ерется! Знаешь, Сенека, говорят,  цезарь  Кай,  когда  дикие  звери
пожрали на арене всех  убойных  людей  и  все  равно  не  могли  насытиться,
приказал бросить на арену  наших  замечательных  сограждан.  Их  выдергивали
прямо из рядов... Прости, тебе неприятно...  Но  ты  не  беспокойся,  у  нас
завтра этой проблемы не будет, - он указал на подземелье, - мяса  хватит  на
всех!.. Что ты стоишь? - грозно обратился Нерон к  Амуру.  -  Друзья  Сенеки
будут просто счастливы обменять эту бессонную ночь на беседу с мудрейшим  из
римлян. Зови их, и побыстрее, ягодка моя.
   И Амур, перевернувшись колесом, исчез в темноте главного входа.

   - Да, значит, зачем я позвал тебя в Рим? - добродушно спохватился  Нерон.
- Просить вернуться. Мне так одиноко. Я устал от  Тигеллина.  От  проклятого
кровожадного Тигеллина. Ну почему ты не хочешь жить с нами в Риме?
   - Прости, Великий цезарь, но для меня здесь нет покоя. На  рассвете  меня
будит противный крик менял. Чуть сомкнешь глаза -  начинает  бить  кузнечный
молот. А воздух? Чем мы тут дышим? Дымом кухонь!  А  Тибр?  Там  же  плавает
невесть что! И теперь, когда я живу на природе среди незамутненных ручьев...
   И тут Сенека столкнулся глазами с  сенатором,  уныло  поедавшим  овес  из
лохани. И красноречие его иссякло.
   - Отвечу! - закричал Нерон. - Да, загрязняем реки,  да,  портим  природу,
да, шумим! Но зато, учитель, мы живем с тобой в  просвещеннейший  из  веков.
Если бы наши деды увидели, к примеру,  стекла  наших  домов,  через  которые
проходит свет...
   Он  поволок  Сенеку  к  центру  арены,  туда,   где   решетка   покрывала
застекленное отверстие. Сквозь решетку был виден  страшный  пир  -  яростное
непотребное веселье.
   - Грандиозно, - шептал Нерон. - А деды-то  прозябали  во  тьме!  Или  это
последнее наше изобретение - трубы, вделанные в стены, по которым само  идет
тепло,  так  что  в  доме  можно  зимой  жить  как  летом...  А  изобретение
стенографии? Так что руки теперь поспевают за проворством языка!..

   На арену торжественно вышел Амур.
   - Сенатор Пизон... - начал Амур... и замолчал.
   - Слышу его шаги! - радостно закричал Нерон. - Пизон уже спешит  прервать
мои докучные речи! Почему ты молчишь, любимая?
   Но Амур только скорбно опустил голову. И сенатор, пряча глаза... заржал.
   - Заржала лошадь - плохое предзнаменование, - запричитал Нерон. - И  хотя
Сенека учил меня не верить предзнаменованиям, я трепещу.
   -  Мы  послали  за  сенатором   Пизоном   трибуна   Флавия   Сильвана   с
гвардейцами... - начал Амур.
   - Ну! Ну! - в ужасе торопил Нерон.
   - Трибун подошел к его дому. Постучал... Но сенатор Пизон,  услышав  этот
стук, немедля позвал своего хирурга - и вскрыл себе вены.
   - Как?! Почему?! - всплеснул руками Нерон.
   - Неизвестно, Цезарь. Сенатор Пизон оставил завещание, где все  имущество
завещал тебе, Великий цезарь.
   - Какая неожиданная  смерть!  Пизон!  Великий  богач!  Великий  мудрец!..
Осиротели!
   Сенека бесстрастно слушал его вопли.
   - Нет, я разделяю твое горе, учитель: один  друг  превратился  в  лошадь,
другой зарезался!
   - Но осталось еще двое в этом союзе мудрецов, - робко подал голос Амур.
   - Немедля послать за  ними  трибуна  Флавия  Сильвана  с  гвардейцами!  И
разбудить Тигеллина! Где Тигеллин?! Где начальник тайной полиции?! В  городе
режутся сенаторы.
