и дворе некоего Софрония Тигеллина..."
   При этих словах Амур изобразил совершеннейший ужас  -  и  они  с  Венерой
попятились в темноту.
   - Вот и пришел Тигеллин, - забормотал Нерон.

   - "Этот Софроний Тигеллин, - продолжал читать свиток  Сенека,  -  недавно
вернулся из ссылки... Он был отправлен туда еще в правление  цезаря  Клавдия
за то, что обольстил юную Агриппину, мать Нерона.  К  общей  печали,  цезарь
назначил  Софрония  Тигеллина,  запятнавшего  себя   бессчетными   пороками,
начальником тайной полиции.  И  теперь  имя  Тигеллина  постоянно  на  устах
молодого цезаря".
   Нерон засмеялся.
   - "Отмечу любопытную  подробность:  Тигеллин  никогда  не  появляется  на
людях. Его нигде никто не видит. Он живет затворником в собственном  дворце,
ибо болен общей манией всех злодеев - постоянным страхом покушения  на  свою
проклятую жизнь".
   - Как интересно, - прервал Нерон. - Это твое  письмо  найдено  у  консула
Латерана. Но ведь консул жил в Риме. Он знал о Тигеллине столько же, сколько
и ты. Зачем же ты пишешь ему то, что он отлично знает?
   Сенека безмолвствовал.
   - Это не просто письма, - зашептал Нерон. - Ты писал их  для  потомков!..
Это твое оправдание, тщеславный учитель. Как я тебя знаю!.. Тебя  так  никто
не знает!.. Продолжай!

   - "И все-таки я с верой гляжу в будущее, - спокойно продолжал Сенека. - Я
надеюсь,  что  воспитание,  которое  получил  цезарь,  возьмет  свое.  Нерон
перебесится - и Рим получит Великого цезаря. Главное уже  достигнуто:  Нерон
желает стать первым цезарем, который вернет римскому сенату права и  власть,
отнятые Тиберием, Калигулой, Клавдием".
   - Но Тигеллин сказал... -  начал  Нерон  и  остановился.  -  Кстати,  кто
представит Тигеллина в нашей комедии? Ты с ним так и не встретился?
   Он уставился на Сенеку.
   - Нет, Цезарь.
   - Ни разу?.. Ай-ай-ай! Столько лет живете в Риме бок о бок - и не  сумели
повидаться! Значит, роль Тигеллина может сыграть любой: Сенека не знает  его
лица...
   Амур выскочил из темноты:
   - Я - Тигеллин! - И он сделал свирепое лицо и расхохотался.
   - Скоро придет сам Тигеллин, - улыбнулся Нерон. -  И  с  успехом  сыграет
свою роль. Так что спеши читать, Сенека.
   - "Главное - терпеливо и непрестанно объяснять Нерону, в чем он не  прав.
Недавно мы долго сражались с цезарем из-за его поздних возвращений и  ночных
бесчинств".
   ...Нерон - в грязном рубище,  в  колпаке  вольноотпущенника  с  компанией
таких  же  переодетых  знатных  молодых  бездельников.  Они  набросились  на
подвыпивших людей, выходящих из кабака. Они бьют палками беззащитных  людей,
топчут их ногами. Вопли, крики боли и хохот цезарской шайки.
   -  Ну,  немного  побесчинствовал...  -  вздохнул  Нерон.  -  Ну,  попугал
запоздалых горожан... Ну, убил двух-трех в драке... Разве  лучше...  если  б
они меня убили?
   Сенека печально посмотрел на Нерона.
   - Да, да, - сказал Нерон. - Вот так же укоризненно  ты  смотрел  на  меня
тогда, учитель... И мать... А Тигеллин - никогда. Ах, Сенека, ты любил  меня
за власть, которую я дам тебе и римскому сенату. Мать - за власть, которую я
ей уже дал... И  только  Тигеллин  любил  меня  ради  меня  самого.  Кстати,
Тигеллин сказал... что мать  повсюду  объявляет:  коли  я  по-прежнему  буду
бесчинствовать, а также следовать твоим советам в государственных  делах,  я
перестану быть Цезарем!  Она  заменит  меня  братом  Британиком...  -  Нерон
помолчал и добавил тихо: - Я произнес все это... и посмотрел на тебя.  И  ты
все понял... потому что трудно не понять взгляд волка... Что ты мне  ответил
тогда?
