ьно,  на пороге, насмешливо улыбаясь, стоял  шпион Совета Ста
Четырех.
     -- Ты? Здесь? -- бормотала Фульвия, поднимаясь и идя  ему навстречу. --
Как ты узнал, что мы находимся в этом доме?
     Фегор улыбнулся уже откровенно насмешливо, прищурив глаза.
     --  Это было так трудно, так ужасно трудно, -- сказал он иронически. --
Мне пришлось пройти за тобою  вслед, когда ты вышла  из моего дома, идти, не
теряя тебя из виду, подглядеть, куда ты вошла. А потом -- этот дом я посещаю
далеко не первый раз.
     --  Смотри, берегись! -- сказал угрожающе Хирам. -- Не  в первый раз ты
приходишь сюда, но, может быть, в последний!..
     Сидон и  несколько  воинов, не ожидая приказания,  бросились  к  двери,
чтобы отрезать дорогу шпиону.
     Но Фегора, казалось, ничуть не обескуражил  и  этот судорожный прием, и
даже то, что  воины  теперь ждали лишь сигнала  Хирама, готовые броситься на
пришедшего.
     -- Та-та-та! Зачем  торопиться?  -- сказал  он спокойно.  -- Я пришел к
вам, как это ни странно, с дружескими... гм... намерениями.
     -- Хорош друг! -- вызывающе и презрительно воскликнул Сидон.
     -- Почему нет? -- пожал плечами Фегор. -- Что мешает нашей дружбе?
     -- Дружба профессионального предателя...
     -- О  боги!  --  поднял к небу  руки Фегор, поглядывая  вокруг  полными
насмешки глазами. -- Каждый делает, что может. Один, как ты, рожден моряком,
и  ему  предназначено  утонуть  в какой-нибудь  луже.  Другой самой  судьбою
уготован быть солдатом и расколоть свой медный лоб о какой-нибудь  камень. А
я рожден быть шпионом. Что  хуже, что лучше -- знают одни только боги, если,
конечно, они вообще  что-нибудь знают...  И потом,  что за презрение к моему
ремеслу?  Клянусь,  оно ничем не  хуже, чем  ваше. Оно гораздо  опаснее, чем
ремесло солдата,  ибо  вы деретесь временами, а шпион всю жизнь ведет войну,
не зная отдыха,  и часто его спасает только  одно -- хитрость, ум, тогда как
вы прячетесь под броней.
     --  Довольно болтовни! -- прервал Хирам  его  апологию предательства  и
шпионства. -- Говори, зачем ты пришел к нам? Опять предать нас?
     -- Глупости! Сразу видно, что ты --  не деловой человек, хотя сражаться
и умеешь.  Я  же  сказал  вам,  что  пришел с  дружескими  намерениями.  Но,
разумеется,  кого-нибудь  я уж  непременно предам  -- без  этого я  не  могу
обойтись. Но на  этот раз  не  твоя,  Хирам, очередь:  я  предаю не  тебя, а
Гермона.  Каждый  делает,  повторяю, что  может.  Я  же,  со  своей стороны,
стараюсь все  исполнять самым тщательным  образом. Люблю  делать дела чисто.
Такова моя натура. Я поклялся Фульвии, что стану на твою  сторону, и  сдержу
свое слово.  Разумеется,  не  даром.  Ты  должен  будешь  заплатить  мне,  и
заплатить щедро.
     -- Тебе будет достаточно одного таланта? -- спросил Хирам.
     -- Уф! -- вздохнул  Фегор. -- Клянусь богами, я и не подозревал, что ты
можешь  быть  таким выгодным  клиентом  и  награждаешь  за  маленькие услуги
по-царски.  Знай я это, давно бы перешел на службу  к тебе. Чтобы заработать
талант, я должен был до  сих  пор работать  не меньше  четырех-пяти  лет. За
талант я предам кого угодно, сделаю все, что тебе понадобится.
     -- Значит, ты действительно поможешь похитить Офир?
     -- Да, разумеется! Берусь возвратить ее тебе, но, конечно, при условии,
что твои друзья помогут мне. Дело не такое простое и легкое. Без борьбы  его
не обделаешь. Тсоур боится нападения. Он принимает серьезные  меры для того,
чтобы не допустить похищения Офир.
     -- Хорошо! -- подумав, ответил  Хирам. -- Если ты говоришь серьезно, то
все мои воины в твоем распоряжении. Когда же ты думаешь приняться за дело?
