ался непринужденно,
много разговаривал с Яковлевым, с окружающими.  Ямщик Севастьянов (19) потом
рассказывал, что "царь все гутарил с Яковлевым  да спорил, и про политику, и
про все такое прочее, наседал на него страсть как, прямо-таки  прижимал  его
на обе лопатки". В пути Николай просил Севастьянова дать поправить лошадьми,
тот отказал -  кони, сказал ямщик, "горячие, сибирские... так что тебе, ваше
величество, с ними, поди, и не справиться"... (20)
     Авдеева,  верхом  на  своем  коне поравнявшегося  однажды с тарантасом,
Николай  спросил, сколько лет  он прослужил  в кавалерии.  Тот  ответил:  не
служил  вовсе,  "ни  одного  дня". "После  чего  Николай  посмотрел  на меня
недоверчиво, пришлось  объяснить  ему,  что  это я с  детства, в  киргизских
степях, научился так верхом ездить".
     В  отличие от  своего  супруга, Александра Федоровна  всю  дорогу  была
мрачна, почти  не  разговаривала.  Мария  держала  себя  общительно,  охотно
болтала с бойцами охраны. Яковлев на стоянках все вертелся вокруг обеих дам,
изображал собой  галантного кавалера, так и  сыпал шутками и анекдотами.  Из
села  Покровского, где  колонна сделала привал у  распутинского  дома,  этот
эсеровский  борец  за  революцию  послал  в  Тобольск  на  имя  Кобылинского
телеграмму: "Едем благополучно.  Как  здоровье  Маленького.  Христос с вами.
Яковлев". Здесь, у самых стен  деревенской обители покойного старца,  бывшая
царица получила возможность еще раз всплакнуть о нем.
     Когда выезжали из Покровского, Александра Федоровна из своего тарантаса
на  ходу осенила крестным знамением группу мужиков,  собравшихся на околице.
Из толпы послышался смех, донеслись насмешливые возгласы. Кто-то  из мужиков
выкрикнул: "Саша, а где твой Гриша?"
     Александра Федоровна потупилась и не поднимала головы, пока тарантас не
выехал за село.
     По пути  в деревнях все знали, что везут бывшего царя и  бывшую царицу,
хотя организаторы  переезда старались не разглашать это. Там,  где проезжали
днем или под вечер, улицы бывали  полны народу. Многие,  чтобы лучше видеть,
забирались на крыши домов, на верхушки колоколен, деревьев, оград. Наблюдали
проезд большей частью молча, но иногда и до Николая  доносились  насмешливые
выкрики, вроде:  "Что,  доцарствовался?"  "Ну  как,  субчик,  навоевался?.."
"Наломал наших костей, а?"
     По лесным и полевым дорогам, местами обратившимся в топи, по  мосткам и
паромам через три широкие реки, по  хрупкому льду  этих рек, покрытому талой
водой  и ежеминутно готовому  треснуть и раздаться,  колонна под начальством
Яковлева покрыла за 40 часов  280  верст и в  десятом часу вечера въехала на
улицы Тюмени.
     На  подступах  к  городу  колонну  встретил  во   главе  кавалерийского
эскадрона Н. М. Немцов - руководитель  тюменских большевиков, член партии  с
1897 года, активно участвовавший в организации охраны  пути от Тобольска  до
Тюмени. Выйдя навстречу колонне, отряд Немцова повернул обратно вслед за ней
и проводил ее через город до вокзала.
     Вскоре вдоль перрона тюменского вокзала, пыхтя  и  поскрипывая,  пополз
маневровый паровоз. Он  вытянул сюда состав  в  шесть  пассажирских вагонов,
обозначенный    в    расписании    как    "внеочередной    поезд    No    42
Самаро-Златоустовской   железной   дороги".   Началась   посадка.   Романовы
разместились  в отдельном вагоне в середине  состава.  В центре этого вагона
занял купе Яковлев. Справа от него поместились отдельно Николай и Александра
Федоровна,  слева  - дочь бывшего царя  и Анна Демидова.  Еще три  отделения
рядом  - для  прислуги  и  приближенных. В крайних купе у выходов - командир
отряда  Зенцов и начальник  караула. Посты  поставлены  в концах  коридора и
тамбурах. Вся  охрана в этом вагоне была  подобрана из  уфимского,  то  есть
яковлевского, отряда.
