означает правило, и именно правило, которым человек должен руководствоваться
в каком-нибудь действии. Такие правила, даже  в тех случаях, когда дающий их
не имеет власти заставить следовать им того, кому он их дает, как, например,
когда  учитель преподает их своему ученику или советчик - своему  другу, все
же  есть  каноны,  так  как  они  являются  правилами.  Но если  они  даются
кем-нибудь,  кому тот,  кто их получает,  обязан  повиноваться, тогда  такие
каноны  становятся не  только  правилами,  но и  законами.  Тут-то  и встает
вопрос,  кому  принадлежит власть  объявить  писания,  являющиеся  правилами
христианской веры, законами.
     О десяти заповедях. Впервые  законом  стала  часть Писания,  содержащая
десять заповедей, написанных на  двух  каменных скрижалях,  переданных самим
Богом Моисею  и  объявленных им  народу.  До этого времени не  было никакого
писаного закона Бога. Ибо  Бог  до того времени не избрал никакого  народа в
качестве  своего  особого  царства  и  не  дал людям  никакого закона, кроме
естественного, т. е. кроме правил естественного разума, начертанных в сердце
каждого человека. Из этих двух скрижалей первая содержит закон суверенитета:
1. Не повиноваться и не поклоняться богам других народов, что сформулировано
в следующих словах: Non habeleis deos alienos coram me, т. е.  да не будут у
тебя  богами, кроме  Меня одного, боги,  которым  поклоняются другие народы.
Этой  заповедью  евреям запрещалось повиноваться или поклоняться какому-либо
другому Богу  как  своему  царю и управителю, кроме  Бога, который говорил с
ними тогда через Моисея, а впоследствии через первосвященников. 2. Не делать
себе никакого  образа, представляющего Бога,  т. е.  они не должны были себе
избрать  ни  на  небе,  ни   на   Земле  никакого  представителя  по  своему
собственному  измышлению,  а  повиноваться  Моисею  и  Аарону,  которых  Бог
определил  для этого служения. 3. Не  произносить имени Господа  всуе, т. е.
они не  должны  опрометчиво говорить  о своем  царе  и не оспаривать ни  его
права, ни  полномочия наместников Бога - Моисея и Аарона. 4.  Каждый седьмой
день почить от обычной  работы, посвящая  этот день публичному богослужению.
Вторая скрижаль содержит обязанности одного человека по отношению к другому:
почитать  родителей,  не  убивать,  не  прелюбодействовать,  не  красть,  не
способствовать   неправедному   судебному  приговору   лжесвидетельством  и,
наконец, не  замышлять в  сердце своем никакого зла  против своего ближнего.
Вопрос теперь в том, кто же придал этим скрижалям обязательную силу законов.
Нет никакого  сомнения, что они были объявлены законами самим Богом. Но  так
как  закон может быть обязательным и быть законом лишь для тех, кто признает
его  актом  суверена,  то  как  мог  обязаться  повиноваться  всем  законам,
возвещенным  ему  Моисеем,  народ   израильский,  которому   было  запрещено
приближаться  к  горе, где  он  мог  бы  услышать, что  Бог  сказал  Моисею?
Некоторые из этих  заповедей, как, например,  все  содержавшиеся  во  второй
скрижали,  были  действительно  естественными  законами  и  должны были быть
поэтому признаны законами Бога не только израильтянами, но и всеми народами.
Но по  отношению  к тем  заповедям,  которые  были адресованы  исключительно
израильтянам,  как, например, к тем, которые  содержались в первой скрижали,
наш  вопрос остается  в силе. И единственным ответом на него может быть лишь
то, что израильтяне  обязались повиноваться  Моисею немедленно по возвещении
им десяти заповедей следующими словами (Исх. 20, 19): Говори ты с нами, и мы
будем слушать, но чтобы  не говорил с нами  Бог, дабы  нам не умереть. Таким
образом, только тогда один Моисей, а после него первосвященник, которого Бог
через  Моисея  назначил  управлять  его особенным  царством, имели  на земле
власть  объявить  эти  десять  заповедей  законами в государстве Израиля. Но
Моисей  и Аарон и  последующие первосвященники были гражданскими суверенами.
