ли братство "Флора и
Лавра", "изографа Олимпия" и немало других, с организацией
которых вы, как кажется, уже знакомы.
   Как видите, говоря об экономической проблеме, мы
незаметно подошли к проблеме социальной, для нас более
трудной и более сложной.
   Нашей задачей являлось разрешение проблемы личности и
общества. Нужно было построить такое человеческое общество,
в котором личность не чувствовала бы на себе никаких пут, а
общество невидимыми личности путями блюло бы общественный
интерес.
   При этом мы никогда не делали из общества кумира, из
государства нашего - фетиш.
   Всегда нашим конечным критерием являлось углубление
содержания человеческой жизни, интегральная человеческая
личность. Все остальное было средством. Среди этих средств
наиболее мощным, наиболее необходимым почитаем мы общество и
государство, но никогда не забываем, что они - только
средства.
   Особенно осторожны мы в отношении государства, коим
пользуемся, только когда этого требует необходимость.
Политический опыт многих столетий, к сожалению, учит нас
тому, что человеческая природа всегда почти остается
человеческой природой, смягчение нравов идет со скоростью
геологических процессов. Сильные натуры, обладающие волей к
власти, всегда стремятся добыть себе полную интегральную и
содержательную жизнь на опустошении жизни других. Мы
понимаем отлично, что жизнь Герода Атика, Марка Аврелия,
Василия Голицына вряд ли в чем- нибудь по своему содержанию
и глубине уступала жизни лучших людей современности. Вся
разница в том, что тогда этой жизнью жили единицы, теперь
живут десятки тысяч, в будущем, надеюсь, будут жить
миллионы. Весь социальный прогресс только в том и
заключается, что расширяется круг лиц, пьющих из
первоисточника жизни и культуры. Нектар и амброзия уже
перестали быть пищею только олимпийцев, они украшают очаги
бедных поселян.
   В сторону этого прогресса общество неуклонно развивается
последние два столетия, и оно, конечно, имеет право
обороняться. Когда какие-нибудь сильные натуры или даже
целые группы сильных натур мешают этому прогрессу, то
общество может обороняться и государство - испытанный в этом
отношении аппарат.
   Кроме того, оно неплохое орудие для целого ряда
технических надобностей.
   Вы спросите, как оно у нас устроено? Как вам известно,
развитие государственных форм идет не логическим, а
историческим путем. Этим отчасти и объясняются многие из
существующих наших установлении. Как вы знаете, наш режим
есть режим советский, режим крестьянских Советов. С одной
стороны это наследие социалистического периода нашей
истории, а с другой стороны - в нем немало ценных сторон.
Необходимо отметить, что в крестьянской среде режим этот в
основе своей уже существовал задолго до октября 17-го года в
системе управления кооперативными организациями.
   Основные начала этой системы вам, вероятно, известны, и я
не буду останавливаться на них.
   Скажу только, что мы ценим в ней идею непосредственной
ответственности всех органов власти перед теми массами или
учреждениями, которые они обслуживают. Из этого правила у
нас изъяты только суд, государственный контроль и некоторые
учреждения в области путей сообщения, стоящие всецело в
управлении центральной власти.
   Немалую ценность в наших глазах представляет расщепление
законодательной власти, при которой принципиальные вопросы
решаются Съездом Советов с предварительным обсуждением их на
местах, подчеркиваю - обсуждением, так как закон запрещает
делегатам иметь императивные мандаты. Сама же
законодательная техника передается ЦИК и в целом ряде
случаев Совнаркому.
   При таком способе управления народные массы наиболее
втянуты в государственное творчество и в то же время
обеспечена гибкость законодательного аппарата.
   Впрочем, мы далеко не ригористы даже в проведении всей
этой механики в жизнь и охотно допускаем местные варианты;
так, в Якутской области у нас парламентаризм, а в Угличе
любители монархии завели "удельного князя", правда,
ограниченного властью местного совдепа, а на
Монголо-Алтайской территории единолично правит
"генерал-губернатор" центральной власти.
   - Простите, - перебил его Кремнев, - Съезды Советов, ЦИК
и местные совдепы - это все же не более как санкции власти,
на чем же держится у вас сама материальная власть?
