не доступно социальному существованию человека, даже если он может в нем перемещаться. Речь, таким образом, может идти об историческом и еще уже   социальном пространстве. В отличие от времени оно неподвижно и относительно постоянно, оно не изменяется само по себе, не движется, а для конкретного общества очерчено сравнительно четко. Границы и протяженность такого пространства определяются его социальным содержанием, его функциональными свойствами в большей мере, чем объективностью природы, хотя и очерчиваются границами его объективно данным природным измерением (Англия расположена на Британских островах).
    Обратимся же теперь к проблемам политического пространства.
Геометрия трехмерного публичного
пространства и демократического
политического пространства
    Напомним, что политика и власть (политическая система общества)   самоорганизующаяся система. Тот факт, что эту систему создают люди и она образуется из социальных отношений, т.е. отношений между людьми в разных ролях, функциях, общественных позициях, не изменяет такой характер политической системы. Она представляет собой общественно необходимое явление. Кто бы ни формировал ее, какими бы средствами и методами, само ее создание и функционирование   объективны. Это означает, что такая система относительно самостоятельна и обладает собственными законами развития.
    Таким внутренним, имманентным законом политической системы является ее постоянное воссоздание, поддержание и функционирование посредством постоянного взаимодействия политики и власти в качестве их взаимных причин и следствий: политика порождает власть, власть   политику. Иначе говоря, процесс этот возникает и поддерживается круговой причинно-следственной зависимостью двух фундаментальных общественных сущностей   политики и власти.
    Таким образом возникает не полно, относительно независимая, обусловленная общественной потребностью, необходимостью и средой, но замкнутая система со своими механизмами функционирования.
    Таким механизмом, формирующим систему, оказываются соотношения количества и качества участников политического процесса, арифметики и геометрии политического пространства.
    Исходная проблема этого отношения   как может число (арифметическое начало) принимать геометрические очертания (геометрическое начало), т.е. вопрос о качественном значении количественных характеристик политики.
    В математике решение этой проблемы состоит в переходе от абстрактного, идеального к конкретному, материальному: числа представляются материальными точками, из которых состоят линии и сочетания линий, плоские, а затем (в процессе еще большей материализации)   объемные фигуры (переход от планиметрии   к стереометрии). Отсюда, кстати, происходит и символика чисел и их содержательный смысл   октава в музыке, числа три, семь и т.п., "средние числа" как снятие противоположностей и противоречий ("умеренность"), усреднение противоречий, согласительная процедура.
    Как сочетаются числа и фигуры в политическом пространстве? Еще Аристотель ("Метафизика") различал понятие множества (политическая мера большинства, массы) и величины (фигуры и формы в политике).
     Множество имеет свойство счетности (большинство   меньшинство, фракции, партии, группы, избирательные голоса, сотрудники, друзья   враги и т.п.).
     Величина   свойство измеримости (функции, прерогативы, обязанности и т.п.).
    Помимо того существует процесс отношений множества и величин, т.е. вопрос, когда число, количество переходит в качественные и в то же время размерные величины (фигуры, т.е. функции, учреждения); далее   вопрос об отношении элемента к множеству (человека к коллективу, масса) и части к целому (иерархии функций, учреждений, функционеров, правящих лиц и подчиненных).
    В арифметических множествах политических процессов переход к фигурным геометрическим величинам происходит постоянно, в этом смысл и механизм институционализации политики и власти, возникновения руководства, управления и отношений командования   подчинения. В массовых самоуправляющихся политических процессах постоянно возникают центры активности, очаги самоуправления (микровласти).
    Однако существуют чисто арифметические явления и перенести структуру и закономерности арифметики на геометрию полностью невозможно. Существуют, например, и принципиальные различия между массовыми (демократическими) процессами и институциональными, т.е. между самоуправлением и микровластью, массовыми опорными движениями (поддержки, участия, требований) и управлением, отношений макровласти, командования и подчинения.
    Объединяющим их началом служат процедурные правила и общая им идеология наряду с воздействием социального окружения.
    Проблема наполнения социальным (политическим) смыслом политического (как и любого другого) пространства та же, что и в математике: преодоление противоположности между дискретным (числовым рядом рациональных чисел) и непрерывным (линиями и фигурами), т.е. демократией дискретных масс и властью структур и фигур.
