскаленные на огне камни. В конце концов вода закипала, но какой мутной и
грязной становилась она от золы.
     Несколько  корней,  с  трудом  вырванных  из  замерзшей  земли,  были
съедены.
     Гель  принес какую-то  отвратительную рыбу.  Это  было все,  что  ему
удалось поймать после  долгих и  тяжких усилий.  Но  и  эту  жалкую добычу
встретили с радостью.  Ее тотчас же разделили и тут же съели: рыбу даже не
потрудились поджарить на угольях.  Но рыба была небольшая, а голодных ртов
много. Каждому досталось по крошечному кусочку.
     Старейший, желая хоть чем-нибудь занять измученных голодом обитателей
пещеры,  решил  раздать  всем  какую-нибудь  работу.  Об  этих  работах мы
поговорим позже, а пока осмотрим пещеру.
     Наше счастье, что мы можем проникнуть туда только мысленно. Иначе мы,
наверное,  задохнулись бы  от  ужасающего  зловония  и  спертого  воздуха,
царивших в этом мрачном убежище первобытных людей.
     Некогда почвенные воды  вырыли в  толще мягкой горной породы обширный
глубокий погреб.  Главная пещера  сообщалась узкими  проходами с  другими,
более  мелкими  пещерами.  Со  сводов,  потемневших от  дыма,  свешивались
сталактиты  и  падали  тяжелые  капли  воды.  Вода  просачивалась повсюду,
стекала по стенам,  накапливалась в выбоинах пола.  Правда, пещера спасала
первобытного человека от свирепого холода,  но это было нездоровое,  сырое
жилище.  Обитатели ее  часто простужались,  болели.  В  наше  время ученые
нередко находят в таких пещерах вздутые, изуродованные кости.
     Но вернемся в  жилище Крека.  Вдоль стен главной пещеры,  на грязной,
покрытой нечистотами земле,  лежали кучи листьев и мха,  прикрытые кое-где
обрывками звериных шкур, - постели семьи.
     Посреди пещеры возвышалась глубокая и  большая куча  пепла и  сальных
потухших углей,  с краю она была чуть теплая, но посредине горел небольшой
костер;  Крек,  дежурный хранитель огня, беспрестанно подбрасывал хворост,
вытягивая его из лежавшей рядом связки.
     Среди пепла и  углей виднелись разные объедки и отбросы:  обглоданные
кости,  расколотые в  длину,  с вынутым мозгом,  обгорелые сосновые шишки,
обуглившиеся раковины,  пережеванная кора,  рыбьи  кости,  круглые камни и
множество кремней разной формы.
     Эти  обломки кремней -  остатки обеденных <ножей>,  резцов  и  других
орудий.  Кремневые орудия очень хрупки,  и  они часто тупились и ломались.
Тогда их просто бросали в мусорную кучу.
     Первобытные  люди,   конечно,   и  представить  себе  не  могли,  что
когда-нибудь  их  отдаленные потомки  будут  рыться  в  кухонных отбросах,
искать  затупившиеся сломанные ножи,  подбирать угольки  их  очага,  чтобы
потом выставить их в просторных залах великолепных музеев.
     В этой первобытной квартире не было никакой мебели. Несколько широких
раковин,  несколько плетеных мешков из  коры  или  тростника,  нечто вроде
больших  чаш,  сделанных  из  черепов  крупных  животных,  составляли  всю
домашнюю утварь.
     Зато  оружия было  много -  и  оружия страшного,  хотя и  очень грубо
сделанного. В пещере хранился большой запас копий, дротиков и стрел. Здесь
были  острые  каменные  наконечники,  прикрепленные  к  древку  с  помощью
растительного клея,  древесной и горной смолы или жил животных. Здесь были
костяные кинжалы -  заостренные отростки рогов оленей и быков;  здесь были
палицы -  зубчатые палки с  насаженными на них клыками животных,  каменные
топоры с деревянными рукоятками, кремневые резцы всех размеров и, наконец,
круглые камни для пращи.
     Но  мы  напрасно стали  бы  искать  в  пещере какого-нибудь домашнего
животного.  Ни собаки,  ни кошки,  ни курицы не было видно у очага,  возле
мусорных куч. В те далекие времена человек еще не умел приручать животных.
