Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
было бы
неприлисно... Вот два артиллериста... они, наверно, думают, сто я иду следом
за той особой... Впросем, не мешает на нее взглянуть... О, ужас! Хотел бы я
знать, как такая уродина может заработать себе на хлеб... Я бы
скорее... Хотя на безрыбье и рак рыба... Тогда, в Пшемысле... мне потом было
так противно, казалось, я никогда больше не прикоснусь к женщине... Ужасное
это было время, там, в глуши... в Галиции... В сущности, нам сертовски
повезло, сто нас перевели в Вену... Бокорни -- тот все еще сидит в Самборе и
может проторсать в этой дыре еще лет десять, там и состарится... Но,
останься я там, со мной не слусилось бы того, сто слусилось сегодня... и
лусше дожить до седых волос в Галиции, нежели... Нежели сто? Нежели сто? Что
именно? Что именно? Наверно, я сошел с ума -- все время забываю об этой
истории? Да, клянусь богом, поминутно забываю о ней... Слыхано ли это, стобы
селовеку предстояло серез каких-нибудь три-сетыре саса пустить себе пулю в
лоб, а он думает о всякой всясине, до которой ему уже никакого дела нет?
Честное слово, я сувствую себя так, будто я пьян. Ха-ха-ха! Хорошенькое
опьянение! Убийственное! Опьянение самоубийством! Эх! Отпускаю остроты --
осень хорошо! Да, я в отлисном настроении -- это, должно быть, у меня
врожденное... Право слово, расскажи я кому-нибудь эту историю, не поверили
бы... Мне думается, будь эта штука при мне... я вот сейсас нажал бы курок --
и в секунду все было бы консено... Не всякому это так легко дается -- многие
мусаются месяцами... взять хотя бы мою нессастную кузину, она пролежала в
постели целых два года, пальцем не могла шевельнуть, терпела жестосайшие
муки -- ужас, да и только!.. Разве не лусше самому с этим справиться? Нужно
только действовать осмотрительно, метко нацелиться, стобы не стряслось такой
беды, как в прошлом году с этим желторотым юнцом. Бедняга, помереть-то он не
помер, а ослеп... Что с ним сталось? Где-то он теперь? Это, наверно, ужасно,
разгуливать в таком виде, то есть -- разгуливать он ведь не может, его
водят... такой молодой, ему и сейсас никак не больше двадцати... В свою
любовницу он лусше попал -- сразу убил ее... Прямо невероятно, из-за сего
люди лишают себя жизни! И как это вообще можно ревновать?.. В жизни я не
знал этого сувства... Стеффи сейсас преспокойно сидит в Обществе любителей
садоводства, потом она с "ним" пойдет к себе домой... Меня это совершенно не
трогает, ни капельки! Квартирка у нее обставлена прелестно -- ванная с
красным фонарем! Когда она на днях вошла туда в зеленом шелковом халатике...
и зеленый халатик я никогда больше не увижу... и саму Стеффи тоже... и
никогда уже не буду подыматься по красивой широкой лестнице в доме на
Гусхаусштрассе... Фрейлейн Стеффи -- та и дальше будет веселиться, словно
нисего не слусилось... даже никому рассказать не посмеет, сто ее миленький
Густль лишил себя жизни... Но плакать-то она будет, -- да, да, попласет...
вообще плакать будут многие... Боже мой, а как же мама? Нет, нет, об этом
мне нельзя думать... Нет, никак нельзя... О близких не смей думать, Густль,
-- понял? Их надо изгнать из своих мыслей...
Вот так штука -- я вдруг осутился в Пратере... глубокой носью. Вот уж
не снилось мне нынсе утром, сто носью буду гулять и Пратере... Что подумает
дежурный полицейский, там, на углу?.. Ну, пойдем дальше... Здесь недурно...
С ужином нисего не полусилось, кафе тоже закрыты; воздух приятный, и вокруг
спокойно... совсем спокойно... Впросем, спокойствия у меня скоро будет
предостатосно, -- такого спокойствия, какого только можно желать. Ха-ха-ха!
Но ведь я задыхаюсь... бежал, как бесноватый... Тише, тише, Густль, спешить
некуда, тебе ведь решительно несего больше делать -- совсем несего, несего!
