и суде по делу о гражданских правах был бы жесток и
несправедлив. Но вы все же видите, что понтифики для решения насчет моего
дома собрались в более полном составе, чем это бывало когда-либо при
разборе дел о священнодействиях дев-весталок. На следующий день, когда ты,
Лентул24, избранный консул, внес предложение, а консулы Публий Лентул и
Квинт Метелл25 его доложили, когда были налицо все понтифики, принадлежащие
к сословию сенаторов, и когда разные другие лица, которых римский народ
удостоил высших почетных должностей, подробно обсудив решение коллегии, все
приняли участие в записи постановления26, тогда сенат, собравшийся в полном
составе, постановил признать мой дом, согласно решению понтификов,
освобожденным от религиозного запрета. (14) Так неужели же об этом
"священном участке" и говорят гаруспики, хотя он, единственный из всех
участков частных лиц, находится в особом правовом положении, так что те
самые лица, которые ведают священнодействиями, священным его не признали?
Доложите же все по правде; ведь на основании постановления сената вы должны
это сделать. Либо расследование будет поручено вам, которые первыми
высказали свое мнение о моем доме и сняли с него какой бы то ни было
религиозный запрет; либо решение примет сам сенат, который уже ранее, в
самом полном составе, принял это решение, с которым не согласился только
один этот пресловутый жрец по части священнодействий; либо (это,
несомненно, и произойдет) дело будет передано понтификам, чьему авторитету,
добросовестности и мудрости предки наши поручили ведать священнодействиями
и религиозными запретами, как касающимися частных лиц, так и
государственными. Итак, что другое могут они решить, как не то, что они уже
решили? В городе нашем много домов, отцы-сенаторы, и, пожалуй, почти все
они находятся в наиболее благоприятном правовом положении, но все же на
основании права частного, права наследственного, права поручительства,
права собственности, права долгового обязательства27. Но я утверждаю, что
нет ни одного другого дома, который был бы так же, как и мой дом, огражден
частным правом и наиболее благоприятным законом; что же, касается
публичного права28, то он тоже огражден всеми особыми правами - и теми,
которые установлены людьми, и теми, которые ниспосланы богами. (15)
Во-первых, он строится, по решению сената, на государственный счет;
во-вторых, он многими постановлениями сената укреплен и огражден от
преступного насилия этого гладиатора. (VIII) Первое поручение - обеспечить
мне возможность строить, не страдая от насилия, - в прошлом году было
возложено на тех же должностных лиц, которым обычно поручается забота обо
всем государстве во время величайших испытаний; затем, после того как
Публий Клодий камнями, огнем и мечом разорил мое владение, сенат
постановил, что на людей, совершивших это, распространяется закон о
насильственных действиях, который направлен, против тех, кто нападает на
все государственные установления. И по вашему докладу, храбрейшие и
наилучшие консулы, каких только помнят люди, этот же сенат, собравшись в
самом полном составе, постановил, что тот, кто посягнет на мой дом,
совершит противогосударственное деяние.

    (16) Я утверждаю, что ни об одном государственном сооружении, ни об
одном памятнике, ни об одном храме не было принято столько постановлений,
сколько их было принято о моем доме, со времени основания этого города
единственном, который сенат признал нужным выстроить на средства эрария29,
при участии понтификов освободить от запрета, поручить охране должностных
лиц, отдать под защиту судьям. Публию Валерию за величайшие благодеяния,
оказанные им государству, официально был предоставлен дом на Велии30, а для
меня на Палатине дом был восстановлен; ему было дано место, а мне - стены с
кровлей; ему - дом, который он сам должен был оберегать на основании
частного права, мне - дом, порученный официальной защите всех должностных
лиц. Если бы я был обязан этим себе самому или другим, то я не заявлял бы
об этом перед вами, дабы не казалось, что я слишком хвалюсь. Но все это
дали мне вы, а на это посягает теперь язык того человека, чья рука ранее
разрушила то, что вы своими руками вернули мне и моим детям; поэтому не о
моих, а о ваших деяниях говорю я и не боюсь, что прославление ваших
милостей покажется проявлением не столько благодарности, сколько
самодовольства. (17) Впрочем, если бы меня, выполнившего столь великие
труды ради общего блага, чувство негодования когда-либо побудило предаться
самовосхвалению в ответ на злоречие бесчестных людей, то кто не простил бы
мне этого? Ведь я вчера заметил, что кое-кто ворчал и, как мне говорили,
утверждал, что я невыносим, потому что на поставленный тем же
омерзительнейшим братоубийцей вопрос, к какому государству я принадлежу, я,
при одобрении вашем и римских всадников, ответил: к тому, которое без меня
обойтись не могло. Тут-то, как я полагаю, тот человек и вздохнул. Что же
мне надо было отвечать? Спрашиваю того, кому кажусь невыносимым. Что я -
римский гражданин? Это был бы слишком простой ответ. Или мне надо было
промолчать? Но это значило бы отступиться от своего дела. Может ли
какой-нибудь муж, своей деятельностью вызвавший к себе ненависть, ответить
достаточно внушительно на нападки недруга, не высказав похвалы самому себе?