    Уже Евклид предложил понятие геометрической фигуры как символа числа, намного опередив современные представления о политической форме. Роль такого фигурного смысла играет демократически сформированное в виде фигур власти представительство массовых чисел   общественных групп и общества в целом.
    Поскольку любой отрезок может быть делим до бесконечности и может представлять любые числовые значения, фигуры власти, ее структуры, формы могут изменяться в размерах и степени сложности, представляя любые числовые значения, не теряя принципиального содержания и на уровне микрополитических отношений микровласти, и на среднем и макроуровне вплоть до высших учреждений государства. Таким образом и образуется единая система политического пространства общества. Это функциональное общественное пространство служит конституирующим фактором политической системы.
    Политические фигуры, фигуры политических институтов, лидеров политического класса, его структур возникают из аккумуляции количества и качества, из формирования формализованных учреждений власти и их политических функций.
    В соответствии с уровнями политики и власти и их функциями (микро-, мезо- и макрополитикой) определяется размещение этих фигур в пространстве и их сочетания, отношения центра и периферии, управление   самоуправление, лидерство и т.д.
    В эту геометрию фигурных сочетаний переходит арифметика чисел приватного и публичного пространств, из самоорганизации и самоуправления   в организацию и управление, от управляемых   к управляющим.
    В зависимости от наличия центров активности в публичной зоне и в функциональных пространствах и от коммуникаций между ними изменяются состояния всей социальной геометрии и формируется и функционирует приватное пространство либо отдельные его участки. Активность в нем выше в районах институциональной активности и по направлениям их коммуникативных связейxxiii.
    В любом пространстве образуются горизонтальные и вертикальные отношения со своими характеристиками   арифметическими и геометрическими (т.е. в виде их планиметрии и стереометрии).
К общей теории функциональных пространств.
Их политический смысл
    Неотвратимый переход от пространственной арифметики различных множеств к геометрии структур и фигур (т.е. институциональный процесс) объясняется не абстрактным процессом перехода количества в качество, а более императивными и конкретными причинами. Сам по себе такой переход имеет место, но в рамках все той же арифметики множеств   это переход от малой группы (малого числа) к большой, от ячейки инициаторов   к общественному движению и т.п.xxiv Но не он порождает институциональную геометрию. Она возникает оттого, что политическая арифметика функциональна и числа, которые ее составляют, не равны не только количественно (4 ? 2), но и по содержанию, и числовые значения не равнозначны смысловым и функциональным и тогда арифметические значения уступают место геометрическим, возникают геометрические фигуры и структуры (планиметрические и стереометрические конфигурации).
    Так возникают упоминавшиеся выше характерные для функциональных явлений превращения. Пространства функциональных множеств могут сжиматься и расширяться и становиться несопоставимыми по значению (а не только по содержанию, например, пространства разных партий). Они могут перемещаться и противостоять друг другу. При этом возникает первичная необходимость организации таких множеств, т.е. образования из них самоуправляемых или управляемых структур, что и приводит к институционализации соответствующих процессов.
    Главная же причина переходов от арифметических измерений политики к ее геометрическим параметрам   это неизбежные, имманентные и необходимые процессы самоорганизации, происходящие в арифметических множествах   функциональной и смысловой. Асимметрия единиц, представленных простыми числами, их содержательное неравенство (различия интересов, воли, активности и т.д.) порождают центры притяжения, тяготения, самоуправления, которые неизбежно становятся центрами управления.
    Таков органический процесс институционализации. История политических процессов, в частности процессов демократического самоуправления, хорошо иллюстрирует страны, которые не прошли по тем или иным историческим причинам путь органического развития демократии или вообще отвергают его и заменяют органику искусственными построениями (диктатура, партийная олигархия, бюрократические корпорации и т.п.), не преодолевают законов политической арифметики, ибо строят геометрию власти, фигуры ее лидеров и институтов из тех же чисел, но при условии, что все они несравненно более значимы, чем арифметические множества, и что функциями этих множеств можно пренебречь. Более того, при этом неизбежно возникает стремление идти обратным путем, от геометрии к арифметике   к распространению власти институтов на общество, к доминированию, к созданию "геометрии господства".
    Исторический выбор, таким образом, ограничен: или от множеств к фигурам власти, либо от них   к арифметике масс.
