тях, или в делах и  творениях
его как общественного или государственного деятеля, или писателя. Если в
первом случае наследие почти  всегда  составляет  удел  тесного,  узкого
кружка родственников или близких, то во втором оно  является  достоянием
не только современников почившего, но и длинного ряда следующих  поколе-
ний. Именно такое достояние оставил после себя  покойный  Илья  А–ч.  Мы
слишком близко стоим к почившему как к писателю, и потому время  всесто-
ронней критической оценки оставленного  литературного  наследия  еще  не
настало... Но у этого гроба приходят на ум следующие мысли.  В  сумерках
нашей обыденной, серенькой, будничной жизни по временам являются  счаст-
ливые избранники, обладающие не только  тонким,  проникновенным  знанием
людей и окружающей действительности, но наделенные чудным даром рассказ-
чика, передачи другим того, что они понимают и чувствуют. Такие люди яв-
ляются верными толкователями и выразителями современности и  яркими  ил-
люстраторами как светлых, так и темных ее  сторон.  К  таким  счастливым
избранникам принадлежал почивший ныне Илья А–ч. Его произведения особен-
но ценны и дороги нам, саратовцам, потому, что почти в каждом из них  мы
находим родные, дорогие нам с детства отзвуки. Эти  отзвуки  слышатся  в
описаниях родной нам природы: в описании прелестей  необъятной,  беспре-
дельной степи–матушки, в рассказах о таинственном шелесте и красотах ле-
сов, раскинувшихся на живописных берегах  степных  речек,  о  безбрежном
волнующемся море колосистых полей. Неизменно верный заветам и  традициям
своего великого предшественника - бессмертного Тургенева - почивший умел
все эти красоты претворить в слово, которое ласкает воображение, волнует
душу, трогает сердце и будит ум. Такое наследие  не  останется  "лежачим
наследством": оно в живых ярких образах, созданных почившим, перейдет  к
тем поколениям, которые придут на смену нам... Этот венок и наше  скром-
ное слово являются лишь слабым выражением скорби о почившем.
   "Не говорите мне: он умер - он живет"".
   От редакции "Листка" я возложил на гроб венок.
   "Дневник" также передал подробно содержание моей речи.
   Ранней весной (март–апрель) 1901 г. в  нашем  Городском  общественном
банке приключился выдающийся криминал. Прослуживший  в  этом  учреждении
счетоводом и конторщиком около 12 лет Василий Петрович Хахалин  произвел
в директора банка С. И. Степашкина выстрел из револьвера. Пуля попала  в
пуговицу жилета, и это спасло Степашкина от смертельного ранения.
   Причиной покушения было недовольство  Хахалина  сделанным  правлением
банка распределением дополнительной ассигновки жалованья служащим канце-
лярии и бухгалтерии банка. Эти дополнения Городская  дума  определила  в
размере 300 и 180 руб. в год. Хахалин считал себя вправе  получить  при-
бавку в 300 руб., а ему правление назначило 180 руб.
   Степашкин отделался небольшим синяком на животе. Тем не менее все  же
возникло уголовное дело по обвинению Хахалина в  покушении  на  убийство
Степашкина. Когда это дело вступило в фазис решения вопроса  о  предании
суду, то столкнулись два противоположных мнения, а  именно:  следует  ли
Хахалина предать суду Окружного суда с  участием  присяжных  заседателей
как обыкновенного партикулярного преступника или же - суду Судебной  па-
латы с участием сословных представителей как подчиненного, покусившегося
на жизнь своего начальника? Одержало верх первое мнение, и Хахалина  су-
дили присяжные заседатели.
   Защищал его Кальманович. Эксперт, ружейный мастер Онезорге, дал  зак-
лючение, что револьвер, из которого стрелял Хахалин, недоброкачественный
и почти совершенно негодный для нанесения выстрелами из него  каких–либо
серьезных, а тем более смертельных повреждений. Некоторые из сослуживцев
Хахалина, допрошенные на суде в качестве свидетелей,  показали,  что  он
как многолетний работник в банке заслуживал, по их  мнению,  увеличенной
прибавки к жалованью, т.е. в размере 300 руб., и что одна из таких  уве-
личенных прибавок была правлением назначена служащему Никитину,  родному
сыну товарища директора Х. Ф.