Ведь сам Публий Клодий, чуть его затронут, не только отвечает, как
придется, но даже рад-радехонек, если его друзья подскажут ему ответ.

    (IX, 18) Но так как все, что касается меня лично, уже разъяснено,
посмотрим теперь, что говорят гаруспики. Ибо я, признаюсь, сильно
взволнован и значительностью знамения, и важностью ответа, и непоколебимым
единогласием гаруспиков. Быть может, кое-кому кажется, что я предаюсь
ученым занятиям больше, чем другие люди, которые делают то же; но я все же
не из тех, кто наслаждается или вообще пользуется такими сочинениями,
которые нас отвращают и отвлекают от религии. Прежде всего, для меня
подлинными советчиками и наставниками в почитании священнодействий являются
наши предки, чья мудрость, мне кажется, была так велика, что те люди,
которые могут, не скажу - сравняться с ними умом, но хотя бы понять, сколь
велик был их ум, уже кажутся нам достаточно умными. Даже более того, наши
предки признали, что установленными и торжественными священнодействиями
ведает понтификат, предписаниями относительно ведения государственных дел -
коллегия авгуров, что древние предсказания судеб записаны в книгах жрецов
Аполлона, а истолкование знамений основано на учении этрусков: на нашей
памяти они наперед ясно предсказали нам сперва роковое начало Италийской
войны, затем крайнюю опасность времен Суллы и Цинны и этот недавний
заговор31, когда Риму грозил пожар, а нашей державе - гибель. (19) Затем,
как ни мал был мой: досуг, я все же узнал, что ученые и мудрые люди многое
говорили и писали о воле бессмертных богов; хотя сочинения эти написаны,
как я вижу, по внушению богов, однако они таковы, что предки наши кажутся
учителями, а не учениками этих писателей32. И в самом деле, кто столь
безумен, чтобы, бросая взгляд на небо, не чувствовать, что боги существуют,
приписывать случайности тот порядок и закономерность всего существующего,
которых даже при помощи какой-либо науки человек постигнуть не может, или
чтобы, поняв, что боги существуют, не понимать, что наша столь обширная
держава возникла, была возвеличена и сохранена по их воле? Каким бы высоким
ни было наше мнение о себе, отцы-сенаторы, мы не превзошли ни испанцев
своей численностью, ни галлов силой, ни пунийцев хитростью33, ни греков
искусствами, ни, наконец, даже италийцев и латинян внутренним и врожденным
чувством любви к родине, свойственным нашему племени и стране; но
благочестием, почитанием богов и мудрой уверенностью в том, что всем
руководит и управляет воля богов, мы превзошли все племена и народы.

    (X, 20) Поэтому - чтобы не говорить подробно о деле, менее всего
вызывающем сомнения, - напрягите внимание и ум (не один только слух),
внемлите голосу гаруспиков: "Так как в Латинской области был слышен гул с
шумом,.." Не стану говорить о гаруспиках, о том древнем учении, которое,
как гласит людская молва, передано Этрурии самими бессмертными богами.
