История Великого Октября, М., 197З, т. III, стр. 689.
     (56) Там же.
     (57)  О том, как  представлял  себе  Николай II  октябрьские  события в
Петрограде  и  "неподчинение народа"  Керенскому,  ставленник  последнего  в
Тобольске вспоминал:  "Он (Николай) нервно спросил меня: - Неужели Керенский
не может  приостановить такое своеволие? - По-видимому, не может... - Как же
так? Александр Федорович поставлен народом... Народ должен подчиняться... Не
своевольничать... Ведь Керенский  -  любимец солдат, - желчно  сказал бывший
царь...  Помолчав несколько  минут, он сказал: - И зачем же разорять дворец?
Почему не  заставить  толпу? Зачем допускать грабежи и уничтожение богатств?
Последние слова он произнес с дрожью в голосе. Лицо его побледнело, в глазах
сверкнуло негодование". - Панкратов.
     (58) Подоплека  инцидента  такова. 16  января  1918 года  в  тобольском
Народном  доме  состоялось общегарнизонное собрание солдат. Оно  единогласно
приняло  решение: личному составу расположенных в городе частей снять погоны
старой  армии,  ношение их впредь запрещается.  Согласно этому решению сняла
погоны  и охрана губернаторского дома. Она предложила Николаю II  и Алексею,
носившим  военную  форму,  сделать  то  же   самое.  Николай  воспротивился.
Кобылинский  стал  упрашивать  членов  отрядного  комитета  "не  беспокоить"
Романовых этим требованием, воздержаться от "новых оскорблений  и унижений".
Солдаты настаивали  на своем.  Лишь после  того, так  они пригрозили сорвать
погоны силой, Романовы подчинились, но послали  жалобу в Москву, в президиум
ВЦИК.
     (59) Alexis Мarkоw. Rasputin und die um ihn. Konigsberg, S. 24. Далее в
сносках: "Markow. стр.".
     (60) Там же, стр. 35.
     (61) Гермоген был арестован и вывезен из Тобольска 28 апреля 1918 года,
после выезда из губернаторского дома Николая Романова.
     (62) Мarkоw, стр. 29.
     (63) А.Д.Авдеев. Из воспоминаний коменданта. "Красная новь",  1928,  No
5, стр. 186-188. Далее в сносках: "Авдеев, стр."
     (64) Авдеев, с. 188
     (65) Кreische, S. 31.
     (66) Там же, S. 44.
     (67) Там же, S. 45.
     (68)   Сам   Н.   E.   Марков   в  эмиграции   рассказывал:  "В  период
царскосельского заключения  я  вступил в  общение  с государем.  В  записке,
посланной  при посредстве  Юлки Александровны Ден,  я  извещал его о желании
дослужить царской семье,  сделать все возможное для  облегчения  ее  участи,
прося государя  дать  мне знать, одобряет ли  он  мои намерения, -  условно:
посылкой иконы.  Государь  прислал мне через Ден образ  Николая-угодника". -
Соколов,  стр.  95. Он  же:  "После долгого  вынужденного бездействия  мы  в
сентябре решили послать в Тобольск человека для установления связи с царской
семьей и, буде  того потребуют обстоятельства, - увоза ее.  Наш выбор пал на
N, офицера Крымского  полка. Он  был лично известен  государыне, его  звал и
государь.  Он уехал, кажется,  в сентябре 1917 года. Он известил нас о своем
прибытии в  Тюмень. Мы стали обдумывать вопрос о посылке других  офицеров  в
Тобольск. Состоялась посылка Сергея) Маркова". - Соколов. стр. 96
     (69) Соколов, с.22
     (70) Die Welt, N 156, 8/VII/1968, s.6
     (71) Marie, Grand Duchess. Things Remember. New York, 1955
     (72) там же
     (73) Свидетельствующий об  этом  дневник М. Г.Распутиной-Соловьевой был
изъят у  нее 28 декабря  1919  года в Чите колчаковским  следователем Н.  А.
Соколовым,  который  впоследствии, в белой  эмиграции,  и  опубликовал его в
Берлине в 1925 году.
     (74) Он сам  потом  отмечал, что поведение тобольской  охраны  отражало
общее настроение, все более охватывавшее трудовое население России. "На  мое
имя  поступали  анонимки  с  угрозами  с  фронта,  из  Омска,   Красноярска,
Екатеринбурга и даже от самих тоболяков. С фронта мне грозили даже присягать
целую дивизию за то, что я распустил царскую семью".- Панкратов, там же
     (75) Панкратов, там же.