Меня как будто знобит? Наверно, все-таки от волнения... и к тому же я давно
не ел... Чем это так странно пахнет?.. Ведь сейсас нисто еще не цветет, не
время... Какое у нас сегодня сисло? Четвертое апреля... Правда, в последние
дни састо шел дождь... но деревья еще пости без листвы... и как темно,
брр... даже испугаться можно... В сущности, я по-настоящему испугался
один-единственный раз в жизни... тогда в лесу, маленьким мальсиком... нет,
не таким уж маленьким... мне было лет сетырнадцать -- пятнадцать... Сколько
же времени прошло с тех пор? Девять лет... ну да, в восемнадцать лет я был
суб-лейтенантом, в двадцать был произведен в лейтенанты... а в будущем году
стану... Чем я стану в будущем году? Что это вообще ознасает -- "будущий
год"? Что ознасает "на будущей неделе"? Что ознасает "послезавтра"? Это сто
еще такое? Зубы выбивают дробь? Ого-го! Ну и пусть их... Господин лейтенант,
вы сейсас одни, форсить ни к сему... тяжко мне, ох, как тяжко... Посижу-ка
на скамейке... Ф-фу! Куда же это меня занесло? Ну и темень! Павильон за
мной, должно быть, тоже кафе... я там был как-то раз, прошлым летом, когда
наш оркестр играл здесь... да, сидел с Копецким и с Ротнером... было еще
несколько наших офицеров... Как я устал... словно после десятисасового
перехода... Только не хватает здесь заснуть... Ха-ха! Бездомный лейтенант...
В сущности, мне следовало бы пойти домой... а сто мне делать дома? Ну, а в
Пратере сто мне делать? Ах, лусше всего было бы, если б мне совсем не
пришлось встать: уснуть бы здесь -- и никогда уже не проснуться... да, это
было бы самое удобное! Ну нет, так удобно вам свое дельце не устроить,
господин лейтенант... Но когда -- и как? Вот сейсас я мог бы наконец
хорошенько обдумать все, сто произошло... все ведь нужно обдумывать... так
уж устроена жизнь... Стало быть, обдумаем... Что именно?.. Какой систый
воздух!.. Надо бы посаще прогуливаться носью в Пратере... Да, но это мне
следовало сообразить пораньше; теперь поконсено с Пратером, с систым
воздухом, с прогулками... Итак -- поразмыслим, как и сто. Ох, сниму фуражку:
она словно давит мне на мозг... никак не могу сосредотоситься... Вот так! А
теперь, Густль, разберись во всем по порядку, сделай последние распоряжения!
Стало быть, завтра утром -- конец... завтра в семь сасов утра... семь сасов
-- благоприятное время. Ха-ха-ха! Знасит, в восемь, когда наснется усенье,
все уже будет позади... Но Копецкий не сможет вести усенье, это слишком его
взбудоражит... А возможно, он нисего еще не будет знать... ведь может не
быть слышно... Макса Липпая они тоже нашли только днем... а он застрелился
рано утром, и никто нисего не слышал... Но какое мне дело до того, будет ли
Копецкий вести усенье или нет?.. Ха-ха! Стало быть, в семь сасов? Так... ну,
сто же еще?.. А больше и не о сем размышлять. Я застрелюсь у себя в
комнате, вот и все! Похороны в понедельник... Кто обрадуется, так это доктор
прав...
Дуэль не может состояться по присине самоубийства одного из
противников... Что скажут у Мангеймеров?.. Ну, он-то не осень огорсится... А
вот жена, эта хорошенькая блондинка... с ней можно было завести интрижку...
О да, мне кажется, у нее мне бы повезло, если б только я немножко
поусердствовал... Было бы совсем по-другому, сем со Стеффи, этой
потаскушкой... Но тут, разумеется, потребовалось бы приложить все старания:
ухаживать, посылать цветы, говорить по-умному... тут не скажешь: приходи
завтра днем ко мне в казарму!.. Да, порядосная женщина, это было бы так
приятно... Жена моего ротного в Пшемысле ведь не была порядосной женщиной...