Разве мы сами не можем быть гаруспиками? "Вблизи, невдалеке от Рима, был
слышен отдаленный гул и ужасный лязг оружия". Кто из тех гигантов, которые,
по словам поэтов, пошли войной на бессмертных богов34, как бы нечестив он
ни был, не понял бы, что этим столь необычным и столь сильным сотрясением
боги предсказывают и предвещают римскому народу нечто важное? Об этом
написано: "Это - требование жертв Юпитеру, Сатурну, Нептуну, Земле,
богам-небожителям". (21) Я знаю, каким оскорбленным богам нужна
умилостивительная жертва, но спрашиваю - за какие именно преступления
людей. "Игры были устроены недостаточно тщательно и осквернены". Какие
игры? Призываю тебя, Лентул, - ведь ты как жрец ведаешь тенсами,
колесницами, вступительными песнопениями35, играми, жертвенными
возлияниями, пиршеством по случаю игр - и вас, понтифики, которым в случае,
если что-нибудь пропущено или упущено, докладывают эпулоны36 Юпитера
Всеблагого Величайшего, на основании мнения которых эти самые торжества
ныне устраиваются и справляются. Какие же игры были устроены недостаточно
тщательно? Когда и каким злодеянием осквернены они? Ты ответишь от имени
своего и своих коллег, а также и от имени коллегии понтификов, что при этих
играх ничем не пренебрегли вследствие чьего-либо невнимания; что ничьим
злодеянием ничего не осквернили; что все установленное и положенное при
играх было соблюдено с полным благоговением и уважением ко всем
предписаниям.

    (XI, 22) Итак, какие же игры, по словам гаруспиков, были устроены
недостаточно тщательно и осквернены? Те игры, зрителем которых хотели
видеть тебя - тебя, Гней Лентул, - сами бессмертные боги и Идейская
Матерь37, которую твой прапрадед принял своими руками. Если бы ты в тот
день не захотел присутствовать при Мегалесиях, то нас, пожалуй, уже не было
бы в живых и мы теперь уже не могли бы сетовать на то, что произошло. Ведь
бесчисленные толпы разъяренных рабов, созванные со всех концов города этим
благочестивым эдилом38, внезапно ринулись из-под всех арок и из всех
выходов на сцену, впущенные по данному им знаку. Твоя это была тогда, твоя
доблесть, Гней Лентул, - та же, какой некогда обладал твой прадед, бывший
частным лицом. Тебя, имя твое, твою власть, голос, достоинство, твою
решимость, встав со своих мест, поддержали и сенат, и римские всадники, и
все честные люди, когда Клодий толпе издевающихся рабов выдал сенат и
римский народ как бы скованными своим присутствием на играх, привязанными к
своим местам и зажатыми в давке и тесноте. (23) Ведь если плясун
остановится, или флейтист неожиданно умолкнет, или если мальчик, у которого
живы и отец и мать39, не удержит тенсы и выпустит повод из рук, или если
эдил ошибется в одном слове или в подаче жертвенной чаши, то игры считаются
совершенными не по правилам, эти погрешности должны быть искуплены, а
бессмертных богов умилостивляют повторением тех же игр. Но если игры с
самого начала превратились из источника радости в источник страха, если они
не просто прерваны, а нарушены и прекращены, если из-за злодеяния одного
человека, захотевшего превратить игры в скорбные рыдания, дни эти оказались
не праздничными, а чуть ли не роковыми для всех граждан, то можно ли
сомневаться, об осквернении каких именно игр возвещает этот шум? (24) А
если вспомнить, чему нас учат предания о каждом из богов, то мы уже
понимаем, что это Великая Матерь, чьи игры были оскорблены, осквернены,
можно сказать, превращены в резню и похороны государства, что это она,
повторяю, с гулом и шумом шествует по полям и рощам. (XII) Итак, это она
воочию показала вам, показала римскому народу все улики злодеяний и
раскрыла предвестие опасностей.

