нный способ, посредством которого множество детерминирующих причин, присущих этим вещам, порождают новые факты?* Следовательно, я позволю себе сформулировать очень простую и в то же время решающую аксиому:
   * Сказать, что Бог не противен логике, - значит утверждать, что во" всем объеме его существования он - полностью логичен; что в нем нет ничего, что было бы выше или, что одно и то же вне логики; что сам он, следовательно, есть не что иное, как логика, не что иное, как поток и естественное развитие действительных вещей; это значит сказать, что Бог не существует. Следовательно, существование Бога не может иметь иного значения, нежели значение отрицания естественных законов; отсюда следует неизбежная дилемма: Бог есть, следовательно, нет естественных законов, в природе нет порядка, мир представляет хаос; или же: мир упорядочен сам по себе, следовательно. Бог не существует.
   Все, что естественно, - логично, а все, что логично, оказывается уже или осуществленным, или должно быть осуществлено в естественном мире, включая мир социальный*. Но если за коны мира естественного и мира социального** никем не созданы и никем не упорядочены, то почему и как они существуют? Что придает им неизменный характер? Вот вопрос, который я не в силах решить и на который, насколько я знаю, никто не нашел и, несомненно, никогда не найдет ответа. Я ошибаюсь: теологи и метафизики пытались ответить на него, выдвинув гипотезу верховной первопричины, Божества, творящего миры, или по крайней мере, как говорят метафизики-пантеисты, гипотезу о божественной душе или о безусловной мысли, воплощенной в мироздании и проявляющейся посредством движения и жизни всех существ, которые рождаются и умирают в ее лоне. Ни одна из этих гипотез не выдерживает ни малейшей критики. Мне было легко доказать, что гипотеза Бога, творца естественных и общественных законов, содержит в самой себе полное отрицание этих законов и делает самое их существование, то есть их осуществление и их действенность, невозможным; что Бог, как распорядитель в мире, должен был непременно вызвать анархию, хаос; что, следовательно, одно из двух: или Бог, или законы природы - не существуют; но так как мы несомненно знаем из каждодневного опыта и из науки, которая есть не что иное, как систематизированный опыт веков, что эти законы существуют, мы должны отсюда сделать вывод, что Бог не существует.
   * Отсюда отнюдь не следует, что все, что логично или естественно, является, с человеческой точки зрения, непременно полезным, хорошим или справедливым. Великие естественные катастрофы: землетрясения, извержения вулканов, наводнения, бури, заразные болезни, которые опустошают и разрушают целые города и села, представляют собой несомненно естественные факты, логически порожденные стечением естественных причин; но никто не скажет, что они благотворны для человечества. Так же обстоит дело с фактами, совершающимися в истории: самые отвратительные так называемые божественные и человеческие институты; все прошлые и настоящие преступления вождей, этих так называемых благодетелей и опекунов нашего бедного человеческого рода, безнадежная тупость народов, подчиняющихся их игу; нынешние подвиги Наполеонов III, Бисмарков, Александров III и многих других суверенов или политических и военных деятелей Европы; невероятная подлость буржуазии всех стран, которая их одобряет и поддерживает, ненавидя их до глубины души; все это представляет ряд естественных фактов, порожденных естественными причинами, и, следовательно, фактов очень логичных, что не мешает им быть исключительно пагубными для человечества.
   ** Я следую принятому употреблению, отделяя некоторым образом мир социальный от мира естественного. Но очевидно, что человеческое общество, рассматриваемое во всем объеме и во всей длительности его исторического развития, также является естественным и также полностью подчиненным всем законам природы, законам животного и растительного мира, например, последним и высшим выражением которого на земле оно является.
   Углубляя смысл слов естественные законы, мы найдем, следовательно, что они безусловно исключают идею и даже возможность творца, распорядителя и законодателя, так как идея законодателя в свою очередь так же безусловно исключает идею присущности законов вещам; раз закон не присущ вещам, которыми он управляет, он непременно есть по отношению к этим вещам законом произвольным, то есть основывающимся не на собственной природе, но на мышлении или воле законодателя.
   Следовательно, все законы, которые проистекают от законодателя, будь то человеческого, божественного, индивидуального или коллективного, даже если он избран всеобщим голосованием, суть законы деспотические, непременно чуждые и враждебные людям и вещам, которыми они должны управлять: это - не законы, а декреты, которым повинуются не по внутренней потребности и естественному стремлению, но потому, что принуждены к тому внешней силой - либо божественной, либо человеческой; это - произвольные решения, которым социальное, скорее бессознательное, нежели сознательное, лицемерие произвольно присваивает имя закона.
