мутаракани  и  Карчева  приехали
тайные послы, князь Святослав объявил своим воеводам:
     - Война окончилась. Впереди  земля,  жители  которой  не  хотят  быть
нашими врагами. Пора вложить меч в ножны и проявить к людям милость...
     И это была правда. Разноязыкое и разноплеменное население  приморских
городов  лишь  вынужденно  терпело  власть  хазарского   царя.   Хазарские
гарнизоны сидели за стенами цитаделей, окруженные морем ненависти. В князе
Святославе горожане видели избавителя от хазарского  ярма  и  готовы  были
подняться с оружием в руках против своих угнетателей.
     Князь Святослав отослал обратно в степи своих  союзников-печенегов  и
дальше двигался один.
     А в городе  Тмутаракани  уже  разгорелось  пламя  мятежа.  По  темным
улицам, прячась от стражи,  перебегали  закутанные  в  плащи  люди.  Из-за
саманных заборов слышался скрежет стали о точильные камни. В  храм  Иоанна
Предтечи собрались городские старейшины. Ненависть  к  хазарам  объединила
всех, а приукрашенные людской молвой  рассказы  о  непобедимости  русского
войска вселяли уверенность в успехе.
     Тмутараканский тадун, извещенный соглядатаями о недовольстве горожан,
решил покинуть город. Из цитадели выехали всадники  с  факелами  в  руках.
Хазары швыряли факелы на крыши домов, убивали жителей,  пытающихся  тушить
пожары. Сплошное зарево поднялось над городом.
     Навстречу русскому войску понеслись, загоняя насмерть коней, гонцы от
старейшин гибнувшего города: "Спаси, князь! Поспеши в Тмутаракань!"
     Но русское войско опоздало. Хазарский гарнизон успел переправиться на
другую сторону пролива, где в городе Корчеве тоже  была  цитадель  и  тоже
сидел хазарский тадун.
     Князя Святослава встретили толпы рыдающих тмутараканцев в  прожженных
одеждах, с набрякшими от крови повязками на свежих ранах. Воздевая руки  к
небу, они проклинали хазар. Многие изъявляли желание  тут  же  взяться  за
оружие, чтобы помочь руссам изгнать хазарского тадуна из Корчева.
     Через пролив переправилась отборная дружина воеводы Свенельда,  но  в
штурме ей не пришлось участвовать. Вооруженные  горожане  со  всех  сторон
окружили Корчев,  привезли  камнеметные  машины  и  множество  лестниц.  С
отчаянной храбростью горожане полезли на стены. К вечеру ни одного  живого
хазарина не осталось в Корчеве.  Не  осталось  и  мертвых:  их  тела  были
сброшены в городской ров на съедение  бродячим  псам.  Отрубленные  головы
двух тадунов - тмутараканского и корчевского привезли князю Святославу.
     Руссы, не приближаясь к огнедышащим стенам Тмутаракани, разбили  свои
станы в окрестных селениях и садах,  которых  было  много  вокруг  города.
Омывали усталые, растертые кольчугами до кровавых ссадин, тела в  ласковых
водах Сурожского  моря  [Сурожское  море  -  Азовское  море].  В  огромных
количествах поглощали вареную баранину и фрукты, принесенными благодарными
тмутараканцами. Как будто не на чужбину, а на родную землю пришло  войско.
Наступило время отдыха от ратных трудов, время пиров  и  мирной  торговли.
Тмутараканские  и  корчевские  купцы,  еще  вчера  с   яростными   воплями
карабкавшиеся  на  стены  цитадели,  теперь  звенели  серебром  в  кожаных
кошелях, раскидывали перед дружинниками  драгоценные  греческие  паволоки,
щедро наливали в кубки темное вино из узкогорлых амфор.
     Мирное небо голубело на Сурожским морем, и князь  Святослав  даже  не
подозревал,  какой  переполох  вызвали  его  победы  над  хазарами,  какие
устрашающие слухи опередили суровую поступь  воинов.  Смятение  было  и  в
Царьграде, и в Багдаде, и фьордах Скандинавии.
     Архонт  руссов  Святослав  вышел  к  Босфору  Киммерийскому   [Босфор
Киммерийский - Керченский пролив], благоденствие херсонской фемы  [фема  -
провинция Византийской империи] зависит лишь от его доброй воли!..
     Железнобокая конница эмира северных народов Святослава в неделе  пути
от  кавказских  перевалов  и  некому  преградить  ей  дорогу  во  владения
арабского халифата!
