стве и его-то он и изобразит средствами своего искусства.
     Гость. Браво! Это будет человек в моем вкусе! И произведение искусства у него несомненно получится характерным.
    Я. Безусловно.
     Гость. На этом бы я успокоился и больше ничего не стал бы требовать.
     Я. А мы подымемся выше.
     Гость. Я отстану.
     Дядюшка. Я же для пробы пойду с вами.
     Я. Благодаря этой операции, несомненно, возникает канон - образцовый, ценный для науки, но не удовлетворяющий душу.
     Гость. А вы хотите удовлетворить чудачества этой милой души?
     Я. Здесь нет никакого чудачества, душа только не позволяет посягать на свои справедливые запросы. Старое сказание повествует нам о том, как однажды между собой сговаривались демоны: давайте сделаем человека по нашему образу и подобию. А следовательно, и человек может с полным правом сказать: давайте сделаем по нашему образу и подобию богов.
     Гость. Ну, здесь, мы попадаем в весьма темную сферу!
     Я. Существует только один свет, чтобы осветить ее.
     Гость. И это?
     Я. Разум !
     Гость. Трудно решить, свет ли то или блуждающий огонек.
     Я. Не будем его называть по имени, а только спросим себя о требованиях, которые дух предъявляет к произведению искусства. Здесь не только должна быть удовлетворена известная ограниченная склонность и любознательность, не только упорядочены и успокоены знания, которыми мы обладаем, здесь жаждет побуждения то высшее, что в нас заложено, мы хотим почитать и сами чувствовать себя достойными почитания...
     Гость. Я перестаю понимать вас.
     Дядюшка. А я, кажется, могу в известной степени следовать за его мыслью, и мне хочется на примере показать вам, как далеко я пойду за ней. Предположим, что тот художник отлил из бронзы орла, который прекрасно выражает все признаки этой породы, но вот он пожелал посадить его на Юпитеров скипетр. Думаете ли вы, что он вполне подойдет туда?
     Гость. Это зависит от многого!
     Дядюшка. А я скажу - нет! Художнику пришлось бы сообщить ему еще кое-что.
     Гость. А что же именно?
     Дядюшка. Это, конечно, трудно определить.
     Гость. Не сомневаюсь.
     Я. Но, вероятно, это можно истолковать приблизительно!
     Гость. Дальше!
    Я. Он должен был бы сообщить орлу то, что он сообщил Юпитеру, чтобы сделать его богом.
     Гость. Что же это такое?
     Я. То божественное начало, которое, конечно, осталось бы нам неизвестным, если бы человек сам не почувствовал и не воссоздал бы его.
    Гость. Я остаюсь на земле, а вам предоставляю забираться в облака. Я отлично вижу, что вы хотите указать на высокий стиль греческого искусства, который я, однако, ценю лишь постольку, поскольку он выражает характер.
     Я. Для нас он означает нечто большее: он удовлетворяет высокое требование духа, которое однако, все же не является наивысшим.
     Гость. Вас, видно, нелегко удовлетворить.
     Я. Кто хочет многое достигнуть, должен ставить высокие требования. Разрешите мне быть кратким. Человеческий дух преуспевает, когда он поклоняется, когда он почитает, когда он возвышает объект и сам возвышается им, но он не может долго пребывать в этом состоянии: родовое понятие оставило его холодным, идеальное же возвысило над самим собой; но вот он пожелал возвратиться к себе: он хочет насладиться прежней склонностью, которую питал к индивидууму, не возвращаясь, однако, к былой ограниченности и не желая в то же время упустить все то значительное, что возвышает наш дух. Что же произошло с ним в таком состоянии, если бы ему на помощь не пришла красота и не разрешила сего задания? Она-то только и сообщает тепло и жизнь познанию, смягчает значительное и высокое, излив на него небесное очарование и тем самым снова приблизив его к нам. Прекрасное произведение искусства прошло весь круг: оно опять превратилось в какое-то подобие индивидуума, которое мы можем любовно обнять и приблизить к себе.
История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т. III. М., 1967. С. 94-97.