   Закон является действительно естественным законом лишь тогда, когда он безусловно присущ вещам, которые проявляют его нашему уму; лишь тогда, когда он составляет их свойство, их более или менее определенную собственную природу, а не мировую и отвлеченную природу некой божественной субстанции или абсолютного мышления, причем субстанция и мышление являются непременно надмировыми и сверхъестественными и иллогичными, так как, если бы они не были таковыми, они самоуничтожились бы в действительности и в естественной логике вещей. Естественные законы - это более или менее особые естественные и действительные способы, посредством которых существуют все вещи, а с теоретической точки зрения они суть единственно возможное объяснение вещей. Значит, тот, кто хочет их понять, должен отказаться раз и навсегда и от личного Бога теологов, и от безличного Божества метафизиков.
   Но из того, что мы можем с полной уверенностью отрицать существование божественного законодателя, отнюдь не следует, что мы можем отдать себе отчет в том, каким образом в мире установились естественные и общественные законы. Они существуют, они неотделимы от действительного мира, от совокупности вещей и фактов, порождениями и следствиями которых являемся мы сами, с тем чтобы также стать в свою очередь причинами - но относительными - новых существ, новых вещей и новых фактов. Вот все, что мы знаем, и, я думаю, все, что мы можем знать. Впрочем, как же мы могли бы найти первопричину, когда она не существует? То, что мы назвали мировой Причинностью, сама есть Равнодействующая всех частных причин, действующих в Мироздании. Спрашивать, почему существуют естественные законы, не означало ли бы это то же самое, что спрашивать, почему существует это Мироздание, вне которого ничего нет, или спрашивать, почему есть Бог? Это абсурд.
   
   2. ЧЕЛОВЕК. РАЗУМ. ВОЛЯ
   Как я уже сказал, подчиняясь законам природы, человек ни в коей мере не раб, так как он подчиняется только тем законам, которые присущи его собственной природе, тем же условиям, посредством которых он существует и которые составляют все его существо: подчиняясь им, он подчиняется самому себе.
Однако в лоне самой этой природы существует рабство, от которого человек обязан освободиться, если не хочет отказаться от своей человечности, - это рабство естественного мира, который его окружает и который обычно называют внешней природой. Это совокупность вещей, явлений и живых существ, неотступно преследующих и постоянно окружающих его со всех сторон, без которых и вне которых он, правда, не мог бы про жить ни минуты, но которые тем не менее, как кажется, плетут против него заговор, так что в любой момент своей жизни он вынужден защищать от них свое существование. Человек не может обойтись без этого внешнего мира, так как он может жить только в нем и может питаться только за его счет; и в то же самое время он должен его остерегаться, так как этот мир, как кажется, всегда стремится в свою очередь пожрать его.
   Рассматриваемый с такой точки зрения естественный мир представляет нам губительную и кровавую картину ожесточенной и непрерывной борьбы, борьбы за жизнь. Не только человек вынужден бороться: все животные, все живые существа, да что там говорить, - все существующие вещи, несущие в себе, как и человек, хотя и более или менее видимым образом, зародыш своего собственного разрушения, или, если можно так сказать, своего собственного врага - ту самую естественную фатальность, которая их порождает и вместе с тем сохраняет и разрушает, - все они борются против него, причем каждая категория вещей, каждая растительная и животная разновидность живет только тем, что уничтожает все остальные; одно пожирает другое таким образом, что, как я уже сказал в другом месте', "естественный мир может рассматриваться как кровавая бойня, как мрачная трагедия, порождаемая голодом. Он представляет собой постоянное поле беспощадной и непрестанной борьбы. Мы не должны задаваться вопросом, почему так происходит, и мы ни в коей мере не несем за это ответственности. Мы находим этот установленный порядок вещей, когда рождаемся на свет. Это наш естественный отправной пункт, и мы не должны делать ничего иного, кроме как устанавливать этот факт и убеждаться в том, что с тех пор, как мир существует, всегда было так и что, по всей вероятности, в животном мире по-иному не будет. Гармония устанавливается здесь борьбой: триумфом одних, поражением и смертью других, страданием всех... Мы не говорим вместе с христианами, что земля - это долина скорби; есть также и удовольствия, иначе живые существа не держались бы так за жизнь. Но мы должны согласиться с тем, что Природа совсем не такая нежная мать, как говорят, и что для того, чтобы жить, чтобы сохранять себя в ее лоне, эти существа нуждаются в особой энергии. Ибо в естественном мире живут сильные, а слабые погибают, и первые живут только потому, что погибают другие*. Таков верховный закон животного мира. Возможно ли, чтобы этот фатальный закон был также законом человеческого и социального мира?"