     -- Хорошо мгновенно раздавить сандалией скорпиона, когда тот ползет! --
ответил Фегор. --  Но такие предприятия,  как наше, можно  только  испортить
излишней  торопливостью.  Ни  сегодня,  ни  завтра.  Покуда  тут  царит  еще
сравнительный порядок, было бы, по меньшей мере, глупо делать что-нибудь. Но
ты, наверное, уже слышал о грозе, идущей на Карфаген.
     Хирам кивнул.
     --  Ну  вот.  Боги, какая  сумятица  вскоре  поднимется тут,  в  гордом
Карфагене! -- как будто со злорадством хихикнул Фегор. -- А  какая паника! А
сколько бестолковщины!  А сколько неосторожных глупостей и промахов наделают
люди, которые считают себя умными! Держу  пари, что не только гордый  Гермон
или нежно влюбленный в твою невесту Тсоур, но и мудрейший  Совет Ста Четырех
-- все  потеряют  голову,  станут беспомощными, как дети. Разумеется,  тогда
ослабят надзор, займутся другим. Тогда мы и будем орудовать.
     -- Но верно ли то, что Рим собирается начать  войну с Карфагеном? Может
быть, это только пустая угроза? -- спросил Хирам.
     --  О, начать войну? --  воскликнул  Фегор. --  Но республика сама уже,
словно баран, отдалась в руки римлян! Этой  ночью  вернулись из  Рима послы.
Они  ездили  туда  жаловаться   на  постоянные  притеснения,  которые  чинит
Карфагену Массинисса. В Риме их прижали, римляне обвинили во  всем Карфаген,
римляне  потребовали  исполнения унизительных условий. И Карфаген отдался на
милость римского сената, приняв все его требования.
     -- Без сопротивления? Без борьбы? -- вскочил, сжимая кулаки, Хирам.
     -- А кто стал бы сопротивляться?  --  спокойно ответил Фегор. --  У нас
нет больше армии.
     -- Но зато у нас есть могущественный флот, который еще может оспаривать
у римлян победу...
     -- Наш флот безоружен.
     -- Как безоружен? Что ты говоришь?
     -- Да, Совет Ста Четырех взял на себя обязательство выдать римлянам все
оружие, какое только имеется у нас в наличности. Завтра  двести тысяч кирас,
все мечи, щиты и даже тяжелые боевые орудия, катапульты,  будут погружены на
корабли и  отправлены в Рим. А потом война все равно вспыхнет, в этом нечего
сомневаться, и  Карфаген уже  не выйдет из нее  победителем. Римляне слишком
хорошо умеют обделывать свои дела.
     -- Но мы будем бороться! -- с дикой силой воскликнул  Хирам. -- Мой меч
еще послужит моему  отечеству,  пусть даже из-за  этого  я  потеряю  любимую
женщину.
     Фегор повернулся к дверям.
     --  У меня много дел! -- сказал он равнодушно. -- До свидания. Я ухожу.
Ты же, Хирам, довольствуйся покуда теми сведениями, которые получил: голубка
твоя жива, находится здесь, по крайней мере  ей не грозит никакая опасность.
А там посмотрим, что можно будет сделать...
     По уходу Фегора люди Хирама,  окружив  своего предводителя,  вступили в
оживленный разговор.  Разумеется, речь шла  о судьбах Карфагена,  о грозящей
"Владыке Морей" опасности. Вспомнились годы былой славы Карфагена, когда его
грозный флот господствовал  на  всем Средиземном море,  ходил за Геркулесовы
Столпы, в  воды,  омывающие  таинственные земли  угрюмого Севера  и далекого
Запада. Вспоминали  былые  победы  и  славные походы,  пытались  на все лады
объяснить, каким образом Карфаген дошел до  унижения, до рабского подчинения
требованиям  Рима,  под  стенами которого  еще  недавно стояла грозная армия
Ганнибала.
        "XIV CARTHAGINEM ESSE DELENDAM"
     По окончании утомительной  и  неудачной второй  пунической войны словно
безумие овладело суфетами Карфагена. Доверяя договору, заключенному с Римом,
Карфаген жил  обычной размеренной  жизнью.  Снова, как  встарь,  его корабли
бороздили моря, снова город  вел  колоссальную  торговлю  с Севером  и Югом,
Востоком и  Западом,  и снова  в  сокровищнице  негоциантов "Владыки  Морей"
скоплялись  несметные  богатства. Но эти богатства были достоянием немногих,
тех,  кто захватил всю власть, тех, кто презирал права населения и заботился
только о собственной выгоде. И в то же время, словно усыпленные чарами рока,
"отцы  отечества"  Карфагена не заботились о том,  чтобы  страна снова стала
могучей, грозной для врагов,  не заботились  об  армии, целиком  предоставив
дело защиты Карфагена ордам наемников, не развивали флот.