   Никитина, прослужившему более короткое время, чем Хахалин. Хотя его и
защищал Кальманович, вообще роковой и неудачный уголовный защитник,  Ха-
халин был оправдан присяжными заседателями.
   По протесту прокурора дело перешло в Сенат, который отменил  оправда-
тельный приговор и акт предания суду, признав, что Хахалина должна  была
судить Судебная палата с участием сословных представителей. Но и  палата
в указанном составе оправдала Хахалина, очевидно, ввиду заключения  экс-
перта Онезорге, признав, что  покушение  было  произведено  с  негодными
средствами. Хотя Онезорге после суда в частной беседе говорил, что выст-
релом из револьвера Хахалина (кажется, системы Нагана) можно очень скоро
и успешно отправить на тот свет человека. Таким  образом,  выходит,  что
жилетная пуговица спасла не только жизнь Степашкина, но и избавила Хаха-
лина от серьезного уголовного наказания.
   Конечно, Хахалин был уволен из банка и уехал  из  Саратова  в  Закав-
казье, где около Батума  занялся  разведением  субтропических  растений.
После смерти Степашкина и выбора на его место П. И. Шиловцева в 1909  г.
Хахалин хотел вернуться в Саратов с целью опять  поступить  в  Городской
банк, но эти его попытки не увенчались успехом,  и  он  покинул  Саратов
навсегда.
   Дело Хахалина было одним из первых, в решении которого в качестве го-
родского головы А. О. Немировский принимал участие сословным  представи-
телем. Если верить проникшим из совещательной комнаты слухам,  Немировс-
кий настаивал на обвинении Хахалина, но остался в меньшинстве.
 
 
   5
 
 
   Выступая из пределов полномочий и компетенции...
   Расходы управы без разрешения думы. - Чиновник–канцелярист Я. В. Ива-
нов. - Чем бульвары и скверы "нарушили порядок". - Д. И. Малеев, главный
виновник бухгалтерской разрухи. - Странности поведения  городского  бух-
галтера. - Наличность - по подложным документам В Городской  думе  Неми-
ровский, благодаря содействию Н. И. Селиванова, "стародумцев" и взаимок-
редитчиков, заручился большинством, которое, однако, несколько  дрогнуло
и ослабело к концу срока его службы. Опираясь на это большинство,  Неми-
ровский и городская управа нередко выступали из  пределов  полномочий  и
компетенции, указанных городовым положением и руководящими постановлени-
ями Городской думы.
   Городская управа в расходах нередко выходила  из  пределов  кредитов,
ассигнованных и утвержденных Городскою думою по годовому бюджету, совер-
шенно самовольно, без ведома и разрешения думы, она  расходовала  непре-
дусмотренные приходным годовым бюджетом поступления. Так она  израсходо-
вала поступившие в доход города после выигрыша мною судебного дела в су-
де и палате по иску к городу предпринимателей по добыванию руды  на  го-
родских землях 42000 руб. При оставлении Фроловым  должности  городского
головы в городской кассе была денежная  наличность  свыше  300000  руб.,
заключающаяся в большей своей части на текущих счетах в кредитных учреж-
дениях. Эта наличность также была израсходована, и к концу срока  службы
Немировского в городской кассе не только не оказалось наличности, но  на
городе лежали долги по векселям и  краткосрочным  обязательствам  разным
банкам (по преимуществу - Обществу взаимного кредита), выданным  городс-
кою управой без ведома и разрешения думы.
   Вообще городская управа не стеснялась ни утвержденными сметными  кре-
дитами, ни законом, по которому займы и выдача долговых обязательств  от
имени города допускаются только по постановлению думы в особом составе и
квалифицированным большинством: в составе не  менее  половины  законного
комплекта гласных и большинством не менее двух третей явившихся гласных.