   - Ах, добрейший мистер Чарли, об этих заботах наши
сограждане почти уже забыли, ибо мы совершенно почти
разгрузили государство от всех социальных и экономических
функций и рядовой обыватель с ним почти не соприкасается.
   Да и вообще мы считаем государство одним из устарелых
приемов организации сельской жизни, и 9/10 нашей работы
производится методами общественными, именно они характерны
для нашего режима; различные общества, кооперативы, съезды,
лиги, газеты, другие органы общественного мнения, академии
и, наконец, клубы - вот та социальная ткань, из которой
слагается жизнь нашего народа как такового.
   И вот здесь-то при ее организации нам приходится
сталкиваться с чрезвычайно сложными организационными
проблемами.
   Человеческая натура, увы, склонна к опрощению,
представленная сама себе без социального общения и
психических возбуждений со стороны, она постепенно погасает
и растрачивает свое содержание. Брошенный в лес человек
дичает. Его душа скудеет содержанием.
   Поэтому вполне естественно, что мы, разнеся вдребезги
города, бывшие многие столетия источниками культуры, весьма
опасались, что наше распыленное среди лесов и полей
деревенское население постепенно закиснет, утратит свою
культуру, как утратило ее в петербургский период нашей
истории.
   В борьбе с этим закисанием нужно было подумать о
социальном дренаже.
   Еще большие опасения внушала проблема дальнейшего
развития культуры, того творчества, которым мы были обязаны
тому же городу.
   Нас неотступно преследовала мысль: возможны ли высшие
формы культуры при распыленном сельском поселении
человечества?
   Эпоха помещичьей культуры двадцатых годов прошлого века,
давшая декабристов и подарившая миру Пушкина, говорила нам,
что все это технически возможно.
   Оставалось только найти достаточно мощные технические
средства к этому.
   Мы напрягли все усилия для создания идеальных путей
сообщения, нашли средства заставить население двигаться по
этим путям хотя бы к своим местным центрам и бросили в эти
центры все элементы культуры, которыми располагали: уездный
и волостной театр, уездный музей с волостными филиалами,
народные университеты, спорт всех видов и форм, хоровые
общества, все, вплоть до церкви и политики, было брошено в
деревню для поднятия ее культуры.
   Мы рисковали многим, но в течение ряда десятилетий
держали деревню в психическом напряжении. Особая лига
организации общественного мнения создала десятки аппаратов,
вызывающих и поддерживающих социальную энергию масс, каюсь,
даже в законодательные учреждения вносились специально
особые законопроекты, угрожавшие крестьянским интересам,
специально для того, чтобы будировать крестьянское
общественное сознание.
   Однако едва ли не главное значение в деле установления
контакта наших сограждан с первоисточником культуры имели
закон об обязательном путешествии для юношей и девушек и
двухгодовая военно-трудовая повинность для них.
   Идея путешествий, заимствованная у средневековых цехов,
приводила молодого человека в соприкосновение со всем миром
и расширяла его горизонты. В еще большей мере он
подвергался обработке со времени военной службы. Ей, говоря
по совести, мы не придавали никакого стратегического
значения: в случае нападения иноземцев у нас есть средства
обороны более мощные, чем все пушки и ружья вместе взятые, и
если немцы приведут в исполнение свои угрозы, они в этом
убедятся.
   Но педагогическая роль трудовой службы, нравственно
дисциплинирующая, неизмерима. Спорт, ритмическая
гимнастика, пластика, работа на фабриках, походы, маневры,
земляные работы все это выковывает нам сограждан, и, право
же, милитаризм этого рода искупает многие грехи старого
милитаризма.
   Остается развитие культуры, отчасти я уже говорил вам о
том, что сделано в этой области.
   Главная идея, облегчившая нам разрешение проблемы, была
идея искусственного подбора и содействия организации
талантливых жизней.
   Прошлые эпохи не знали научно человеческой жизни, они не
пытались даже сложить учение о ее нормальном развитии, о ее
патологии, мы не знали болезней в биографиях людей, не имели
понятия о диагнозе и терапии неудавшихся жизней.