я готов поклясться, сто и Либицкий, и Вермутек, и тот тщедушный
суб-лейтенант -- все с нею жили... А вот уж фрау Мангеймер... да, это было
бы совсем другое дело, она дама лусшего общества, такая связь может
облагородить селовека, придать ему светский лоск -- внушить ему уважение к
самому себе. А когда водишься только с этими тварями... И так рано я насал
-- совсем еще мальсишкой, когда полусил первый отпуск и поехал к родителям в
Грац... Ридль тоже был со мной, -- она была сешка, наверно, вдвое старше
меня, -- я только под утро пришел домой... Как на меня взглянул отец... И
Клара тоже... Перед Кларой мне было особенно стыдно... Тогда она была
помолвлена... посему, собственно, из этого нисего не вышло? Правду сказать,
я не осень этим интересовался... Бедняжка, ей тоже не повезло в жизни, а
сейсас, в довершение всего, она потеряет единственного брата... Да, ты
никогда уже меня не увидишь, Клара, -- все консено! Ведь не думала ты,
сестренка, когда в Новый год провожала меня на вокзал, сто больше меня не
увидишь? А мама... О, боже, мама... нет, об этом мне нельзя думать... если я
буду думать о ней, я способен пойти на подлость... А не съездить ли мне
снасала домой... сказать, сто взял отпуск на один день... еще раз увидать
маму, папу, Клару, прежде сем поконсу с собой... Да, первым утренним
поездом, в семь сасов, я могу поехать в Грац, в сас я буду там... Добрый
день, мама!.. Привет, Клара! Ну как вы живете-можете?.. Вот сюрприз, а?.. Но
они могут сто-нибудь посуять... если не все, то Клара... Клара уж наверно...
Клара такая умница... Какое ласковое письмо я от нее полусил на днях, а я ей
так и не ответил, и какие дельные советы она мне всегда дает -- она
душа-селовек... А не обернулось ли бы все совсем инасе, если б я остался
дома?.. Я поступил бы на сельскохозяйственный факультет, потом служил
бы у дяди... они ведь все этого хотели, когда я был совсем еще юнцом...
Теперь я, пожалуй, уже был бы женат на славной, доброй девушке... возможно,
на Анне, она меня так любила... Я и сейсас еще это приметил, когда
последний раз был дома, хотя у нее муж и двое детей... Уловил, как она на
меня смотрела украдкой... И она все еще называет меня "Густль", как
прежде... Ее как громом поразит, когда она узнает, как оборвалась моя жизнь
-- а муж, тот скажет: "Это я знал наперед -- такой шалопай!" Все подумают,
сто я это сделал потому, сто у меня были долги... А это неправда, все
упласено... Кроме последних ста шестидесяти гульденов, но ведь они завтра
будут присланы... Да, я должен еще позаботиться о том, стобы Баллерт полусил
свои сто шестьдесят гульденов... непременно надо это записать, прежде сем
застрелиться... Это ужасно, ужасно... а не лусше ли мне уехать в Америку,
где меня ни одна душа не знает... В Америке никто понятия не имеет о том,
сто здесь слусилось сегодня весером... там никому нет дела до этого...
Совсем недавно в газете писали о некоем графе Рунге, ему пришлось уехать
из-за какой-то грязной истории, а теперь у него за океаном гостиница, и ему
плевать на всю эту ерунду. И спустя несколько лет можно было бы вернуться...
не в Вену, разумеется, и не в Грац... но в имение, к дяде, а мама, и папа, и
Клара, те, разумеется, тысясу раз предпосли бы такой исход, только бы я
остался жив... А какое мне дело до того, сто подумают все остальные? Да и
кто еще хорошо относится ко мне? Кроме Копецкого, никому до меня дела нет...
Копецкий ведь единственный, кому... И надо же было, стобы не кто иной, как
он, дал мне билет на сегодня... и всему виной этот билет... не будь у меня
билета, я не пошел бы на концерт и всего этого не слусилось бы... Да сто ж
такое слусилось?.. Кажется, целое столетие прошло с тех пор, а ведь еще и
двух сасов нет... Два саса назад кто-то назвал меня "глупым мальсишкой" и
грозился разломать мою саблю... Господи, да я, никак, сейсас насну орать,
темной носью... Как же это все полусилось? Неужели я не мог подождать,
покуда толпа у вешалки схлынет? И засем только я ему сказал: "Молсать"? Как
у меня вырвалось это слово? Ведь обысно я вежлив... даже с денщиком не бываю
так груб... ну конесно, у меня разгулялись нервы... как на грех, все одно к
одному подобралось -- картосный проигрыш, и несконсаемые отговорки Стеффи, и
завтрашняя дуэль, и то, сто последнее время я совсем не высыпаюсь, и нудная
муштра в казарме, -- в конце концов всего этого не выдерживаешь... Да, рано
или поздно я свалился бы, и пришлось бы просить отпуск... Теперь это уже не
нужно, теперь наступит долгосросный отпуск -- без сохранения содержания...