Гельдерлин "Из письма брату"
    Благотворное действие, которое оказывают философские и политические сочинения на развитие нашей нации, - неоспоримо, и, может быть, именно немецкий народный характер, если я верно его постиг по моему малому опыту, более всего нуждается в таком воздействии... Однако интерес к философии и политике, будь он даже более распространен и более серьезен, чем ныне, совершенно недостаточен для развития нашей нации, и надо пожелать, чтобы наконец кончилось чудовищное недоразумение, которое принижает искусство, и особенно поэзию, и в глазах самих художников и в глазах любителей искусства. Очень много говорилось о воздействии изящных искусств на развитие человека, но всегда в итоге получалось, что никто не принимал этой мысли всерьез, и это понятно, ибо никто не думал, что же такое искусство, и особенно поэзия, по самой своей природе. Всех обманывал непритязательный внешний облик поэзии, который, правда, неотделим от ее существа, но совершенно с ним не тождествен; поэзию считали игрой, ибо она является нам в скромном обличье игры, и, естественно ей приписывали такое же действие, как и игре а именно - развлечение Но это почти прямо противоположно тому действию, которое оказывает истинная поэзия. Ибо поэзия помогает человеку собраться с силами, она дарит ему покой, не бессодержательный, а живой покой, где все наши силы играют жизнью и только вследствие своей глубокой гармонии не проявляют себя во внешнем действии. Она сближает и сплачивает людей и тем отличается от игры, которая также сближает людей, давая им отдых от заботы, но живое своеобразие личности в игре проявиться не может
    ...Посмотрим, не смогу ли я добавить несколько слов к тому, что тебе писал о поэзии. Поэзия, как я уже говорил, сближает людей совсем иначе, чем игра, она - если это истинная поэзия, если она действует истинно, - сближает между собой людей со всем их многообразным страданием, и счастьем, и порывом, и надеждой, и страхом, со всеми их идеями и добродетелями, со всем великим и малым, что в них есть, и что сплачивает их все более и более в одну живую многочастную общность, ибо именно такой должна быть сама поэзия, а какова причина, таково и следствие. Не так ли, дорогой, подобная панацея пошла бы немцам на добрую пользу даже после политических и философских лекарств: ведь в конечном счете философско-политическое образование имеет один недостаток: оно объединяет людей в сознании важных, существенно необходимых отношений, в сознании долга и права, но как мало этого для полной гармонии человека! Пусть передний и задний план картины написан по правилам оптики, но такой ли ландшафт можно поставить рядом с живым созданием природы? А ведь лучшие из немцев считают, что если бы устроить мир по славным законам симметрии, все будет отлично. О Греция! Куда исчез твой гений, твоя тихая радость? Даже я, при всей моей доброй воле, только плетусь и в мыслях и на деле за этим неповторимым народом, и все, что я делаю и говорю, выходит тем нескладнее и неуместнее, что я сам, словно гусь в мелкой воде, стою в моем столетии и, беспомощно хлопая крыльями, хочу взлететь к греческому небу. Не сердись на меня за это сравнение.
История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т. III. М., 1967. С. 235-236.
В.Г.Белинский "Взгляд на русскую литературу 1847 года"
     Статья первая
    ...Остается упомянуть еще о нападках на современную литературу и на натурализм вообще с эстетической точки зрения во имя чистого искусства, которое само себе цель и вне себя не признает никаких целей. В этой мысли есть основание, но ее преувеличенность заметна с первого взгляда. Мысль эта чисто немецкого происхождения: она могла родиться только у народа созерцательного, мыслящего и мечтающего и никак не могла бы явиться у народа практического, общественность которого для всех и для каждого представляет широкое поле для живой деятельности. Что такое чистое искусство, - этого хорошо не знают сами поборники его и оттого оно является у них каким-то идеалом, а не существует фактически. Оно, в сущности, есть дурная крайность другой дурной крайности, то есть искусства дидактического, поучительного, холодного, сухого, мертвого, которого произведения не иное что, как риторические упражнения на заданные темы. Без всякого сомнения искусство должно быть прежде всего искусством, а потом уже оно может быть выражением духа и направления общества в известную эпоху. Какими бы прекрасными мыслями не было наполнено стихотворение, как бы ни сильно отзывалось оно современными вопросами, но если в нем нет поэзии, - в нем не может быть ни прекрасных мыслей и никаких вопросов, и все, что можно заметить в нем, - это разве прекрасное намерение, дурно выполненное. Когда в романе или повести нет образов и лиц, нет характеров, нет ничего типического, - как бы верно и тщательно не было списано с натуры все, что в нем рассказывается, читатель не найдет тут никакой натуральности, не заметит ничего верно подмеченного, ловко схваченного. Лица будут перемешиваться между собою в его глазах; в рассказе он увидит путаницу непонятных происшествий. Невозможно безнаказанно нарушать законы искусства. Чтобы списывать верно с натуры, надо уметь писать, то есть владеть искусством писца или писаря, надобно уметь явления действительности провести через свою фантазию, дать им новую жизнь. Хорошо и верно изложенное следственное дело, имеющее романтический интерес, не есть роман и может служить разве только материалом для романа, то есть подать поэту повод написать роман. Но для этого он должен проникнуть мыслию во внутреннюю сущность дела, отгадать тайные душевные побуждения, заставившие эти лица действовать так, схватить ту точку этого дела, которая составляет центр круга этих событий, дает им смысл чего-то единого, полного, целого, замкнутого в самом себе. А это может сделать только поэт. Кажется, чего бы легче было верно списать портрет человека. И иной целый век упражняется в этом роде живописи, а все не может списать знакомого ему лица так, чтобы и другие узнали, чей это портрет. Уметь списать верно портрет уже есть своего рода талант, но этим не оканчивается все. Обыкновенный живописец сделал очень сходно портрет вашего знакомого; сходство не подвергается ни малейшему сомнению в том смысле, что вы не можете не узнать сразу, чей это портрет, а все как-то недовольным им, вам кажется, будто он и похож на свой оригинал и не похож на него... Но пусть с него же снимет портрет Тыранов или Брюллов, и вам покажется, что зеркало далеко не так верно повторяет образ вашего знакомого, как этот портрет, потому что это будет уже не только портрет, но и художественное произведение, в котором схвачено не одно внешнее сходство, но и вся душа оригинала. Итак, верно списывать с действительности может только талант, и как бы ни ничтожно было произведение в других отношениях, но чем более оно поражает верностью натуре, тем несомненнее талант его автора...