     По-другому держался Рим.
     Там,  казалось,  в   воздухе  носились  слова:  "Карфаген  должен  быть
разрушен!"
     И  народ  Рима  все  эти  годы  систематически готовился  к новой,  уже
окончательной битве. Рим строил боевые суда, Рим собирал и обучал  войска, и
в этих войсках главной силой  были не наемники, как в Карфагене, не алчные и
продажные  авантюристы,  продающие  свою кровь  за  золото, а люди,  которые
осознанно шли в солдаты, знавшие, куда они пойдут и за что будут сражаться.
     Но  в Риме знали,  что  его  победы,  все  его завоевания могут в  одно
прекрасное время потерять  все свое значение: в Карфагене мог родиться новый
герой,   подобный   Гамилькару  или  великому  Ганнибалу.  Высокая  культура
Карфагена могла  дать  неистощимые  запасы сил,  колоссальные  средства  для
борьбы.  Правда,  Карфаген   унижен,  но  он  оправляется   с  поразительной
быстротой. Правда, в нем  царят распри, раздоры, нет  той  горячей  любви  к
родине, как у римлян, нет единства. Но кто знает, что будет завтра?
     Быть может, кто-нибудь сумеет заговорить с карфагенянами на понятном им
языке,  могучей рукой  выкует из разрозненного, пестрого населения Карфагена
единое  целое, и поведет  снова в бой неисчислимые  полчища, и вновь, как во
дни Ганнибала, принесет в самое сердце Италии огонь и меч...
     А в сенате все звучали слова Катона: "Карфаген должен быть разрушен!"
     Катон  взывал  к  гражданам  Рима  недаром:  он  побывал  в  Африке  со
специальным  поручением Рима, он  собственными  глазами  видел,  как  быстро
возрождаются истощенные войнами силы Карфагена. И в Риме никто не сомневался
в  том,  что когда-нибудь  Карфаген  может соединиться  с  народами Востока,
отстаивающими от римлян  собственную  независимость,  и тогда будет  создана
могучая  коалиция,  борьба с  которой будет не по силам  и  самому железному
Риму.
     Обстоятельства складывались  благополучно  для  Рима:  в  самой  Африке
римляне  имели  могущественного  союзника,  смертельного   врага  Карфагена,
беспощадного, коварного Массиниссу, царя Нумидии. Ему Рим поручил следить за
Карфагеном. И неукротимый  "нумидийский леопард", пользуясь покровительством
Рима, уже наносил Карфагену удар за  ударом.  Он отнял  у  Карфагена богатую
территориями Эмпориа, по которой проходил караванный путь в сердце Сахары.
     За захватом Эмпории последовало нападение на  Фиску. Потом  Массинисса,
который находил поддержку  своим стремлениям у римлян, посягнул  на Ороскоп.
Карфаген не вытерпел:  его наскоро снаряженное пятитысячное войско двинулось
на  Массиниссу.  Карфаген  потерпел   неудачу:   войско   погибло.   А   Рим
воспользовался  случаем,  овладел   Уттикой,  вооружал  восьмидесятитысячное
войско и готовился послать его.
     Грозовые  тучи скоплялись и  скоплялись на горизонте,  бросая  зловещие
тени на несчастную республику.
     Уже были избраны военачальники, которые должны  были  нанести Карфагену
смертельный  удар: два искусных стратега, Гай Марий Цензорин и Марций Манлий
Непот,  готовились  двинуться на Карфаген.  Под их стягами шли закаленные  в
боях ветераны. Посольство от имени Совета Ста Четырех и суфетов отдало город
и его население на  милость римского  сената,  но там  не знали, что  значит
пощадить униженного врага. Рим коварно обещал Карфагену сохранить республике
ее  права  --  свободу  жителям,  автономию  управления,  неприкосновенность
территории, -- но за это  Карфаген должен был  выдать  триста заложников  из
знатнейших  семей.   В  договоре  таилась  западня:   в   нем  говорилось  о
Карфагене-территории,  но не было включено имени  самого  города  Карфагена,
сердца  республики. Заложников послали в Рим. Риму  было отдано  все  оружие
Карфагена. После Карфаген  раскаялся  в  совершенной оплошности, но было уже
поздно: он был беспомощен.
     Теперь   тревога   возрастала   с   каждым  часом.  Население   открыто
волновалось.  Люди   забыли  про  свои  обычные  дела.  Город   гудел,   как
потревоженный улей, и временами рождались  фантастические слухи  о том,  что
римляне уже плывут, что они близко от Карфагена. Тогда начиналась паника.
