ечто.
   Потом - как передали врачи - началось заражение крови.
   Дворец был окружен стражей, от постели страдальца, как сказывают, ни на
минуту не отходил генерал-прокурор, постоянный адъютант его императорского
величества Павел Иванович Ягужинский. Где в это время находился сиятельный
князь Меншиков, вызванный во дворец, неизвестно. Все связи с внутренними
покоями императора были надежно прерваны.
   Поутру, двадцать восьмого генваря, наступила смерть.
   ...Далее события развивались таким образом, что определенно утверждать
достоверность той или иной версии - пока что во всяком случае - трудно.
   Посланник Кампредон настаивает, что вопрос о восшествии на престол
России государыни Екатерины Первой, урожденной чухонской крестьянки, был
решен в момент смерти Петра; что, лишь когда страдалец испустил последний
вздох, новая императрица явилась перед вельможами и отдала свою судьбу в
их руки.
   Прусский же посланник Мардефельд настаивает на том, что все было решено
еще задолго до смерти самодержца.
   Однако же не следует считать, что восшествие на престол Екатерины
обошлось спокойно и без столь политике знакомых катаклизмов.
   Сказывают, что во время большого совета вельмож русский канцлер граф
Головкин поднялся первым, когда кем-то (кем - неизвестно до сих пор) было
предложено поочередно высказаться по поводу будущего империи. Глядя в
глаза Екатерине, граф сказал, что посколь Петр не оставил посмертного
завещания, то вопрос престолонаследия должен решать - как и было исстари
заведено - народ российский.
   Его якобы поддержали князь Голицын, генерал Репнин, князь Долгорукий,
граф Пушкин и брат адмирала Апраксина. Вопрос о судьбе престолонаследия
грозил перерасти в столкновение могучих группировок. Запахло грозою, могла
случиться новая смута, как вдруг встал сиятельный князь Меншиков, а вместе
с ним граф Бутурлин, и поначалу сиятельный князь, а позже известный
военачальник произнесли столь весомые слова и бесспорные доказательства
своей правоты и силы, что брат генерала Апраксина упал без чувств,
стукнувшись виском об пол, и к нему, бездыханному, был вызван лекарь.
   Сразу же после этого генерал Бутурлин и майоры Преображенского полка
Юсупов и Ушаков ринулись с отрядом преображенцев в сенат, который
собрался, ожидая известий, не зная толком, что происходит во дворце. Там,
восшедши на праздничное место, эти вельможи Петра объявили себя сенаторами
в присутствии солдат-преображенцев, коих с собою ввели в зал; солдаты были
во всеоружии.
   Лишь после этого сенаторы ударили челом новой государыне, приняли
приветственное письмо ей и ея детям, а Бутурлин сделался в тот же день
полковником Преображенского полка, что есть высший воинский чин в России,
ибо преображенцы были созданы Петром как его личная гвардия.
   Назавтра тело государя (не подвергнутое вскрытию), припудренное, одетое
в парчу и шелка, чего он так бежал при жизни, было выставлено для
прощания; государыня всея Руси, сиятельный князь Меншиков, генерал Репнин,
князь Голицын, граф Бутурлин, все - друзья ее и противники - стояли
вместе, плечом к плечу, и лица их были в слезах. Не было только среди
ближайших сподвижников умершего государя брата адмирала Апраксина, - так и
не смог прийти в себя от страха, сделался удар.
   Посланник Кампредон, ссылаясь на мнение людей, близких ко двору,
сказал, что лечение императора велось из рук вон плохо, ибо никто из
лекарей не мог и предположить толь трагичного исхода пустячной болезни.
   Сейчас стали распространять в народе слухи, что, мол, император
застудился в то время, когда вытаскивал тонущих солдат из залива близ
Лахты. Однако об этом случае, якобы имевшем место быть в декабре, никто не
знал и по сей день не знают в Санкт-Петербурге.