На почве таких  незакономерных  действий  городской  управы  создавались
конфликты с гласными, которые указывали на эти действия,  вносились  от-
дельные заявления председателя и членов ревизионной комиссии,  поступали
ее замечания и доклады. Так, в декабре  1903  г.  в  думу  было  внесено
письменное заявление гласного Карнаухова, который документально доказал,
что управа самовольно израсходовала  несколько  десятков  тысяч  рублей,
затронув капиталы и суммы, которые без особого разрешения думы управа не
имела права расходовать. Управа на такие запросы и замечания вносила ту-
манные, иногда малопонятные доклады и представляла совершенно невразуми-
тельные объяснения, как это было по заявлению Карнаухова.
   Городская дума, заслушав это заявление, после продолжительных и  бур-
ных прений в конце концов значительным большинством помирилась с  совер-
шившимся фактом и утвердила задним числом распоряжения и действия управы
по возбужденному вопросу.
   Губернская власть молчаливо  соглашалась  с  такими  постановлениями,
очевидно, не желая ставить на очередь щекотливый вопрос  об  ответствен-
ности управы и привлечении ее личного состава по обвинению в  превышении
власти, так как только в этой форме мог последовать и выразиться в  дан-
ном случае протест губернатора.
   Председатель ревизионной комиссии граф  Уваров  неоднократно  заявлял
управе, а также в заседаниях думы о невозможном, чисто хаотическом  сос-
тоянии управской бухгалтерии, которая так неправильно, путано, с наруше-
нием элементарных правил счетоводства, вела книги и счета, что ревизион-
ная комиссия весьма часто, почти на каждом шагу, не могла получить  над-
лежащие ответы на свои запросы и понятные, прямые объяснения на свои за-
мечания. Граф Уваров заявлял неоднократно в думе, что при таких  бухгал-
терских порядках ревизия крайне затруднительна, почти невозможна. Поэто-
му он требовал коренной реорганизации бухгалтерского аппарата управы,  в
противном случае он вынужден будет отказаться от председательства и вся-
кого участия в ревизионной комиссии.
   Такое заявление графа Уварова оказалось на руку Немировскому, так как
граф вообще и по причинам, о которых я говорил выше, был ревизор въедли-
вый и злой.
   А потому уход его из ревизионной комиссии был только желателен и при-
ятен Немировскому, который, руководясь, вероятно,  этими  соображениями,
заявил думе, что требуемая графом Уваровым реорганизация бухгалтерии при
данном положении дел (?!) положительно невозможна и недопустима. Никаких
веских и основательных причин этой невозможности и недопустимости  Неми-
ровский не представил. Но дума не поддержала графа Уварова, и  он  отка-
зался от председательства и всякого участия в ревизионной комиссии.
   Графа Уварова в ревизионной комиссии заменил гласный Яков  Васильевич
Иванов, начальник отделения Казенной палаты. Он был связан особыми узами
и отношениями с Обществом взаимного кредита, хотя по существу был  чело-
век добросовестный и честный работник, но мягкий, угодливый,  когда  это
нужно и ему полезно. Это был чиновник, воспитанный, выросший и состарив-
шийся в палатской канцелярии, верный и преданный ее традициям, дисципли-
не и служебной гимнастике и акробатству перед своим начальством; он  был
неглупый и толковый, хотя и не получил высшего образования, да, кажется,
не имел и среднего. Иванов чуть ли не с первых лет  прибытия  в  Саратов
Немировского был с ним в очень добрых и приязненных отношениях, так  как
Немировский состоял его поверенным и выиграл весьма серьезное  для  него
дело о купленном им с публичных торгов доме в Саратове.
   Иванов, при всей его честности и добросовестности, был  прежде  всего
чиновник–канцелярист и как таковой мог проявить при ревизии  казенно–бю-
рократическую точность и аккуратность; это был бы шаблонный  контрольный
аппарат казенного образца.
   Но при контроле и ревизии самоуправляющихся общественных  учреждений,
кроме механической проверки прихода с расходом и оправдательных по  этим
статьям документов, требуется еще работа и под другим углом зрения:  об-
щая сводка (синтез) по каждой отрасли городского хозяйства, обзор,  сум-
мирующий все данные, добытые ревизией, инициатива и возбуждение вопросов
о желательных или необходимых даже усовершенствованиях  и  улучшениях  и
т.п. Словом, требуются не одни арифметические итоги, но указания на  но-
вые перспективы, на новые горизонты. Для этого требуются творчество, ши-
рота понимания, некоторый размах, полет мысли в ревизионных  заключениях
и замечаниях. Я так понимаю сущность ревизии и контроля общественных са-
моуправляющихся учреждений.