   Сенека молчал.
   -  Точно!  Промолчал,  добродетельнейший  из  смертных!..  А   потом   мы
встретились на дне рождения Британика. Как он пел в тот день...

   Амур с золотой кифарой в руках вышел из темноты. И запел...
   - А потом Британик захотел пить, - сказал Нерон.
   И Сенека вновь увидел всю сцену, как тогда со своего ложа.  Предвкушатель
поднес Британику горячее питье. Британик отпил глоток и  попросил  остудить.
Предвкушатель, усмехаясь, долил в питье воду и поднес кубок Британику...
   На арене Нерон протянул кубок Амуру. И Амур выпил - до дна...
   - А мы с тобой продолжали нашу беседу, учитель. И конечно, о добродетели,
как всегда. Ты закончил тогда книгу, написанную специально для  меня,  -  "О
долге цезаря". В тот вечер ты читал мне начало. Ну, вспомни  свои  слова!  И
тогда вернется моя цветущая  юность!  Ах,  это  возможно  только  в  театре!
Спешите видеть: величайший артист  Нерон  и  артист  Сенека  играют  сегодня
Комедию жизни! - И добавил строго: - Я жду!
   И Сенека, стараясь оставаться невозмутимым, начал:
   - "Сила цезаря - в его умении служить своему народу!"
   Нерон одобрительно кивал, и Сенека продолжал:
   - "И чтобы страшные ушедшие времена Тиберия - Калигулы - Клавдия  никогда
не повторились, цезарь обязан научиться уважать человека. Отныне и  навечно:
человек для человека должен стать святыней!"
   И тогда раздался вопль Амура. Амур упал на арену и в  муках  и  судорогах
катался по сверкающим опилкам.
   - Да!  Да!  -  сочувственно  сказал  Нерон.  -  Все  произошло  при  этих
замечательных словах...
   Амур затих.
   - Мертв? - в ужасе прошептал Сенека.
   Нерон засмеялся:
   - Но Британик был тоже мертв!.. Я не пожалел царственного брата  -  зачем
мне жалеть этого порочного раба?.. Ты все никак не можешь  понять,  учитель:
мы всерьез играем Комедию жизни.
   - Я не хочу умирать!.. Я не хочу! - закричала Венера.
   - Да, да, вот так же кричала мама, глядя на мертвого Британика...
   Венера упала на колени, она обнимала ноги Нерона:
   - Я боюсь! Я не хочу!
   - Ну - точно! Вылитая мама! Как она испугалась,  бедняжка,  в  тот  день.
Продолжай, Сенека... А мы займемся уборкой тел.
   И, оттолкнув Венеру, он поволок с арены во тьму легкое тельце Амура.

   И вновь бесстрастно читал Сенека:
   - "Луцилий! Чем дороже груз, которым владеет путешественник, тем более он
заботится о спокойствии воли и благодарен Нептуну за это спокойствие. Так  и
философ: ему нужен мир в государстве, чтобы  размышлять  в  покое,  -  и  он
благодарен тому, кто дарует этот мир... Вот отчего я  так  забочусь  о  силе
цезаря и славлю его власть!"
   - Я не хочу! Я не хочу! - ползала по арене Венера.
   - "Ты пишешь, - продолжал невозмутимо Сенека, - что  он  истребляет  свою
семью? Зато в его правление не подвергается посягательствам жизнь и  свобода
частных граждан. Зато совершенно исчезли политические процессы... А  вспомни
страшные времена Тиберия - Калигулы - Клавдия!"
   - Как я люблю эту твою присказку, - улыбнулся Нерон.