     (76) Соколов, стр. 215
     (77) Жильяр, стр. 79.
     (78) Дневник Александры Федоровны. Записи с 26 марта  по 14 апреля 1918
года
     (79) Из письма Александры Федоровны А. А.  Вырубовой от  12 апреля 1918
года.
     (80) Там же.
     (81) Неuеr, "Bunte Illustrierte", No 10, 3.III. 1965.
     (82) Там же.
     (83) Там жe
     (84) "Die Welt", 8. VII. 1968, No. 156, S. 6.
     (85) Там же.
     (86) Жильяр, стр. 61.
     (87) Там же.
     (88) Там же.
     (89) В 1920 году опубликовал в западной прессе первые подробности конца
семьи Романовых (французский журнал "L'Ilustration",  18. XII). В дальнейшем
им  изданы  книги: Pierre  Gilliard.  Thirteen Years at  the Russian  court.
Doran,  New York, 1921; Pierre Gilliard. At the  Russian  court. Hutchinson,
London, 1922; Р. Gilliard. Das tragische Schicksal der Zarenfamilie. Berlin,
1929; Пьер Жильяр. Император Николай II и его семья.  (Сентябрь  1905  - май
1918).  По  личным  воспоминаниям.  С предисловием  С.  Д. Сазонова.  Изд-во
"Русь",  Вена, 1921.  30 листов иллюстраций; Пьер Жильяр. Трагическая судьба
русской  императорской фамилии. Воспоминания бывшего воспитателя  наследника
цесаревича. Ревель, 1921.


ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС

     На тобольское сидение судьба отвела Романовым около девяти месяцев.
     Больше времени не оставалось.
     Сибирскую  равнину  лихорадило. По монастырским и хуторским  гнездовьям
монархисты  точили ножи.  И  советская власть  на  четвертом  месяце  своего
существования встала  перед необходимостью срочно принять два решения: а) об
удалении Романовых  из района, где их могут  захватить  белогвардейцы; б) об
определении дальнейшей судьбы царской семьи.
     Надвигалась сибирская весна, а с  нею пора ледохода на широких северных
реках.  Обозначилась  реальная опасность: монархисты воспользуются тем,  что
вскрылись Тобол и Иртыш, и, захватив в слабо охраняемом губернаторском  доме
царскую семью, увезут ее в Обскую губу, а далее переправят за границу.
     Встревожил  местных   большевиков  случай  с  виду  как  будто  мелкий.
Екатеринбургскому рабочему И.  П. Логинову случилось встретиться в Тобольске
с солдатом  охраны.  Тот  проболтался:  полковник  Кобылинский,  сказал  он,
кой-кого  в  батальоне уже предупредил, что  как только лед  сойдет и  шхуна
"Мария" сможет двинуться с места - солдаты конвоя поедут по домам. "Охранять
будет некого... охраняемые того... уплывут... и догонять их будет некому"...
Логинов сообщил об услышанном в Совет.
     Стало ясно: из губернаторского дома надо Романовых вывезти, и поскорей.
     К  этому времени  Тобольск  был поставлен в административное подчинение
Омску  - центру вновь  созданной Западно-Сибирской области. Естественно, что
вести  о  тревожной  обстановке  в  Тобольске,  распространяясь  по  стране,
достигали  прежде всего  Омска.  Вызывали они сильный  отзвук и  в  соседней
Уральской области  (с политическим  центром в  Екатеринбурге)  - в  одном из
крупнейших  промышленных районов  России,  известном  своими  революционными
традициями, боевой активностью и сплоченностью многочисленного пролетариата.
     О  том,   что   между  Тюменью   и   Тобольском  концентрируются   силы
монархической реакции, что вокруг губернаторского  дома идет зловещая возня,
екатеринбургские и омские рабочие знали уже в конце семнадцатого года.  Кому
же было вмешаться, как не  им - при их организованности и сплоченности, да с
такого  сравнительно  короткого  расстояния?  И  они  решили:  не  держаться
сторонними наблюдателями, а выйти вперед,  протянуть  революционную  руку за
Иртыш, помочь тоболякам сорвать назревающий монархический мятеж.
     Ранней   весной   заговорили   в   Уральском   Совете   о   фактической
"безнадзорности" Романовых, заброшенных  в Тобольск, о необходимости  вывоза
их в другое, более надежное место, например в Екатеринбург. Запросили мнение
Западно-Сибирского  Совета,  поскольку  Тобольск  формально  ему подчинялся.