     Крек никогда не видел и не пробовал ни коровьего, ни козьего молока.
     И  никто в те суровые времена,  о которых идет речь в нашем рассказе,
не  видал и  не  знал,  что  такое колос ржи или ячменя.  Никто,  даже сам
Старейший.
     Быть может, он и находил иногда во время своих странствий по равнинам
высокие,  незнакомые ему  растения,  свежие колосья которых он  растирал в
руках,  пробовал есть и  находил вкусными.  Наверное,  он  указывал на эти
колосья своим спутникам, и те тоже с удовольствием грызли вкусные зерна.
     Однако  понадобились века  и  века,  прежде  чем  потомки этих  людей
научились, наконец, собирать семена растений, сеять их возле своих жилищ и
получать много вкусного и  питательного зерна.  Но Крек никогда в жизни не
видел ни хлеба, ни зерновой каши.
     Обитатели пещеры не могли похвастать большими запасами пищи.  Охота и
рыбная ловля,  особенно в холодное время года, доставляли так мало добычи,
что ее хватало лишь на дневное пропитание,  и прятать в запас было нечего.
Кроме  того,  пещерный  человек  был  слишком  беспечен,  чтобы  думать  о
завтрашнем дне.  Когда ему  удавалось раздобыть сразу много мяса или рыбы,
он  по  нескольку дней не выходил из пещеры и  пировал до тех пор,  пока у
него оставался хоть один кусок дичины.
     Так случилось и  теперь.  Старшие ушли в  лес на  охоту только тогда,
когда в пещере уже не оставалось почти ничего съестного. Немудрено, что на
четвертый  день   их   отсутствия  обитатели  пещеры  начали  глодать  уже
обглоданные раньше и брошенные в золу кости.
     Старейший приказал Рюгу  собрать все  эти  кости и  перетолочь их  на
камне.  Потом  Рюг  вооружился каменным  скребком и  принялся соскребывать
горькую  обуглившуюся  кору  с  побегов  папоротника,  собранных  когда-то
маленьким Ожо.
     Девочки,  Маб и Он,  стойко, без жалоб и стенаний переносившие голод,
получили приказание зашить рваные меха - запасную одежду семьи.
     Одна  прокалывала костяным шилом  дырочки в  разорванных краях жирных
шкур,  другая продевала в  эти дырочки при помощи довольно тонкой костяной
иглы, очень похожей на нашу штопальную, жилы и сухожилия животных. Они так
увлеклись  этой  трудной  работой,   что  забыли  на  время  терзавший  их
мучительный голод.
     Остальные дети,  по приказу Старейшего и под его наблюдением,  чинили
оружие;  даже из  самых мелких кремней старик учил изготовлять наконечники
для стрел.
     Ожо,  несмотря на  суровую погоду,  послали за желудями.  Это было не
слишком приятное занятие.  Когда снег  покрывал землю,  на  поиски желудей
выходили опасные соперники человека - голодные кабаны.
     Но  Ожо  не  боялся встретиться с  ними.  Он  не  хуже Крека лазил по
деревьям, и в случае опасности сумел бы вмиг вскарабкаться на ветки.
     Впрочем, время от времени Рюг-большеухий выходил взглянуть, где Ожо и
что с ним.
     Рюг взбирался по тропинке,  которая поднималась зигзагами от пещеры к
вершине холма,  и  издали ободрял маленького братишку.  В  то  же время он
чутко прислушивался.
     Но  всякий  раз  ветер  доносил до  него  только  шум  леса.  Как  ни
настораживал Рюг свои большие уши, он не слышал шагов охотников.
     День  близился к  концу,  и  никто  уже  не  надеялся увидеть сегодня
охотников. Постепенно всеми овладело тупое, мрачное отчаяние.
     Чтобы   как-нибудь   подбодрить   наголодавшихся  обитателей  пещеры,
Старейший приказал всем идти в  лес,  на  вершину холма,  и,  пока еще  не
наступила ночь, поискать какой-нибудь пищи.
     Быть может,  вместе со старшими дети скорее найдут в  этом уже не раз
обысканном лесу  что-нибудь  съедобное -  натеки  древесного клея,  зимних
личинок, плоды или семена растений.