   - "Ты спрашиваешь, Луцилий, справедливы  ли  слухи  об  убийстве  Цезарем
Британика? Надеюсь, что нет. Но даже если так? Каков выход? Принять  сторону
его матери, мечтавшей заменить Цезаря слабовольным,  юродивым  Британиком  и
властвовать самой? Но это означало бы вновь вернуть Рим в  страшные  времена
Тиберия - Калигулы - Клавдия".
   - Но Тигеллин сказал... - начал Нерон и зашептал, указывая на  Венеру.  -
Это все она! Мать! Мать натравила меня на Британика! Брат - ее жертва!
   И Сенека вновь увидел Нерона тогда, в анфиладах  дворца.  И  услышал  его
отчаянный шепот: "А знаешь, зачем она это сделала? Чтобы Рим  узнал  и  меня
ненавидел! Но Тигеллин сказал: она плетет  заговор.  Тигеллин  сказал:  мать
подошлет ко мне убийц!.."
   - И что ты мне на это ответил тогда, Сенека? - спросил Нерон.
   - Я боюсь! Боюсь! - кричала Венера.
   Сенека молчал.
   - Да... промолчал, опять промолчал, все прочитав в глазах волка... Бедная
мама, ты помнишь, как это было.
   - Не надо! Я не хочу! Я боюсь! - визжала Венера.
   - Успокойся, шлюха, - усмехнулся Нерон. - Я не видел, как убивали маму...
Мама! Я ее любил. Презирал, боялся - и любил!.. И когда ты молча  согласился
на ее убийство - вот тогда я до конца тебя возненавидел! Ах,  Сенека,  какая
это была женщина! Сколько я совершил покушений на ее жизнь?  И  она  все-все
избежала! Интуиция! И как живуча! Ну - кошка! В тот день она навестила  меня
на вилле, и я посадил ее  на  корабль.  Корабль  должен  был  развалиться  в
открытом море. И развалился. Но мама выплыла... Вот тогда  я  послал  к  ней
убийц. Помнишь - осень, мы с тобой сидим у нашего камелька. Ты, как  всегда,
беседуешь со мною о добродетели. А я жду известий о маме...  Знаешь  ли  ты,
что такое ждать убийства матери? - И Нерон опустился у ног Сенеки и  шептал:
- Не оставляй меня, учитель! Говори! О путях самосовершенствования! Ну!  Как
тогда! Говори!!!
   Сенека глухо начал:
   -  Есть  три  пути  самосовершенствования.  Путь  размышления   -   самый
благородный...
   - Ах, как мудро!
   - Путь подражания - самый легкий... И путь опыта - самый трудный.
   - Да... Да. А я представлял: они уже отворяют двери в ее покои.
   ...И  центурион  обнажил  меч.  Прекрасная  женщина  не   защищалась.   С
достоинством обратилась она навстречу оружию:
   - Бей в чрево, которое его выносило.
   Движение руки с мечом - и последний вопль...
   - Не надо, - вопила на арене Венера. - Я боюсь!
   Нерон ползал у ног Венеры, обнимал ее ноги, шептал:
   - Мама... Бедное чрево... Я убил маму...
   Он повалил Венеру в сверкающие опилки, он осыпал ее поцелуями.
   - Мама... Тебя нет!.. Посмотри, какая у  нее  грудь,  Сенека!  Мама  была
Венера! А как она хотела царствовать! Она боялась моих баб. Она  так  хотела
царствовать, что ложилась со мною в одни носилки! Она соблазняла меня!
   - Замолчи, Цезарь!
   - А ты опять не выдержал, - засмеялся Нерон. - Да, мама лежала мертвая, а
я стоял над нею... и, хохоча  и  плача,  обсуждал  ее  прелести...  Но  боги
молчали. Почему они всегда молчат? Может, они... как и ты... молча одобряли?
Ну, судья, брат Диоген последний, почему не ударила молния в нечестивца?
   - Ты - сказал?.. - ответил старик в бочке.
   - Не понял! - усмехнулся Нерон и с размаху, страшно ударил его бичом.
   - Не бей его, Цезарь. Он все объяснил, - сказал Сенека. - Он считает, что
видимый мир - это всего лишь наше испытание...
