рактическая) деятельность как фактор повышения вероятности в условиях неопределенности проекта.
    Проект может быть составлен как теория решения экстремальной задачи в условиях вероятностной неопределенности, но при информации об априорных вероятностях каждой из возможных ситуаций (например, моделей конфликтов и данных о возможной стратегии сторон).
    Проект, составленный с применением теории игр, должен выработать в самом начале целеполагания целесообразное поведение власти для данного класса задач, определить ее стратегию и, если речь идет о конфликте (внутреннем или внешнем), оптимальные стратегии других участников конфликта (или контрагентов при необходимости совместного решения какой-либо проблемы).
    Существенно важен вопрос об интерпретации данных, т.е. о наличии идеологии, мировоззрения и теории, позволяющих ориентироваться в потоке информации, ее отборе и использовании. Это и есть идейно-теоретическая позиция создателей политического проекта. В рамках этой позиции осуществляется первый   теоретический   этап проверки проекта, приближения идеальной модели политической действительности к этой действительности.
    Применение формализованных средств, естественно, не заменяет фундаментальных концепций политического процесса, которые образуют "язык" политической теории и конкретного политического процесса. Поэтому попытки восполнить отсутствующую теорию формализованными средствами анализа эмпирических данных, разработки методов, направлений проектирования и т.п. с помощью таких средств чреваты утопическими иллюзиями. На этой почве возникает миф исчерпывающего описания данных, создания безупречного языка истинных предложений наблюдений и обобщения с целью их формализованной обработки (средствами того или иного теоретического исчисления), затем   эффективного объяснения полученных данных теми же средствами, то есть поиска необходимых для проекта гипотез и исчисления их вероятности (первоначальной, нулевой, альтернативной ей и т.д.). Мифом является, во всяком случае, возможность подобного рода рациональными средствами разрабатывать адекватные идеи (гипотезы, как принято говорить) политической теории и соответствующего проекта на базе формализованных методов, исчерпать ими теоретические и практические критерии политического действия. Суть мифического в этом случае не просто в попытке фетишизировать одно, достаточно сильное, но по сути своей вспомогательное техническое средство и вытеснить другое, определяющее, а и в том, что это последнее на деле остается, но в неявной, скрытой и превращенной форме: либо за формализмом стоит нередко апологетическая идеологическая установка на оправдание неэксплицированной теории, либо отсутствует подлинная теория, но в обоих случаях   несомненна идеологическая подоплека всякого методологического техницизма   семантического, логического, математического и пр. Не замечать этого значит создавать утопическую ситуацию в методологии политического проектирования. Поэтому в проверке истинности, соответствия действительности и осуществимости с целью демаркации реальности и утопии подлежит прежде всего теоретическая и идеологическая основа проекта, какой бы вспомогательной техникой она ни подкреплялась. Этот достаточно хорошо известный вывод, однако, не тривиален. Его актуальность не убывает: объективные и субъективные трудности теоретической проверки теории (а также проекта), специфика проверки практикой (непрерывность корректирования проекта по мере его осуществления) вносят в исполнение неизбежную дозу прагматизма, оставляют часть проекта не охваченной рациональной оценкой, допускают, следовательно, участие веры в допустимость использованных, но на деле недопустимых элементов политического процесса, а следовательно, не исключают и появление утопических явлений.
    Использование формализованных средств принятия решений, поддающихся применению математических методов (линейного программирования и др.), предназначено рационализировать целеполагание, принятие решений и проектирование, а также исполнение решений,   словом, весь политический процесс от постановки цели до ее достижения. Стремление оснастить его научно-техническими средствами оправдано и неизбежно уже по той причине, что выбор цели и принятие проектного решения, выбор поведения   исторические категории и общее направление их развития   непрерывное усложнение проектирования. По мере же умножения и усложнения объективных и субъективных факторов политики и власти, в зависимости от их масштабов, необходимо усложняются и целеполагание и политическая практика, политический процесс превращается в динамическую систему возрастающей сложности, в которой изменяются и ее структура, и ее организация (число элементов, их функции и отношения между ними), отношения со средой (реактивное поведение системы), ее целевые характеристики (активное поведение), протекающих в ней процессов управления. Значительный политический проект   это большая эволюционизирующая во времени система сложного поведения с большим числом элементов и взаимосвязей между ними и другими признаками, делающими направление ее к цели весьма трудной задачей. Разумеется, задача эта будет проще в относительно более простых системах. Власть и политика руководителя производственным коллективом, малой социальной группой, естественно, не то же, что политическая власть городской администрации, государственная власть и т.п. Речь идет здесь, как и в других случаях, о принципиальной схеме власти и политики, которая, по-видимому, является в своей основе единой для всех форм политической власти.