     Чуть позднее полуночи (на 28-е апреля) посадка и  погрузка закончены, в
трех  средних купе главного (срединного) вагона слугами развернуты на полках
постели,  суматоха улеглась, на  платформе и  в поезде  воцаряется тишина. У
поезда появляется Немцов. Он о чем-то переговорил с Яковлевым, оба уходят на
телеграф.  Вскоре Яковлев возвращается (без  Немцова)  и, пройдя по вагонам,
вполголоса передает по рядам бойцов, что у него  сейчас состоялся разговор с
Москвой и что из центра  ему ведено ехать не в Екатеринбург, как  намечалось
ранее, а в  Москву. Поэтому он приказывает: поезду  идти по  маршруту Омск -
Челябинск - Самара. В 5 часов утра (28 апреля), когда пассажиры в своих купе
крепко спят, поезд No 42 тихонько трогает с места и  выходит по  направлению
на Омск.
     Дежурный по Уральскому Совету в то утро ждал телеграфного подтверждения
выхода  поезда No 42 из Тюмени  в екатеринбургском направлении. О  том,  что
такие  сообщения  будут  регулярно  посылаться  Совету по  мере  продвижения
поезда,  Голощекин  и Яковлев договорились  в  Уфе. Первый сигнал (о  выходе
поезда) должен был  поступить в  Совет 28  апреля в 6 часов утра. Сигнала не
было. Дежурный забеспокоился. По указанию председателя президиума Уральского
Совета А. Г. Белобородова  послан в Тюмень телеграфный  запрос. Ответа  нет.
Лишь когда в Тюмень пришел отставший от  Яковлева  уральский конный  отряд и
обнаружил уход поезда в омском  направлении,  екатеринбургские  власти в  10
часов утра из телеграммы своих красногвардейцев узнали, что Яковлев пустился
на какую-то авантюру.
     Срочно созван президиум исполкома. Он решает принять чрезвычайные меры.
Под грифом "Всем, всем, всем" из Екатеринбурга по России передан телеграфный
призыв  воспрепятствовать  преступлению,  задуманному  Яковлевым.  Уральский
Совет объявляет Яковлева изменником делу революции и  ставит его вне закона.
На  призыв уральцев откликнулся  Западно-Сибирский Совет. На перехват поезда
выходит  из  Омска  конный  отряд.  Он спешит наперерез Яковлеву  к  узловой
станции Куломзино, откуда поезд может повернуть на Челябинск.
     Тем временем Яковлев, набирая максимальную скорость, в пути узнает, что
преследование началось. На  станции Люблинская он останавливается, отцепляет
паровоз с одним вагоном и, оставив поезд под охраной отряда, уезжает в Омск.
Представитель   Западно-Сибирского   Совета,   встретив   его  на   вокзале,
рекомендует  "одуматься, пока не поздно", подчиниться  указаниям  и  ехать в
Екатеринбург. Яковлев  желает еще раз переговорить с  центром. Получив связь
со Свердловым, он солгал ему, будто уральцы и омичи объединились против него
в заговоре, он сам и  его пассажиры якобы находятся под  угрозой "расправы".
Он попросил  у  председателя ВЦИК разрешения увезти  и  скрыть Романовых  "в
подходящем месте", где под его, Яковлева, надзором они  смогут переждать "до
прояснения  обстановки". Свердлов  велел  ему ехать  в Екатеринбург и  сдать
Романовых уральским областным властям.
     Яковлев понял, что попал в тупик. Через Куломзино прорваться он не мог.
Не было уверенности, что охрана и помощники  в поезде будут  и дальше верить
его ссылкам на  указания  Москвы.  Возвратившись  к  поезду,  он приказывает
повернуть обратно в Тюмень с последующим направлением на Екатеринбург.
     Точного  расчета  в  действиях Яковлева, видимо, не  было.  Он надеялся
достигнуть  цели,  применяясь  к  обстоятельствам.  Сначала  ему  мерещилась
возможность  прорыва  в центральные  губернии,  а оттуда  при  благоприятных
условиях - поворота на  юг,  к границе зоны германской оккупации. Потом, как
отмечают его современные почитатели, "какое-то место в его расчетах заняло и
то   соображение,   что  за   Омском,  если  его   достигнуть,   открывается
тысячекилометровый свободный путь к Тихому океану" (21). Затем у него возник
вариант: на пути к Самаре высадить  Романовых и скрыть их в горах в Уфимской
губернии  (откуда  Яковлев,  по  его  словам,  был  родом).  Сами  Романовы,
по-видимому,  чувствовали  и  догадывались,  что  этот  человек  готовит  их
бегство, они мало-помалу прониклись доверием к нему.  На семейных совещаниях
в средних  четырех купе Александра Федоровна говорила: "Это хороший человек,
его нам послали добрые люди, он хочет нам добра" (22). Николай сказал о нем:
"Это  человек  неплохой, прямой,  он  мне определенно  нравится" (23). Такое
отношение  Романовых  к Яковлеву питалось их предположением, что,  по словам
Соколова,  его руками "немцы  увозили  государя и семью ближе к расположению
своих  вооруженных сил  на территории  России" (24).  Бывший царь, по словам
того   же   автора,   "правильно  понял  Яковлева...  Скрываясь  под  маской
большевика, тот пытался  увезти царя и наследника,  выполняя немецкую  волю.