Из этого, таким образом, следует, что право канонизации и объявления Писания
законом принадлежит гражданскому суверену.
     О законе судей  и  левитов. Судебный  устав, т. е. законы, предписанные
Богом должностным лицам Израиля в качестве правил, которыми они должны  были
руководствоваться при отправлении правосудия и при произнесении приговоров и
судебных  решений в тяжбах между  людьми,  а  также  левитский устав,  т. е.
предписанные  Богом  правила относительно обрядов и церемоний  священников и
левитов, были  сообщены им лишь Моисеем, и поэтому они стали законами в силу
того  же  обета  израильтян повиноваться Моисею. Из текста Писания не видно,
были  ли эти законы писаны иди лишь устно  продиктованы народу Моисеем после
его   сорокадневного   пребывания  с  Богом  на   горе,  но  все  они   были
положительными законами  и равноценными  Священному  писанию  и сделаны были
каноническими Моисеем как гражданским сувереном.
     Второй  закон.  Когда  израильтяне  пришли  в  землю  Моавитскую против
Иерихона  и уже готовы были  вступить в обетованную землю, Моисей  к прежним
законам прибавил разные другие, которые поэтому называются Второзаконием, т.
е.  вторыми  законами.  И  это (как  сказано во Второзаконии 19,  I):  слова
завета, который Господь повелел Моисею поставить с сынами Израилевыми, кроме
завета, который  Господь поставил с  ними  на Хориве. Ибо, изложив в  начале
книги Второзакония те первые законы, Моисей, начиная с 12-е главы и до конца
26-й главы  той же  книги, прибавляет к ним другие. Именно эти законы (Втор.
27,3) им было приказано написать на больших камнях, обмазанных известью, при
переходе через Иордан. Эти законы были также вписаны самим Моисеем в книгу и
переданы священникам и  старейшинам Израиля (Втор. 31,9), и им поведено было
(ст. 26) положить эту книгу одесную ковчега завета, ибо в самом ковчеге были
лишь десять заповедей. Относительно именно этого закона Моисей (Втор. 17,18)
повелел, чтобы  цари израильские сделали  себе копию, и это тот самый закон,
который был долгое время потерян, снова найден потом в храме в  царствование
Иосии и властью последнего объявлен законом Бога. Но Моисей, записавший этот
закон, и Иосия,  открывший его снова,  оба  обладали  гражданской  верховной
властью.  Отсюда  поэтому  следует, что право  объявить Писание каноническим
принадлежало гражданской верховной власти.
     Кроме этой книги Закона, никакая другая не  считалась  у евреев законом
Бога на протяжении периода,  протекшего  со времени Моисея до времени  после
плена.  Ибо  пророки, за  исключением  немногих,  жили  в  эпоху  плена  или
незадолго перед, ней,  и их  пророчества не только не считались  законом, но
даже  они   сами  преследовались   отчасти   лжепророками,  отчасти  царями,
совращенными   этими  лжепророками  с  пути   истины.  И  сама  эта   книга,
утвержденная Иосией как закон  Бога, а  с ней вся история дел Господних была
потеряна  во  время плена и разграбления города Иерусалима, как это явствует
из 3-й книги Ездры (14, 21):
     Закон твой  сожжен, и  оттого никто не знает, что сделано тобой или что
должно им делать.  А перед пленом, между  временем,  когда  закон был утерян
(точно время в Писании не указывается, но можно предполагать, что это было в
царствование  Ровоама,  когда  (3  Цар.  14,  26)  царь  египетский  Сусаким
разграбил храм), и временем Иосии, когда он был снова найден, евреи не имели
писаного Слова Божия, а  руководствовались своим собственным усмотрением или
подчинялись руководству тех, кого каждый из них считал пророком.