     Конунг Святослав собирает ладьи и скоро все море станет  опасным  для
варяжских торговых караванов!
     Святослав выбирает, на кого обрушить меч!..
     Святослав, Святослав, Святослав...
     Грозное имя русского князя звучало летом 965 года на  многих  языках,
его произносили с тревогой и ненавистью,  с  восхищением  и  надеждой,  но
никогда - равнодушно. Князь Святослав казался  воплощением  могучей  силы,
которая вдребезги разнесла обветшалое здание Хазарского каганата и  теперь
готовилась к новому прыжку.
     Но куда?
     Вожди кочевых племен и наместники земледельческих областей,  стратеги
византийских  фем  и  императорские  сановники,  мусульманские  визири   и
прославленные  полководцы  арабского  халифата  ловили   слухи   о   князе
Святославе,  подсылали  соглядатаев,  составляли  про   запас   посольские
встречи, готовили караваны с богатыми дарами на случай  мира  и  полки  на
случай войны.
     Но  больше  всего  их  интересовал  сам  русский  князь,   неожиданно
вознесшийся на вершину  воинской  славы.  Они  расспрашивали  очевидцев  о
словах и поступках Святослава, прикидывали, как использовать его возможные
слабости, чтобы повернуть дело себе на пользу. Даже за внешней  простотой,
которой, по слухам, отличался предводитель  руссов,  подозревали  какой-то
скрытый смысл. Гадали, к какой религии  склоняется  князь.  Казалось,  все
взяли на заметку опытные вершители государственных дел, даже то, что князь
Святослав  был  молод,  очень  молод  -  в  лето  хазарского  похода   ему
исполнилось всего двадцать три года. А  это  возраст,  когда  чувства  еще
властвуют над разумом...
     Представлялось вероятным, что юный предводитель руссов поведет войско
в сказочно богатую Таврику [Таврика  -  Крым],  где  среди  вечной  зелени
нежатся на берегу  теплого  моря  белые  города,  где  сады  отяжелели  от
фруктов, а несчитанные отары овец сползают по  горным  склонам  в  долины.
Разве можно удержаться при виде такого незащищенного богатства?
     Таврический путь князя Святослава  казался  единственно  возможным  и
даже неизбежным, как ливень, который следует за черной тучей...
     Но они ошиблись, эти многомудрые мужи,  угадыватели  чужих  мыслей  и
похитители чужих тайн, и причина их ошибки коренилась в непонимании  самой
сути хазарского похода. К Босфору Киммерийскому пришел не лихой  стяжатель
добычи, а предводитель войска великой державы, и его стремительный  бросок
на Хазарию был лишь началом единого сабельного взмаха,  который  прочертит
широкий полукруг от  Каспия  до  Дуная.  Не  о  сиюминутной  выгоде  думал
Святослав, остановивший войско на пороге Таврики,  но  о  будущих  великих
походах. Ворваться в Таврику значило воевать с  Византийской  империей,  а
время для этого не пришло. Недавние завоевания требовали закрепления.
     Еще сидел за  кирпичными  стенами  Саркела  царь  Иосиф,  помышлявший
сложить на обломках Хазарии новый каганат. С опаской поглядывали вятичи на
невредимый Саркел, который они называли "Белая Вежа" и который по-прежнему
казался им символом хазарского могущества. Что значили для вятичей  победы
на Волге и на Северном Кавказе? Лишь негромкое эхо этих  побед  доносилось
до вятичских лесов. А Саркел был рядом и там сидел хазарский царь!
     Только падение Саркела развеяло бы  последнюю  веру  вятичей  в  силу
хазар. Самому Святославу взятие степной крепости не  сулило  ни  достойной
добычи, ни славы - что это  значило  по  сравнению  с  недавними  громкими
победами! Но все-таки Саркел нужно было брать и князь  Святослав  повернул
свое войско на север.
     Он уходил из Тмутаракани, оставляя  позади  себя  не  кровь,  не  дым
пожаров и не  проклятия,  а  благодарную  память  жителей.  Добрые  семена
доверия и дружбы,  посеянные  в  тмутараканской  земле,  прорастут  щедрой
нивой. Поднимется на берегу Сурожского моря еще одно русское  княжество  и
будут там править князья русского рода...



