ступило  глубокое  молчание, которое нарушалось лишь  тяжелыми шагами
погруженного в глубокую думу Гермона да вздохами задумчивой Офир.
     -- Нет, все не так! -- внезапно сказал, словно проснувшись, Хирам. -- Я
не могу примириться  с  этим. Есть  еще один исход.  Нам надо  вырваться  из
осажденного Карфагена. Разумеется, бежать сейчас, пока город еще защищается,
было бы изменой. Но когда  настанет последний час, когда на улицах Карфагена
появятся  римские солдаты и война обратится в  просто  бессмысленную  резню,
тогда я возьму всех вас:  и тебя, Гермон,  и тебя, Офир,  и  Фульвию, и твою
рабыню.  Вместе  с  моими  верными  нумидийцами мы ударим  на  занимающегося
грабежом врага и проложим себе дорогу к свободе -- или погибнем все вместе.
     --  Я  не  уйду  из  Карфагена!  -- мрачно сверкнув глазами,  возразила
Фульвия.
     -- Почему? -- удивился Хирам.
     -- Я дала одну клятву. И я сдержу ее.
     -- Но ведь твои соотечественники, взяв город штурмом, не пощадят тебя.
     -- Мне не нужна пощада. Не спрашивай меня, не терзай мою душу излишними
вопросами. Я так  решила:  я не уйду отсюда. Спасайтесь сами  и предоставьте
меня моей собственной участи.
     И  Фульвия отвернулась  к стене,  скрывая от недоумевающих друзей  свое
взволнованное лицо.
     Прошло еще, однако, много недель, прежде чем агония истекавшего  кровью
Карфагена подходила к роковому концу.
     За это время значительная часть жителей города погибла в  кровавых боях
или умерла от развившихся с неудержимой  силой эпидемий. В городе  съели уже
почти все, что  годилось  в пищу. Давно уже не стало карфагенской кавалерии,
потому что для прокормления населения пришлось пожертвовать всеми конями. Та
же участь постигла огромных боевых слонов.
     Тогда было принято отчаянное решение: при поддержке уцелевших еще судов
флота  совершить вылазку,  попытаться  проложить  себе  дорогу  сквозь  ряды
римлян. В торговом порту стояло  множество  торговых  судов,  которые  могли
вместить десятки тысяч беженцев. Столько же людей могло  найти  себе убежище
на военных судах. Эти суда должны были неожиданно напасть на сторожащих рейд
римлян, прорваться, проложить  сквозь ряды трирем и квинкверем дорогу себе и
торговым  судам,  а потом,  воспользовавшись замешательством,  рассеяться  в
беспредельном просторе моря.
     То же должны были проделать и массы народа на суше:
     пробиться сквозь римские  сухопутные войска, уйти  в  пустыни  -- туда,
куда римляне не решатся за ними последовать.
     И вот настал роковой час исполнения этого дерзкого плана. •
     Во  дворце Гермона закипела лихорадочная работа:  рабы главы Совета Ста
Четырех  спешно укладывали в  тяжелые сундуки все самое ценное из  имущества
своего господина.
     Офир,  которую  сопровождала ее  любимая молодая рабыня, сидела в покое
Гермона,  когда появился  только  что вернувшийся  из  последней  схватки  с
римлянами Хирам.
     -- Пора в путь! -- коротко  сказал он хриплым голосом. --  Адмиральский
корабль ждет нас. Нельзя медлить ни минуты. Может быть, к утру римляне будут
уже в стенах Карфагена, и тогда никому не будет спасения...
     -- Мы готовы, -- глухо ответил Гермон.
     -- А ты, Офир?
     -- Я? Мое место с тобой. Я всюду  пойду за тобой, хоть на  смерть! -- с
пылом ответила девушка.
     -- Тогда в путь!
     -- Благородный Гермон! -- прозвучал в это время взволнованный голос.
     Гермон обернулся.  Сквозь  толпу  суетящихся  слуг  пробился  Фегор.  В
последнее время он, наравне  с другими, принимал деятельное участие в защите
Карфагена, и даже  сам Хирам был  вынужден признать,  что шпион дрался,  как
замечательный воин.
     -- Чего тебе, Фегор? -- спросил Гермон.
     -- Господин мой, честно ли с твоей стороны оставить своего слугу, когда
римляне вот-вот ворвутся  в  стены Карфагена? Если ты рассчитываешь спастись
на  корабле,  готовом принять даже  твоих  рабов, неужели  для меня  и моего
имущества не найдется там уголка?
     -- Ты хочешь идти с нами? -- удивился Хирам.
     -- Конечно! Не так ли, Фульвия?
     Но  раньше  чем  Хирам   успел  изъявить   согласие   принять  на  борт
адмиральского  судна  Фегора  с  его  имуществом,  состоявшим  в  нескольких
талантах, как Фульвия вскочила и, сверкая глазами, воскликнула.
     -- Я остаюсь в Карфагене!..
     -- Но это безумие, дитя мое! -- сказал Гермон. -- Идем с нами.