     Все безропотно повиновались приказу Старейшего;  казалось,  у  многих
пробудилась надежда.
     Женщины взяли оружие, дети захватили палки, и все ушли.
     Один Крек остался у костра,  гордый оказанным ему доверием. Он должен
был до  самого вечера поддерживать огонь на очаге и  поджидать возвращения
маленького Ожо.


                                 ГЛАВА IV

                               Долг и голод

     Крек  довольно  долго  сидел  на  корточках  перед  очагом,   усердно
поддерживая огонь и занимаясь ловлей отвратительных насекомых, бегавших по
его  телу.  Внезапно  у  входа  в  пещеру,  усыпанного мелкими  камнями  и
ракушками, послышались легкие и быстрые шаги.
     Крек повернул голову и  увидел запыхавшегося Ожо.  Глаза Ожо сияли от
радости:  он  тащил  за  хвост какое-то  животное вроде большой черноватой
крысы.
     Это была пеструшка,  предок тех самых пеструшек, которые и теперь еще
населяют равнины Сибири.
     - Посмотри,  это я ее убил,  -  кричал Ожо,  -  я один!  Крек, я буду
охотником!
     Он бросил эверька к ногам брата и,  не замечая,  что,  кроме Крека, в
пещере никого не было, громко закричал:
     - Скорей,  скорей!  Идите  за  мной!  Сейчас же!  Их  еще  много там,
наверху.  Мне одному их  не догнать,  но если мы пойдем все вместе,  мы их
переловим и поедим вволю сегодня вечером. Ну, живо!
     - Не  кричи так  громко.  Разве ты  не  видишь -  все ушли в  лес,  -
остановил его Крек. - Остался только один я. Что, ты ослеп, что ли?
     Ожо оглянулся - брат говорил правду. Ожо растерялся. На пути домой он
так ясно представлял себе, как все обрадуются его добыче. <Даже Старейший,
- думал он,  - похвалит меня>. И вдруг - в пещере один Крек, да и тот чуть
ли не смеется над ним.
     Но надо было спешить,  иначе великолепная добыча могла ускользнуть от
них.  И  Ожо  принялся торопить брата.  Стоило  только подняться к  опушке
дубового леса, чтобы убить много пеструшек. Крек встрепенулся и вскочил на
ноги.
     - Живей! - крикнул он. - В дорогу!
     Принести в  пещеру много пищи  да  еще  в  такой голодный день!  Крек
схватил тяжелую палку и бросился вслед за братом.
     Но вдруг он вспомнил об огне и остановился в нерешительности.
     - Иди же,  - торопил Ожо с порога пещеры. - Иди, а то поздно будет. Я
видел маленькую стаю у  Трех Мертвых Сосен.  Мы еще захватим их там,  если
поторопимся. Ведь я прибежал сюда бегом.
     - А огонь,  Ожо?  -  воскликнул Крек.  - Смотри, он только что весело
потрескивал, а теперь уже потухает. Ведь его все время нужно кормить.
     - Ну,  так дай ему поесть, - ответил мальчик. - Дай ему побольше еды.
Мы  не  долго будем охотиться.  Он  не  успеет всего пожрать,  как мы  уже
вернемся.
     - Ты думаешь, Ожо?
     - Ну конечно.  Мы дойдем до прогалины у  Трех Мертвых Сосен и  быстро
вернемся назад.  Вдвоем мы  набьем много  зверьков.  И  там,  наверху,  мы
напьемся их теплой крови.
     Бедный Крек  колебался.  Напиться теплой крови было очень заманчиво -
голод так жестоко терзал его.  Крек стоял и раздумывал. Пожалуй, Ожо прав:
если подбросить побольше ветвей,  огонь,  наверное, не погаснет. Они скоро
вернутся и  принесут много еды.  А  в  пещере все  чуть ли  не  умирают от
голода. Матери и сестры так измучены... Крек больше не колебался.
     Он подбросил немного дров в огонь и в два-три прыжка нагнал Ожо.
     Мальчики скоро  добрались до  вершины  холма.  Оттуда  они  пустились
бежать к прогалине у Трех Мертвых Сосен.
