у князя не было.
     Вековые сосны вплотную придвинулись к дороге, огромные сосновые  лапы
сомкнулись над головой, загораживая небо. Было сумрачно и тревожно,  будто
по дну глубокого оврага ехали всадники. Копыта коней скользили на  влажной
земле. На дорогу выскочил заяц, замер на мгновение и испуганно метнулся  в
кусты.
     Кара, ехавший со своим десятком впереди дружины, вскинул было лук, но
косого и  след  простыл,  исчез  в  зарослях.  "Напугал,  непутевый..."  -
облегченно вздохнул десятник и откинулся в седле.
     Дорога обогнула холм и вдруг исчезла под завалом из могучих  сосновых
стволов. Ветви завала  переплелись  -  колючие,  угрожающе  растопыренные,
непреодолимые ни для конного, ни для пешего. И обойти завал  было  нельзя:
одним концом он упирался в склон холма, другим - в частый ельник.
     Спешенные дружинники бросились на завал  яростно  и  дружно,  как  на
штурм вражеской крепости. Взметнулись острые  железные  крючья,  с  глухим
стуком вонзаясь в дерево. Десятки  рук  тянули  веревки.  Стучали  топоры,
обрубавшие ветки. Крики, скрежет, треск  ломающихся  веток,  глухие  удары
падавших на землю сосновых стволов...
     Не прошло и получаса, как сквозь разбросанный завал  проехали  первые
всадники.
     Потом был еще один завал, но не  такой  большой,  да  и  строили  его
вятичи небрежно, торопливо, подрубая только деревья, стоявшие возле  самой
дороги. Сосны лежали в завале не острыми вершинами вперед, а  как  попало.
Через  такой  завал  продраться  было  нетрудно,  и   дружина   почти   не
задержалась.
     Впереди посветлело. Видно, недалеко был конец леса.
     Дружинники заторопили коней, оживились. Лучше уж бой, чем этот  поход
в неизвестность через дремучий лес. В бою все просто: вот он - враг, а вот
- верный меч в руке и побратимы-товарищи, плечо в плечо, рядом!
     Но поперек дороги - еще один завал,  невысокий,  неровный,  не  завал
даже, а так, несколько  подрубленных  деревьев.  Десятник  Кара,  красуясь
серебряной шейной гривной, подъехал к нему без боязни. Да и чего  бояться?
Если вятичи отдали без боя большие завалы  в  лесу,  зачем  им  устраивать
засаду здесь, возле малого завала?
     Звон спущенной тетивы, похожий  на  мгновенно  оборвавшееся  жужжание
шмеля, был неожиданным. Длинная черная стрела  пронзила  горло  десятника,
угадав прямехонько в вырез кольчуги.
     А вокруг была тишина. Не слышно было ни торжествующих криков, которые
обычно сопутствуют удачному нападению, ни топота убегающих  ног,  ни  даже
шелеста листвы на придорожных кустах, и невозможно было понять,  откуда  и
кем пущена стрела.
     Дружинники осыпали  завал  стрелами,  кинулись,  выставив  копья,  на
придорожные кусты. Островерхие шлемы замелькали между деревьями, удаляясь.
Но лес был безмолвным и пустым, и  только  распростертое  на  дороге  тело
десятника Кара  немо  свидетельствовало,  что  звон  тетивы  не  почудился
дружинникам, что неизвестный враг нанес смертоносный  укол  и,  как  змея,
уполз без следа...
     Подъехал  князь  Святослав,  молча  снял  шлем,  поклонился   павшему
товарищу. Ему подали стрелу, поразившую  десятника  -  длинную,  с  черным
древком и черным оперением. По зазубренному наконечнику красными бусинками
скатывалась кровь. Первая кровь похода.
     Князь протянул стрелу воеводе Свенельду:
     - Глянь-ка! Зарубки на древке, а рядом будто косой  крестик.  Меченая
стрела! По этой стреле будем искать с вятичей дикую виру! [вира - штраф за
убийство, который платили серебряными гривнами; если убийцу  не  находили,
то община, на земле которой произошло убийство, сообща платила князю дикую
виру]
     Широкая и светлая поляна, круглая, как блюдо,  была  со  всех  сторон
окаймлена синеватой гребенкой леса. Среди сочной  луговой  зелени  кое-где
чернели полоски пашни. Причудливо петляла речка, заросшая кустами  ивняка.
Привольное здесь место, обжитое. За речкой вятичская  деревня  притаилась.