   Само собою разумеется, Иванов был слишком далек от этого идеала. Граф
Уваров не был таким податливым и гибким ревизором, как Иванов, а  всегда
был упорен и неумолимо строг в своих ревизионных работах и  требованиях,
что он блестяще и доказал в земстве, особенно в деле Крубера,  о  чем  я
говорил выше.
   Я. В. Иванова считали почему–то  специалистом  по  разведению  расти-
тельности, цветоводству и древонасаждению; поэтому ему, вместе с  особой
председательствуемой им комиссией, было поручено одно время  заведывание
городскими бульварами и скверами. Он и тут сумел проявить свою  чинность
и аккуратность. Некоторые аллеи густо и, по–моему, красиво заросли  раз-
давшимися вширь и поднявшимися ввысь деревьями, и таким образом  получа-
лась чаща, напоминающая лесную глушь и дающая хорошую тень. Это не  пон-
равилось Иванову, он усмотрел в этом "нарушение порядка",  почти  узако-
ненного и общепринятого для городских садов и скверов, и  уничтожил  эту
густую поросль, срубил многие деревья и  оголил  аллеи,  устроив  в  них
большие, длинные с боков просветы.
   Нарушение такого же порядка он усмотрел и в  двух–трех  пирамидальных
тополях, которые стояли среди большого цветника, близ фонтана.  Они,  по
моему мнению, являлись красивым и специально южным штрихом в общем  пей-
заже. Но они стояли не по ранжиру в ряду других, а "торчали" на  особицу
среди цветочных куртин.
   Поэтому они, по распоряжению Иванова, были срублены  и  уничтожены  с
корнем.
   Центр цветника утратил свой южный колорит. Вообще  вырубки,  просеки,
оголение аллей и замена буйно разросшихся деревьев  бордюрами  газона  с
устройством, где только возможно,  правильных,  геометрически  аккуратно
обмежеванных лужаек, совершенно открытых и ничем не затененных, являлись
преобладающими в программе и порядках, введенных Ивановым при  заведыва-
нии им городскими садами, бульварами и скверами.
   Иванов одно время состоял и председателем совета старшин Коммерческо-
го собрания (клуба). На этом месте он проявил необычно ревностное и вни-
мательное отношение к вверенному ему делу и оказался рачительным и  доб-
рым хозяином.
   Таким образом, Иванов играл заметную роль в общественной жизни  Сара-
това как трудолюбивая и добросовестная полезность.
   Несмотря на умеренный, скромный, аккуратный и правильный образ жизни,
Я. В.
   Иванов скончался необычно в начале октября 1905 г.  еще  сравнительно
не старым человеком: ему было около 63 - 65 лет. Смерть его приключилась
при следующих обстоятельствах. Группа  гласных  устраивала  Немировскому
ответный обед после вторичного избрания его в городские  головы.  Иванов
принимал деятельное участие в обеде, происходившем в гостинице "Россия".
Я не был в числе участников этой трапезы и не знаю линии поведения  Ива-
нова на ней, но знал его вообще за человека в высшей степени  сдержанно-
го, уравновешанного, трезвенного. Однако, явившись с этого обеда  домой,
Иванов почувствовал себя дурно и моментально скончался, по–видимому,  от
разрыва сердца.
   Сетования графа Уварова на порядки, или, вернее  говоря,  беспорядки,
бухгалтерии городской управы и невразумительность объяснений ее на реви-
зионные замечания и запросы были совершенно правильны, и главной  причи-
ной их и виновником всей бухгалтерской разрухи был  городской  бухгалтер
Дмитрий Иванович Малеев. Это была интересная и достойная внимания  фигу-
ра.
   Малеев был принят Недошивиным, когда я был еще в составе  управы,  по
особой просьбе управляющего тогда контрольной палатой Николая  Петровича
Ковачева.