     Это   место  легко  было  узнать  по   трем  громадным  соснам.   Они
давным-давно засохли,  но  все еще стояли,  протягивая,  словно гигантские
костлявые руки,  свои голые ветви.  Здесь,  у сосен, мальчики увидели, что
папоротники и высокая желтая трава у корней деревьев сильно колышутся. Это
казалось странным, потому что ветер совсем стих.
     - Вот они!  -  прошептал Ожо,  дрожа и волнуясь,  на ухо Креку. - Вот
они... Это они колышут траву. Нападем на них!
     Братья  кинулись вперед  с  поднятыми палками и  в  несколько прыжков
очутились среди  животных,  которые бесшумно двигались в  траве.  Мальчики
стали наносить удары направо и налево,  стараясь перебить как можно больше
зверьков.
     В  пылу  охоты  маленькие охотники позабыли о  времени  и  совсем  не
замечали,  что творилось вокруг. Между тем в соседних лесах раздавался вой
и  рев.  Тысячи хищных птиц,  оглушительно каркая и  крича,  кружились над
головами Крека и Ожо.
     Изнемогая  от  усталости,   еле  шевеля  руками,   братья  на  минуту
приостановили свою охоту. Оглянулись и прислушались. Со всех сторон до них
доносился визг,  вой.  Повсюду, насколько хватало глаз, трава колыхалась и
дрожала,  словно волны зыбкого моря.  Стаи пеструшек все прибывали. Вместо
прежних сотен кругом были уже десятки тысяч зверьков.
     Крек и Ожо поняли (им случалось и раньше,  - правда, издали, - видеть
нечто  подобное),  что  они  попали  в  самую  средину  огромного  полчища
переселяющихся крыс.
     В  приполярных тундрах даже и  в  наше время удается иногда наблюдать
переселение житников и пеструшек.  Ничто не может остановить движение этих
мелких  зверьков.   Они  преодолевают  все  препятствия  на   своем  пути,
переплывают реки и покрывают несметными стаями громадные пространства.
     Положение Крека и Ожо стало не только затруднительным,  но и опасным.
Оживление первых минут охоты исчезло;  его  сменили страх и  усталость.  К
несчастью,  мальчики слишком поздно поняли, как неосторожно они поступили,
бросившись очертя голову в стаю переселяющихся крыс.
     Со  всех  сторон  их  окружали несметные полчища  грызунов.  Напрасно
братья снова взялись за  оружие:  на смену убитым крысам тотчас появлялись
новые.  Задние ряды напирали на передние,  и  вся масса продолжала нестись
вперед,  словно живая и грозная лавина. Еще немного - и грызуны нападут на
детей.  Зверьки с отчаянной смелостью бросались на маленьких охотников, их
острые зубы  так  и  впивались в  босые ноги  мальчиков.  Братья в  испуге
кинулись бежать.  Но  зверьки двигались сплошным потоком,  ноги  мальчиков
скользили  по  маленьким телам.  Каждую  минуту  дети  могли  оступиться и
упасть.
     Они остановились.  Упасть -  это умереть, и умереть страшной смертью.
Тысячи крыс накинулись бы на них, задушили и растерзали бы их.
     Но  в  эту минуту Крек взглянул на мертвые сосны,  вблизи которых они
стояли.  Счастливая мысль внезапно пришла ему в голову: стоит добраться до
этих могучих деревьев, и они будут спасены.
     И  маленькие охотники,  несмотря на усталость и  жестокие укусы крыс,
снова пустили в  дело  свои палки.  С  огромным трудом им  удалось наконец
пробиться к подножию сосен. Тут Крек подхватил Ожо к себе на спину и ловко
вскарабкался по стволу.
     Несколько сотен зверьков кинулись было вслед за ними, но их сейчас же
опрокинули и смяли задние ряды.
     Крек посадил Ожо на один из самых крепких и высоких суков и,  все еще
дрожа от страха, огляделся вокруг.
     Далеко-далеко,  куда  только ни  достигал взгляд,  земля исчезала под
сплошным покровом черных и  серых крыс.  От  высохшей травы не  осталось и
следа. Передние стаи все пожрали.
