нюю
благодать хотелось наслаждаться созерцанием красоты природы, а не  нестись
сломя голову за чужими всадниками, которых  никто  из  преследователей  не
знал и не имел причины  лично  ненавидеть,  но  которых  непременно  нужно
догнать и убить. Такова уж судьба воина...
     Алк глубоко вздохнул.
     Ехавший рядом князь  Идар,  неправильно  истолковавший  вздох  юноши,
только что отмеченного великим подвигом  и  княжеской  милостью,  поспешил
успокоить его:
     - Не горюй, догоним царя. Царь и слуги его на аргамаках, быстрых,  но
не таких выносливых, как наши кони...
     - Не о том я...  -  тихо  сказал  Алк.  -  Глянь  вокруг,  красота-то
какая...
     Князь Идар недоуменно оглянулся.
     Степь, как степь. Травы много. Высокая трава, сочная. От такой  травы
скот округляется, жирком  заплывет.  Хорошо!  Воды  еще  много,  в  каждой
лощинке стоит вода, колодцев искать не надо. Тоже хорошо! Солнце не  палит
зноем, лишь теплом ласкает. Под весенним солнцем ехать по степи хорошо! Но
красота-то при чем? Да и зачем воину красота? Что он, женщина?
     Совсем непонятно было князю Идару, чем  восхищается  молодой  русский
храбрец, осмелившийся поднять руку  на  самого  Кагана  и  поразивший  его
стрелой, как дичь. Не зная, что ответить своему спутнику, но  не  желая  и
обижать его молчанием, князь Идар кряхтел неопределенно:
     - Красота... Да, красота... - И тут же переводил разговор на  другое,
достойное внимания предводителя княжеской дружины:
     -  К  полудню  аргамаки  царя  задохнуться  от  долгой   скачки.   Им
понадобиться отдых, и неоднократный. Думаю, к вечеру царь  Иосиф  будет  в
наших руках....
     Но опытный в погонях печенежский князь ошибся.
     В степи между Доном и Волгою еще бродили хазарские кочевья.  Взрослые
воины ушли к Итилю, но при табунах и стадах остались старики, подростки  и
женщины. Царь Иосиф нашел здесь пищу, целебный настой из степных трав  для
раненых и ослабевших, а главное - свежих коней.
     В первом же кочевье спутники царя Иосифа бросили измученных аргамаков
и  пересели  на  выносливых  степных  жеребцов;  следом   под   бдительным
присмотром арсиев двигались табуном запасные кони.
     Так поступал царь Иосиф и в других кочевьях: бросал усталых  коней  и
забирал свежих. Он двигался почти  неостановочно.  Дружинники  и  печенеги
князя Идара всюду заставали одно и то же: хазары, стоящие возле  войлочных
юрт, угрюмо молчали или слезно жаловались на царя, который  забрал  лучших
коней, не отблагодарив хозяев даже маленькой серебряной монеткой. А  силой
воспрепятствовать они не могли: взрослые воины еще не вернулись...
     Кочевники охотно показывали, в какую сторону удалился царь со  своими
людьми. Считали, загибая пальцы, сколько часов назад он  покинул  кочевье.
Видно хазары-кочевники не больно-то любили своего правителя!
     Выходило, что, несмотря на спешку, преследователи не  приближались  к
беглецам, царь Иосиф неизменно опережал на половину дня пути.
     Ночевали прямо в степи, под удивительно яркими и  близкими  звездами,
подложив под головы седла и укрывшись попонами. Костров не разжигали. Да и
коротки были ночлеги.  На  рассвете,  наскоро  перекусив  копченым  мясом,
которое печенеги везли в переметных сумах, дружинники и воины князя  Идара
седлали коней и продолжали погоду.
     Князь Идар был весел и уверен в успехе. Он  убеждал  Алка,  что  царю
негде спрятаться. Впереди река Дон,  а  за  ней  кочуют  печенеги.  Только
безумец решиться войти в землю печенегов, ибо там ждет беглецов неминуемая
смерть.
     - Теперь уже скоро, - говорил Идар. - Закатный  ветер  пахнет  речной
водой, царю Иосифу думать  надо,  куда  повернуть  коней.  Крепко  думать!
Только две дороги у него осталось:  на  полдень,  к  морю,  и  к  северной
стороне - на Саркел...
     Царь Иосиф повернул на север, к Саркелу.
     Саркел по-хазарски означает "Белый дом".