   - Я не знаю, то ли он сказал. Но ты, Сенека, как всегда,  промолчал...  И
мы учтем это, определяя твою плату, - усмехнулся Нерон.
   Из подземелья неслись негодующие крики.
   - Ты слышишь, Сенека? - взвизгнул Нерон. - Они пришли за мной! Весь город
знает: я убил маму! Весь Рим на ногах!
   Крики из подземелья раздавались все громче, и  Нерон  бросился  к  центру
арены.
   - Когорты окружают дом! Они приговорят  меня  к  казни  матереубийц:  они
посадят меня в мешок с собакой, змеей и  обезьяной!  И  сбросят  в  Тибр!  Я
боюсь!.. А все Тигеллин. Это он натравил меня на маму! И ты это тоже  хотел!
Вы оба меня с ней ссорили! "Я боюсь!" -  Нерон  засмеялся.  -  Так  я  вопил
тогда.
   Он взглянул вниз - сквозь решетку.
   Опустел пиршественный стол, пустые кубки валялись на мраморном полу. Люди
кричали и били пустыми кубками по гулкому полу.
   - Ну конечно! Им забыли добавить  жратву  и  питье.  И  они  негодуют,  -
усмехнулся Нерон, обращаясь к Амуру.
   Амур бросился в темноту - исполнять приказание.
   - Сейчас, миляги, сейчас, сердечные. - Нерон уже обращался к Сенеке: -  И
что ты мне ответил тогда?
   - "Все обойдется, Цезарь. Я написал твою речь, - спокойно сказал  Сенека.
- Сейчас войдут сенаторы, и ты прочтешь. Они ненавидели твою мать. Они будут
с тобою, Цезарь".
   Нерон взглянул на сенатора, и сенатор тотчас прокричал речь:
   - "Раскрыт  заговор.  Было  решено  убить  цезаря  и  уничтожить  великий
сенат... Можно сжечь Рим, но  можно  его  отстроить  заново.  Ибо  не  камни
составляют душу Рима. Жив римский народ, и величаво стоит  Рим  -  пока  жив
сенат. С болью и печалью сообщаю вам, сенаторы, что во главе заговора стояла
наша мать Агриппина".
   - Грандиозно! С каким чувством я прочел твою речь!
   Сенатор завопил:
   - "Да сохранят тебя боги для нас, Великий  цезарь!"  -  десять  раз.  "Мы
всегда желали такого цезаря, как ты!" - десять раз. "Ты  наш  цезарь,  отец,
друг и брат! Ты хороший  сенатор  и  истинный  цезарь!"  -  двадцать  раз...
Сенаторы! Предлагаю поставить дары в храмах за спасение цезаря и отечества!
   Из подземелья уже раздавались восторженные крики.
   - А ты прав, Сенека! Против меня  проголосовали  только  трое  сенаторов.
Утром их нашли с перерезанным горлом. Говорят, разбойники... -  И  он  обнял
Сенеку. - А вообще я рад, что мамы больше нет.  Теперь  наконец-то  я  смогу
спать с Поппеей Сабиной... Мама не любила ее!  Я  знаю,  ты  тоже.  О  ласки
Поппеи Сабины! О ее тело! Согласись, Сенека, она очень похожа на маму  -  ну
совершеннейшая Венера. - И он притянул к себе Венеру,  и  тоже  обнял  ее  -
другой рукой. - Прекрасная Поппея... Знаешь, Сенека,  она  уговаривает  меня
убить мою жену, добродетельную Октавию... Кстати, Тигеллин сказал...
   - Октавия была прекрасная женщина! - тихо сказал Сенека.
   - Да, да, ты всегда любил Октавию... Но знаешь ли, старик, что такое ночи
Поппеи Сабины? Мое сердце разбито! О сердце артиста!  Я  решил  вернуться  к
игре на кифаре. Представляешь, Сенека, пока  я  был  занят  -  убивал  маму,
сколько лавровых венков нахватали мои соперники! Опять  у  тебя  недовольное
лицо... И Поппея тебе не нравится, и кифара. А знаешь, Сенека, я убил  маму,
чтобы впредь не видеть вокруг себя недовольных лиц. И чтобы  ты  не  докучал
мне своей перевернутой рожей, я отправлю тебя отдохнуть на  курорт  в  Байи.