Омичи согласились,  что  семью  надо эвакуировать,  намекнув  при  этом, что
предпочли  бы  переместить  ее  к  себе,  в Омск. Договорились  предоставить
решение Москве,  куда к  этому  времени переехали из Петрограда и  Президиум
ВЦИК, и Советское правительство.
     Отправился  в  Москву за  советом и  указаниями  Ф. И. Голощекин,  член
президиума Уральского  Совета, секретарь Уральского обкома партии. Он явился
в здание гостиницы "Метрополь", где помещался Президиум ВЦИК, и на заседании
кратко  изложил  позицию  двух  областных  Советов.  По  предложению  Я.  М.
Свердлова, Президиум ВЦИК решил:  во-первых,  подготовить открытый  судебный
процесс по делу о преступлениях бывшего царя перед страной и народом;
     во-вторых, перевести Романовых из  Тобольска в Екатеринбург; в-третьих,
выделить особоуполномоченного ВЦИК для организации этого переезда в контакте
и  под  контролем Уральского  Совета.  Со своей  стороны, и  Уральский Совет
должен   был  послать  в  Тобольск  надежного  человека,  который  на  месте
подготовил и обеспечил бы эвакуацию.
     Екатеринбург назначил своим представителем Павла Дмитриевича  Хохрякова
- матроса с крейсера "Александр Второй", переименованного после февральского
переворота а "Зарю свободы".
     Это был рослый здоровяк с лихо закрученными русыми усами на обветренном
рябоватом лице,  с блестящими и  как  будто немного наивными глазами, всегда
готовыми засветиться простодушной улыбкой. Его  хорошо знали на кораблях и в
казармах Питера  и  Кронштадта.  Не раз брал на себя этот  балтиец-большевик
выполнение особо сложных и ответственных  поручений  партии. Так  было  и  в
Екатеринбурге,  куда  военная  комиссия  при ЦК  РСДРП(б)  осенью  1917 года
направила Хохрякова в  помощь уральской партийной организации для подготовки
вооруженного  восстания. Здесь при его участии были сформированы и вооружены
красногвардейские  отряды,  сыгравшие решающую  роль  в утверждении на Урале
советской власти.
     Ранней весной тревожного восемнадцатого года спешно выезжает в Тобольск
группа  рабочих-уральцев,  возглавляемая  П.  Д.   Хохряковым.   Не  едут  -
пробираются:  с  опаской,  предосторожностями,  через  села,  взбудораженные
кулачьем; останавливаясь на ночлег или отдых, называют себя кто рыбаком, кто
лесорубом,  кто  скупщиком.   Через  кишащий  бандитами   Ялуторовский  уезд
екатеринбургская большевичка учительница  Наташа  Наумова пробралась первой:
она  удачно  сошла за  местную,  потому что  в этом уезде проживала ее мать.
Вслед  за  Наумовой проехал  через  уезд под видом ее  жениха  Хохряков:  Со
всякими предосторожностями добрались  таким образом до Тобольска  две боевые
группы:  одна - екатеринбургская, состоявшая  в  основном из рабочих  завода
братьев Злоказовых; другая, подоспевшая на подкрепление первой, - из рабочих
надеждинских предприятий.
     В Тобольске уральцы прежде всего установили связи  с местными рабочими,
с   первыми,   пока  еще  немногочисленными   большевистскими  ячейками,   с
большевистской фракцией  в городском Совете. Опираясь на  них, приступили  к
формированию  первых  отрядов Красной  Армии.  Одновременно  были  назначены
перевыборы городского Совета. Открыта избирательная кампания,  направляет ее
Хохряков. Кончилась она для антисоветских группировок плачевно: меньшевики и
эсеры  из  Совета   изгнаны,  подавляющее   большинство   мандатов  получили
большевики и сочувствующие им беспартийные. 9 апреля тобольский Совет избрал
Хохрякова своим председателем.
     В  тот  же  день  новый  исполком  принял  постановление,  возвестившее
"переход в ведение Совета всей хозяйственной, административно-политической и
военной власти  как в  городе, так  и  в уезде".  Далее исполком  Совета, по
предложению своего председателя, провозглашает: роспуск буржуазной городской
думы;   роспуск   буржуазно-помещичьих   земств;   запрещение   клерикальным
инстанциям и духовенству заниматься политической деятельностью,  вмешиваться
в  дела  управления,  шантажировать  органы  власти  своими  претензиями   и
угрозами. И наконец,  на основе полномочий, полученных от  населения,  Совет
объявил, что берет в свои руки контроль над домом заключения Романовых. Его,
Совета, распоряжениям и указаниям должны повиноваться как заключенные, так и
охрана.