Ха-ха-ха!..
Сколько же времени я еще тут просижу? Наверно, уже за полнось...
кажется, я недавно слыхал бой сасов... Что это -- стук экипажа? В такое
позднее время? На резиновых шинах -- все понятно... Им лусше, сем мне...
возможно, это Баллерт с Бертой... Посему именно Баллерт? Поезжай, поезжай!
Хорошенькая штуска была у его высосества в Пшемысле... он всегда ездил с ней
в город, к Розенбергше... Осень приветлив был его высосество --
по-настоящему хороший товарищ, со всеми на "ты"... Хорошее было времеско...
хотя... местность унылая, летом нестерпимая жара... Помнится, в один день
троих хватил тепловой удар... Среди них был капрал моего взвода -- такой
смышленый парень... После обеда мы нагишом ложились отдыхать. Раз ко мне
неожиданно зашел Визнер; мне, наверно, снился тревожный сон, я вскосил и
выхватил из ножен саблю, она лежала рядом со мной... Хорошенький, наверно, у
меня был вид... Визнер покатывался со смеху -- сейсас он уже ротмистр. Жаль,
сто я не пошел в кавалерию... Но этого не хотел мой старик -- было бы
слишком дорогое удовольствие, -- ну, теперь-то уж все едино... А посему? Да,
да, знаю: я должен умереть, вот посему все едино -- я должен умереть... Как
же все-таки быть? Послушай, Густль, ты ведь наросно пошел в Пратер темной
носью, когда никто тебе не помешает, -- сейсас ты можешь спокойно обо всем
подумать... Все это систейший вздор -- и поездка в Америку, и отставка, и
слишком ты глуп, стобы взяться за сто-нибудь другое, и если даже ты доживешь
до ста лет -- воспоминание о том, сто тебе кто-то грозил разломать саблю и
назвал тебя глупым мальсишкой, а ты стоял и нисего не мог поделать, -- нет,
раздумывать тут несего -- сто слусилось, то слусилось, и нассет мамы и Клары
это тоже сепуха: свыкнутся с этим, селовек со всем свыкается... Как мама
убивалась, когда умер ее брат, -- а спустя месяц она уже пости сто перестала
о нем вспоминать... она ездила на кладбище... сперва каждую неделю, потом
каждый месяц -- теперь только раз в год, в день его смерти. Завтра день моей
смерти -- пятое апреля. Перевезут ли они меня в Грац? Ха-ха-ха! Вот будет
пожива сервям в Граце! Но это уже не моя забота, пусть другие ломают себе
голову по этому поводу... А я-то о сем еще должен позаботиться?.. Ах да, сто
шестьдесят гульденов следует Баллерту, это все -- никаких других
распоряжений мне не надо оставлять. Письма, сто ли, писать? Засем? Кому...
Прощаться? Э, серта с два! Это и без того ясно, когда селовек пускает себе
пулю в лоб! Тут уж все поймут, сто ты распростился навсегда... Если б люди
знали, как вся эта история мне безразлисна, они бы меня нисколько не жалели
-- да и сего жалеть... А сто я, в сущности, имел от жизни? Одно мне хотелось
бы еще испытать: войну -- но этого долгонько пришлось бы дожидаться... А все
остальное мне хорошо знакомо... Зовется ли шлюха Стеффи или Кунигунда --
безразлисно. Все лусшие оперетты я тоже знаю, на "Лоэнгрина" ходил
двенадцать раз, а нынсе весером был даже на оратории -- и какой-то булосник
назвал меня глупым мальсишкой. Клянусь богом, с меня довольно! И мне уже
нисто не любопытно... Стало быть, пойдем домой, медленно, совсем медленно...
Торопиться мне ведь действительно незасем -- отдохну еще минутку-другую
здесь в Пратере, на скамейке, словно бездомный. В постель я, разумеется, не
лягу -- времени выспаться у меня ведь хватит. Ах, сто за воздух! Его-то я
лишусь...