Бревенчатые избы закопаны до половины срубов,  крыши  плоские,  выложенные
дерном. Только на отшибе одна изба побольше других, и окружал ее  частокол
из заостренных кольев.
     Воевода Свенельд повелительно взмахнул рукой.
     Сотня дружинников на гнедых конях с гиканьем и свистом  пронеслась  к
деревне, охватывая избы полукольцом. Но деревня была пуста,  только  ветер
покачивал двери покинутых изб. Опять неудача?
     К князю  Святославу  подъехал  дружинник  из  бывшего  десятка  Кара,
прокричал торжествующе:
     - Там идолы, княже! Капище!
     За деревней, возле березовой  рощи,  торчал  могучий  дубовый  столб,
потемневший от времени и непогоды; на высоте человеческого  роста  в  него
были всажены устрашающие кабаньи клыки, а венчался идол  подобием  головы,
грубо вытесанной топором. Земля перед большим идолом была  обильно  полита
кровью жертвенных животных, почернела и  запеклась,  как  кострище.  Рядом
стояли идолы поменьше, тоже темные, щелястые, зловещие.
     Капище было окружено забитыми в  землю  кольями,  на  которых  белели
черепа животных - быков, баранов,  свиней.  Только  медвежьих  и  кабаньих
черепов не было на ограде. Лесных зверей вятичи почитали почти что наравне
с идолами, вылепленными из глины медвежьими лапами украшали свои избы.
     Ни один дружинник не ступил на священную для  вятичей  землю  капища.
Так приказал князь Святослав, посоветовавшись  с  воеводами.  Чужих  богов
обижать нельзя. Чужие боги могут жестоко отомстить за обиду.  Вятичи  тоже
не простят пришельцам, если они нанесут ущерб святыне. А  князь  Святослав
надеялся сойтись со здешними старейшинами на мире, а  не  на  войне.  Хоть
далеко земля вятичей от Киева, но люди в ней не чужие,  одного  с  другими
славянами языка и племени.
     И деревню князь не велел трогать, выбрал  место  для  стана  поодаль,
посередине поляны.
     Как всегда в чужой земле, воины вырыли  вокруг  стана  глубокий  ров,
поставили на краю частокол из  заостренных  кольев,  сколотили  деревянные
мостки, чтобы самим можно было быстро выбежать в поле. Вечером они загнали
коней в ограду и сами укрылись в  стане,  как  в  крепости.  Только  копья
сторожевых ратников тихо покачивались над частоколом.
     Ночь прошла спокойно. Перед рассветом сторожевым ратникам  почудилось
шевеление  за  рвом.  Там  скользили  какие-то  неясные  тени,   слышались
приглушенные голоса.
     Известили  князя.  Он  долго  стоял  у   частокола,   вглядывался   в
предрассветный сумрак  и,  угадав  присутствие  в  поле  множества  людей,
удовлетворенно рассмеялся: хитрецы-вятичи собрались-таки к своему капищу!



                          4. ЗЕЛЕНАЯ ВЕТКА МИРА

     Коршуны  кружили  над  поляной,  и  в  их  неторопливом  полете  было
ожидание. Когда вместе  собиралось  так  много  людей,  после  них  всегда
оставалась вкусная еда.
     Коршуны ждали своего часа.
     С высоты птичьего полета на поляне были отчетливо видны два  огромных
кольца, одно внутри другого. То кольцо, что было поменьше, отливало  сизым
блеском железа, щетинилось колючками копий. Это за рвом, желтевшим  свежим
песком, изготовилась к бою дружина князя Святослава.
     Наружное большое кольцо колыхалось множеством простоволосых  голов  и
меховых шапок, красно-коричневыми  пятнами  щитов,  сплетенных  из  ивовых
прутьев и обтянутых бычьей кожей, матовыми отблесками топоров и  камышовой
порослью охотничьих рогатин; оно то сжималось,  то  разбухало  в  стороны,
пенилось,  словно  мутный  речной  прибой,  готовый  захлестнуть  островок
княжеского  воинского  стана.  Множество  вятичей  из  ближних  и  дальних
деревень  сошлись  вместе,  чтобы  прогнать  чужих  людей  от  капища  или
умертвить их.
     Впереди  вятичского  воинства  стояли  признанные  храбрецы,   дерзко
подставившие стрелам голые груди. Всю одежду их составляли холщевые штаны,
туго перетянутые ремнями и заправленные в  сапоги,  а  оружие  -  огромные
топоры-секиры, такие тяжелые, что рубиться ими можно только двумя  руками.