Нельзя не видеть этого, если вдумчиво отнестись к тому, что делал Яковлев  в
Тобольске и в  пути. Цель  увоза, несомненно, носили  политический характер"
(25). И далее еще  раз ставя вопрос, "какая сила, зачем и куда увозила царя"
колчаковский следователь Соколов признает, что Николай,  собственно  говоря,
"сам дал  ответ на эти вопросы. В лице Яковлева, в  этом "неплохом  и прямом
человеке",  он  видел   посланца  немцев..."  "Будучи  враждебен  намерениям
большевиков, Яковлев был посланцем  иной, небольшевистской силы. Действуя по
ее  директивам, он вез царя не в  Екатеринбург, а попытался увезти его через
Омск в другое, недоступное для большевиков место" (26).
     Попытка не удалась. Авантюра провалилась. Дерзкое кружение по сибирским
железнодорожным  магистралям  двойного  шпиона-диверсанта, называвшего  себя
Яковлевым, кончилось ничем.
     Главный  пассажир заметил эту  неудачу не сразу. Неладное он заподозрил
лишь после стоянки на Люблинской. По названиям  попутных станций, по беготне
охраны, по случайным обрывкам фраз конвойных он почувствовал,  что едет не в
Москву. Ночью, когда поезд прошел через погруженную в темноту Тюмень, он уже
был убежден, что  едет  в  Екатеринбург. На рассвете  30 апреля он  вышел из
своего купе и, увидев  в коридоре  П.  М. Матвеева, направился к  нему, явно
нервничая. Последний потом вспоминал:
     "Вдруг он меня спрашивает:
     - Скажите, вопрос определенно решен, что мы останемся в Екатеринбурге?
     Получив от меня утвердительный ответ, он сказал:
     - Я бы поехал куда угодно, только не на Урал.
     На мое замечание, что не  все ли равно, куда  ехать, раз везде в России
Советская  власть,  он  ответил,  что все-таки на  Урале  ему  оставаться не
хочется, так как, судя по местным газетам, уральские рабочие настроены резко
против него".
     Из газет, которые  на станциях покупал для  него Яковлев, Николай знал,
что уральские рабочие настроены "против него". Но он  не знал, да теперь это
вряд  ли  было  бы для него  интересно,  что уральцы  раскрыли  и  Яковлева.
Впрочем,  бывший особоуполномоченный  дешево отделался.  Судьбе  угодно было
предоставить ему еще немного времени, чтобы он окончательно рассеял сомнения
насчет того, что он в действительности собой представляет.
     По возвращении из тобольской  экспедиции домой екатеринбургские  бойцы,
следовавшие  за колонной Яковлева, пришли  в  уральский Совет с требованием:
Яковлева  арестовать, поезд  его  обыскать. Это не было  сделано.  Президиум
ограничился вызовом Яковлева для объяснений. Авдеев  и  Заславский выступили
на  заседании исполкома с резкими обвинениями. Отвечал им Яковлев уверенно и
даже   развязно.  Его  объяснения   сводились  к  тому,  что  в  Москве  ему
действительно  указано  было везти Романовых в Екатеринбург,  но в  пути  он
уловил, что Авдеев и Заславский собираются совершить покушение на Романовых.
Поскольку,  сказал  он,  Я.  М. Свердлов  указал  ему  охранять семью  всеми
средствами, он и решил спасти ее путем увоза в другом направлении. Предъявил
ленту записей  своих  разговоров  с Президиумом  ВЦИК.  Лента показала,  что
Яковлев,  ссылаясь  на  угрожающие  Романовым  опасности,  просил  у  Москвы
разрешения увезти их в Уфимскую губернию и на время скрыть "в горах", в  чем
ВЦИК  ему   отказал.  Выслушав  сбивчивые  объяснения  особоуполномоченного,
Уральский  Совет,  удовлетворенный   уже  тем,  что  Романовы  доставлены  и
содержатся  в надежном  месте, решил отпустить Яковлева  подобру-поздорову в
Москву (Дидковский, заместитель председателя Совета, сказал:  "Пусть они там
сами с ним разберутся").