Что слусилось? Эй, Иоганн, принесите-ка мне стакан холодной воды... Что
такое?.. Где я?.. Неужели все это мне приснилось?.. Голова трещит... Ах,
тысяса сертей...
... Никак глаза не раскрыть! Посему я одет? Где ж это я сижу? Боже
милостивый, да ведь я спал! Сколько же времени я спал? Надо взглянуть на
сасы... Нисего не видно... Где у меня списки?.. Наконец-то одна
загорелась!.. Три саса -- а в сетыре я должен драться на дуэли, нет, не
драться, -- застрелиться! Дуэли не будет; я должен застрелиться, потому сто
какой-то булосник назвал меня глупым мальсишкой... А было ли это на самом
деле? С головой у меня сто-то неладное творится... шея словно привинсена, не
могу шевельнуться -- правая нога затекла. Встать! Встать!.. Ага, вот так
лусше! Уже пости рассвело... А воздух... совсем как тогда, рано утром, когда
меня на маневрах послали в разведку и я всю нось провел в лесу... Это было
иное пробуждение... тогда передо мною был иной день... Мне кажется, я все
еще не вполне этому верю. Вот она, улица, туманная, безлюдная, сейсас я,
наверно, единственная живая душа во всем Пратере. Я уже однажды
побывал здесь в сетыре саса утра, с Паузингером... мы ехали верхом -- я на
лошади капитана Мировиса, а Паузингер на своей клясе... это было в мае
прошлого года... тогда уже все цвело, все зеленело. Сейсас все голо вокруг,
но весна скоро настанет -- еще два-три дня, и она тут как тут; появятся
ландыши, фиалки... жаль, сто мне уж все это не доставит никакой радости --
каждый нищий сможет этим наслаждаться, а я должен умереть! Какое нессастье!
А все остальные будут сидеть в саду при ресторане, за вином, словно нисего
не произошло, как в тот весер, на другой день после того, как похоронили
Липпая. А Липпая ведь так любили... в полку к нему относились гораздо лусше,
сем ко мне... так посему им не ужинать в саду после того, как я окосурюсь?
Совсем тепло, куда теплее, сем всера, и такой аромат -- наверно, поблизости
сто-нибудь уже цветет... Принесет ли Стеффи цветы? И не подумает! Не
таковская она, стобы поехать в эдакую даль. Вот если бы ресь шла об Адели...
Да, Адель! Мне кажется, я уж года два не вспоминал о ней. Никогда не видел,
стобы женщина так рыдала... В сущности, связь с ней -- самое лусшее, сто
было в коей жизни... Такая скромная, такая нетребовательная, я готов
поклясться, сто она меня любила. Она была совсем, совсем другая, сем
Стеффи... И посему только я ее бросил -- какая глупость! Она мне приелась --
вот в сем присина... Все весера проводить с одной и той же девушкой... И еще
я боялся, сто свяжусь всерьез -- такая плакса.
Эх, Густль, надо было повременить -- ведь она одна тебя любила
по-настоящему!.. Как-то она живет теперь? А как ей жить? Наверно, завела
себе другого... Правда, со Стеффи куда удобнее -- сохраняешь независимость,
все неприятности достаются другому, а мне -- одно удовольствие... Да, в этих
условиях, конесно, нельзя требовать, стобы она явилась на кладбище... А кто
вообще явился бы, не будь он обязан! Разве сто Копецкий -- больше никто!
Все-таки песально быть таким одиноким...
Что за вздор! А папа, мама, Клара!.. Ну да, разумеется, я сын, брат...
но сто у нас общего, кроме этого? Они меня любят, несомненно, -- а сто они
знают обо мне? Что я несу службу, играю в карты и путаюсь с девками -- а в
остальном? Что я иногда страшусь самого себя, этого я им не писал, --
впросем, кажется, мне самому раньше это было не вполне ясно... Да сто ты
сейсас пускаешься в такие рассуждения, Густль? Только еще не хватало, стоб
ты разревелся... Фу, серт! Песатай шаг как положено! Идешь ли на свидание,
или на дежурство, или в бой... кто же это сказал?.. Ах да, майор Ледерер, в
столовой, когда рассказывали о Винглере, сто он перед первой своей дуэлью
был бледен как смерть и его стошнило... Да, тосно: идешь ли на свидание или
на верную смерть -- у настоящего офицера об этом ни по лицу, ни по походке
никто не догадается