    Но, вполне признавая, что искусство прежде всего должно быть искусством, мы тем не менее думаем, что мысль о каком-то чистом, отрешенном искусстве, живущем в своей собственной сфере, не имеющей ничего общего с другими сторонами жизни, есть мысль отвлеченная, мечтательная. Такого искусства никогда и нигде не бывало.
История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т. IV. М., 1969. С. 259-261.
В.Г.Белинский "[По поводу] речи о критике"
    Дух анализа и исследования - дух нашего времени. Теперь все подлежит критике, даже сама критика. Наше время ничего не принимает безусловно, не верит авторитетам, отвергает предание; но оно действует так не в смысле и духе прошедшего века, который почти до конца своего умел только разрушать, не умея созидать; напротив, наше время алчет убеждений, томится голодом истины. Оно готово принять всякую живую мысль, преклониться перед всяким живым явлением; но оно не спешит им навстречу, а спокойно ожидает их к себе, без страсти и увлечения. Боясь разочарования, оно боится и очаровывать наскоро. Как будто враждебно смотрит наш закаленный в бурях учений и событий век на все новое, которое претендует заменить ему не удовлетворяющее его старое; но эта враждебность есть, в сущности, только благоразумная осторожность, плод тяжелых опытов. Наш век и восхищается как будто холодно: но эта холодность у него не в сердце, а только в манере; она признак не старости, а возмужалости. Скажем более: эта холодность есть сосредоточенность внутреннего восторга, плода самообладания, умеющего видеть всему настоящее место и настоящие границы, равно презирающего и искусственную, на живую нитку сметанную золотую середину - этого идола посредственности, и фантастическое увлечение крайностями, этой болезни односторонних умов...
    Да, прошли безвозвратно блаженные времена той фантастической эпохи человечества, когда чувство и фантазия давали ему ответы на все его вопросы и когда отвлеченная реальность составляла блаженство его жизни. Мир возмужал: ему нужен не пестрый калейдоскоп воображения, а микроскоп и телескоп разума, сближающий его с отдаленным, делающий для него видимым невидимое. Действительность - вот лозунг и последнее слово современного мира! Действительность в фактах, в знании, в убеждениях чувства, в заключениях ума, - во всем и везде действительность есть первое и последнее слово нашего века...
    ...Критика всегда соответственна тем явлениям, о которых судит: поэтому она есть сознание действительности. Так, например, что такое Буало, Батте, Лагарп? Отчетливое сознание того, что непосредственно (как явление, как действительность) выразилось в произведениях Корнеля, Расина, Мольера, Лафонтена. Здесь не искусство создало критику и не критика создала искусство; но то и другое вышло из одного духа времени...
История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т. IV. М., 1969. С. 238-239.
Рихард ВАГНЕР "Художественное произведение будущего"
    Если мы неизбежно признаем народ художником будущего, то это открытие породит презрительное недоумение со стороны современной эгоистической художественной интеллигенции. Между тем во времена национально-родовой всеобщности, которые предшествовали возведению абсолютного эгоизма личности в религию и которые нашими историками считаются сказочными и мифическими, народ действительно был единственным творцом-художником. Содержание и формы, рожденные здоровой жизнью, следует заимствовать у художественно деятельного народа. Современник же, наоборот, представляет себе народ лишь в том виде, в каком он существует сейчас, взирая на него сквозь культурные очки. С возвышенной точки своего собственного положения он понимает под народом лишь нечто противоположное себе, то есть грубую пошлую толпу. Он замечает лишь запах пива и сивухи, исходящий от плебея и ударяющий ему в нос. Он тянется за надушенным платком и спрашивает с возмущением, подобающим цивилизованному человеку: "Как? Чернь должна заменить нас в искусстве? Та чернь, которая совершенно не понимает нас, творящих художественные произведения. Как? образы красоты и искусства должны возникнуть из продымленного кабака, из полей, удобренных навозом?