     -- Что ты  будешь здесь  делать?  -- вмешался Хирам. Офир  обняла нежно
молодую этруску и стала, лаская,
     уговаривать ее не упорствовать в своем намерении. Но
     Фульвия бь1ла непоколебима.
     -- Я остаюсь тут. Я разделю участь Карфагена. У меня нет отечества. Мне
некуда идти. Я буду тосковать всюду! -- твердила она.
     -- Фульвия!  Но ты  обещала  стать  моей женой! -- в  отчаянии закричал
Фегор, хватаясь за голову. -- Подумай, на что ты идешь?
     -- Я сдержу свое слово! -- ответила этруска, сверкая глазами. - я стану
твоей женой в Карфагене.  Я поклялась и исполню клятвенное обещание. Если ты
в самом деле любишь меня...
     -- Больше жизни!
     -- Тем лучше. Ты останешься  со мною  здесь.  Ты  будешь защищать меня.
Этим ты докажешь мне свою любовь. Я не сделаю ни шагу отсюда.
     Фегор метался,  словно безумный.  Уже  рабы  Гермона уносили  имущество
своего господина на адмиральское судно, готовое  тронуться в путь,  и  Фегор
боялся, что они не возьмут тех  сундуков, в которых хранилось его "маленькое
имущество". С  другой  стороны, он еще не терял  надежды  уговорить  Фульвию
бежать.  Он решительно не понимал, что творится в душе девушки. Может  быть,
она  любит Хирама... Но  тогда почему  же  она не пользуется случаем бежать,
чтобы жить возле любимого человека? Но она хочет остаться, притом остаться в
стенах  осажденного,  готового сдаться или погибнуть города. Тут будет резня
на  улицах.  Когда  ворвутся  римляне, каждый  дом в  Карфагене  обратится в
крепость, никто не будет просить пощады, ибо никто не будет щадить.
     --  Подумай,  Фульвия,  на  что  ты  меня толкаешь! --  вопил  Фегор  с
искаженным лицом, хватая за руку  Фульвию. -- Бежим ради  всех богов, бежим!
Смотри, последние рабы уходят. Постойте, постойте, люди! Сейчас отнесете мои
сундуки. Фульвия! Идем же!
     Но Фульвия презрительно засмеялась.
     -- Я остаюсь тут, мой возлюбленный! -- сказала она глухим, полным тоски
голосом. -- Мы отпразднуем нашу свадьбу тут, в  Карфагене, где боги  послали
мне счастье увидеть тебя. Ты защитишь меня от всяких опасностей, а я отплачу
тебе нежной и страстной любовью...
     Фегор, побледнев как полотно, махнул рукой.
     --  Рабы,  оставьте мои  сундуки, --  сказал он мрачно. -- Моя госпожа,
которой принадлежит моя жизнь, решила, и да сбудется воля ее. Я остаюсь.
     Потом он обернулся к Фульвии:
     -- Ты видишь, исполняю твое желание. Но не закрываю глаза. Нет, я знаю,
что  будет. Я  проклинаю и вместе благословляю тот день, когда увидел  тебя.
Проклинаю, потому  что  в тот день  меня  обрекли на  гибель.  Благословляю,
потому что в  тот  день я  впервые  полюбил женщину, отдал ей душу, все свои
помыслы. Я  уже  не тот Фегор, который смеялся над всем  и  над  всеми, всех
продавал и  всех предавал.  Ты взяла мою  душу.  Ты сделала  из меня другого
человека -- и этим ты убила меня.  Так пусть же, если так суждено, я погибну
в стенах Карфагена рядом с тобой!
     --  Прощай, Офир!  Будь  счастлива! --  крикнула,  не  отвечая  Фегору,
Фульвия, видя, что Офир готова покинуть дворец Гермона.
     -- Иди с нами, Фульвия! -- донесся крик Хирама и Офир.
     Но Фульвия отвернулась и молча села на скамью. Фегор стоял рядом с ней.
     Задуманная Хирамом морская вылазка увенчалась частичным успехом.
     Квинкверема,   на  которой  нашли  себе  убежище  Хирам,  Сидон,  Тала,
нумидийцы  Хирама, Гермон,  Офир и  некоторые близкие Гермону  люди,  удачно
прорвалась сквозь флот римлян,  уничтожив  ударами грозного тарана несколько
вставших на ее пути  судов. За квинкверемой Хирама прорвалось еще  несколько
карфагенских  судов. Но римляне скоро оправились, завязался отчаянный бой  с
другими  покидавшими порт судами, и карфагенян погнали  обратно в порт, куда
следом ворвались римские суда.
     Тут, в  узком  пространстве,  где  суда  с  трудом могли  развернуться,
началось беспощадное истребление последних морских сил Карфагена. К  утру от
карфагенского флота  не  уцелело  ни единого  корабля,  кроме  тех немногих,
которые успели прорваться.
     Хирам, видя, что его отчаянный  план терпит неудачу,  хотел вернуться в
порт и погибнуть, сражаясь с врагами отчизны, но Гермон запротестовал.
     --  Над  Карфагеном  свершается суд небес! -- сказал  он.  -- Мы  уйдем
отсюда. Мы  вернемся к родным берегам  древней Финикии, откуда пришли  сюда.