    Ибо к чему мне говорить о тех играх, которые предки наши повелели
устраивать в дни Мегалесий на Палатине, перед храмом, прямо перед лицом
Великой Матери? Об играх, которые, согласно обычаю и правилам, наиболее
чисты, торжественны, неприкосновенны; об играх, во время которых Публий
Африканский Старший, в бытность свою консулом во второй раз, предоставил
сенату первое место перед местами, предназначенными для народа40? И такие
игры осквернил этот мерзкий губитель! А теперь, если кто-нибудь из
свободных граждан хотел войти туда или как зритель или даже с
благоговением, его выталкивали; туда не явилась ни одна матрона, боясь
насилия от собравшихся рабов. Таким образом, те игры, священное значение
которых так велико, что они, будучи заимствованы нами из отдаленнейших
стран, утвердились в нашем городе, единственные игры, имеющие даже
нелатинское название, которое свидетельствует о том, что они заимствованы
из иноземных религиозных обрядов и восприняты во имя Великой Матери, игры
эти устроили рабы, их зрителями были рабы; словом, при этом эдиле они стали
Мегалесиями рабов. (25) О, бессмертные боги! Как могли бы вы более ясно
выразить нам вашу волю, даже если бы вы сами находились среди нас? Что игры
осквернены, на это вы своими знамениями указали, об этом вы ясно говорите.
Какой можно привести более разительный пример осквернения, искажения,
извращения и нарушения обычаев, чем этот случай, когда все рабы, опущенные
с цепи с позволения должностного лица, заняли одну часть сцены и могли
угрожать другой, так что одна часть зрителей была отдана во власть рабам, а
другая состояла из одних только рабов? Если бы во время игр на сцену или на
места для зрителей прилетел рой пчел, мы сочли бы нужным призвать
гаруспиков из Этрурии; а теперь все мы видим, что неожиданно такие большие
рои рабов все были выпущены на римский народ, окруженный и запертый, и не
должны волноваться? Между тем, если бы прилетел рой пчел, то гаруспики, на
основании учения этрусков, пожалуй, посоветовали бы нам остерегаться рабов.
(26) Значит, если бы нам было дано указание в виде какого-нибудь весьма
далекого по смыслу зловещего знамения, мы приняли бы меры предосторожности,
а когда то, что само по себе является зловещим знамением, уже налицо и
когда опасность таится в том самом, что и предвещает опасность, нам бояться
нечего? Такие ли Мегалесии устраивал твой отец, такие ли - твой дядя41? И
Клодий еще напоминает мне о своем происхождении, он, который предпочел
устроить игры по примеру Афиниона и Спартака42, а не по примеру Гая или
Аппия Клавдиев? Они, устраивая игры, приказывали рабам уходить с мест для
зрителей, а ты на одни места пустил рабов, с других согнал свободных, и те,
кого ранее голос глашатая отделял от свободных людей, во время твоих игр
удаляли от себя людей свободных, но не голосом, а силой.

    (XIII) Задумывался ли ты, жрец Сивиллы43, хотя бы о том, что предки
наши заимствовали эти священнодействия из ваших книг, если только те книги,
которые ты разыскиваешь с нечестивыми намерениями, читаешь оскверненными
глазами, хватаешь опоганенными руками, действительно принадлежат вам? (27)
Именно по совету этой прорицательницы, когда вся Италия была изнурена
пунийской войной, Ганнибалом истерзана, наши предки привезли эти
священнодействия из Фригии и ввели их в Рим. Их принял муж, признанный в ту
пору наилучшим во всем римском народе, - Публий Сципион, и женщина,
считавшаяся самой непорочной из матрон, - Квинта Клавдия; ее прославленной
древней строгости нравов твоя сестра44, по всеобщему мнению, и подражала
всем на удивление. Итак, ни твои предки, имя которых связано с этими
религиозными обрядами, ни принадлежность к той жреческой коллегии, которая
все эти обряды учредила, ни должность курульного эдила, которому следует
особо тщательно блюсти порядок этих священнодействий, - ничто не помешало
тебе осквернить священнейшие игры всяческими гнусностями, запятнать
позором, отметить злодеяниями? (28) Но стоит ли мне удивляться всему этому,