    Совершенно верно! Художественное произведение будущего должно возникнуть не из ваших грязных основ вашей нынешней культуры, не на отвратительной почве вашего утонченного образования, не из элементов, на которых единственно и основывается ваша современная цивилизация. Но подумайте о том, что нынешняя чернь представляет собой не нормальный продукт истинной человеческой природы, а, скорее, искусственный плод вашей неестественной культуры; что все пороки и недостатки, которые вас так в ней возмущают, суть приемы отчаянной борьбы, которую ведет истинная человеческая природа с ее ужасным тираном - современной цивилизацией - и что отвратительное в этих приемах выражает не подлинную природу человека, а, скорее, отражает лицемерную физиономию вашей государственной и криминальной культуры.
История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. Т. III. М., 1967. С. 436-437.
    Приведенные из различных источников материалы могут вдумчивому студенту дать представление о том, как в истории художественного развития человечества складывалась художественная культура и как в ее состав постепенно, но последовательно входили все новые и новые структурные элементы, например художественно-эстетическая критика как естественный и органичный структурный элемент художественной культуры, играющий существенную роль в художественной жизни личности и общества и влияющий на процесс развития и бытования искусства.
    Студент, уже хотя бы в какой-то мере сформировавший в себе способность к рефлексии и саморефлексии, поймет также, что с возникновением в XVIII-XIX веках многочисленных художественных музеев в разных странах мира, особенно с открытием в эти музеи доступа представителям практически всех социальных слоев; с созданием различного рода учреждений, целенаправленно осуществляющих продвижение художественных ценностей в духовную жизнь и вводивших в образовательные учреждения самого разного типа, вплоть до художественно профессиональных, специальные программы по изучению истории искусств, а потом и истории художественной культуры, - все это и есть процесс формирования и закрепления в жизни личности и общества художественной культуры.
    К сожалению, в самых разнообразных материалах по истории эстетики и искусствознания трудно обнаружить достаточное количество таких свидетельств, из которых можно было представить хотя бы основание художественной культуры личности. Наиболее полно представлены в этих материалах проблема эстетического и художественного вкуса и меру художественного и эстетического развития способности восприятия, можно в какой-то степени удовлетвориться и разработкой проблемы художественного и эстетического идеала личности и общества. А вот уровнем разработки специфики эстетических и художественных чувств, переживания, особенно эмоций, особенно художественного и эстетического наслаждения и в целом проблемы художественного и эстетического сознания, художественных и эстетических потребностей индивидуума, личности, социальных слоев и общества в целом, увы, на сегодняшний день удовлетвориться нельзя, даже в зарубежной эстетике и искусствознании, где проблема индивидуальной, личностной жизни человеческого духа разрабатывалась в большей степени, чем в российской эстетике и искусствознании: общественное сознание и процесс его формирования у нас пользовались преимущественным вниманием и поддержкой, часто в ущерб индивидуальному сознанию. Только в последние годы мы стали больше внимания уделять диалектике движения от индивидуального к общему, нежели движению от общего к индивидуальному. Хотя в естественном ходе вещей и то и другое диалектическое взаимодействие естественно и органично дополняют и взаимообусловливают друг друга.
    Мы не можем выразить и удовлетворение тем, как современной социологией изучаются в обследованиях общие художественные и эстетические интересы различных категорий наших современников. Да, по отдельным видам искусства, по отношению наших современников к книге, театру, кино, музыке, телевидению и даже изобразительным искусствам исследований проводится немало. Но вот обобщающих, то есть разносторонних обследований и исследований проводится крайне мало. Если современными культурно-эстетическими и художественными интересами и потребностями школьников последовательно и настойчиво занимается Ю.У.Фохт-Бабушкин со своей исследовательской группой, то по другим социальным и возрастным группам такого рода специальных исследований и опросов проводится крайне мало.
    А между тем для современных людей, читающих литературу по эстетике и истории художественной культуры, крайне важно иметь общее представление о художественной культуре личности и художественной культуры общества (эстетическую культуру личности и общества мы уже рассмотрели ранее), между которыми имеется существенная разница. Ведь художественная культура личности это, в первую очередь, не обеспеченность духовной жизни индивида личной библиотекой, фильмотекой, видеотекой, дискотекой или даже домашним театром, а художественная развитость чувственно