     Атмосфера в городе начинает меняться.
     Пока  Хохряков и его  товарищи вели в Тобольске борьбу  за установление
революционного  порядка,  Уральский   и   Западно-Сибирский  Советы  приняли
дальнейшие  меры  с  целью  заблокировать   в  этом  районе  опорные  пункты
монархистов. Уральцы и  омичи  стремятся  обезвредить  прииртышские кулацкие
гнезда,  нейтрализовать опасные  своими ресурсами и  укреплениями  глубинные
монастыри;  перехватить  и  удержать пути, ведущие  из Тобольска  на  север,
восток и запад  (с юга прикрытием была Тюмень). Особые опасения внушали пути
на  Обдорск,  где  Романовы  в  случае  удачного побега  могли  бы  сесть на
иностранный корабль, и тракт  на Ишим, по которому они  могли бы  бежать  на
Дальний Восток.
     26 марта в Тобольск вступил конный отряд под командованием Демьянова. В
первой  половине  апреля из Екатеринбурга  и Омска вышли на восток несколько
рабочих отрядов, перекрывшие дороги в полосе между Уралом и западносибирской
равниной.  Выдвинулся  в  северном направлении надеждинский  боевой  рабочий
отряд.  На  подступах  к крупным  населенным пунктам,  таким,  как  Березов,
кулацко-монархические банды стали  навязывать уральцам и омичам  вооруженные
столкновения.  После схваток  в  Голопутовском  и Березове,  где  монархисты
выступили  против  рабочих отрядов  с  невиданным  дотоле  озверением, стало
особенно очевидно, что тобольских ссыльных надо вывозить немедля, что дороги
каждый день, каждый час.
     Для   срочного   обсуждения  плана   операции   и   встретились  в  Уфе
представитель    Уральского    Совета,   прибывший   из   Екатеринбурга,   и
особоуполномоченный Президиума ВЦИК, присланный из Москвы. Первым был старый
большевик Ф. И.  Голощекин, известный в Москве и на Урале, вторым - некто В.
В. Яковлев.
     Личность Яковлева доныне остается не во всем выясненной. Всего три  дня
и провел он  возле  четы  Романовых. Но этого  оказалось вполне  достаточно,
чтобы западная пропаганда объявила: вот герой.
     Главу,  повествующую  о последних  неделях жизни Романовых, советологам
промонархической закваски  страсть  как  хочется  украсить  образом  рыцаря,
этакого бесстрашного и бескорыстного избавителя.
     Но где взять такой образ?  В сибирском монархическом стане той поры, на
кого  ни взглянешь - то  прохвост вроде Бориса Соловьева, то шулер  и садист
Сергей  Марков, то незадачливый, тусклый, робкий эконом при тобольском дворе
Евгений  Кобылинский, то кляузник типа отца Алексея. Ничего возвышенного.  И
приходится  возводить  в  герои  кающегося  во  грехах  мнимого   большевика
Яковлева...
     Если   поверить  Хойеру,  то  Яковлев  явился  в  Тобольск  "с  дурными
намерениями". Но, приглядевшись к Романовым, проникся сочувствием к  ним, из
тюремщика преобразился в спасителя, из сатаны - в херувима. Первые же минуты
общения с поднадзорными  растопили  лед его  задубевшей,  зачерствелой души.
Свершилось чудо:  совесть пробудилась в нем  и толкнула  его  на сусанинский
подвиг, какого  меньше всего  можно было  ожидать  от большевика,  тем более
особоуполномоченного   ВЦИК.   И   он   в   пути  попытался   сделать  нечто
противоположное тому, что было ему поручено.
     Э, вздор, ухмыляются рядом с Хойером некоторые из его коллег-скептиков.
Какой   там  большевик,   говорят  они,   какая  совесть,  чему   там   было
преображаться.  Яковлев,  говорят  они,  был просто-напросто  "наш", то есть
германский шпион. Дело давнее, не стоит изворачиваться, был грех: ухитрилась
кайзеровская   тайная  служба  дотянуться   за  Иртыш,   втолкнула   она   в
губернаторский дом своего  прямого агента -  эмиссара. "Судя по  всему  ходу
событий, последовавших за его  появлением  в Тобольске,  нет ничего логичнее
предположения, что Яковлев был немецким агентом" (1).