   - За Тигеллином будет послано, Цезарь, - сказал Амур.
   - Тигеллин расследует... - забормотал Нерон. - Вот придет Тигеллин... - И
тут Нерон остановился и добавил добродушно: - Да,  зачем  я  позвал  тебя  в
Рим?.. Ну естественно, чтобы узнать:  не  нуждается  ли  в  чем  мой  старый
учитель?
   - Ты осыпал меня такими милостями, - спокойно отвечал Сенека, - что моему
счастью не хватает только одного - меры. С тех пор как я удалился от дел,  я
живу в пожалованных тобою поместьях.
   - Да, да, - бормотал Нерон.
   - И хотя дух мой, - продолжал Сенека, - всегда удовольствовался немногим,
но поместья мои благодаря твоей милости...
   - Да, да, бескрайни... И, говорят, приносят огромные доходы? -  продолжал
бормотать Нерон.
   - Вот это особенно меня печалит. Я учу воздержанию и умеренности,  а  сам
купаюсь в роскоши. И как, обессилев в походе,  я  стал  бы  просить  тебя  о
поддержке, так теперь,  до-стигнув  старости  и  не  имея  сил  нести  бремя
богатства, прошу лишь об одном: возьми назад пожалованное тобою.
   Визги и крики неслись из подземелья. Нерон бросился к  решетке,  заглянул
вниз.
   - Гениально! - И обратился к Сенеке: - Прости... Как сладостна твоя речь!
Но тем, что без запинки смогу тебе возразить, я ведь тебе обязан. Ты  научил
меня всему, в том числе и ораторскому искусству. Неужели  воспитание  цезаря
не заслуживает жалкого десятка вилл? Любой спекулянт  у  нас  имеет  больше!
Нет, Сенека, я еще не расплатился с тобой как должно! - И,  обняв  Сенеку  и
прохаживаясь с ним по арене, Нерон добродушно  говорил:  -  Помнишь,  в  дни
юности, у камелька, ты рассказал мне, как некий философ  взялся  воспитывать
ученика? Когда же пришла пора расплачиваться, ученик  не  заплатил.  Философ
повел ученика к судье. И ученик объяснил: "Этот философ обещал научить  меня
добродетели. Я не заплатил ему. Следовательно, нагло обманул. Следовательно,
я бесчестен. Следовательно, он ничему меня не научил! А можно ли платить  за
ничто?" Грандиозно? Умение правильно оценить труд -  черта  богов  и  мудрых
властителей. Так учил меня ты. - И Нерон приблизил  лицо  к  лицу  Сенеки  и
зашептал: - Я позвал тебя в Рим,  чтобы  по  справедливости  расплатиться  с
тобой.
   Из тьмы на арену выпрыгнул Амур.
   - Консул Латеран... - торжественно начал Амур и замолчал.
   - Наконец-то! Консул Латеран! Его шаги! Сейчас он усладит тоскующий  слух
Сенеки!.. - И тут Нерон взглянул на Амура и в ужасе прошептал: - Ты молчишь?
   Сенатор заржал.
   - Нет! Нет! - патетически кричал Нерон.
   - Трибун Флавий Сильван подошел к его дому, - начал Амур,  -  но  Латеран
уже позвал хирурга. И когда трибун  постучал  в  дом  почтенного  консула  -
Латеран перерезал себе вены.
   - Да что они, взбесились?! Какой ужас! И этот мудрец сбежал от нас!
   - Но все имущество Латеран завещал тебе, Великий цезарь.
   - Немедленно послать... - начал Нерон.
   - Трибуна Флавия Сильвана... - продолжал Амур.
   - За поэтом Луканом! - кричал Нерон. - За послед-ним из мудрецов!  Теперь
он нам особенно желанен...
   Амур потрепал сенатора по  воображаемой  холке  и  подсыпал  ему  овса  в
лохань.
   - За то, что хорошо предсказываешь римских мертвецов, - засмеялся Амур  и
исчез с арены.