     Когда Ветхий  завет стал каноническим.  Отсюда мы  можем заключить, что
писания Ветхого завета, которые  мы  имеем  сейчас, не были каноническими, а
также  не были  законом  у евреев  до  возобновления их  завета  с Богом  по
возвращении из плена и восстановлении их государства при Ездре. Начиная же с
этого  времени они считались у евреев законом и как таковой  были переведены
на греческий язык  семьюдесятью старейшинами  Иудеи, помещены  в  библиотеку
Птолемея в Александрии и признаны  Словом Божиим..  Ввиду того что Ездра был
первосвященником, а первосвященник был гражданским сувереном,  то  очевидно,
что  писания во все времена объявлялись законом исключительно лишь верховной
гражданской властью.
     Новый завет стал каноническим  под властью  христианских суверенов.  Из
писаний  отцов  церкви,  которые  жили  в эпоху  до  признания  государством
христианской  религии  и писания  которых  были санкционированы  императором
Константином,  мы знаем, что книги Нового завета,  которые мы  сейчас имеем,
считались христианами  того  времени (за исключением немногих, которые ввиду
своей  малочисленности были  объявлены  еретиками, тогда  как  все остальные
считались верными сынами католической  церкви) наставлениями Святого Духа и,
следовательно,  каноном,  или  правилом веры.  Тогдашние  христиане ценили и
уважали  своих учителей так  же,  как обычно ученики  уважают  своих  первых
учителей,  от  которых  они  восприняли  какое-нибудь  учение.  Поэтому  нет
сомнения в том, что когда апостол Павел направлял свои послания тем церквам,
которые  он обратил, или когда какой-нибудь другой апостол или ученик Христа
посылал  послания  тем,  кто  тогда  уверовал  в  Христа,  то  эти  послания
воспринимались теми, кому они были  адресованы,  как  истинное  христианское
учение. Но так как в то время не власть и  полномочия учителей, а вера самих
слушателей побуждала  их воспринимать  указанным образом слова учителей,  то
это значит, что не апостолы делали свои собственные писания каноническими, а
каждый обращенный делал их таковыми для себя.
     Однако вопрос здесь не в том, что какой-либо христианин сделал законом,
или каноном, для себя  (он может  это снова отвергнуть по  тому же праву, по
которому принял), а в том, что было  сделано  каноном  для христиан так, что
они,  не  совершая  беззакония,  не  могут  ничего  совершать  против этого.
Предположение о том, что Новый завет может в этом смысле быть каноном, т. е.
законом,  там, где закон  государства  не  сделал его таковым,  противоречит
естественному закону. Ибо закон,  как уже было показано, есть  постановление
человека  или  собрания,  которым  мы  дали  верховное право издавать  такие
правила для  руководства  нашими действиями,  какие  они сочтут разумными, и
наказывать нас, когда  мы  делаем что-либо против них. Если поэтому кто-либо
иной  предложит нам  правила, которых  верховный правитель не предписал,  то
такие правила являются лишь советом, и, хорош ли он или плох, тот, кому этот
совет дается, не может, не  совершая беззакония, отказаться соблюдать его. А
если  этот совет  противоречит  уже установленным законам,  то тот, кому  он
дается, не может, не совершая беззакония, соблюдать его,  каким  бы разумным
он ни считал его. Я говорю,  что он не может в этом случае руководствоваться
им в  своих действиях и в  разговоре с  другими  людьми, хотя  он  может, не
совершая этим  ничего предосудительного,  верить своим  частным  учителям  и
желать,  чтобы  они имели  свободу осуществить свой совет и чтобы этот совет
государство объявило законом. Ибо внутренняя вера  по  самой  своей  природе
невидима и изъята из  человеческой подсудности, между тем как  проистекающие
из  нее   слова  и   действия,   являющиеся  нарушением  нашей   обязанности
гражданского повиновения, представляют собой беззаконие  по отношению к Богу
и  человеку. Принимая во внимание, что Спаситель объявил свое Царство  не от
мира сего и  заявил, что пришел не для того, чтобы судить, а для того, чтобы
спасти  мир,  он  не  подчинил  нас  никаким  иным  законам,  кроме  законов
государства, т. е. евреев -  законам Моисея (о которых он говорит  (Матф. 5,
17), что пришел  не разрушать их,  а исполнять),  другие народы - законам их
различных суверенов, а всех людей - естественным законам. Соблюдение законов
государства сам наш  Спаситель  и  Его  апостолы  рекомендовали  нам в своем
учении как необходимое условие, чтобы быть допущенными им в последний день в
Его Вечное  Царство, где будет защита и  вечная  жизнь. Ввиду  того  что как
Спаситель, так и Его апостолы  оставили не новые  законы, которые обязали бы
нас в этом мире,  а новое учение, имеющее целью  подготовить нас к грядущему
миру,  то  книги   Нового  завета,   содержащие  это  учение,  не   являются
обязательными канонами,  т. е. законами,  до тех пор, пока повиновение им не
сделано обязательным благодаря  постановлению тех, кому  Бог  дал  на  земле
власть  быть  законодателями,  а  до  этого  они  являются  лишь  добрыми  и
спасительными  советами  для  направления  грешников  на  путь  спасения,  -
советами,  которые всякий  человек,  не совершая беззакония, может  на  свой
страх и риск принимать или отвергать.