     И  еще:  "По  показаниям  людей, близко стоявших  тогда  к  Николаю II,
свергнутый царь тоже считал  Яковлева  сотрудником германской тайной службы,
который только  выдавал себя  за  коммуниста, чтобы  выполнить  поставленную
перед ним задачу"  (2). Целью же Яковлева было: доставить  семью Романовых к
советско-германской  демаркационной  линии  и  там передать  ее кайзеровским
оккупационным властям.
     Виктор  Александров,  тот прямо  убежден,  что  "Яковлев был германским
агентом" (3). Но  с небольшим уточнением: "Таинственный Яковлев был  двойным
агентом, состоявшим и  на британской службе"  (4).  Одно  из  доказательств:
бывший сотрудник Интеллидженс сервис Уильям  де Куэ (он же  в разные времена
Стрэнфорд  или  Робертсон)  в  своих  изданных  после  первой мировой  войны
мемуарах  прямо указывает,  что в 1917 году британской  тайной  службой  был
направлен  в Россию  "этот  резидент  с  канадским паспортом  в  кармане,  с
квазиреволюционной  эсеровской   репутацией   на  политическом  счету"  (5).
Удивляться,  говорит Александров, здесь нечему: "Нет ничего  невероятного  в
том, что  британская  разведка  обзавелась  в рядах  русских  революционеров
вторым сверхшпионом... Мы говорим  - вторым,  потому что первым  был  Сидней
Рейли, обладатель  полученной в Оксфорде  ученой степени,  обосновавшийся  в
России в 1909 году под  именем  Репинского,  занимавшийся шпионажем до  1924
года,  когда  был  разоблачен,  приговорен  к  смертной  казни и  под  видом
священника бежал в Ригу"... (6) По сложности полученных заданий, по смелости
действий и  по глубине проникновения, считает  названный американский автор,
Яковлев может быть  поставлен в один ряд не только с  Рейли,  но  и с такими
людьми, как Локкарт, Кроми и Кроуфорд - "блестящими агентами тайной службы в
России... (7) И, посвятив  двойному  германо-британскому резиденту  Яковлеву
специальную главу в  своей книге о конце  Романовых, названный  автор так  и
озаглавил ее: "Зеленый Центр - или Интеллидженс сервис?" (8)
     Немцам  Яковлев  должен  был  помочь  спасти  Романовых,  вывезя  их  в
Германию. Англичане поставили перед ним менее определенную цель: "наблюдение
за царской семьей и, в зависимости  от ситуации, влияние на ее  судьбу" (9).
Как  обычно, они  постарались обеспечить себе свободу  маневра. "То, что они
поначалу уклонились от оказания помощи царской семье, вовсе не означает, что
они потеряли интерес  к этому вопросу...  Традиция английской политики  была
такова, что когда ей  нужно было, она царей  и спасала, и сама убивала - как
было, например, в 1801 году: тогда Павла I убил Пален,  но рукой его незримо
водил аккредитованный в Петербурге британский посол"...(10)
     Приглядимся к столь восхваляемому герою.  Зовут его Василий  Васильевич
Яковлев, но нет уверенности в  том,  что  это его настоящее имя. Родился  он
примерно  в 1885 году; по одним  данным - в  Уфе,  которую  в 1918 году  сам
называл своей родиной; по другим - в Киеве,  в семье состоятельного торговца
Москвина; по  третьим - в Риге, в семье инженера Зарина, или Зариня, который
дал   сыну   образование    специалиста   по   радиотехнике   (механика   по
электрооборудованию).  Далее  различные  источники  сходятся  на  следующем.
Молодой человек  призывается во флот, проходит службу на  различных кораблях
на  Балтике, благодаря  своей  специальности  преуспевает,  в  конце  концов
попадает в офицерскую электротехническую школу в  Свеаборге. Здесь  в разгар
революционных событий 1905 года он вступил в партию эсеров, принял участие в
вооруженном восстании  моряков;  под  именем  Яковлева бежал  и  был  заочно
приговорен царским судом к смертной казни, очутился за рубежом.
     Двенадцать лет он провел  в эмиграции -  сначала  в  Германии, затем  в
канадской    провинции    Саскачеван,    работал   электротехником.   Сильно
англизировался,  заимел  канадский паспорт, с к