                            14. ШТУРМ САРКЕЛА

     На исходе сентября, когда к теплому морю потянулись первые журавлиные
стаи, в русский стан под Саркелом приехал гонец из  стана  Святослава.  Он
передал долгожданные  слова  князя:  "Ладьи  построены,  войско  готово  к
походу. Скоро буду сам!"
     Много было радости в дружине. Приближался конец осады. Гонец  сказал,
что на ладьи  погружены  камнеметные  орудия,  перед  которыми  не  устоят
никакие стены.
     Камнеметные   орудия   -   катапульты   [катапульта    -    механизм,
предназначенный  для  метания  камней  или  горшков  с  горючей  смесью  в
осажденную крепость] были изготовлены искусными  византийскими  мастерами.
Византийцы, озабоченные безопасностью своих  владений  в  Таврике,  искали
дружбы князя Святослава и были готовы  на  любые  услуги.  Первой  пришла,
опередив судовой караван князя Святослава,  большая  конная  рать  воеводы
Люта Свенельдовича. Алк вздохнул с  облегчением,  кончилось  их  с  Вестом
воеводство под стенами проклятого  Саркела,  тяжкий  груз  ответственности
перекладывался на другие более сильные и опытные плечи!
     Лют Свенельдович был настоящий военачальник, не  то  что  добродушный
силач Вест. Воин он отважный и товарищ хороший,  но  не  воевода.  Вест  с
самого начала объявил: "Драться нужно - вот он я!  Всегда  готовый!  А  от
начальствований меня освободи, побратим. Не по мне это дело..."
     Алк даже обиделся на побратима, но потом понял, что нельзя  требовать
от человека того, чего нет. Сила-то у Веста богатырская, но ум не быстрый.
Каждый на свой лад красен...
     Однако думать одному за всю дружину  было  нелегко,  и  Алк  искренне
обрадовался воеводе Люту.
     Гузы тоскливо смотрели сквозь бойницы, как надвигается  из  степи  на
город многочисленная конница,  как  растут  возле  стен  Саркела  воинские
станы. Они больше не кричали и не пускали  стрелы,  даже  если  любопытные
дружинники из новоприбывших  подъезжали  к  стенам  совсем  близко.  Видно
защитники Саркела чувствовали  приближение  конца  и  берегли  стрелы  для
последнего боя.
     С ликующими трубными возгласами, развевающимися стягами подплывала  к
Саркелу судовая рать князя Святослава. Все осадное  войско  столпилось  на
донском берегу, оставив возле воротной башни небольшую сторожевую заставу.
Вылазки из города уже не опасались - не до того гузам. Видят, поди, как по
реке надвигается неминуемая гибель!
     Воинские ладьи плыли величественно и грозно.
     Алк  вспомнил  свое  сторожевание  на  Оке  и  поразился   несхожести
тогдашних и нынешних чувств. Тогда были страх  и  враждебность,  теперь  -
горделивая радость, счастливое приобщение к этой могучей силе...
     Не дожидаясь, когда гридни  перекинут  на  берег  мостки,  с  большой
нарядной ладьи спрыгнул князь Святослав, пошел, разбрызгивая воду красными
сапогами к воеводе Люту и Алку. Князь был без доспехов, в просторной белой
рубахе до колен: ветер шевелил  длинный  локон  волос  на  его  непокрытой
голове.
     Князь почти не  изменился  с  того  времени,  как  Алк  видел  его  в
последний раз под Итилем, только лицо его  больше  загорело,  стало  почти
коричневым, и еще ярче выделялись на нем  голубые  глаза.  Он  по-прежнему
носил серьгу с жемчужинами и рубином, но теперь к ней прибавилась  золотая
цепь на шее. Алк узнал потом, что  эту  цепь  подарили  князю  благодарные
жители Тмутаракани.
     - Ну как, воевода? - весело спросил князь, повернувшись к удивленному
таким обращением Алку. - Не упустил царя-то?  На  том  спасибо.  Кончилось
твое сидение под Саркелом.
     Да, осадное сидение кончилось!
     Прибытие князя Святослава словно прогнало из  дружины  сонную  одурь.
Застучали топоры плотников,  ладивших  штурмовые  лестницы.  Печенеги  под
присмотром русских десятников растаскивали заграждение из телег,  открывая
проходы для приступа.
     Византийские  мастера  в  коротких  синих  кафтанах  хлопотали  возле
катапульт, прилаживали к деревянным рамам упругие  канаты,  сплетенные  из
воловьих жил, натягивали рычаги.