   * [Те, кто признает существование Бога-творца, не подозревают, какой сомнительный комплимент они делают ему, представляя его как творца этого мира. Как! Всемогущий, всемудрый, всеблагой бог не смог бы сотворить ничего другого, как подобный мир, это страшилище?
   Правда, у теологов есть превосходный аргумент для того, чтобы объяснить это возмутительное противоречие. Мир был создан совершенным, говорят они; сначала в нем царила абсолютная' гармония, пока человек не согрешил, и разгневанный на него Бог проклял человека и мир.
   Это объяснение тем более поучительно, что оно полно нелепостей, а, как известно, в абсурде и состоит вся сила теологов. Всякая религия есть не что иное, как обожествление абсурда.
   Итак, совершенный Бог сотворил совершенный мир, но вот это совершенство резко снижается и может навлечь на себя проклятие своего творца; будучи сначала абсолютным совершенством, мир становится абсолютным несовершенством. Как совершенство могло стать несовершенством? На это ответят, что так случилось потому, что мир, хотя и совершенный в момент творения, не был тем не менее абсолютным совершенством, ибо только Бог был абсолютным, совершенным в высшей степени. А мир был совершенен лишь относительно и в сравнении с тем, каков он теперь. Но зачем тогда употреблять слово "совершенство", которое совсем не подходит к относительному? Разве совершенство не является непременно абсолютным? Скажите же тогда, что Бог сотворил мир несовершенным, но лучшим, чем мир, который мы видим теперь. Но если он был только лучше нынешнего мира, если он был уже несовершенным в момент творения, он не представлял той гармонии и того абсолютного мира, рассказами о которых господа теологи прожужжали нам уши. И в таком случае мы их спросим: если вы говорите, что "бог создал все, разве не следует судить о нем по его творению, как рабочего по его работе? Творец несовершенной вещи непременно несовершенный творец; если мир был создан несовершенным, то Бог, его творец, непременно несовершенен. Ибо тот факт, что он создал несовершенный мир, не может быть объяснен только его неразумностью, или его немощью, или его злобой.
   Но, скажут, мир был совершенным, но только он был менее совершенным, чем Бог. На это я отвечу, что когда речь идет о совершенстве, то нельзя говорить о большем или меньшем совершенстве; совершенство - полно, всецело, абсолютно, или же оно не существует. Следовательно, если мир был менее совершенен, чем Бог, мир был несовершенным; отсюда следует, что Бог, творец несовершенного мира, сам был несовершенным, что он остается несовершенным, что он никогда не был Богом, что Бог не существует.
   Для того чтобы спасти существование Бога, господа теологи будут, следовательно, вынуждены согласиться со мной, что созданный им мир был совершенным при творении. Но тогда я задам им два маленьких вопроса. Если, во-первых, мир был совершенным, то как два совершенства могли существовать вне друг друга? Совершенство может быть лишь единственным в своем роде; оно не терпит дуализма, так как в дуализме одно ограничивает другое и делает его непременно несовершенным. Следовательно, если мир был совершенным, то не было Бога ни над миром, ни также вне его - сам мир был Богом. Второй вопрос. Если мир был совершенным, то каким образом он мог прийти в упадок? Хорошенькое совершенство, если оно может исказиться и исчезнуть! И если признать, что совершенство может прийти в упадок, значит. Бог также может прийти в упадок! Это значит, что Бог существовал, конечно, в воображении верующих людей, но человеческий разум, все более и более торжествующий в истории, его ниспровергает.
   Наконец, какой он странный, этот Бог христиан! Он сотворил человека таким образом, чтобы он мог, чтобы он должен был согрешить и пасть. Обладая в числе своих бесчисленных атрибутов всезнанием. Бог не мог не знать, что творит человека, который падет; и раз Бог это знал, человек должен был пасть; в противном случае он дерзко уличил бы во лжи божественное всезнание. Тогда зачем говорят о человеческой свободе? Здесь была фатальность! Повинуясь этому фатальному влечению, - впрочем, самый простодушный отец семейства должен был бы на месте господа Бога это предвидеть - человек падает - и вот божественное совершенство впадает в ужасный гнев, в гнев столь же смешной, сколь отвратительный; Бог проклинает не только тех, кто преступил его закон, но и все человеческое потомство в то время, когда оно еще и не существовало и, следовательно, было абсолютно невинно в грехе наших прародителей; и, не удовлетворившись этой возмутительной несправедливостью, он еще проклинает тот ни в чем не повинный гармоничный мир, который был здесь ни при чем, и превращает его во вместилище преступлений и ужасов, в постоянную бойню. Затем, оставаясь рабом своего собственного гнева и проклятия, изреченного им против людей о мире, против своего собственного творения, что делает он, вспомнив чуть позднее, что он был Богом любви? Ему недостаточно, что он своим гневом наполнил кровью мир; этот кровавый Бог проливает еще кровь своего единственного Сына; он жертвует им под предлогом примирения мира со своим божественным Величеством! И если бы еще это удалось! Но нет, естественный и человеческий мир остается так же раздираемым и окровавленным, как и до этого чудовищного искупления. Отсюда явно следует, что Бог христиан, как и все предшествующие ему боги, есть Бог столь же бессильный, сколь и жестокий, столь же нелеп, сколь и зол.