Там мы попытаемся возродить Финикию, чтобы она  отомстила римлянам за гибель
Карфагена.
     И  легкое суденышко  помчалось  с безумной быстротой,  навсегда покидая
берега,  где свершался  последний  акт  беспримерной исторической  драмы  --
гибели целого народа. Этот великий народ мог спасти ценой унижения и рабства
свою жизнь. Но было еще одно условие: покинуть морские берега, отказаться от
моря. И народ предпочел погибнуть.
     На корме убегающей квинкверемы рядом стояли Хирам и Офир. Глаза молодой
девушки были полны слез, мрачен и грозен был взор воина.
     -- Будь, проклят ты, гордый и беспощадный Рим! -- произнес Хирам. -- На
этот  раз ты торжествуешь. Ты истребляешь своих врагов, ты  захватываешь все
новые  и новые края. Тебе все тесно в этом  мире, тебе  все  мало  побед. Но
настанет день, когда  тебя  раздавит  от тяжести  награбленного.  Твою кровь
отравит смертельный яд, потому что с каждым новым варварским поступком своим
ты пьешь  частицы яда.  За  тех,  кого  погубил  ты, придут  неведомо откуда
страшные мстители.  В водах  Тибра омоют свои копыта  кони пришельцев. Стены
Рима  будут  разрушены,  его храмы осквернены, его святыни  оскорблены,  как
сейчас ты, Рим, оскорбляешь святыни других. Будь ты трижды проклят, Рим!
        "XX ЭПИЛОГ"
     Три  дня  спустя участь Карфагена  была  окончательно  решена.  Сципион
собрал  под  стенами  полуразрушенного  города  все  свои  войска  в  полной
готовности  к последнему  штурму,  но, желая избежать кровопролития,  послал
парламентеров в  город,  предлагая пощадить  жизнь всем,  кто решит покинуть
город.
     Свыше пятидесяти тысяч  человек -- почти сплошь женщины и дети -- вышли
из города и сдались римлянам. Среди них был и тот,  кто должен  был умереть,
защищая  отчизну,  --  гордый  Гасдрубал. Но с  ним  не  было  ни  жены,  ни
многочисленных  детей.  Благородная  женщина,  видя,  что Гасдрубал  уходит,
взошла на крышу храма Эскулапа вместе с детьми  и бросилась оттуда  на камни
мостовой. Она не хотела пережить позор и гибель родины.
     В полдень римляне пошли на приступ.
     К вечеру город пылал: римляне, взяв стены,  проникли в город и отчаянно
осаждали  Капитолий,  в  котором засели  последние  защитники  Карфагена,  а
отдельные  отряды брали штурмом  буквально каждый квартал, каждый дом. Никто
не просил пощады, и никто не щадил.
     Два человека, стоя  на верхней террасе покинутого всеми дворца Гермона,
наблюдали эту ужасную и вместе с тем великолепную картину гибели  Карфагена:
Фульвия и Фегор.
     Кругом бушевало море огня.  Становилось трудно дышать. Каждое мгновение
дворец Гермона готов был обратиться в огромный костер. А Фульвия поглядывала
на огненные волны с каким-то ликованием.
     -- Пора спасаться! -- крикнул ей Фегор. -- Иначе мы сгорим здесь.
     Вместо ответа Фульвия воскликнула:
     -- Боги, как светло! Сколько огня! Это -- в нашу честь,
     Фегор. Это  -- наши  свадебные огни. Ты любишь  меня,  Фегор? Ты ждешь,
когда я стану твоей?
     Фегор молча кивнул.
     Фульвия поднялась со своего места и пошла навстречу Фегору со странной,
полубезумной улыбкой на губах.
     -- Ты верно  и  преданно любишь меня, Фегор? -- шептала  она,  словно в
забытьи. Иди же, иди ко мне. Я обниму тебя, зацелую тебя...
     -- Сейчас загорится дворец. Мы погибнем!
     -- Что? Нет, нет! Ведь ты любишь меня?
     И  она обвила его своими нежными руками с такой силой, что Фегор не мог
пошевелиться. Огненная волна наконец докатилась до дворца  Гермона. Запылало
величественное здание. Пылали террасы и купола,  пылали покои. А этруска  не
выпускала из объятий полузадушенного  Фегора, влекла его к краю парапета, за
которым бушевал океан огня.
     Ужас охватил  Фегора. В нем властно  заговорил инстинкт самосохранения.
Он рванулся из рук Фульвии, но  было уже поздно:  с неодолимой силой Фульвия
увлекала его с собой. Все ближе, ближе...
     -- Ты любишь меня? -- воскликнула Фульвия. -- А я... Я  люблю Хирама! А
тебя -- ненавижу. И я убиваю тебя!
     Миг -- и два тела упали с  террасы, клокочущие волны  пламени поглотили
их.
     А в городе одно за другим рушились здания. Римские солдаты уже проникли
в Капитолий и перебили тех карфагенян, которые еще не покончили с собой.
     Карфаген не существовал больше...