     Свое название Саркел перенял у  старой  хазарской  крепости,  которая
была  построена  на  другом  берегу  Дона  действительно  из  белоснежного
камня-известняка. Старая крепость давно разрушилась,  обломки  ее  заросли
колючей степной травой, а вот название осталось в памяти людей.  Когда  на
левом берегу Дона построили новую крепость, название  Саркел  осталось  ей
как бы в наследство.
     В новом Саркеле не было ничего, чтобы  оправдывало  старое  название.
Стены  крепости  были  сложены  из   красно-бурых   квадратных   кирпичей.
Шестнадцать башен, как зубы сказочного дракона, угрожающе поднимались  над
стенами. Еще две башни, самые высокие и мощные,  стояли  внутри  крепости.
Оттуда стража следила за степью. Ночью на башнях  зажигали  костры,  чтобы
путники могли и в темноте найти крепость.
     Но попасть в крепость было нелегко.  Она  отгородилась  от  степи  не
только крепостными стенами, но и водой. С  трех  сторон  мыс,  на  котором
стоял Саркел, омывался волнами реки, а с четвертой - восточной  стороны  -
были выкопаны два широких и глубоких рва, тоже наполненных водой.
     Что-то чужое, нездешнее было в облике Саркела.
     Хазары-кочевники говорили о Саркеле с суеверным страхом  и  старались
по возможности не приближаться к его стенам цвета запекшейся крови.
     Как ненасытное чудовище, Саркел поглощал целые стада быков и баранов,
длинные обозы с хлебом и другими припасами,  тысячи  бурдюков  с  кобыльим
молоком и вином, взамен выплескивая в степь только летучие отряды свирепых
царских наемников - гузов.
     Как торчащая заноза, торчал Саркел в зеленом теле степей -  зловещий,
непонятный, ненужный населявшим эту степь людям...
     Крепость Саркел подняли  из  земли  честолюбивые  замыслы  хазарского
царя, но осуществили эти замыслы не сами хазары, а пришельцы - византийцы.
По просьбе царя византийский  император  Феофил  прислал  своих  зодчих  и
мастеров, которые построили крепость по привычному византийскому образцу.
     В Саркеле селились разноплеменные, разноязычные, отчужденные друг  от
друга люди: болгары, буртасы, иудеи. А за внутренней стеной,  в  цитадели,
стояли гарнизоном триста наемников-гузов.  Царь  не  доверял  собственному
народу. Хазар-кочевников допускали в крепость  только  днем,  в  небольшом
числе, и  оружие  они  должны  были  оставлять  возле  воротной  башни.  И
наемникам-гузам царь тоже не очень-то доверял, заменял гарнизон  ежегодно,
чтобы не успела созреть измена.
     Жизнь в Саркеле текла уныло и однообразно.
     Мастера-ремесленники копошились в  своих  темных  землянках,  крутили
гончарные круги, выстукивали молотками  по  наковальням,  дубили  в  чанах
вонючие кожи.
     Уличные торговцы раскладывали прямо на земле свои нехитрые  товары  и
дремали, присев на корточки, прислонившись спиной к стене.
     А в цитадели рядом с домами стояли войлочные  юрты  гузов.  Кочевники
сохраняли свой образ жизни, варили пищу в котлах над кострами, тянули свои
заунывные,  грустные  песни.  Только  за  хорошую  плату  они  соглашались
запереться в эти тесные для степняков каменные стены.
     Наместником  Саркела  всегда  назначался  близкий  родственник  царя,
младший брат или племянник. Хазарские  беки  говорили  с  обидой,  что  не
Хазарии принадлежит крепость, а лично  царю.  В  этом  была  большая  доля
правды. Царь Иосиф смотрел на Саркел как на  последнее  убежище  в  случае
смертельной опасности. Здесь  он  хотел  отсидеться  под  защитой  крепких
каменных стен  и  верного  гарнизона,  пока  князь  Святослав  не  покинет
Хазарии. Потом можно попытаться сложить из обломков  некое  величественное
здание державы Кагана. Главное - выиграть время...
     Царь  Иосиф  выиграл  бешеную  гонку  по  степи.  Тяжелые,  окованные
железными полосами ворота Саркела захлопнулись за спиной царя раньше,  чем
погоня успела добежать до внешнего рва.
     Князь Идар переломил и с досадой швырнул на землю свою плеть.  Плеть,
которая не  сумела  взбодрить  коня  настолько,  чтобы  он  догнал  врага,
недостойна висеть на руке воина!