   - Где этот чертов Тигеллин?! - неистовствовал Нерон. - Лучшие  люди  Рима
режутся друг за другом!.. Крепись, Сенека! Вот придет Тигеллин...
   Сенека хранил невозмутимое молчание.
   - Ах, Сенека,  -  продолжал  Нерон,  -  ушли  безвременно  два  мудрейших
гражданина... Но, я вижу, ты спокоен, ты никогда не боялся  смерти,  не  так
ли?
   - Именно так, Цезарь.
   - Да, да. Сколько раз ты беседовал  со  мной  о  бренности  жизни...  Ах,
старые, добрые времена детства!  Я  так  порой  жажду  твоих  поучений.  Так
страшно умирать! Так прекрасны краски мира. В мире столько миленьких вещиц.
   Они стояли в свете факелов посреди арены и неторопливо беседовали.
   - Да, краски мира прекрасны, но и они не наши. И сколько ни есть вещей  в
этом мире, все они чужие. Природа обыскивает нас и при входе, и при  выходе.
Голыми пришли, голыми уходим. И нельзя вынести отсюда больше, чем принес,  -
мерно звучал в темноте голос Сенеки.
   - Как грустно...  Как  страшно  будет  умирать!  -  И  Нерон  внимательно
посмотрел на Сенеку.
   - Кто сказал, Цезарь,  что  умирать  страшно?  Разве  кто-то  возвратился
оттуда? - усмехнулся старик. - Почему же ты боишься того, о чем  не  знаешь?
Не лучше ли понять намеки неба? Заметь: со  всех  сторон  в  этом  мире  нас
преследуют - то дыхание болезней, то ярость зверей и людей. Со  всех  сторон
нас будто гонят отсюда прочь. Так бывает лишь с теми, кто живет не  у  себя.
Почему же тебе страшно возвращаться из гостей домой?

   Нерон восторженно кивал в такт словам Сенеки,  когда  на  арену  выскочил
Амур.
   - Наконец-то! - воскликнул Нерон. - Солнце римской поэзии! Я  слышу!  Это
его легкая поступь. Раскроем объятия поэту Лукану...
   Но Амур безмолвствовал... Сенатор заржал.
   - Как, и этот?.. - пробормотал Нерон.
   Он отвернулся. Тело его задрожало от беззвучного смеха.
   Нерон начал хохотать. Он хохотал во все горло. Его распирало, корежило от
смеха.
   - Прости, Сенека... Я все понимаю... Но очень смешно. И Лукан позвал...
   - Позвал хирурга, - трясся от хохота Амур.
   - И велел вскрыть себе вены... А имущество... - погибал от смеха Нерон.
   - Тебе... тебе, Великий цезарь! - катался от смеха по арене Амур.
   И Венера тоже смеялась - звонко и нежно, как колокольчик.
   - Довольно, - вдруг коротко приказал Нерон.
   И смех будто смыло. Наступила тишина. Нерон сумрачно глядел на Сенеку.
   - Вот видишь, учитель, как осторожно надо  выражаться.  Ты  сказал:  "Они
давно спят". И боги подстерегли твои  слова  -  и  получился  каламбур.  Как
грустно... Где этот Тигеллин?
   - Тигеллин приближается, Цезарь.
   - Вот придет Тигеллин... Ну что же делать?! Кто  из  оставшихся  в  живых
римлян сможет достойно беседовать с Сенекой?
   Амур опустил глаза долу,  пораженный  грандиозностью  вопроса.  В  тишине
трещали факелы.
   И тогда Нерон объявил:
   - Я уверен, только один - сам Сенека! - И,  не  спуская  глаз  с  Сенеки,
Нерон приказал: - Немедленно послать за философом Сенекой.
   Сенека был невозмутим.
   - Будет исполнено, Цезарь, я пошлю трибуна Флавия Сильвана  за  философом
Сенекой.
   И Амур вприпрыжку исчез в темноте...

   - Какая страшная ночь! Как много крови... -  бормотал  Нерон.  И  добавил
благодушно: - Но мы прервались. Как  прекрасно  ты  говорил  о  презрении  к
смерти. Продолжай, учитель.