     Дружинники ставили на колеса большой деревянный сруб, обтянутый сырой
кожей - "черепаху". Сырые  кожи  должны  были  уберечь  боевую  машину  от
хазарских горячих стрел. Внутри "черепахи" висело на цепях тяжелое дубовое
бревно, окованное железом - таран.
     Тысячи людей, русских ратников и печенегов, подносили землю в мешках,
корзинах, а то и просто в шапках - засыпали  ров.  Как  по  ровному  полю,
поползет к Саркелу  страшная  своей  неуязвимостью  "черепаха",  и  воины,
спрятавшиеся внутри, будут долбить тараном крепостные ворота.
     Вечером ратники искупались в прохладной речной  воде,  переоделись  в
чистые рубахи. Утром - приступ!
     Штурм  Саркела  поразил  Алка  осмысленностью  и  четкостью  движений
войска.
     Первыми к стене побежали цепи лучников, осыпая врагов стрелами.  Едва
меж зубцами стен или в бойнице  показывалась  лохматая  шапка  гуза,  туда
летело несколько смертоносных стрел,  и  защитники  города  не  могли  как
следует прицелиться в набегавших со штурмовыми лестницами пешцев.
     Лестницы густо облепили стену,  по  ним  взбирались  наверх  воины  с
мечами и топорами, а у подножия стены ждали своей  очереди  другие  воины,
прикрываясь от камней и стрел большими щитами.
     "Черепаха" уткнулась в проем воротной  башни.  Тяжелые  удары  тарана
сотрясали башню, крошились железные полосы на  воротах,  летели  щепки  от
толстых дубовых брусьев. Ворота гнулись и расползались щелями.
     А за "черепахой" уже стояла конная княжеская дружина,  ожидая,  когда
наконец рухнут ворота и можно будет ворваться в  крепость.  Честь  первыми
ворваться в город была доверена самым храбрым воинам. Среди них был сотник
княжеской дружины вятич Алк.
     Но первыми в Саркеле  оказались  не  княжеские  дружинники,  а  пешие
ратники, которые забрались по лестницам на стену. Они  захватили  башню  и
изнутри откинули засовы.
     Бой разгорелся на узких улочках внешнего города.  Гузы  молча  падали
под ударами мечей и копий. Они не просили пощады. Сами не щадившие никого,
они считали, что побежденный не достоин жить...
     Только немногие гузы успели добежать до внутренней стены и укрыться в
цитадели.
     И все повторилось снова.
     Пешие лучники натянули свои луки, поражая стрелков на  гребне  стены.
Пешцы прислонили к стене лестницы и полезли наверх; выставив вперед  мечи,
они протискивались между зубцов и исчезали в цитадели. Затихал,  удаляясь,
шум боя. Распахнулись ворота,  отомкнутые  изнутри.  Дружинники  в  конном
строю въехали в цитадель.
     Оставалась только высокая башня  -  последнее  убежище  царя  Иосифа.
Княжеские дружинники спешились  и  медленно  пошли  вперед.  Навстречу  им
летели стрелы; не короткие и толстые стрелы гузов, а  длинные,  с  хищными
зазубринами на остриях  -  оружие  арсиев.  Дружинники  подняли  щиты  над
головами и под их прикрытием начали долбить топорами дверь.
     Алк тоже бросил  уздечку  кому-то  из  пешцев  и,  расталкивая  толпу
дружинников, приблизился к башне. И - вовремя! Дружинники разом  нажали  и
тяжестью своих  тел,  обтянутых  кольчугами,  выдавили  остатки  дверей  и
ворвались в башню. Алка кто-то толкнул в спину, он не удержался на ногах и
упал головой вперед в темноту.
     Над ним скрежетала сталь, раздавались хриплые  возгласы  сражавшихся,
стоны. Кто-то больно наступил сапогом на правую руку, Алк невольно  разжал
пальцы, меч откатился. Он шарил рукой по каменным плитам пола и  никак  не
мог найти рукоятку  своего  меча.  С  трудом  отполз  к  стене,  поднялся,
прижимаясь спиной к осклизлым холодным камням. Глаза постепенно  привыкали
к полумраку.
     Дружинники, взмахивая мечами и  топорами,  теснили  арсиев  вверх  по
узкой лестнице. То один, то другой скатывался по ступеням вниз,  на  груду
тел,  уже  лежавших  у  подножия  лестницы.  Но   через   разбитые   двери
протискивались и спешили на помощь новые дружинники.
     Алк подхватил оброненный меч и тоже бросился в сечу.