   Люди, имевшие слабые запасы потенциальной энергии, часто
сгорали, как свечки, и гибли под тяжестью обстоятельств,
личности колоссальной силы не использовали десятой доли
своей энергии. Теперь мы знаем морфологию и динамику
человеческой жизни, знаем, как можно развить из человека все
заложенные в него силы. Особые общества, многолюдные и
мощные, включают в круг своего наблюдения миллионы людей, и
будьте уверены, что теперь не может затеряться ни один
талант, ни одна человеческая возможность не улетит в царство
забвения...
   Кремнев вскочил потрясенный:
   - Но разве это не ужас! Эта тирания выше всех тираний!
Ваши общества, воскрешающие немецких антропософов и
французских франкмасонов, стоят любого государственного
террора. Действительно, зачем вам государство, раз весь ваш
строй есть не более как утонченная олигархия двух десятков
умнейших честолюбцев!
   - Не волнуйтесь, мистер Чарли, во-первых, каждая сильная
личность не ощутит даже намека нашей тирании, а во-вторых,
вы были правы лет тридцать назад - тогда наш строй был
олигархией одаренных энтузиастов. Теперь мы можем сказать:
"Ныне отпущаеши раба твоего!" Крестьянские массы доросли до
активного участия в определении общественного мнения страны.
Попробуй самая сильная организация пойти вразрез мнению тех,
кто живет и думает в избах Яропольца, Муринова и тысяч
других поселений, - сразу же потеряет она свое влияние и
духовную власть.
   Повертье, что духовная культура народа, раз достигнув
определенного, очень высокого духовного уровня, далее
удерживается автоматически и приобретает внутреннюю
устойчивость. Наша задача заключается в том, чтобы каждая
волость жила своей творческой культурной жизнью, чтобы
качественно жизнь Корчевского уезда не отличалась от жизни
уезда Московского, и, достигнув этого, мы, энтузиасты
возрождения села, мы, последователи великого пророка А.
Евдокимова, можем спокойно сходить в могилу.
   Глаза старика горели огнем молодости, перед Кремневым
стоял фанатик.
   Кремнев встал и с видимым раздражением обратился к
Минину:
   - Что же, по-вашему, социальный критерий для самооценки
своих поступков для ваших граждан необходим или излишен?
   - С точки зрения удобства государственного управления и
как массовое явление - желателен, с точки зрения этической -
не обязателен.
   - И это вы проповедуете открыто?
   - Да поймите вы, дорогой мой, - вспылил старик, - что у
нас нет воровства не потому, что каждый сознает, что
воровать дурно, а потому, что в головах наших сограждан не
может зародиться даже мысли о воровстве. По-вашему, если
хотите, осознанная этика безнравственна.
   - Хорошо, но вы-то, все это сознающие, вы, главковерхи
духовной жизни и общественности, кто вы: авгуры или
фанатики долга? Какими идеями стимулировалась ваша работа
над созданием сего крестьянского эдема?
   - Несчастный вы человек! - воскликнул Алексей
Александрович, выпрямляясь во весь рост. - Чем
стимулируется наша работа и тысячи нам подобных? Спросите
Скрябина, что стимулировало его к созданию "Прометея", что
заставило Рембрандта создать его сказочные видения! Искры
Прометеева огня творчества, мистер Чарли! Вы хотите знать,
кто мы - авгуры или фанатики долга? Ни те и ни другие - мы
люди искусства.

               Глава двенадцатая,
    ОПИСЫВАЮЩАЯ ЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ УЛУЧШЕНИЯ В МОСКОВСКИХ
       МУЗЕЯХ И УВЕСЕЛЕНИЯ И ПРЕРВАВШАЯСЯ ВЕСЬМА
             НЕПРИЯТНОЙ НЕОЖИДАННОСТЬЮ

   Утром следующего дня Кремнев почувствовал еще большее
охлаждение к нему обитателей Белоколпинского городка.
Алексей Александрович как-то нехотя давал ему объяснения,
связанные с устройством системы метеорофора.