когда ты, получив деньги, опустошил даже самый Пессинунт, место пребывания
и обитель Матери богов, продал все это место и святилище галлогреку
Брогитару45, человеку мерзкому и нечестивому, посланцы которого, в бытность
твою трибуном, обычно раздавали в храме Кастора деньги твоим шайкам; когда
ты оттащил жреца даже от алтарей и лож богов; когда ты ниспроверг все то,
что всегда с величайшим благоговением почитала древность, почитали персы,
сирийцы, все цари, правившие Европой и Азией? Ведь предки наши признавали
все это столь священным, что наши императоры, хотя и в Риме и в Италии есть
множество святилищ, все же во время величайших и опаснейших войн давали
обеты именно этой богине и исполняли их в самом Пессинунте, перед самым
прославленным главным алтарем, там на месте и в самом святилище. (29) И
святилище это, которое Дейотар, вернейший во всем мире друг нашей державы,
всецело нам преданный, с величайшим благоговением хранил в чистоте, ты, как
я уже говорил, за деньги присудил и отдал Брогитару. А самому Дейотару,
которого сенат не раз признавал достойным царского титула и отличали своими
похвальными отзывами прославленные императоры, ты даже имя царя велишь
делить с Брогитаром. Но первый из них был объявлен царем на основании
решения сената, при нашем посредстве, Брогитар - за деньги, при твоем
посредстве; [...] я буду его считать царем, если у него будет чем уплатить
тебе то, что ты доверил ему по письменному обязательству. Ведь в Дейотаре
много царственного, но лучше всего это видно из того, что он не дал тебе ни
гроша; из того, что он не отверг той части предложенного тобой закона,
которая совпадала с решением сената о предоставлении ему титула царя; из
того, что он вернул в свое владение преступно тобой оскверненный, лишенный
жреца и священнодействий Пессинунт, дабы сохранять его в полной
неприкосновенности; из того, что он не позволяет Брогитару осквернять
священнодействия, завещанные нам всей стариной, и предпочитает, чтобы зять
его лишился твоего подарка, но чтобы это святилище не лишилось своих
древних обычаев. Но я возвращусь к ответам гаруспиков, первый из которых
касается игр. Кто не согласится, что именно такой ответ предвещали игры,
устроенные Клодием?

    (XIV, 30) Следующий вопрос - о священных, запретных местах. Что за
невероятное бесстыдство! О доме моем смеешь ты говорить? Лучше предоставь
консулам или сенату, или коллегии понтификов свой дом. Мой, во всяком
случае, решениями этих трех коллегий, как я уже сказал, освобожден от
религиозного запрета. Но в том доме, который занимаешь ты, после того как
честнейший муж, римский всадник Квинт Сей был умерщвлен при твоем
совершенно открытом посредстве, были, утверждаю я, святилище и алтари. Я
неопровержимо докажу это на основании цензорских записей и воспоминаний
многих лиц. (31) Только бы обсуждалось это дело, а у меня есть что сказать
о запретных местах, так как на основании недавно принятого постановления
сената вопрос этот должен быть вам доложен. Вот когда я выскажусь о твоем
доме (в нем святилище, правда, есть, но устроенное другим человеком, так
что тот его основал, а тебе остается разве только разрушить его), тогда я и
увижу, непременно ли мне надо говорить и о других домах. Ведь кое-кто
думает, что я отвечаю за открытие святилища в храме Земли; оно, говорят (да
и я припоминаю), раскрыло свои двери недавно; теперь же самая
неприкосновенная, самая священная часть его, говорят, находится в
вестибуле46 дома частного лица. Многое меня тревожит: и то, что храм Земли
находится в моем ведении, и то, что человек, уничтоживший это святилище47,
говорил, что мой дом, освобожденный от запрета решением понтификов, был
присужден его брату; тревожит меня - при нынешней дороговизне хлеба,
бесплодии полей, скудости урожая - священный долг наш к Земле, тем более
что знамение, о котором идет речь, требует от нас, говорят,
умилостивительной жертвы Земле.

    (32) Я, быть может, говорю о старине; однако, если и не записано в
гражданском праве, то в