   - С удовольствием. Вспомни, как  ты  родился...  как  вытолкало  тебя  из
утробы в мир величайшее усилие матери...
   - Мама... Бедная мама... - зашептал Нерон, приникая к груди Сенеки.
   - Ты закричал от прикосновения жестких рук, почуяв страх перед неведомым.
Почему же потом, - продолжал Сенека, - когда мы  готовимся  предстать  перед
другим неведомым и покидаем теплую утробу мира, почему мы так боимся?
   - Сладостна... сладостна твоя речь. - Нерон стонал от восторга.
   - Девять месяцев приготовляет нас утроба матери для жизни  в  этом  мире.
Почему же мы не понимаем, что весь  срок  нашей  жизни  от  младенчества  до
старости мы тоже зреем для какого-то нового рождения?

   Амур с факелом выскочил на арену.
   - Сенека! Спешит к нам! Его шаги! - закричал Нерон.
   - Сенека... - начал Амур и умолк.
   Сенатор заржал.
   - Как?.. И Сенека?! - воскликнул Нерон.
   Амур печально молчал.
   - Ну, знаешь!.. Это даже не смешно!
   - Трибун с гвардейцами подошли к дому Сенеки,  -  докладывал  Амур.  -  И
тогда философ собрал всех своих учеников... Потом Сенека погрузился в ванну.
И в ванне сам перерезал себе вены. Истекая кровью  и  беседуя  с  учениками,
философ Сенека испустил дух.
   - Величавый конец, достойный Сенеки, который никогда не страшился смерти!
- торжественно сказал Нерон.
   - Сейчас я рассказал об этом в толпе у  цирка.  Теперь  о  смерти  Сенеки
говорит весь Рим, - закончил Амур.
   - Как все призрачно, учитель. Этот мир - череда метаморфоз, не более. Где
мальчик Спор, а где юная девица? Где сенатор, а где конь?..  Вот  ты  стоишь
здесь живой, а о твоей смерти уже болтает весь город. -  Нерон  был  ужасен.
Страдание изуродовало его лицо, и  в  глазах  его  были  слезы...  настоящие
слезы. - Потому что совершилась моя последняя метаморфоза. Пока ты беседовал
здесь живой - я превратил тебя в мертвеца, учитель!
   - Это и была твоя плата? За этим меня позвал  в  Рим  Великий  цезарь?  -
по-прежнему невозмутимо спросил Сенека.
   - Короче, как ты умер для истории, мы выяснили. Теперь  остается  решить,
как ты умрешь на самом деле. Стоп!.. Прости! Есть еще один вопрос: за что ты
умрешь? За какую вину? - И Нерон расхохотался. - Да  что  ж  это  мы  все  о
смерти да о смерти! Поговорим-ка лучше о чем-нибудь веселом. Ну  хотя  бы  о
завтрашнем  дне.  Представляешь,  утром  весь  Рим  будет  обсуждать  смерть
Латерана, Пизона, Лукана. Ну и, конечно, твою смерть...
   - Как их будут жалеть! - вздохнул Амур.
   - Нет, больше будут радоваться. Что сами живы, - усмехнулся Нерон. -  Так
уж устроены смертные. Ну а к полудню про вас забудут.  Потому  что  начнутся
Великие Неронии. Интересовать будет только бег колесниц!
   Нерон ударил бичом.
   И с гиканьем и хохотом Амур погнал по арене сенатора -  запрягать  его  в
золотую колесницу.
   - После бега колесниц я задумал великие битвы животных. - И  Нерон  опять
ударил бичом.
   И в мрачном здании на краю  арены  распахнулись  все  двери.  И  в  свете
факелов в огромных клетках яростно забегали голодные звери.  И  в  ответ  на
крики зверей из подземелья понеслись вопли людей...
   - Слон сразится с носорогом... - перекрикивал Нерон вакханалию звуков,  -
лев - с тигром...
   Рев толпы в подземелье все нарастал.