     Из  Москвы Яковлев  прежде  всего  послал  телеграмму в Тобольск  своим
помощникам в оставленной там части уфимского отряда. Она гласила: "Собирайте
отряд. Уезжайте. Полномочия я сдал. За последствия не отвечаю. Яковлев".
     Он получил назначение военным комиссаром на Самарский фронт и в одну из
темных октябрьских ночей 1918 года перешел через линию обороны к противнику.
Доставленный к белочешскому генералу Шениху, заявил ему  о желании "обратить
оружие  против  коммунистов".   Он  был   принят  в  колчаковскую  армию.  В
белогвардейских  газетах тех дней выступил с серией статей, покаялся в своих
большевистских грехах. И все  же ни эти показания, ни ставшая известной  его
попытка  увезти  и  спасти  Романовых  не  сослужили  ему  службу  в  глазах
озверевшей белогвардейщины. 30 декабря 1918 года  по  приказанию  полковника
контрразведки Клецанда Яковлев был арестован  и  отправлен  в штаб  Колчака.
Здесь    он   попал    к   полковнику   Зайчеку,   белочешскому   начальнику
контрразведывательного  отряда  при  штабе "верховного  правителя",  бывшему
офицеру австро-венгерской армии. Из рук последнего он живым не вышел.
     Соколов  в  своей книге  ругает  Зайчека  за "бесполезное  и до дикости
бессмысленное уничтожение  важнейшего свидетеля  последнего  этапа  бытия  и
страданий царской семьи".
     В девятом  часу утра  30  апреля  поезд  No  42 медленно приближается к
Екатеринбургу,  приглушив пары.  На площади перед вокзалом  собралась толпа.
Это  местные  жители,   в  большинстве  рабочие.  Не  исключается  опасность
эксцессов. Прибывшие на станцию члены президиума  Совета указывают путейской
администрации:  сначала  остановить  поезд   на   станции   Екатеринбург-111
(товарная), где высадить трех пассажиров Романовых; затем подтянуть состав с
остальными пассажирами к главному вокзалу.
     Задолго  до  подхода  к  городу Романовы  одеты  и стоят в  своих купе,
готовые  выйти.  Не   доезжая  двух  верст  до   главного   вокзала,   поезд
останавливается.  Трое пассажиров спускаются на платформу. Яковлев прощается
с ними без всякого признака эмоций на тщательно выбритом лице.
     Посреди пустынной, но  по  краям оцепленной красногвардейским  кордоном
площадки у  станции  Екатеринбург-111  стоят  два автомобиля.  Из-за длинных
складских амбаров показались  трое  Романовых,  пробирающихся  через  пути в
сопровождении Авдеева.  Навстречу им пошли председатель Уральского Совета А.
Г. Белобородов, его  заместитель Б. В. Дидковский, член президиума Совета Ф.
И. Голощекин. Поздоровавшись  с новоприбывшими,  Белобородое  приглашает  их
занять места в машинах.
     В первом автомобиле сели на заднее сиденье Николай, его супруга и дочь;
рядом с шофером Самохваловым (27) занял место Дидковский.
     Во  втором  автомобиле  поместились на  заднем  сиденье  Белобородов  и
Авдеев, рядом с шофером Загоруйко (28) сел Голощекин.
     Без  охраны, не  привлекая внимания  ранних прохожих, машины  пересекли
центр города. На  углу  широкой  улицы  и  узкого  переулка  остановились  у
какого-то  парадного  подъезда. Белобородов вышел из автомобиля и, подойдя к
Николаю, который в этот момент выбирался из другой машины, сказал ему:
     - Гражданин Романов, вы можете войти в дом.
     Западная реакционная  пропаганда  до сих пор не  перестает изощряться в
придумывании  всевозможных "конфликтов", которые  якобы  имели место в  1918
году  в органах  советской  власти и  среди  тобольской  охраны  в  связи  с
перемещением Романовых в Екатеринбург.