   И подобные нелепости хотят навязать нашей свободе, нашему разуму! И посредством подобных чудовищных вещей стремятся нравственно, морально воспитать, гуманизировать людей! Пусть господа теологи наберутся смелости открыто отказаться от человечности, как и от разума. Недостаточно сказать вместе с Тертуллианом: "Credo quia absurdum - верю во все, что абсурд"; пусть они еще постараются навязать, если могут, нам свое христианство кнутом, как всероссийский царь, кострами, как Кальвин, Святой Инквизицией, как добропорядочные католики, насилиями, пытками и смертью, как это хотели бы также сделать священники всевозможных религий. Пусть они испытают все эти прекрасные средства, но пусть не надеются, что восторжествуют когда-нибудь другим способом.
   Что касается нас, то оставим раз и навсегда эти божественные нелепости и ужасы тем, кто безумно верит в возможность еще долго эксплуатировать во имя их народ, трудящиеся массы.]
   Увы! Как индивидуальная, так и социальная жизнь человека первоначально представляет собой лишь самое непосредственное продолжение животной жизни. Она есть не что иное, как та же самая животная жизнь, только осложненная новым элементом: способностью мыслить и говорить.
   Человек - не единственное умное животное на земле. Более того, сравнительная психология доказывает, что не существует животного, которое бы было совершенно лишено разума, и что, чем более вид по своей организации и особенно по развитию мозга приближается к человеку, тем больше развивается и возвышается его разум. Но только в человеке он достигает того, что называют, собственно говоря, способностью мыслить, то есть сравнивать, разделять и сочетать между собой представления как о внешних, так и о внутренних предметах, которые даны нам нашими чувствами, сочетать их в группы; затем сравнивать и сочетать между собой эти группы, которые уже не являются более ни действительными существами, ни представлениями о предметах, постигаемых нашими чувствами, но отвлеченными понятиями, которые образованы и классифицированы работой нашего разума и которые, будучи удержанными нашей памятью, другой способностью мозга, становятся отправным пунктом или основанием тех выводов, которые мы называем идеи*. Все эти действия нашего мозга были бы невозможны, если бы человек не обладал другой дополнительной и неотделимой от способности мыслить способностью - способностью соединять и фиксировать вплоть до самых тонких и самых сложных вариаций и модификаций, если можно так выразиться, все эти операции ума, все эти материальные действия мозга внешними знаками; если бы, говоря одним словом, человек не обладал способностью говорить. У всех других животных также есть язык, - кто в этом сомневается? - но так же как их разум никогда не поднимается выше материальных представлений или, самое большее, выше самого элементарного сравнения или сочетания друг с другом этих представлений, так же их язык, лишенный организации и не способный проявляться, выражает только ощущения или материальные понятия, но никогда не выражает идеи. Следовательно, я могу сказать, не боясь оказаться опровергнутым, что из всех животных на земле только человек мыслит и говорит.
   * Надо было обладать большой дозой теологической и метафизической экстравагантности, чтобы представить себе живую нематериальную душу, заключенную в совершенно материальное тело, тогда как совершенно ясно, что только то, что материально, может заключаться, ограничиваться, содержаться в материальной тюрьме. Надо было обладать твердой верой Тертуллиана, проявившейся в столь знаменитом лозунге: Верю во все, что абсурдно!, чтобы допустить две столь несовместимые вещи - мнимую нематериальность души и ее непосредственную зависимость от материальных изменений, патологических явлений, происходящих в теле человека. Для нас, кто не может верить в абсурд и кто совершенно не предрасположен к обожанию абсурда, человеческая душа - вся эта совокупность аффективных, интеллектуальных и волевых способностей, которые образуют идеальный или духовный мир человека, - есть не что иное, как лишь последнее и самое высшее выражение его животной жизни, совершенно материальных функций совершенно материального органа - мозга. Способность мыслить как формальная потенция, ее степень и ее особая, если можно так сказать, индивидуальная в каждом человеке природа - все это зависит прежде всего от более или менее удачного строения его мозга. Но в дальнейшем эта способность упрочивается здоровьем тела прежде всего, правильной гигиеной и