     Потом печенежский  князь  уселся  на  ковер,  раскинутый  слугами  на
возвышенном месте поодаль от города, и принялся неторопливо отхлебывать из
чаши кобылье молоко,  показывая  своим  безразличием,  что  дело  свое  он
сделал, безошибочно привел погоню по  следам  царя,  а  остальное  его  не
касается. Печенеги штурмовать каменные стены не привыкли, пусть руссы сами
думают, как поступать...
     Алк  и  Вест  подъехали  к  краю  верхнего  рва.  Под  ногами  лениво
покачивалась мутная вода. Через мост перекинут узкий, в три доски,  мостик
- едва конному проехать. Дальше, за половину перестрела, желтел обмазанный
глиной откос внутреннего рва, а за  ним  крепостная  стена  с  зубцами,  с
квадратными башнями.
     - Неладно вышло, - задумчиво проговорил Вест. - Твердыня эта  нам  не
по зубам. Опоздали.
     - Может поговорить с хазарами? - предложил Алк. - Так,  мол,  и  так,
царево войско побито, следом за нами придет князь Святослав тогда крепости
конец. Пусть выдадут царя, если хотят сохранить жизнь...
     Вест в сомнении покачал головой. Но Алк уже направил коня к мостику.
     Конь осторожно ступал по  качавшимся  доскам,  испуганно  косился  на
стоячую воду. Копыта негромко постукивали  по  дереву,  и  этот  стук  был
единственным звуком, нарушавшим тишину. Молчали  дружинники,  стоявшие  за
внешним рвом. Безмолвной и зловещей была крепость.
     Когда Алк переехал мостик, между зубцами  стены  поднялись  головы  в
лохматых меховых шапках. Широкие бурые лица гузов почти сливались с мехом,
узкие глаза казались издали черными черточками.
     Алк  поднял  обе  руки  вверх,  показывая,  что  приехал  с   мирными
намерениями. Закричал по-печенежски, надеясь, что в степях, пограничных  с
печенежскими кочевьями, люди понимают этот язык:
     - Храбрые воины Саркела!  Князь  Святослав  побил  хазарское  войско.
Великий город Итиль пал к его ногам. Каган принял смерть на поле  битвы  и
больше не защитит вас. Выдайте нам царя Иосифа и мы уйдем!
     Яростно, негодующе взвыли гузы на  стене.  В  Алка  полетели  стрелы.
Прикрываясь щитом, он пятился к мостику. Стрела вонзилась в шею коня.  Алк
выдернул ноги из стремян, отпрыгнул в  сторону,  чтобы  падающий  конь  не
придавил его, и на миг опустил свой щит. Тотчас  стрелы  гузов  ударили  в
грудь, в плечо, в правую руку выше локтя. Железная кольчуга  спасла  жизнь
юноше, лишь одна стрела скользнула  по  бедру,  не  прикрытому  доспехами.
Прихрамывая, Алк перебежал мостик и упал на руки товарищей.
     Подошел князь  Идар,  посмотрел,  как  дружинники  перевязывают  рану
чистой тряпицей, проворчал недовольно:
     - Почему меня не спросил? Разве не знаешь: гузы, будто хищные  звери,
на всех кидаются? Разве с ними можно разговаривать? Нехорошо, нехорошо...
     Потом Алк лежал в шатре и слушал,  как  сотник  Вест  и  князь  Идар,
словно состязаясь в рвении и  воинской  опытности,  распоряжаются  началом
осады.
     Против всех воротных башен Саркела встали  сторожевые  заставы,  были
поставлены частоколы из заостренных кольев, чтобы помешать всадникам-гузам
делать вылазки.
     Гонцы князя Идара поехали на  другую  сторону  Дона  и  вернулись  из
печенежских  кочевий  с  большими  телегами.  Составленные  рядом,  телеги
окружили весь Саркел. За ними притаились печенежские лучники.
     Осажденным некуда было деваться, но осаждающие  не  могли  взойти  на
крепкие стены города. Осада Саркела оказалась долгой и изнурительной.
     Весенняя прохлада давно сменилась летним зноем,  а  Саркел  стоял.  У
Веста и  Алка  дружинников  было  немного,  штурмовать  с  такой  горсткой
крепость  было  чистым  безумием.  А  печенеги  лезть  на   стены   просто
отказывались.
     Алк послал гонца за помощью, но гонец привез лишь строгий наказ князя
Святослава: "Сторожить царя крепко и ждать!.."
     Потянулись дни и недели томительного осадного сидения.