Полечись в Байях, Сенека! Наш писатель, наш классик Сенека. Прости,  ты  еще
не классик. Чтобы стать классиком - нужно умереть... Читай!

   Сенека невозмутимо читал свиток:
   - "Дорогой Луцилий! Агриппина была ужасная женщина, и хотя смерть ее тоже
ужасна, как всякая насильственная смерть, - но, выбирая между двумя ужасами,
мы, граждане, не смеем не думать о благе отечества.  Победи  Агриппина  -  и
тотчас вернулись бы страшные времена Тиберия - Калигулы -  Клавдия.  Поэтому
восславим судьбу  за  победу  цезаря!  Ты  пишешь  о  слухах,  об  убийствах
сенаторов, голосовавших против Нерона... Нам пристало думать не о слухах,  а
о пользе отечества. Это порой так нелегко, поверь. Ты пишешь, что цезарь все
свирепеет и злодеяния его все ужаснее. Да,  он  бесноватый  гуляка,  но  это
природное свойство его натуры. Я хорошо изучил его и знаю: чтобы его  унять,
надо терпеть. Только терпимость и нравственные беседы размягчают  его  душу.
Надо помнить, что рядом с ним стоит страшная тень Тигеллина,  потворствующая
его порокам. И хотя этот маньяк Тигеллин  до  сих  пор  не  показывается  на
людях, я  знаю,  они  видятся  с  цезарем  каждый  день.  Сколько  усилий  и
красноречия надобно тратить в борьбе за душу цезаря. О, если  бы  не  судьбы
отечества, я давно покинул бы постылый Рим".
   Нерон  слушал  Сенеку.  И  ласкал,  ласкал  Венеру.  Нежный  смех  Венеры
раздавался в ночи.
   - Ну продолжай, Сенека... - шептал Нерон.
   -  "Как  я  счастлив  теперь  в  Байях,  хотя  приходится  терпеть  много
неудобств,  столь  обычных  для  наших  модных   курортов.   Моя   гостиница
расположена прямо над лечебными водами.  С  утра  пораньше  под  моим  окном
здоровые - шумно занимаются гимнастикой, больные -  стонут,  служители  -  с
криками мчатся с полотенцами, и кто-то с воплями бьет вора, укравшего  чужое
платье. Ночью меня будят крики с озера - там до утра раздаются визг женщин и
похабные крики мужчин. Да, наши замужние Пенелопы недолго носят на курорте в
Байях свои пояса верности... Но  все  искупают  часы  заката,  когда  краски
неярки, но прекрасны. При виде догорающего солнца, умирающего  дня  покой  и
гармония объемлют душу. И вновь постигаешь: нет, мы не умираем -  мы  только
прячемся в природе! Ибо дух наш - вечен... Ох, побыстрее бы в  гавань!  Чего
желать? Что оплакивать в этом мире? Вкус вина, меда, устриц? Но мы  все  это
изведали тысячи раз! Или милости Фортуны,  которые  мы,  как  голодные  псы,
пожираем целыми кусками - проглотим и вкуса не почувствуем? Все суета! Пора!
Прочь из гостей! В гавань! В гавань!"
   - Но Тигеллин сказал, - нежно засмеялся Нерон,  лаская  Венеру,  -  я  не
смогу жениться на Поппее Сабине, пока жива  моя  жена  Октавия.  С  Октавией
нельзя развестись: она принадлежит к роду цезарей...
   - О боги! - прошептал Сенека.
   - О тело Поппеи Сабины! - улыбался Нерон, все лаская Венеру. - Она  лежит
в ванне, с лицом, намазанным особым тестом, замешенным  на  ослином  молоке.
Это - для блеска кожи... С кусочками мастикового дерева во рту. Это -  чтобы
дыхание ее благоухало...
   И, отвечая на ласки Нерона нежным смехом, Венера  вдруг  выскользнула  из
его рук.