     Шаг за шагом, переступая через павших товарищей, скользя на мокрых от
крови ступеньках, дружинники поднимались наверх.
     Первая площадка башни, вторая... Арсиев было не  очень  много,  но  в
тесноте численное превосходство не  давало  штурмовавшим  преимущества.  В
узких переходах и поворотах лестницы могли сражаться  плечом  к  плечу  не
больше двух воинов, а остальные, напирая и толка в спины, только мешали им
свободно действовать оружием.
     Третья площадка, четвертая...
     Алк оказался лицом к лицу с  усатым,  свирепого  вида  арсием  -  все
дружинники, ворвавшиеся прежде Алка в  башню,  уже  лежали  на  ступеньках
лестницы.
     Меч арсия скользнул по кольчуге юноши. Поднять  руку  для  следующего
удара арсий не успел: пригнувшись, Алк боднул своим остроконечным шлемом в
усатое, хищно оскаленное лицо врага.
     Сам он тоже не удержался на ногах, упал на колени  и  сжался,  ожидая
смертельного удара. Но удара не последовало. Лестница впереди была  пуста.
Неужели он убил последнего защитника царя Иосифа?
     Еще несколько крутых ступеней, поворот...
     Последняя площадка башни!
     Бойницы здесь  были  шире,  чем  внизу,  и  солнечные  лучи  свободно
проходили сквозь них, освещая  красивый  ковер  на  полу,  яркие  шелковые
подушки на широкой постели под балдахином.
     Алк догадался, что здесь было жилище царя.
     Но где он сам?
     В углу, загораживая спиной узкую дверь, замер тучный старик в богатом
халате. Он  что-то  закричал  пронзительным  голосом,  негодующе  взмахнул
руками, будто отгоняя Алка и ворвавшихся следом за ним дружинников.
     Алк отшвырнул старика в сторону, ударил сапогом в дверь.
     Дверь бесшумно открылась.
     Еще одна лестница, совсем узкая, каменные стены касаются плеч.
     А потом прямо в глаза ударило  ослепительное  солнце  -  Алк  был  на
вершине башни. Шагах в десяти, между двумя каменными зубцами,  стоял  царь
Иосиф.
     Повелитель  Хазарии  был   в   белой   одежде,   крупными   складками
опускавшейся  до  самого  пола,  руки  скрещены  на  груди,   на   пальцах
разноцветными огоньками сверкали драгоценные камни перстней.
     Звеня  доспехами,  карабкались  по  узкой   лестнице   дружинники   и
остановились тяжело дыша, за спиной Алка.
     Преодолевая невольный трепет, Алк медленно двинулся к царю.
     Но царь Иосиф вдруг шагнул назад, за зубцы башни, и беззвучно упал  в
пустоту. Громко закричали люди у подножия башни, и в этом  крике  не  было
слышно страшного удара упавшего с высоты тела...
     Князь Святослав приказал  до  основания  разрушить  Саркел,  чтобы  и
память об этом зловещем городе исчезла.
     Отшумели почестные пиры. Полуведерная круговая чаша обошла войско, от
князя до последнего погонщика верблюдов, и заняла  свое  место  в  сундуке
виночерпия-кравчего. Общей была победа, общим был и пир.
     Поднялся на донском берегу высокий курган, последнее прибежище павших
в бою товарищей, и  уже  справили  на  нем  тризну,  которая,  по  обычаю,
следовала за почестным пиром.
     Под надежной охраной уплыли вверх по Дону  ладьи  с  добычей  похода.
Можно было возвращаться домой.
     Но князь Святослав медлил, будто ожидал кого-то.  И  -  дождался.  Из
Таврики, от византийцев, приехал  гонец.  Императорский  вельможа  Колакир
извещал о своем намерении посетить  Киев,  чтобы  поговорить  с  князем  и
старейшинами Руси о делах государственных, выгодных той и другой стороне.
     Никто, кроме самого князя, не догадывался, какими будут эти дела.
     Святослав вдруг заторопился, оставил с войском  старого  Свенельда  и
воевод пешей рати Асмуда и Воиста, а сам с ближней дружиной поехал в  Киев
прямо через Дикое Поле, пренебрегая  опасностями  этого  пути.  Дружинники
вели в поводу запасных  коней,  чтобы  не  искать  подмену  в  печенежских
кочевьях.  Хоть  печенеги  и  считались  союзниками,  доверять   им   было
безрассудно.
     Нико