     Именно в эти дни Хирам и его спутники томились в своем убежище, изнывая
от бездействия: Хирам ждал вестей от Фегора.
     Томительно шли дни: один, другой, пятый, седьмой. Фегор не показывался,
но никто и не трогал Хирама, --
     значит, шпион держал слово, не выдавал тайны пребывания
     Хирама.
     Сам Хирам в это  время быстро поправлялся. Казалось, что с каждым часом
к нему возвращаются все новые и новые силы.
     И вот на восьмой день шпион появился в убежище изгнанника.
     С первого взгляда можно было заметить, что Фегор не находился в хорошем
расположении духа.  Его  лицо было озабочено, лоб прорезали угрюмые складки.
Он был задумчив и скуп на слова.
     -- Ты явился к нам вестником близкой бури? -- спросил его Хирам.
     -- Да! -- угрюмо ответил Фегор. -- Сегодня  прибыло римское посольство.
Оно предъявляет ужасные условия.
     --  Какие? --  с  замиранием  в сердце спросил Хирам, судорожно  сжимая
рукоятку меча.
     -- Рим требует, чтобы наш город был полностью разрушен.
     -- Карфаген? Разрушен? -- не  веря себе, промолвил побледневший  Хирам.
-- А жители? -- добавил он через секунду.
     --  Им  представляется  возможность  переселиться  в  глубь страны.  За
восемьдесят стадий от моря они могут построить новый город.
     --  Позор!  Позор!  --  почти  закричал  Хирам.  --  Гибель  Карфагена?
Смерть... И  смерть не  в  бою, а смерть  труса, подставляющего  шею палачу,
смерть быка, покорно ждущего удара топора.
     Фегор пожал плечами.
     -- Миром правит не право, а сила. Сила у Рима. Он и диктует свои законы
тем, кто слишком слаб, чтобы сопротивляться. Но, может, хватит о политике? У
меня есть новости, касающиеся тебя  лично. Как видишь, я  служу тебе верой и
правдой. Офир заточена в  старом храме Таниты, в  том самом,  где  находится
идол Мелькарта.
     -- А храм хорошо охраняется? Там много жрецов?
     --  Человек  пятьдесят.  Кроме  того,  есть  специальная  охрана  твоей
невесты.  Гермон  все еще  держится  настороженно,  знает,  что  ты бежал из
крепости. Но успокойся: он покуда доверяет мне, и нет риска, что он узнает о
том, где ты сейчас находишься.  И не бойся, что я выдам тебя: я, может быть,
сошел с ума, но я -- раб Фульвии, а она не хочет твоей гибели.
     Фегор оглянулся  в  ту сторону,  где  молча  стояла  Фульвия. На  устах
девушки  играла загадочная улыбка. Фегор не  видел, как  в  потупленных очах
этруски блеснул и потух зловещий огонек.
     --  Правда,  Фульвия? Мы заключили договор.  Ты сдержишь свое обещание,
если я исполню свое? Мы соединимся навеки?
     --  Да!  --  ответила, не  поднимая  глаз,  девушка.  --  Ты  исполнишь
обещание, и тогда я стану твоей. И пусть свершится моя судьба...
     --  Ты увидишь,  ты  увидишь, как  свято  я сдержу  слово! --  страстно
говорил,  обращаясь к  девушке, Фегор.  --  Я знаю, ты ненавидела  меня,  ты
презирала  меня.  Но   моя   любовь   сильна,   она  сумеет   победить  твою
недоверчивость, все твои предубеждения.
     Фульвия молча кивнула головой.
     Тем временем Хирам  погрузился в размышления. Опершись головой на руки,
он  сидел, не шевелясь. Казалось, он  пытался  решить  какую-то мучительную,
трудную задачу.
     -- Ну, что же ты решил, вождь? -- обратился к нему Фегор. -- Мой совет:
не теряй даром  времени.  Собаки-римляне ненадолго оставят в покое наш край.
Надо  этим воспользоваться.  Может быть, через три  или четыре дня будет уже
поздно что-либо предпринимать. Кто  знает, не будет ли Карфаген  осажден и с
моря, и с суши? Сам Сенат и  Совет Ста Четырех ждут этого. Никто не верит  в
благополучный исход дела.