   Надо заметить, что Малеев был не вполне легальный - серьезно скомпро-
метированный по какому–то политическому делу, он где–то (только не в Са-
ратове) выдержал тюремное заключение, весьма продолжительное. Находясь в
заключении, он писал сладкие, неж–ные, лирические  стихи;  некоторые  из
них по форме и содержанию представлялись странными и  малопонятными.  Но
тем не менее он издал их в виде тоненькой книжечки под заглавием "Думы и
думки". Он не имел законченного образовательного ценза, и я не  знаю,  в
чем и как специализировался он в свои молодые учебные годы, но почему–то
после освобождения из заточения оказался в  Саратове  служащим  в  конт-
рольной палате у Ковачева. Я почти уверен, что он был совершенно  непри-
годным к контрольной работе, и Ковачев, прикрываясь  его  прошлой  неле-
гальщиной, поспешил сплавить его куда–нибудь. Подвернулся  Недошивин.  А
Ковачев тогда уже был генералом с станиславской звездой. У Недошивина не
хватило мужества устоять против просьбы  превосходительного  ходатая,  и
Малеев был принят в число служащих бухгалтерии городской управы, в кото-
рой тогда бухгалтером был некто Светлов.
   Я усматриваю в данном случае коварный жест со стороны Ковачева, пото-
му что тогда уже были в действии правила, по которым вольнонаемные  слу-
жащие в канцеляриях и вообще в учреждениях городского и земского  управ-
лений допускались всякий раз с особого разрешения губернатора по наведе-
нии им надлежащих справок о политической  благонадежности  определяемого
на службу лица. Малеев был допущен губернатором на  службу  в  городской
управе.
   Следовательно, его неблагонадежность и неблагонамеренность  или  были
уже совершенно аннулированы, или же были столь  невысокой  и  не–опасной
марки, что он мог бы с большим успехом и удобством продолжать свою служ-
бу в контрольной палате. Таким образом Ковачеву  удалось  отделаться  от
Малеева.
   Внешность Малеева была не из заурядных, и он представлял из себя  фи-
гуру своеобразно–типичную, но только не  бухгалтерскую.  Низкого  роста,
слегка сутуловатый, с большой головой, низко и приземисто вправленной  в
коренастое туловище между приподнятых немного плеч; лицо длинное,  широ-
кое, очень длинная, широкая, с легкой проседью борода, на голове шевелю-
ра тоже длинная, редкая, слегка вьющаяся, художническая; ходил он всегда
в черной, наглухо застегнутой пиджачной паре; в летние месяцы носил  че-
сунчу, не снимал очков, поверх которых исподлобья благодушно и добродуш-
но, с улыбочкой, как–то застревавшей в его усах и бороде, смотрел на со-
беседника; говорил и слушал, слегка склонив голову набок и запрятав  обе
руки в рукава пиджака, как в муфту; говорил тихо,  елейно,  как  говорят
часто сельские батюшки, долго прослужившие в своих приходах.
   Благодаря своей длинной бороде при малом росте Малеев немного  смахи-
вал на Черномора, как его изображают на сцене в "Руслане и Людмиле".
   Когда он поступил в городскую управу, ему уже было за 50  лет.  Я  не
знаю формуляра Малеева и его прошлого, предшествовавшего его поступлению
в штат городской управы. Поэтому мне не известны основания,  по  которым
его поместили в бухгалтерию. Когда и откуда он теоретически или  практи-
чески ознакомился с этой специальной наукой счетоводства?  Насколько  он
был компетентен и авторитетен в этой отрасли делопроизводства, группиру-
ющей и распределяющей цифры по отдельным страницам, столбцам, разрядам и
т.д.? Сам я почти круглый невежда в этой цифровой кабалистике.  Но  имею
некоторые, весьма основательные данные, чтобы сомневаться  в  компетент-
ности и авторитетности Малеева как бухгалтера. И когда  бухгалтером  был
назначен Малеев, я с течением времени убедился, что у него в этом  отно-
шении не все обстоит благополучно. Убедил меня отчасти личный опыт, ког-
да мне приходилось обращаться  в  городскую  бухгалтерию  с  требованием
справок или объяснений, которые не всегда были вразумительны,