   - Да! Да! - в восторге кричал Нерон. - И тогда на арену выйдут они,  наши
миляги, убойные люди! Речь! Цицерон!
   Запряженный в колесницу сенатор патетически начал речь:
   - О зрелище битвы  на  арене!  Глядите:  вот  побежденный  гладиатор  сам
подставляет горло победившему врагу. Вот он выхватывает  меч,  дрогнувший  в
руке победителя, чтобы бестрепетно вонзить его в себя. Презрение к смерти  и
жажда жизни - вот что такое гладиаторский бой!
   И сенатор заржал. Амур и Венера бешено аплодировали.
   -  Какое  все-таки  замечательное  искусство  наше  римское   сенаторское
красноречие! - вздохнул Нерон. - Что там еще у нас ожидается  завтра?  Живые
картины из жизни богов и героев! Это, как всегда, будет  в  центре  внимания
публики. Сначала покажем прелюбодеяние супруги царя Крита Пасифаи  с  быком,
посланным Посейдоном. Этот номер особенно ценят наши римские зрители...
   Нерон взглянул на Венеру. И Венера подошла к клетке, где  стоял  огромный
черный бык с золотыми рогами. С нежным  призывным  воркующим  смехом  Венера
посылала быку воздушные поцелуи.
   - Кстати, после исполнения этой шлюхой роли Пасифаи я соберу сенат...
   Сенатор с готовностью заржал.
   - Да, да, единогласно! И эта девка займет место Рубирии,  символа  нашего
целомудрия, - нежно улыбнулся Нерон. -  Ну  а  потом,  после  живой  картины
любви, мы покажем живую картину героизма -  "Мучения  Прометея".  Это  будет
центром всего зрелища. Сначала я сам  прочту  бессмерт-ную  трагедию  Эсхила
"Прикованный Прометей". А в это время Прометея, укравшего у богов огонь  для
людей и научившего нас всем искусствам, будут  мучить...  -  Нерон  дружески
обнял Сенеку. - И вот здесь я хочу с тобой посоветоваться, учитель.  Сначала
я задумал мучить согласно преданиям: соорудить на арене скалу,  приковать  к
ней Прометея и так далее,  по  традиции.  Но  в  скале  сейчас  есть  что-то
старомодное. Мучения Прометея должны быть жизненны. Поэтому я  придумал:  мы
распнем Прометея по-современному,  -  он  величественно  указал  на  золотой
крест, - на кресте! Грандиозно?! Ну, после распятия и моего чтения на глазах
ста тысяч восторженных зрителей Прометей начнет терпеть свои великие муки...
   И тотчас деловито вступил Амур:
   - Гефест проткнет ему тело шилом  железным.  Потом  дрессированный  ворон
будет клевать печень.
   Факел выхватил из темноты громадного ворона,  сидевшего  под  крестом  на
цепочке.
   - И вот тут-то и возникает главное затруднение. - И Нерон совсем дружески
обнял Сенеку. - Кого взять на роль  Прометея?  Назначить  из  них?  -  Нерон
указал на подземелье. - Не тот эффект!.. Я ведь и сам-то  пытался  исполнить
роль Прометея. Правда, всего лишь на сцене. Помню, надел  огромные  котурны,
чтоб быть всех выше. И тут актер Мнестр - великий был актер - он... он...  -
Нерон замешкался и взглянул на Амура.
   - Перерезал себе вены, - напомнил Амур.
   - Ах, Мнестр, бедный... Вот этот Мнестр, - болтал Нерон, - мне и говорит:
"Ты хочешь сыграть Прометея высоким, а он был великим". Величие - вот  ключ.
Понимаешь, придется не только терпеть боль на глазах тысяч, но при этом  еще
оставаться богом - то есть терпеть мужественно, величаво... - И Нерон приник
к лицу Сенеки. - Кто сможет?
   И на мгновение,  на  одно  мгновение  лицо  Сенеки  дрогнуло...  И  Нерон
засмеялся и, оттолкнув Сенеку, продолжал болтать, болтать:
   - Кстати, о богах... Я совсем забыл главную живую картину Нероний  -  это
когда в цирке появляется земной бог - я!