   По его словам, факт связи того или иного состояния погоды
с напряжением силовых магнитных линий был отмечен еще в XIX
столетии. Проносящиеся циклоны и антициклоны всегда имели
свое магнитное видоизображение. Было только не совсем ясно,
что в этой связи является определяющим моментом: погода
определяет состояние магнитного поля или магнитное поле
определяет погоду. Анализ подтвердил вторую гипотезу, и
установка сети 4500 магнитных силовых станций позволила
почти по полному произволу управлять состоянием магнитного
поля, а следовательно, и погоды. Минин перешел к описанию
метеорофора, но, заметив слабость Алексея в законах
математики, резко прервал свои объяснения...
   За обедом Кремнев почувствовал невыносимость своего
положения, приближение катастрофы и потому был счастлив
безмерно, когда Параскева попросила его поехать с ней в
Москву за покупками и для посещения духовного концерта
московских колоколов.
   Легкий аэропиль доставил их к трем часам на аэродром
центра, и, так как до начала концерта оставался целый час
времени, Параскева предложила Алексею посмотреть московские
музеи, говоря, что теперь им удалось сделать то, перед чем
остановилась в бессилии великая революция, и вытянуть из
музейной рутины все сокровища духа, хранящиеся в них.
   - Даже исторический музей и тот в семидесятый год был
вынут из-под спуда!
   Новое здание Румянцевского музея занимало целый огромный
квартал от Манежа до Знаменки, выходя своими фасадами к
Александровскому саду. В длинных вереницах комнат перед
ними раскрылись диковинные видения Сандро Боттичелли,
Рубенса, Веласкеса и других корифеев старого искусства,
японские и неведомые ему ранее китайские эмали-все эти дары
чужих стран, выменянные, как пояснила Параскева, на
новгородские и суздальские иконы у музеев Запада и восточных
стран. Пробегая беглым осмотром десятки зал, Алексей
невольно задержался в залах реликвий. Его поразила комната
Пушкина, раскрывшая Алексею душу великого поэта лучше, чем
все десятки книг о нем, когда-то прочитанных. Ушаковский
альбом, листки альбомных стихов, портреты близких,
Нащокинский домик и сотни других свидетелей великой жизни.
   Он был подавлен залами эпохи великой революции, где
знакомые лица и предметы, несколько подернувшиеся патиной
времени, подчеркнуто вызывающе смотрели на него.
   Однако оставаться долее было невозможно, через полчаса
должен был ударить первый колокол.
   Когда они вышли на улицу, плотные толпы народа заливали
собою площади и парки, сады, расположенные по берегу
Москвы-реки. Получив в руки программу, Алексей прочел, что
общество имени Александра Смагина, празднуя окончание жатвы,
приглашает крестьян Московской области прослушать следующую
программу, исполняемую на кремлевских колоколах в
сотрудничестве с колоколами других московских церквей.
   Программа:
   1. Звоны Ростовские XVI века.
   2. Литургия Рахманинова.
   3. Звон Акимовский (1731).
   4. Перезвон Егорьевский с перебором.
   5. "Прометей" Скрябина.
   6. Звоны Московские.
   Через минуту густой удар Полиелейного колокола загудел и
пронесся над Москвой, ему в октаву отозвались Кадаши, Никола
Большой Крест, Зачатьевский монастырь, и Ростовский перезвон
охватил всю Москву. Медные звуки, падающие с высоты на
головы стихшей толпы, были подобны взмахам крыл какой-то
неведомой птицы. Стихия Ростовских звонов, окончив свой
круг, постепенно вознеслась куда-то к облакам, а кремлевские
колокола начали строгие гаммы рахманиновской литургии.
   Алексей, подавленный, поверженный ниц высшим торжеством
искусства, почувствовал, что кто-то взял его за плечо.
   Быстро обернувшись, заметил он Катерину, с таинственным
видом звавшую его следовать за собою... Он пытался сказать
ей что-то, но звуки голоса бесследно тонули в колокольном
звоне.
   Через минуту они входили в залы гигантского ресторана
"Юлия и Слон", в комнатах которого можно было укрыться от
колокольного звона.
   - Я не знаю, кто вы, - шептала взволнованная Катерина. -
Знаю только, что вы не Чарли Мен.