    Создание институциональной системы силами и средствами самих институтов, в рамках политической геометрии неизбежно приводит к ее столкновению с массовыми множествами политической арифметики. Это то, что именуется противоречиями власти и человека, государства и общества, правящих сил и народа. Отсюда и представление о политике как выражении господства и борьбы (в том числе классовой), о власти как силе и насилии и т.д.
    Суть и причина этих противоречий в тех же процессах массовой самоорганизации и консолидации политических множеств ("народа"). В полностью отрешенных от политики множествах, недифференцированных по многим историческим и социальным причинам (народ в восточных деспотиях в России   крепостное крестьянство и податные сословия, в значительной мере сословие мещан и даже высших сословий). Такие множества не участвуют в переходе к геометрии политических институтов и их формировании. Их отношение к институтам выражается либо в их бессловесной поддержке, либо в разрушении возвышающихся над ними фигур власти (форма самоорганизации).
    Если подобных множеств нет и столь крайние отношения между ними и геометрией институтов тем самым исключены, неизбежно формируется гражданское общество, т.е. общество, способное к политическому участию. Его образование   объективный процесс, не изобретение философов (даже таких великих, как Гоббс, создавший концепцию такого общества), не порождение просвещенной власти, а историческая необходимость: образованию такого обширного и дифференцированного множества, которое может активно самоуправляться и самоорганизовываться и формировать геометрические структуры политических институтов, а также и взаимодействовать с геометрическими построениями, которые создают сами институты.
    Таким образом образуется и обнаруживается особая качественная характеристика арифметического количества и составляющих его единиц и чисел. И в прошлом, и сейчас, и, по-видимому, в будущем, как уже отмечалось, гражданское общество   это не все множество, составляющее совокупное население или то, что именуется народом. Это, как уже отмечалось выше, его лучшая часть, наиболее развитая, способная и стремящаяся участвовать в жизни государства и в формировании политики. Участие в управлении для такого общества превращается в форму самоуправления, общество и государство объединяются, процесс перехода от арифметического множества к геометрии власти становится органичным, объективным и необходимым, неальтернативным.
    Плотность и объем (высота), третье измерение приватного пространства зависят от индивидуальных и групповых различий: культурных (город   деревня), гражданских качеств, отношений собственности, деловой, экономической, политической, творческой активности и т.п.
    Геометрия трехмерного публичного пространства, его насыщенность и объем определяются числом участников и качеством ассоциаций, их активностью и эффективностью (активной может быть и неэффективная и контрпродуктивная организация, пользующаяся влиянием на общество и государство).
    Публичное пространство во многом определяет характер участия и представительства, характер представительной власти и ее поведение (это роль партий, общественных движений, социального контроля, средств информации).
    Интенсивность варьируется в зависимости от всех этих переменных и от облика приватного пространства.
    Публичная зона связывает микро- и макропроцессы и уровни власти. В ней начинается институционализация политики и власти. Она относительна в силу факультативности участия и неслужебного характера этого участия, периферийного положения публичной зоны в политической системе общества.
    Политические фигуры, фигуры политических институтов, лидеров, структуры политического класса, сочетания и распределение геометрических фигур определяются их уровнями и функциями (управление   исполнение, центр   периферия, управление   самоуправление и т.д.). Арифметика чисел переходит из приватного и публичного пространств в геометрические фигуры мезо- и макрополитического пространств, из самоорганизации и самоуправления в организацию и управление, из отношений большинства в отношения меньшинств, от управляемых   к управляющим.
    Соотношение приватного и других пространств определяется расположением институциональных фигур, структуры связей между ними. В центрах политической активности и на коммуникациях между ними повышается и активность приватной зоны, точнее, отдельных ее участков. Эти коммуникации и сами ориентируются от одного такого участка к другому. Нивелируются все эти пространства средствами массовой и специализированной (партийной, ассоциативной, государственной) информации.
    Приватное и публичное пространства вмещают все функциональные пространства и времена.
    Оба пространства трехмерны. Плотность, объем приватного пространства, его третье измерение, его высота определяются индивидуальными и групповыми различиями особенностей составляющих его индивидов и групп   культурных (город   деревня), гражданских, отношений собственности, деловой, творческой, экономической и политической активности и т.п.