     ...Потом,  когда  закончится,  наконец,  осада  Саркела,  это   время
останется в памяти Алка беспросветной тоской, сплошным черным провалом.
     Войлочные стены юрты - единственное место, где  можно  спрятаться  от
жгучего солнца...
     Пыльные вихри в степи...
     Смрадный чад печенежских костров - дерева в степи не было и в  костры
бросали сухой навоз.
     Непереносимый трупный смрад - умерших жителей Саркела гузы сбрасывали
со стены в городской ров....
     Щемящие сердце, грустные песни дружинников...
     И бездействие, томительное и иссушающее душу. Лениво лежать в юрте  и
жевать даровое мясо, как это делал князь Идар, юноше было невмоготу.
     Алк не понимал еще, что ни удачный полет стрелы, ни азартная погоня и
даже не яростное самозабвение битвы превращает юношу в настоящего мужчину,
а вот такое длительное испытание стойкости, терпения и силы духа...
     Наступила осень - самое невеселое время в степях.
     Пожелтевшая трава звенела, как выкованная из меди.
     Обмелевший Дон обнажил  песчаные  отмели,  и,  когда  задувал  ветер,
мелкий белый песок струился, как речная вода.
     Над Саркелом кружились коршуны, их  было  так  много,  что  казалось,
стервятники слетелись в это страшное место со всего Дикого Поля.
     Князь Идар жаловался, что коней  нечем  кормить,  что  пора  кочевать
дальше на север, где в низинах еще сохранилась трава. Алк  уговаривал  его
подождать, пугал гневом князя Святослава. Идар уходил недовольный и каждый
раз повторял,  что  эта  отсрочка  -  последняя:  он  не  может  рисковать
табунами, слабеют кони и помирают...
     Худо было осаждающим, но защитникам Саркела - еще хуже. Наемники-гузы
давно съели своих коней и теперь варили  в  котлах  сырые  кожи,  благо  в
амбарах кожевников оказались большие  запасы.  Колодцы  в  крепости  почти
пересохли, а добывать воду из близкого Дона удавалось  редко:  тропинки  к
реке сторожили лучники князя Идара. Люди  в  осажденном  Саркеле  тоскливо
смотрели на безоблачное небо, молили богов о  благодатном  дожде.  Тщетно!
Однажды небо нахмурилось тучами, но  дождь  пролился  за  Доном,  будто  в
насмешку обронив на пыльной городской площади несколько крупных капель.
     Царь  Иосиф  заперся  в  высокой  башне,  которая  стояла  посередине
цитадели. Возле узких, всегда запертых  дверей,  прорезанных  в  кирпичной
толще, стояли свирепого вида арсии. Остальные горожане  давно  иссохли  от
голода и жажды, а усатые лица арсиев лоснились,  могучие  плечи  распирали
кольца доспехов. Это казалось удивительным: иссыта-сытые, здоровые!
     Немногие  в  Саркеле  знали,  что  в  глубоких  подвалах  башни   еще
сохранились запасы пищи и вино в больших глиняных кувшинах.  Тяготы  осады
не коснулись царя Иосифа и его верных телохранителей.
     Царская башня была крепостью в крепости, со  своим  гарнизоном  и  со
своими запасами. Иосиф надеялся, что она выдержит приступ, если даже руссы
ворвутся  за  крепостные  стены  Саркела.  Стены  башни  были  толстыми  и
крепкими, бойницы так узки, что сквозь них не сумел бы  протиснуться  даже
ребенок, а крутые лестницы, которые вели  наверх,  к  жилищу  царя,  легко
защищать даже немногим воинам. Руссы захлебнуться в крови, если  попробуют
штурмовать башню. А до нее ведь  еще  две  мощные  стены  -  внутренняя  и
наружная - да два рва. Только бы продержаться  до  морозов.  Зимовать  под
крепостью руссы не будут, уйдут.
     Перед заходом солнца Иосиф выходил на верхнюю площадку башни и стоял,
прямой и неподвижный, в белой длинной одежде, пока солнце не скрывалось за
горизонтом.
     Защитники Саркела верили, что царь беседует с богами, и надеялись  на
чудо, и эта надежда поддерживала их решимость обороняться.
     А на что надеялся сам Иосиф? Чего он ждал?
     На этот вопрос мог ответить только он сам,  но  в  крепости  не  было
человека, который бы осмелился спросить царя.