Зато сокрушительными были удары вятичских боевых секир, они разрубали даже
железные доспехи.
     Дальше  стояли  копьеносцы,  составив  вплотную  щиты,  а   за   ними
притаились лучники - молодые воины, для которых эта битва будет первой.
     На первый взгляд вятичское войско казалось грозным  и  непреоборимым,
способным задавить врага своей многочисленностью, но князь  Святослав  был
уверен в победе. Он знал, что вятичи нестойки в рукопашном бою, потому что
кольчуги и панцири имеют немногие.  Начиная  сражение,  вятичи  устрашающе
кричат, делая вид, что собираются напасть, а на самом деле лишь  запугивая
противника. Если тот остается твердым, вятичи сами обращаются в притворное
бегство,  чтобы  заманить  в  засады.  Важно  только  не  дрогнуть  и   не
поддаваться на их  хитрости.  В  прямом  бою  княжеская  дружина  разрубит
беспорядочную толпу, как нож разрубает мягкую ковригу хлеба...
     Вот  и  сейчас  вятичи,  по  известному  обычаю   своему,   испустили
оглушительный вопль, разом качнулись вперед. И - остановились!
     Потом снова закричали все  вместе  и  снова  сделали  лишь  несколько
шагов.
     На расстоянии  перестрела  [перестрел  -  древнерусская  мера  длины,
равная полету стрелы (примерно 100 шагов] от рва вятичское воинство встало
окончательно.
     - Мыслю, на приступ вятичи не  пойдут,  -  сказал  Святослав  воеводе
Свенельду. - Пора говорить со старейшинами.
     - Пора! - согласился Свенельд.
     Протяжно, успокаивающе пропела труба в стане князя Святослава.
     Вятичи попятились, как бы приглашая выйти в поле.
     Пешие дружинники раздвинули колья частокола,  перебросили  через  ров
мостки. Сын воеводы Свенельда - старший дружинник Лют Свенельдович - вышел
за ограду с зеленой веткой в руке, знаком мирных намерений.
     Он шел под тысячами настороженных взглядов, мягко ступая сапогами  по
траве, весь облитый железом доспехов, но без меча у пояса.
     Смуглое  лицо   Люта   было   строгим   и   торжественным,   движения
неторопливыми и величественными.  Горячая  степная  кровь,  доставшаяся  в
наследство  Люту  от  матери-венгерки,  выдавала  себя  лишь  нетерпеливым
блеском узких черных  глаз.  Будто  два  мира  сошлись  в  посланце  князя
Святослава:   лихая   необузданность   степного    ветра    и    спокойная
непоколебимость  русских  лесов.  Но   сейчас   лихость   мирилась   перед
спокойствием...
     Вятичи продолжали пятиться, расходясь в стороны и освобождая дорогу к
кучке старцев в длинных  белых  плащах  и  меховых  шапках  -  старейшинам
вятичских родов.
     Старейшины стояли, одинаково опираясь на посохи, и молча смотрели  на
Люта. В их глазах  не  было  ни  страха,  ни  удивления  -  только  гордая
уверенность.
     Лют положил березовую ветку к ногам старейшин  и,  отступив  на  шаг,
поднял обе руки, показывая всем, что пришел без оружия.
     Повинуясь едва заметному жесту одного из старейшин, молодой вятичский
воин бережно  поднял  ветку  с  земли.  Лют  облегченно  вздохнул:  вятичи
согласны говорить о мире!
     Рабы князя Святослава  расстелили  на  лугу  большой  пестрый  ковер,
положили на одном конце несколько полосатых подушек, а на другом -  седло,
окованное серебром. Озираясь на молчаливые ряды вятичей,  они  отбежали  к
стану, и почти тотчас  на  мостки,  перекинутые  через  ров  ступил  князь
Святослав.
     Он был пешим, но два дружинника вели следом рослого  воинского  коня.
Длинный княжеский меч был привязан к седлу.
     Отставая на полшага, за князем шествовал воевода Свенельд. Серебряная
цепь  на  шее  воеводы  позвякивала  о  железо  панциря,  на  левой   руке
покачивался овальный красный  щит  с  медной  бляхой  посередине,  рука  в
железной рукавице поддерживала ножны прямого меча, боевой топорик  заткнут
за пояс. Воевода Свенельд как бы олицетворял собой грозную мощь дружинного
войска.