     Стремительное движение  пеструшек  не  прекращалось ни  на  минуту  и
грозило затянуться на всю ночь. Ожо, чуть живой от страха и холода, крепко
прижимался к  брату.  Не  то  было с  Креком.  Едва он почувствовал себя в
безопасности,  как самообладание и  смелость вернулись к  нему.  Он  зорко
оглядывался кругом  и  отгонял палкой  хищных  птиц,  которые сопровождали
полчища пеструшек.  Эти  птицы  сотнями опускались на  ветви мертвой сосны
рядом с детьми, оглушая их своими дикими криками.
     К  ночи  над  равниной разостлалась пелена  ледяного тумана.  Но  еще
прежде,  чем он  успел сгуститься,  мальчики заметили неподалеку от своего
убежища громадного черного медведя.
     Могучий  зверь,   попав  в  поток  движущихся  крыс,  сам,  казалось,
находился в большом затруднении.  Он яростно метался из стороны в сторону,
поднимался на задние лапы, прыгал и жалобно рычал.
     - Брат,  -  сказал Крек,  - видно, нам не вернуться сегодня вечером в
пещеру.  Уже темно, ничего не разглядеть, но я по-прежнему слышу сильный и
глухой шум.  Это крысы.  Им нет конца!  Мы,  наверное,  останемся здесь до
утра.
     - Что ж,  подождем до утра,  -  решительно ответил маленький Ожо. - У
тебя на руках мне не холодно и не страшно, и я не голоден.
     - Спи, - ответил Крек, - я буду тебя караулить.
     Младший брат скоро заснул,  а Крек сторожил его. С мучительной тоской
думал он  об  огне,  о  нетерпеливом и  прожорливом огне,  который он  так
легкомысленно оставил без всякого призора.  Огонь,  конечно,  погас, погас
раньше, чем вернулись отцы или Старейший.


                                 ГЛАВА V

                               Огонь погас

     Что  же  делали  остальные обитатели пещеры,  пока  Крек,  разоритель
гнезд,  вместе с маленьким братом воевал с легионами пеструшек? Мы помним,
что Старейший повел женщин и детей в лес на поиски пищи.
     Едва  они  начали собирать сухие плоды буковых деревьев,  как  где-то
далеко,   очень  далеко,   в  туманной  дали,  среди  безлистных  деревьев
послышались глухие шаги.
     Старейший,  приложив пальцы к губам, приказал своим спутникам хранить
глубокое молчание и стал прислушиваться. Но вскоре лицо его прояснилось.
     Рюг-большеухий припал  к  земле  и,  зарывшись  с  головой  в  траву,
вслушивался.
     - Ну, Рюг? - спросил старик.
     - Идут люди, много людей.
     - Это наши. Тревожиться не о чем.
     Крик радости вырвался у женщин и детей, но старик остановил их.
     - Прислушайтесь!  -  Продолжал он. - Охотники идут медленно и ступают
тяжело.  Значит,  они несут какую-нибудь ношу.  Что они несут? Быть может,
раненого? Или тащат на плечах тяжелую добычу? Сейчас мы это узнаем.
     Звук шагов,  между тем,  с каждой минутой становился все явственнее и
явственнее. Наконец вдали показалась группа людей.
     Зоркие глаза женщин сразу распознали мужей и братьев.
     - Это наши, наши! - закричали они.
     При  этом  известии дети запрыгали от  радости.  Но  Старейший сурово
приказал им стоять смирно.
     Затем  он   двинулся  навстречу  прибывшим,   потрясая  чем-то  вроде
начальнического жезла, сделанного из оленьего рога. Ручка его была покрыта
рисунками, изображающими диких зверей.
     Охотники приветствовали старика протяжными дружественными криками.
     Они рассказали Старейшему о своих странствиях по лесам,  а он поведал
им, что за это время произошло в пещере.
     Охотники  принесли часть  туши  молодого северного оленя  и  половину
лошади. Это было все, что им удалось добыть. Дичи стало гораздо меньше: уж
очень много гонялось за ней охотников соседних племен. С такими охотниками
повстречались обитатели пещеры и  даже вступили с  ними в  бой.  Но  враги
бежали после первой же схватки. Никто из жителей пещеры