   Передают, что задним числом составляется течение хворобы покойного
императора, тогда как саксонский посланник Ле Форт настаивает, что дело не
в простуде, а, по его сведениям, в камне, повредившем мочевой пузырь;
Кампредон же считает, что болезнь государя была следствием его
необузданных юношеских увлечений; посол Горн полагает причиною смерти
наличие в мочевом пузыре едкой материи, в то время как прусский дипломат
Мардефельд уклончиво называет болезнь Петра "страданием".
   Видимо, ответ на вопрос, отчего погиб Петр (а этот вопрос не прост, ибо
в нем сокрыта страшная тайна: "кому была выгодна смерть императора"),
дадут архивы, когда наступит день и час открывать их ко всеобщему сведению.
   Остаюсь, сир, Вашего Величества покорнейшим слугою.
   Виктор де Лю".
   ...Архивы императора Петра хранились неразобранными в подвале дворца в
течение полувека.
   Их открыла лишь императрица Екатерина Вторая, когда большая часть папок
(включая копию истории болезни государя) сгнила безвозвратно,
превратившись в тлен, тайну.
   ...Екатерина Первая, вдова государя, внезапно умерла - сорокатрехлетней
- через два года после трагической смерти ее великого мужа; в результате
дворцовых интриг на престол пришел Петр Второй, сын казненного Алексея,
помолвленный с дочерью сиятельного князя, "мин херца", выученика и
"верного слуги" императора.
   Внезапно погибла - юной совсем - любимица Петра, принцесса Анна.
Возобладала боярская партия консерваторов Долгоруких; князя Меншикова,
отца новой российской государыни, отправили в ссылку; столица была
перенесена в Москву; сподвижников Петра подвергли опале: вскорости от
загадочной болезни скончался новый государь, мальчик еще; ночь опустилась
над Россией, ночь и смута.
   Вместо эпилога Два документа появились на Западе (да и в России имели
хождение среди старобоярской оппозиции) после смерти Петра.
   В первом назойливо подчеркивалось, что Петр умер от "дурной почечной
болезни".
   Второй документ был прямо-таки "государственным" подарком для
противников России: речь идет о "завещании" Петра, в коем тот "повелевал
завоевать Запад", сделать Россию хозяином Европы и превратить ее в центр
новой империи, подвластной религии православия.
   Весной 1982 года мне удалось прочитать в Ленинграде историю болезни
Петра Алексеевича, собственноручно написанную доктором Блументроостом в
1716 году, накануне выезда государя на воды в Карлсбад.
   Никаких показаний на "дурную почечную болезнь" в этом десятистраничном
итоговом документе нет и в помине. Петр ехал лечить желудок, функция
которого временами (чаще всего летом) нарушалась, - началось это после
азовских походов, в жаре; видимо, амебная дизентерия, болезнь, которая
даже в те годы считалась не только не смертельной, а и не очень-то
опасной, врачевали ее легко, приступы снимали в день, от силы три.
   Значит, в е р с и я необратимой, да при этом еще и "дурной почечной
болезни"
   была угодна кому-то.
   Кому?
   ...Петр не успел написать завещания (или ему не позволили это сделать).
   Кому же было выгодно представить великого преобразователя в глазах
Европы захватчиком и коварным агрессором?
   Где самый текст этого "завещания"? Где и при каких условиях пущен в
обращение?
   Эти вопросы открыты и ждут своего исследователя. А то, что со смертью
Петра в России началась дестабилизация, выгодная биржам Лондона и
Амстердама в такой же мере, как причалам Гамбурга и владыкам Поднебесной,
сомневаться не приходится, и дестабильность эта длилась по ту пору, пока
гвардия, спустя пятнадцать лет после трагедии, случившейся в январе 1725
года, не привела на трон дочь Петра, тридцатилетнюю Елисафет, вместе с
которой на российском небосклоне взошли новые звезды - Ломоносов,
Тредиаковский, Кантемир, Сумароков, Рокотов, Сковорода, Воронцовы,
Шуваловы и Бестужевы-Рюмины.
   Посеянное гением прорастает сквозь годы; мысль - неистребима; движение
вспять есть предательство того, что в конечном счете, и определяет жизнь,
- устремленность движения к разуму, то есть к добру.
 
 
   1982 год, Букуриани.