     Обитатели жилищ внешнего города и войлочных юрт цитадели страдали  от
голода и жажды, умирали от ран, изнемогали в несменяемых караулах у бойниц
и тоже чего-то ждали. Может, смерти, ибо ничто,  кроме  смерти,  не  могло
избавить людей от нестерпимых мучений осады.



                         13. МУДРОСТЬ ПОЛКОВОДЦА

     Молчаливые дружины руссов вошли  в  Итиль  на  следующее  утро  после
битвы. Они миновали глинобитные жилища западной части  города,  где  зимой
жили кочевые беки со своими родичами и рабами, а летом по  пустым  улицам,
заросшим пыльной, скудной травой, бродили верблюды и овцы. Не  здесь  было
главное богатство Итиля, а на  острове,  где  были  дворцы  Кагана  и  его
приближенных, и на другом берегу - в Хазаре, который еще называли Сарашек,
то есть Желтый город, место обитания купцов, рынков и складов с товарами.
     Возле наплавного моста уже не было сторожевых арсиев. Небольшой отряд
наемников преградил дорогу руссам только  на  площади  перед  дворцом.  Не
рассудок, но отчаяние вывело их  под  русские  мечи.  Короткая  схватка  и
последние защитники  Итиля  полегли  на  каменные  плиты.  Руссы  вырубили
секирами двери дворца и ворвались внутрь.
     Целый  караван  верблюдов,  тяжело  нагруженных  золотом,   серебром,
драгоценными камнями, дорогим оружием и  амфорами  с  редкостными  винами,
привел в стан князя Святослава воевода Свенельд,  которому  было  доверено
собрать лучшую добычу. Дружинники вывозили добро из купеческих  амбаров  и
караван-сараев, из домов богатых горожан.
     А  когда  руссы  покинули  город,  в  Итиль  ворвались  буйные   орды
печенегов. Они грабили все подряд. Всадники в черных шапках рассыпались по
улицам, вламывались в жилища, убивали жителей трехгранными кривыми мечами,
тащили на волосяных арканах пленников. Город окутался дымом пожаров. Князь
Святослав расплатился со своими временными союзниками хазарским добром!
     Потом впереди русского войска полетит добрая молва о том,  что  князь
руссов беспощаден только к врагам, не убивает мирных жителей  и  не  берет
последнего, и другие хазарские города предпочтут сдаваться без боя,  чтобы
их не отдавали на растерзание свирепым печенегам...
     А поход продолжался. От  разоренного  печенегами  Итиля  руссы  пошли
дальше на юг, к древней столице Хазарии - Семендеру. Здесь,  в  предгорьях
Северного Кавказа, жили оседлые люди, разводили сады и виноградники, сеяли
хлеб. В Семендере был свой царь, по имени Селифан, он подчинялся  хазарам,
но имел своих вельмож, свое войско и свои крепости, и хазары не входили  в
его владения, довольствуясь данью и покорностью.
     Царь Селифан дерзнул встретить руссов с оружием в  руках  и  потерпел
сокрушительное поражение. Остатки его  войска  рассеялись  по  укрепленным
поселкам; таких поселков, обнесенных каменными стенами, здесь было  много,
потому что завоеватели неоднократно приходили в  эту  страну.  Беззащитный
Семендер сдался на милость победителей.
     Князю Святославу город не понравился. Жалкие постройки в виде  шатров
из жердей, переплетенных камышом и обмазанных  глиной...  Хищные  минареты
мечетей... Бурые караван-сараи... Пыльные вихри на площадях... Душный зной
и зловоние из переполненных нечистотами  рвов...  Бедно  одетые  униженные
люди...
     Вельможи и богатые горожане бежали в  горы,  увозя  во  вьюках  и  на
двухколесных повозках, запряженных волами, все  ценности.  Раздосадованный
Святослав отдал Семендер печенегам.
     Стремительно пролетели дни, но еще стремительнее было движение войска
Святослава через земли аланов и касогов, жителей предгорий.
     Взята копьем сильная  крепость  Семикара,  построенная  хазарами  для
защиты сухопутной дороги к устью реки Дона.
     Вперед! Только вперед!
     Нечастые дневки на берегах  речек  и  у  степных  колодцев  почти  не
задерживали войско. Одни дружины  отдыхали,  другие  продолжали  двигаться
вперед, расчищая путь мечами и  копьями  и  захватывая  свежих  коней  для
обоза.  Близился  край  коренных  хазарских  владений.  Ночные  ветры  уже
приносили соленый запах моря.
     Когда от жителей прибрежных городов Т