     Кроме  того,  миссия,  возложенная нашим Спасителем  Христом  на  своих
апостолов  и  учеников,  заключалась  в  том,  чтобы  провозглашать  Его  не
настоящее, а грядущее Царство и учить все народы, и крестить  их,  чтобы они
уверовали, и входить в  дома тех, кто примет их, а там,  где  они не были бы
приняты, отряхнуть прах с  ног своих, но не призывать на них небесный огонь,
чтобы  погубить,  и  не принуждать  их к  повиновению  силой  меча. Во  всем
перечисленном  нет ничего, что говорило бы о власти,  а  все говорит лишь об
убеждении.  Он  послал их,  как  овец  к  волкам,  а  не как  царей к  своим
подданным. Они были уполномочены  не издавать законы,  а лишь повиноваться и
учить  повиновению  существующим  законам,  и,  следовательно,  они не могли
сделать свои писания обязательными канонами без помощи верховной гражданской
власти. Поэтому  писания Нового  завета  лишь там  имеют  силу  закона,  где
законная гражданская власть сделала их таковыми. Король, или суверен, делает
это законом также и для себя, причем этим  законом он подчиняется не пастырю
или апостолу, который его обратил, а непосредственно, как и апостолы, самому
Богу и его Сыну Иисусу Христу.
     О власти соборов объявлять Писания законом.  Некоторую видимость, будто
во время и в местах преследования христиан Новый завет имел силу  закона для
тех, кто принял христианское учение, могут  породить постановления, изданные
христианскими синодами. Ибо  мы читаем (Деян. 15, 28), что  собор апостолов,
старейшин и всей церкви выражается в таком  стиле: Угодно Святому Духу и нам
не возлагать  на  вас никакого бремени более, кроме  сего  необходимого, что
говорит как будто о  власти возлагать бремя на тех, кто принял их учение. Но
возлагать бремя  на  другого  есть  как будто то же самое,  что  обязать,  и
поэтому может казаться, что постановления этого собора были законами для тех
христиан. И однако они были не в большей мере законами,  чем другие правила:
покайся, крестись,  соблюдай заповеди, веруй  в  Евангелие; придите  ко мне;
продай все,  что  имеешь;  раздай это бедным  и  следуй за мной. Эти правила
являются  не  повелениями,  а  приглашениями  и  призывами  к  людям принять
христианство,  подобно призыву  Исайи  (4,1): Жаждущие,  идите все  к водам;
...покупайте без платы вино и молоко. Прежде всего власть апостолов не  была
иной,  чем  власть  нашего Спасителя,  а это  была  власть приглашать  людей
принять Царство  Божие, которое они сами считали Царством не  настоящего,  а
грядущего, и так как они не имели царства, то не могли составлять  законы. И
во-вторых,  если  бы постановления  собора апостолов были законами,  они  не
могли бы  быть нарушены без  греха. Однако же мы нигде  не читаем, чтобы те,
кто не принял учения  Христа, совершали этим  грех, а лишь  читаем,  что они
умирали в своих грехах, т. е. что грехи против законов, которым они  обязаны
повиноваться,  не  были   прощены.  Этими  законами   были  естественные   и
гражданские законы государства,  которому  всякий христианин  подчинил  себя
договором.  Поэтому  под  бременем,  которое  апостолы  могли  возложить  на
обращенных, следует  понимать не  законы, а  условия,  предложенные тем, кто
искал спасения. Последние могли на свой  страх и риск принять или отвергнуть
эти  условия, не  совершая  во  втором  случае  нового  греха,  хотя  не без
опасности  быть  осужденными и  исключенными из Царства Божия  за их прошлые
грехи. Вот почему апостол Иоанн (Иоан. 3, 36) не говорит  о  неверующих, что
они  навлекут  на  себя  гнев  Божий, а что гнев Божий пребывает на них,  не
говорит он также (Иоан. 3, 18) о них,  что они будут осуждены, а что они уже
осуждены. Точно так же нельзя себе представить, что благодетельный результат
веры  есть отпущение  грехов, не  представляя  себе одновременно,  что  вред
неверия есть оставление тех же самых грехов.