     Некоторые из версий:
     а) Москва якобы хотела отпустить Романовых на  свободу  и выслать их за
границу, но этому помешали "слишком радикальные" местные власти;
     б)  без санкции Москвы Урал  сам  не  решился  бы  ничего  предпринять;
поэтому  ответственность   за   последовавшие  решения  падает  целиком   на
центральные власти;
     в) Романовы погибли потому, что Урал не повиновался указаниям Москвы  и
даже пошел им наперекор, что подтвердила безнадежная попытка Яковлева;
     г)  по  ходу  мнимой  распри между Москвой  и  Екатеринбургом  Яковлеву
удалось перехватить царскую чету, что и обрекло ее на гибель;
     д) соперничали между  собой  Екатеринбург и  Омск; последний по вялости
действий "проиграл", хотя имел преимущественное право распоряжаться в районе
Тобольска;
     е) солдаты охраны якобы сами давали Николаю возможность бежать;
     ж)  распри  внутри  конвоя,  а  также  между  Кобылинским, Панкратовым,
Татищевым и Гермогеном якобы обрекли на провал планы бегства.
     Все  эти  версии противоречивы,  надуманны  и не отвечают  тому,  что в
действительности происходило.


     (1) "Die Welt", 15.VII.1968, S. 16
     (2) Там же, 10.VII.1968, S. 6.
     (3)  Упоминаются,  в  частности,  две  книги  де  Куэ,  содержащие  эти
утверждения:  The tragic Tsarina; The dead only talk  at the  last Judgment.
Viktor   Alexandrоv.   The  end   of   the  Romanovs.   Little   and  Brown.
Boston-Toronto, 1966, p. 211. Далее в сносках: "Аlехandrоv, p.".
     (4) Alexandrov, p. 212.
     (5) Там же,
     (6) Alexandrov, p. 212.
     (7) Там же.
     (8) Там же, стр. 205.
     (9) Там же, стр. 211.
     (10) Там же, стр. 212.
     (11) Alexandrov, p. 206.
     (12) Не отрицая,  что Романовы  уезжали из  Тобольска с заветной мечтой
попасть  в  конце концов за  границу,  шпрингеровская  пресса  воспроизводит
следующий  факт:  "Дочь  доктора  Боткина, последовавшая за  своим  отцом  в
Тобольск,  после  отъезда  царской  четы из  Тобольска  в апреле  1918  года
спросила полковника Кобылииского: "Как вы полагаете, будут ли  их подвергать
допросам?" Кобылинский ответил: "Почему допросам, каким? Никаких допросов не
будет и не может быть. Я уверен, что их везут в Москву, из Москвы доставят в
Петроград,  а оттуда скорей всего через Финляндию отправят в Норвегию". "Die
Welt", 26. VII. 1968, S. 12.
     (13) Н. А. Соколов. Убийство царской  семьи.  Берлин,  1925.  стр. 212.
Показания Жильяра. Далее в сносках: "Соколов, стр.".
     (14) А. Д. Авдеев. Записки коменданта. "Красная новь", 1928, No 5, стр.
191. Далее в сносках; "Авдеев, стр.".
     (15)  Татьяна  Боткина.  Воспоминания  о царской семье и ее жизни  до и
после революции. Белград, 1921, стр. 47. Далее в сносках: "Боткина, стр."
     (16) Соколов, стр. 122.
     (17) Там же, стр. 211.
     (18)  Пьер Жильяр.  Трагическая судьба  русской императорской  фамилии.
Воспоминания бывшего  воспитателя наследника цесаревича. Ревель, 1921,  стр.
60. Далее в сносках: "Жильяр, стр.".
     (19)    Белогвардейцы    разыскивали   крестьянина   Томской   губерния
Севастьянова  Ивана Фомича.  Обнаружив,  подвергли  его  зверским  пыткам  и
истязаниям. Расстрелян был белыми в Тюмени в сентябре 1918 года.
     (20) Этот эпизод приводится Авдеевым в его очерке в "Красной нови".
     (21) Welt am Sonntag", 28.VII. 1968, S. 26.
     (22) Соколов, стр. 93.
     (23) Там же, стр. 94.
     (24) Там же, стр. 44.
     (25) Соколов, стр. 45.
     (26) Там же.
     (27)  П. Т. Самохвалов  значился в проскрипционных списках колчаковской
прокуратуры; был обнаружен и расстрелян в Омске в марте 1919 года.
     (28)  С.Т.   Загоруйко  разыскивался  колчаковцами  в  соответствии   с
проскрипционными  списками  по  "екатеринбургскому  делу";  арестованный  во
Владивостоке в июле, был расстрелян в Чите в августе 1919 года.

     Конец третьей книги
     М. Касвинов

ДВАДЦАТЬ ТРИ СТУПЕНИ ВНИЗ



 * КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ *



ДОМ НА КОСОГОРЕ

     28 апреля 1918 года в Уральский Совет явился по вызову екатеринбургский
горный инженер  и подрядчик  Николай Николаевич  Ипатьев.  Принял  его  член
исполком