   И Нерон вскочил в золотую колесницу. И ударил бичом. Амур  взял  сенатора
под воображаемые уздцы. И колесница с Нероном медленно тронулась по арене.
   - Римляне от всей души приветствуют своего цезаря согласно установленному
сенатором регламенту! - провозгласил Нерон и хлестнул бичом сенатора.
   - Когда цезарь вступит в цирк,  -  пронзительно  закричал  сенатор,  -  с
первой трибуны прокричат шестьдесят раз: "Цезарь, да сохранят тебя боги  для
нас!!!"
   И сенатор, с трудом волоча золотую колесницу, безостановочно заорал:
   - Да сохранят тебя боги для нас!!!
   - Ну полно... полно,  -  говорил  Нерон,  скромно  отмахиваясь  рукой  от
приветствий.
   Сенатор послушно замолчал.
   - Продолжай, идиот, - прошептал сквозь зубы Нерон.
   И сенатор завопил с прежним воодушевлением:
   - После чего с другой трибуны прокричат: "Мы всегда желали такого цезаря,
как ты!!!" - сорок раз! А потом со всех трибун вместе: "Ты наш  цезарь,  наш
отец, друг и брат. Ты хороший сенатор и истинный  цезарь!!!"  -  восемьдесят
раз.
   Нерон ласково кланялся пустым трибунам. Амур аплодировал. Венера, будто в
экстазе, подхватила овации.
   - Да... да, - шептал Нерон. - И вот тут-то начнутся аплодисменты. Ах, как
я люблю аплодисменты! Ты не  актер,  Сенека,  не  понять  тебе  эту  радость
оваций! Ах, ласкающий самое сердце звук! Ну а потом...

   Теперь Нерон сидел в императорской ложе. Сенека по-прежнему  стоял  внизу
на арене. Венера и Амур бесконечно аплодировали, а  сенатор,  запряженный  в
колесницу, вопил свои приветствия.
   - Да, да... - счастливо смеялся в ложе Нерон. - Я занял свое место и  все
вслушиваюсь, вслушиваюсь  в  эти  сладостные  звуки...  И  вот  тут  ко  мне
подходят...  точнее,  должны  были   подойти...   четверо.   Четверо   твоих
несравненных мудрейших друзей: сенатор Антоний Флав, консул Латеран, сенатор
Пизон и поэт Лукан. А я все млею от оваций. И тогда сенатор Пизон в  поклоне
обнимает - точнее, должен был обнять - мои колени. А  в  это  время  великий
Лукан передает мне их послание. Я,  наивный  человек,  разворачиваю  свиток,
читаю. - Нерон развернул воображаемый  свиток.  -  И  тогда  консул  Латеран
наваливается на меня сзади, хватает за руки. А сенатор  Антоний  Флав,  твой
четвертый друг, бьет меня ножом в сердце. -  И  Нерон  выхватил  нож  из-под
золотой тоги.
   Сенатор в ужасе заржал и поволок прочь по арене золотую колесницу...
   В одно мгновение Нерон был на арене. Он схватил за горло сенатора.
   - Нет, - вопил Нерон, - ты больше не Цицерон!! Ты вновь ублюдок - сенатор
Антоний Флав, решивший убить своего цезаря! Ну, покажи нам, как ты хотел это
сделать! - В бешенстве он засовывал нож в руки сенатора. - Коли меня!  -  Он
разорвал на себе тогу. - Ну, бей меня! Никого нет! Только Сенека!  Ваш  друг
Сенека, которого вы мечтали сделать  правителем  Рима!  Он  тоже  поддержит!
пристукнет сзади ученика!.. Ну, смелее, мразь! -  визжал  Нерон,  подставляя
грудь под нож.
   И тогда сенатор упал на колени и отбросил нож в сторону... Заржал.
   - И это современный Брут, -  усмехнулся  Нерон.  -  О  жалкий  век!  -  И
совершенно спокойно обратился к Сенеке: - Вчера на рассвете  мне  донесли  о
заговоре. Как ты думае