     А князь  Святослав  был  одет  просто.  Белая  рубаха,  перепоясанная
красным ремешком с  бляшками.  Сапоги  тоже  красные,  с  загнутыми  вверх
острыми носами,  без  каблуков.  Князь  был  среднего  роста,  не  слишком
высокий, но и не слишком низкий, с густыми бровями, с голубыми глазами,  с
бритым подбородком и длинными усами: голова чисто выбрита, лишь  на  одной
ее стороне оставлен локон волос, свидетельствующий  о  знатности  рода.  В
левом ухе покачивалась золотая  серьга,  украшенная  двумя  жемчужинами  с
рубином  посередине,  -  единственная  драгоценность,  которую   Святослав
надевал на себя. Шея у князя была толстая  и  крепкая,  плечи  широкие,  в
мускулистых руках угадывалась большая сила. Взгляд из-под нависших  бровей
казался властным и строгим. Такого человека нельзя не запомнить, он внушал
уважение и трепет...
     Князь Святослав опустился на седло, заскрипевшее под его тяжестью,  и
застыл неподвижный, как каменное изваяние. Воевода Свенельд остановился за
его спиной.
     Приблизились вятичские старейшины и,  повинуясь  приглашающему  жесту
князя, присели на подушки. Они тоже были без оружия,  но  длинные  посохи,
положенные  рядом  на  ковер,   хищно   поблескивали   острыми   железными
наконечниками.
     Ближе других сидел, положив на  колени  узловатые  руки,  седобородый
старец со светлыми, почти белесыми глазами. Такие  глаза  князь  Святослав
видел у одного  киевского  гусляра,  помнившего  еще  Олега  Вещего.  Люди
говорили, что гусляр давно разменял вторую сотню лет своей жизни.  И  этот
вятич старее всех старых. С ним, видно, и придется говорить...
     Святослав угадал правильно -  говорить  начал  белоглазый  старец,  а
остальные старейшины почтительно слушали, кивая головами:
     - Мое имя Смед. Я старейшина  рода,  на  земле  которого  ты  сидишь.
Вятичи спрашивают: зачем ты пришел? Другом или недругом?  С  миром  или  с
войной? Отвечай, князь, пока не пролилась кровь...
     Святослав вытащил из-за голенища черную стрелу и протянул старейшине:
     - Гляди! Кровь уже пролилась! Этой стрелой убили  храброго  воина  из
моей дружины!
     Старейшина Смед принял стрелу, задержал взгляд на метке:
     - Кровь твоего воина не  останется  без  искупленья.  Но  ты  еще  не
ответил...
     - Кому вы, вятичи, даете дань? - резко прервал его князь.
     - Хазарам, - помедлив, ответил Смед. - Хазарам,  которые  приходят  с
Волги.
     -  Разве  у  вятичей  много  лишних  мехов?  -  напористо   спрашивал
Святослав. - Или меда? Или воска? Или одежды? Или  хлеба,  чтобы  отдавать
все это людям чужого племени?
     - Когда берут дань, не спрашивают о желании, - возразил Смед.
     - Тогда выслушай древнее сказание и постарайся понять  его  смысл,  -
сказал Святослав. - В стародавние времена жили в лесу на горах, над  рекой
Днепром, где ныне стоит стольный Киев, люди славянского племени -  поляне.
И нашли их хазары и сказали: "Платите нам дань!"  Поляне,  посоветовавшись
между собой, дали хазарам по мечу от дыма [от дыма - то  есть  от  каждого
двора, где был очаг]. Отнесли мечи хазары к своему князю-кагану и к  своим
старейшинам и сказали им: "Вот новую  дань  взяли  мы".  И  сказали  тогда
старцы хазарские: "Недобрая это дань. Вы  доискались  ее  оружием,  острым
лишь с одной стороны, то есть саблями, а у полян оружие  обоюдоострое,  то
есть мечи. Не взять с них дани, но сами они будут  собирать  дань  с  иных
земель!" Так и получилось. Поляне никому  не  платят  дани,  но  берут  со
многих. В чем смысл древнего сказания, старейшина?
     И опять за всех старейшин ответил Смед:
     - В том, что дань собирают оружием и оружие же освобождает  от  дани.
Но у вятичей мало мечей и живут они каждый  своим  родом,  друг  от  друга
отдельно. Хазары приходят неожиданно, многим множеством воинов, и если  не
дают им ничего, то вырезают один род, потом  другой,  потом  третий,  пока
остальные не устрашатся и не принесут дань. Не для вятичей твое  сказание,
но для племени, собранного в одну горсть...