    Очертания трехмерного публичного пространства, его насыщенность и объем определяются числом участников и качеством ассоциаций, их активностью и эффективностью и смыслом, продуктивностью этой активности, влиянием группировок на общество и государство.
    Публичное пространство во многом определяет характер политического участия и представительства, характер представительной власти и ее поведение (роль партий, общественных движений, социального контроля, действие средств информации). Сама же интенсивность, роль публичной сферы зависят и от облика приватного пространства, его состояния.
    Отметим еще раз, что публичная зона связывает микропроцессы и микровласть приватного пространства с макропроцессами. В ней начинается институционализация политики и власти.
Время природы и время политики
    Хронологическое время бесконечно, но дискретно, это организованная последовательность отрезков, элементов ньютоновского абсолютного времени. Функциональное время само представляет собой отрезок хронологического времени, который делится на две части   прошлое и настоящее, но в отличие от времени природы включает и отрезок будущего времени, к которому и устремлено все функциональное время. Таким образом устанавливается топология времени, местоположение его отрезков в бесконечной временной протяженности и их взаимное положение (раньше   позже, сейчас   потом).
    Функции и содержание этих трех отрезков едины, поскольку они образуют способ бытия политики (как и других общественных систем), их бытия во времени истории, жизни общества и человека. Однако и само это функциональное единство дифференцировано вместе со специфическими функциями каждого временного отрезка.
    Прошлое   это время подготовки будущего, время накопления позитивного и негативного опыта и ресурсов развития. Таким будущим для прошлого оказывается не только настоящее, но и будущее по отношению к настоящему, т.е. третий временной отрезок функционального времени.
    Если первый отрезок начинается в неопределенном прошлом, то последний отрезок завершается в неопределенном будущем, протяженность которого определяется содержанием функционального процесса, но не полностью, оставляя место независимым и случайным событиям.
    Определенно во времени лишь настоящее. Строго говоря, оно исчезающе мало и состоит из мгновения, зажатом между прошлым и будущим. Настоящее непрерывно исчезает еще и потому, что переходит в прошлое, но, с другой стороны, оно пополняется из будущего, превращающегося в настоящее (совершившееся событие, осуществленный замысел, решенная задача, достигнутая цель).
    Исчезающее настоящее оказывается вместе с тем наиболее значимым функциональным отрезком: в нем реализуется будущее и опыт прошлого со всеми его идеями, планами, целями. Настоящее в этом смысле инструментально. Оно связывает прошлое и будущее. В нем развертывается борьба с ускользающим временем, состоящим из убегающих в прошлое мгновений и происходит ожидание следующих мгновений вероятностного времени предполагаемых событий.
    Реальное функциональное действие раздвигает настоящее, делает его протяженным, насколько сознание охватывает актуальный процесс. Так настоящее превращается в последовательность точек и промежутков между ними (часов, дней, недель, месяцев и даже лет), которые и рассматриваются как "настоящее".
     Настоящее время   единственно управляемое и то в меру ограниченного владения прошедшим и будущим временами   опытом прошлого и гипотезами будущего, к тому же оно подвержено действию случайных и вероятностных процессов.
    Так можно именовать время, наполненное каким-либо содержанием. Если речь идет о времени истории, общества и человека, то таким содержанием будет деятельность. Во всех случаях, и в природе также, функционально время какого-либо процесса, время развития. Любое содержательное время, которое наполнено содержанием и может получить имя, можно считать функциональным. Такое время в принципе атрибутивно.
    Время всегда было предметом исследований и полемики, оно остается одной из загадок природы и философской проблемой. В 70-е гг. возникла специально-научная дисциплина, изучающая время   "хроноскопия". Древние верили, что временем ведает бог Хронос. В наши дни мы полагаем, что всесильный Хронос и объективное время природы   не все, что мы знаем о времени, и если мы не можем влиять на его ход, то есть время, которое нам подвластно. Таким может стать время, наполненное нашей деятельностью. Наполненное содержанием, время сливается с ним и становится управляемым. Так возникло представление о времени, которое и можно назвать функциональным. Смысл этого понятия в том, что не только деятельность человека или общества является функцией времени, ее условием или фактором, т.е. независимой переменной величиной   объективным ресурсом деятельности, но и деятельность   функцией времени, его содержанием, определяющим его истечение, темпы и ритмы.
    Речь идет об объ