   - Она не пускает меня на ложе! - завопил Нерон.
   Венера смеялась.
   - Ты не станешь спать с цезарем, пока жива Октавия?
   Венера хохотала.
   - Какая мука! - И Нерон зашептал Сенеке: - Но Тигеллин сказал...
   И тотчас Венера приникла к цезарю.
   - Гляди, учитель, она сразу стала  веселой...  счастливой...  моя  Поппея
Сабина... Ну, читай, читай свое письмо об Октавии. Моя Поппея жаждет!

   - "Луцилий! - Сенека по-прежнему старался читать бесстрастно. -  Страшное
известие поджидало меня по возвращении из Байев: по приказанию цезаря  убита
добродетельная Октавия".
   Венера смеялась, Венера ворковала...
   - О счастье! О радость! - кричал Нерон. - Поппея дозволила себя  ласкать.
О ласки Поппеи Сабины! Ну читай, читай! Ей так нравится это твое письмо!
   - "Несчастной Октавии перерезали вены на руках и ногах, - монотонно читал
Сенека. - Но от страха ее кровь оледенела в жилах и не сочилась  из  ран.  И
тогда, чтобы ускорить смерть Октавии, ее отнесли в  горячую  баню.  Как  она
молила о жизни! Но тщетно: она была виновна в том, что цезарь желал жениться
на Поппее Сабине..."
   Нерон ударил бичом.
   Сенатор заржал и яростно завопил:
   - Сенаторы! Великий цезарь уличил свою жену  Октавию  в  прелюбодеянии  с
жалким рабом и в  заговоре  против  сената...  "Да  здравствует  цезарь!  Да
сохранят тебя боги для нас!"  -  тридцать  раз.  "Мы  всегда  желали  такого
цезаря, как ты!" - тридцать раз. "Ты наш  отец,  друг  и  брат!  Ты  хороший
сенатор и истинный цезарь!" - шестьдесят раз.
   Он заржал и замолк.
   Сенека неподвижно стоял на арене со свитком в руке...
   Нерон бесстыдно ласкал Венеру.
   - Смотри, Сенека, весь мир в этих влажных губах... - шептал Нерон.
   Венера смеялась, отвечая на ласки Нерона.
   - Как она льнет... Неужто этот  смех...  эти  крутые  бедра...  не  стоят
холодной крови худосочной Октавии?
   Венера заливалась счастливым смехом.
   - Как она счастливо глядела  тогда  на  отрезанную  голову  Октавии!  Как
удобно жить в наш просвещенный век: быстро стали  ездить  колесницы!  Только
убили - и уже несут тебе отрезанную голову на золотом блюде... О  мое  тело!
Оно повелевает своим цезарем. Оно победило!
   Торжествуя, смеялась и Венера.
   - Как я люблю радость на  человеческом  лице...  Человек  смеется  -  ему
кажется, что он распоряжается своею судьбою... - шептал Нерон.
   И, лаская Венеру, он вынул нож из-за ноги и нежно щекотал ее этим  ножом.
И, откликаясь на эту странную ласку, Венера смеялась, смеялась, смеялась.  И
когда смех ее стал безудержным, безумным - Нерон ударил ее ножом. В  сердце.
Без стона Венера упала навзничь, на арену.
   - А этот смех был последним, - сказал Нерон.
   Сенека в оцепенении глядел на  застывшую  в  сверкающих  опилках  Венеру.
Нерон улыбнулся.
   - Каждый раз ты так смешно пугаешься, будто впервые видишь убийство. -  И
Нерон потащил Венеру за ногу, как куклу, прочь с арены. - Понимаешь,  Поппею
надо было убить... Римский народ ее ненавидел.  А  ты  учил:  цезарь  должен
думать прежде всего о  благе  народа...  Кстати,  это  убийство  единогласно
одобрил наш сенат.
   -      "Да      здравствует      цезарь!"      -      тридцать       раз.
"Мывсегдажелалитакогоцезарякакты!"         -          тридцать          раз.
"Тынашотец-другибраттыхорошийсенаториистинныйцеза