     - Ты сам догадался,  старец,  зачем  я  пришел  в  землю  вятичей!  -
торжественно произнес Святослав, поднимаясь с седла; следом за ним  встали
старейшины. - Я хочу собрать вятичей в одну горсть! И не в горсть даже - в
крепкий кулак! Настало время вятичам склониться под власть Киева! Тогда  я
скажу: между нами мир! Не другом я пришел сюда и не недругом - господином!
     Смед  молчал,   поглаживая   ладонями   бороду.   Другие   старейшины
выжидательно поглядывали на него. А Смед думал.
     Слова молодого киевского князя не были для него неожиданными.  Пришло
время вятичам выбирать свою судьбу. Сколько  можно  стоять  на  перепутье?
Сами не решим - другие заставят. Со всех сторон сильные  народы  давят:  с
Волги - хазары, с Камы - болгары, из степей - печенеги. С закатной стороны
[закатная сторона - запад] киевская  держава  надвигается,  обтекая  земли
вятичей полукольцом подвластных племен и народов. В  одиночку  вятичам  не
выстоять,  нужно  к  кому-то  прислоняться.  А  если   уж   выбирать,   то
единокровную Русь!
     Но легко ли решиться вот так, сразу? С дороги на тропинку свернуть  -
и то задумаешься, а тут речь идет о судьбе целого народа...  И  старейшина
Смед возразил осторожно:
     - Вятичи не свободны в своем выборе, ибо давно даем дань хазарам.  Мы
согласимся, а они, может, нет? Не случится ли так, что ты уйдешь, а хазары
снова придут в нашу землю, покарают нас и возьмут дань вдвойне?
     - Защищать людей своих - княжеская забота.  Сам  с  войском  останусь
зимовать в земле вятичей и буду  щитом  ей.  А  весной  вместе  пойдем  на
Хазарию...
     И еще одно сомнение высказал старейшина Смед:
     -  Вятичи  привыкли  жить  по  своим  обычаям,   повиноваться   своим
старейшинам... И боги у нас тоже свои...
     - Неволить не буду, живите как хотите! - решительно сказал  князь.  -
Будете давать мне воинов для походов и дань не больше, чем давали хазарам.
На сказанном клятву принесу  своим  богам,  а  вы  своим.  Мир  или  войну
выбирают вятичи?
     -  Мудрые  говорят:  худой  мир  лучше  доброй  ссоры,   -   вздохнул
старейшина.
     - А по мне, лучше война, чем недобрый мир! -  возразил  Святослав.  -
Что выбирают вятичи, добрый мир или войну?
     - Мир, который  ты  предлагаешь  вятичам,  может  быть  добрым,  если
исполнишь обещанное...
     - Исполню!
     Старейшина Смед поклонился князю и торжественно произнес:
     - Будь господином в земле вятичей!
     Другие старейшины послушно повторили:
     - Будь господином!
     Радостные крики разнеслись над поляной:
     - Мир! Мир!
     Вятичи складывали на землю оружие, приветственно взмахивали руками:
     - Мир!
     Празднично ревели трубы.
     Вятичи несли дружинникам деревянные  чаши  с  медом,  круглые  хлебы,
куски жареной дичи. А проворные княжеские рабы уже подбегали к старейшинам
с кувшинами вина.
     Князь Святослав пригубил серебряную чашу и передал Смеду:
     - Пусть будет между нами добрый мир!



                             5. ЖИЗНЬ ЗА ЖИЗНЬ

     Князь Святослав и думать забыл о черной  стреле:  не  до  того  было,
неотложных забот накопилось невпроворот. Шутка  ли,  целая  земля,  равная
доброй половине Руси, становилась под его державную руку!
     Из глухих заокских лесов, с неведомых доселе княжеским мужам рек Цны,
Пры, Унжи, Колпи и иных многих приходили старейшины  с  данью  и  клятвами
верности. Всех надобно принять с честью,  обласкать,  условиться  о  числе
воинов, которые пойдут вместе с князем в весенний поход.  И  свои  воеводы
отъезжали с конными ратями в разные концы земли вятичей  и  каждому  нужно
было указать, куда идти и как вести дела.
     Заботы, заботы без конца...
     Поэтому Святослав даже удивился, когда к нему пришел старейшина  Смед
и многозначительно сказал, что выполнил обещанное. Два  угрюмых  вятичских
воина ввели в избу юношу в длинной белой рубахе, босого. Руки  юноши  были
связаны за спиной сыромятным ремешком.
     - Я обещал найти человека, который  убил  твоего  воина.  Это  он,  -
объяс