     Однако  для какой же цели (спросит, пожалуй, кое-кто) апостолы, а после
них другие  пастыри церкви стали бы собираться и договариваться о том, какое
учение  следует установить как в отношении веры, так и образа жизни, если бы
никто не был  обязан соблюдать их  постановления? На это можно ответить, что
апостолы и старейшины этого собора уже в силу факта своего вступления в него
были обязаны  пропагандировать то учение, которое  на нем было установлено и
решено распространять, поскольку это не шло вразрез  с более ранним законом,
которому они обязаны были  повиновением, но это не  значит,  что  все другие
христиане были обязаны соблюдать то,  чему эти  соборы учили. Ибо, хотя  они
могли обсуждать,  чему  каждый из них  должен  учить, они, однако, не  могли
обсуждать,  что  другие  должны  делать,  поскольку  их  собрания  не  имели
законодательной  власти,  которую  могут  иметь лишь  гражданские  суверены.
Действительна, хотя Бог есть суверен всего мира, мы  не обязаны принимать за
Его закон все, что кто-либо  предложит  от  Его  имени, а также не  можем мы
считать законом Бога ничто противоречащее гражданскому  закону, которому Бог
определенно заповедал нам повиноваться.
     Если постановления  апостольских соборов были  не законами, а советами,
то еще в меньшей мере являются законами постановления других учителей церкви
или соборов,  имевших  место  с  тех пор, если они собирались без полномочий
гражданского  суверена. И  следовательно, хотя книги Нового завета  содержат
самые  совершенные правила  христианского учения, они  все же  не могут быть
сделаны законами какой-либо другой властью, кроме власти королей и верховных
собраний.
     О  первом  соборе,  объявившем каноническими  имеющимся  у  нас  теперь
Писания,  не сохранилось  никаких известий. Ибо собрание канонов  апостолов,
приписанное первому  после апостола  Петра епископу  Рима Клименту, являются
сомнительным.  Дело  в  том,  что  хотя  в  этом  собрании  подведены  итоги
каноническим книгам, однако слова sint obis omnibus clericis et laicis libri
venerandi, etc. содержат разделение христиан на духовных  лиц  и  мирян,  не
имевшее  места  в  практике  эпохи,  столь  близкой  апостолу Петру.  Дервым
известным собором,  установившим каноническое Писание, является Лаодикийский
собор  (канон 59), запретивший чтение  других книг, кроме тех,  которые были
объявлены  им каноническими.  Это  предписание  было  адресовано не  каждому
христианину, а лишь  тем, кто имел полномочия  читать что-нибудь  публично в
церкви, т. е. только духовенству.
     О  праве  устанавливать церковные должности  во времена  апостолов.  Из
должностных лиц  церкви во времена  апостолов некоторые имели наставнические
функции, другие - чисто служебные. В задачи  первых входило благовествование
Царства Божия неверующим,  совершение  таинств и богослужения и  наставление
новообращенных  в  правилах  веры  и  поведения.  Служебными  были должности
дьяконов,  т.  е. тех, кто  был назначен  заботиться о мирских  потребностях
церкви  в такое время, когда весь  клир жил на  общие средства, собранные из
доброхотных пожертвований верующих.
     Среди наставнических должностных лиц первыми и  главными были апостолы,
кот