     Помолчав немного, Фегор заговорил снова:
     --  Вы  можете  думать обо  мне что вам  угодно.  Что же? Я  никогда не
отрекался от своего дела, от того, что я называю своей работой. Но в эти дни
и я чувствую, что в груди у меня есть  сердце, и моя душа  скорбит за участь
Карфагена. Я и раньше предвидел, что Карфаген -- на краю гибели. Конечно, мы
будем  бороться. Есть  еще мужественные  люди  в  стенах Карфагена. Да когда
начнется бойня,  и самые трусливые, и слабые схватятся за оружие. Но все это
будет бесполезно.  Судьба Карфагена предопределена. Однако не будем говорить
об этом. Решай, Хирам, что нужно предпринять,  ибо медлить больше, повторяю,
нельзя. Хватит ли у тебя людей, если ты решишься напасть на  храм  и  отбить
Офир у охраняющей ее стражи?
     -- С моими воинами я одолею стражу! -- коротко ответил Хирам.
     -- Хорошо. Значит, после заката солнца приводи своих ратников в порт. Я
буду ждать вас там с лодкой, доставлю вас до самого храма Таниты, укажу, где
искать девушку, куда бежать,  когда поднимут тревогу. Словом, я  сделаю все,
что в моих силах.
     -- Но если ты задумал изменить  и предать  нас,  -- поднялся  Хирам, --
знай, что я не спущу с тебя  глаз  ни на  мгновение! При малейшем подозрении
мой меч лишит тебя жизни!
     -- Глупости! -- хладнокровно  ответил шпион. -- Очевидно, что ты привык
работать кулаком, а не  головой. Разве я  не  мог сто раз выдать тебя за эти
дни?  Мне  нет  никакого  расчета  делать  это, и  я  верою заслужу и любовь
Фульвии, и  обещанный  тобою  талант.  Но  мне пора идти.  Итак, до  вечера.
Увидимся в порту.
     Он  остановился в дверях и поглядел пристально  на  этруску.  Во  взоре
этого  человека,  погубившего  столько  людей,  сейчас светилась и  глубокая
нежность,  и какая-то тоска,  и робость. Любовь к Фульвии и впрямь заполнила
его душу, он действительно потерял душевное равновесие.
     Фульвия  видела, что он молящим взглядом смотрит на нее, но  не подняла
глаз, ничем не ответила на его прощальный привет.
     Фегор обескуражено махнул  рукой и покинул  обитель беглецов. После его
ухода Хирам спросил Талу, что он думает о происходящем.
     -- Шпион на  этот раз сказал правду! --  отозвался старый воин. -- Пока
ты медлишь, могут нагрянуть римляне, и ты потеряешь невесту.
     -- Тогда  будь  что будет! Попытаюсь вырвать Офир из заточения. А когда
она будет со мною, посмотрим, что предпринять дальше.
     Фульвия живо обернулась к Хираму со словами:
     -- Когда ты освободишь Офир и соединишься с нею, ты покинешь немедленно
Карфаген?
     Ее голос дрожал.
     -- Там видно  будет! --  уклончиво  ответил Хирам. -- Во всяком случае,
ты, дитя,  не бойся. Я  не  брошу тебя.  Если  только  ты  сама не пожелаешь
остаться, то я возьму тебя с собой.
     -- Меня? Чтоб я уехала с вами? Нет! Она покачала головой.
     -- Почему нет? -- удивился Хирам.
     -- Так суждено всемогущим Роком. Я не покину Карфаген. Мне не доведется
увидеть голубое небо прекрасной Италии.
     -- Почему так? -- стоял на  своем  Хирам. --  Зачем  тебе оставаться  в
стенах города, который подвергнется всем  ужасам долгой осады, падет, взятый
приступом, будет уничтожен?
     -- Не  спрашивай,  не спрашивай меня  о причинах" -- с тоскою  в голосе
страстно воскликнула девушка, прижимая прекрасные руки к груди. -- Я не могу
открыться тебе.
     -- Знаешь,  я начинаю думать,  что, хотя внешне ты выказываешь глубокое
презрение  к  шпиону, втайне ты  им  покорена,  ты  его любишь! -- промолвил
карфагенянин.
     -- Я? Ну, предположим, что это так! -- ответила Фульвия. Но в голосе ее
ясно прозвучали нотки презрения и ненависти к Фегору..
     -- Ты -- странное создание. Тебя не разберешь. Тебя не поймешь.
     -- Есть на свете один  человек, который, если бы захотел, мог бы понять
меня.  Но... но  он сам не захотел этого! -- печально отозвалась этруска. --
Не спрашивай  у меня его имя. И  потом, зачем нам  терять  дорогое время  на
бесполезные разговоры?  Готовься к опасному предприятию: тебе ведь предстоит
вырвать любимую девушку из рук многочисленной стражи. Не думай, что  это так
легко и просто. Ты должен тщательно обдумать план действий, прежде  чем идти
в эту ночную экспедицию.
     -- Есть у