   И она, волнуясь и путаясь в словах, рассказала ему, что
его плохое английское произношение и чистый русский выговор,
детали костюма и незнание математики в первый же день
вселили в их семье недоверие, все время усиливавшееся, что
его определенно считают за антропософа, подготовлявшего
германскую авантюру, что ему грозит арест и, может быть, еще
что-нибудь худшее, что она не верит этой клевете, что за
минувшие два дня она узнала и полюбила его, что он человек
необыкновенный, хищный и прекрасный, как волк, и что она
искала его предупредить и умоляет бежать, что она боится
навести на его след судебную власть, которая теперь
арестовывает немцев и антропософов, что война с минуту на
минуту будет объявлена; и неожиданно поцеловав его в лоб,
она столь же неожиданно скрылась.
   Кремнев, годы живший в русском подполье самодержавной
эпохи, все-таки был ошарашен и убит безысходностью своего
положения. Он вздрогнул, заметив на себе пристальный и
подозрительный взгляд половых.
   Быстро вышел из ресторана на площадь. Колокола уже не
сотрясали небо, и толпа в тревоге расходилась. Газетчики
разбрасывали листки. "Война, война", - слышалось со всех
сторон.
   Не успел Кремнев пройти и десяти шагов, как кто-то
опустил на его плечо тяжелую руку, и он услыхал голос:
   "Остановитесь, товарищ, вы арестованы!"

                 Глава тринадцатая,
      ЗНАКОМЯЩАЯ КРЕМНЕВА С ПЛОХИМ УСТРОЙСТВОМ МЕСТ
     ЗАКЛЮЧЕНИЯ В СТРАНЕ УТОПИИ И НЕКОТОРЫМИ ФОРМАМИ
             УТОПИЧЕСКОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА

   Обширная "Гостиница для приезжающих из Рязанских земель"
временно превращенная в тюрьму, была окружена со всех сторон
караулами крестьянской гвардии в живописных костюмах
стрельцов эпохи Алексея Михайловича.
   Когда арестовавший Алексея комиссар привел его в
вестибюль и сдал его на руки коменданту, тот взял его
арестный ј и, позвонив портье, сказал:
   - Мы несколько не рассчитали помещения, и я буду
принужден поместить вас на сегодняшнюю ночь в общую комнату.
Вы как будто без вещей? Если вы москвич, то сообщите адрес,
и мы пошлем к вам домой за необходимыми вещами.
   Кремнев заметил, что он, к сожалению, человек приезжий, и
ему обещали достать все из гостиничных запасов.
   Концертный зал гостиницы, приспособленный в узилище,
походил на вокзал узловой станции старого доброго времени
Мужчины и дамы разных возрастов и состояний сидели рядом с
саквояжами и тюками в скучающих позах с хмурым видом.
   Здесь были немцы в кожаных куртках и кепи, худые и
тонкие, с тевтонской надменностью и презрением ко всему
окружающему Русские бледные дамы, молодые люди с невидящими
бесцветными глазами и какие-то юркие личности восточного
происхождения.
   Как удалось впоследствии узнать Алексею, русские дамы и
молодые люди были антропософами, несчастными людьми,
захваченными немецкой интригой и подавленными великой
немецкой идеей.
   Комендант узилища, вышедший в залу, еще раз извинился
перед всеми собранными по поводу лишения их свободы и адских
условий размещения, выразил надежду, что дня через два все
будут уже на свободе и обещал компенсировать неудобства
хорошим обедом и всякими развлечениями.
   Действительно, обед или, точнее, ужин, не заставил себя
ждать, а вечером немцы, окружив ломберные столы, резались в
карты, остальная же публика слушала небольшой концерт,
наскоро организованный комендантом.
   Спали на складных постелях не раздеваясь. Утром Алексей
был на допросе и на вопрос, кто он и почему выдал себя за
американца инженера Чарли Мена, чистосердечно рассказал всю
свою историю, боясь, что его повествование встретят смехом,
и как доказательство привел свой бюст из Белоколпинского
паноптикума и вероятные материалы в залах реликвий
Румянцевского музея.
   К е