    Власть функционирует как система с активным поведением (что не исключает и ее реактивного поведения в ответ на воздействие среды   ее политического и иного окружения, на этом также строятся их взаимосвязи). Активность власти согласно семантике системной теории означает преобразование среды ради достижения цели, определяющей такое преобразование. Происходящие в подобной системе процессы управления (системы с активным поведением не могут функционировать без него) обеспечивают поведение субъекта управления (самой власти) и его объекта (общества или его части, включенной в данный процесс), определение и достижение цели и т.д.
Политика и власть как деятельность
в политическом процессе
    Анализ власти политики в политическом процессе может быть проведен с этих позиций как исследование структуры деятельности и ее элементов: смысла, цели, объективных условий, возможности, способа, средства, предмета и конечного продукта ("праксеологическая" структура). Власть как деятельность представляется в такого рода анализе системой (системным объектом), образованной тремя группами необходимых и достаточных факторов: системообразующих   свойства (в данном случае это политическое содержание деятельности) и конструкция (процессуальная), системопорождающих   целевое состояние (преследование идеальной цели, выполнение политического проекта), противоречие   проблемная ситуация (средство и цель, преодоление несоответствий, ограничений, организация средств и т.п.) и упорядочивающие, организующие систему   отношения между ее элементами   (правящие силы, власть, управляемые: интересы, ценности, идеи, идеалы и т.д.).
    Но и управляемый властью и направляемый ею к цели специальный объект системен. В зависимости от масштабов политического процесса изменяется степень сложности его системы. Так или иначе, управляемая социально-политическая система (классовая, групповая, общественная в целом), а в ряде случаев и неполитическая (научно-исследовательская, производственная и др.) превосходит по числу элементов и сложности управляющую. Это также система с активным и реактивным поведением, со своим управлением. Политический процесс с этой точки зрения происходит как взаимодействие двух систем   управляющей и управляемой. Однако собственное управление управляемой системы, возникающее как упорядочивающие ее отношения, действующие в обществе и его подсистемах (классах, общественных группах, ассоциациях, малых группах, профессиональных коллективах, национальных единствах и мн.др.), созданные самой властью, самостоятельные стихийные механизмы ее культурной, социальной, профессиональной организации находятся, как известно, в неоднозначных, порой противоречивых отношениях с управляющей системой власти.
    Способность управляющей системы воздействовать на управляемую обеспечивается различием их системных свойств. Но управляющая система по своей информационной емкости должна соответствовать многообразию возможных состояний управляемой системы, в которых последняя может оказаться в процессе своего внутреннего развития или в результате воздействия на нее внешних факторов. Разнообразие состояний управляемой системы требует определенного разнообразия и организации управляющей системы. Если это соответствие нарушено, управление невозможно или малоэффективно. Если состояние системы измышлено, то управление на основе такого неадекватного представления о ней ведет не к уменьшению энтропии, а к ее увеличению, а это процесс, означающий нарастающий недостаток информации и уменьшение меры организации системы, и проявляется как появление и рост ее утопических свойств.
    В плане информационной емкости управляющая система всегда беднее управляемой, но она не должна быть ниже определенного предела (предела необходимого разнообразия, по Эшби)liii. Согласно Эшби, разнообразие (неопределенность) в поведении управляемого объекта может быть уменьшено за счет соответствующего увеличения разнообразия, которым располагает субъект управления. Поэтому к свойствам управляющей системы предъявляется ряд требований   более высокая степень упорядоченности и организации, специфическая структура, созданная для выполнения целевых функций системы (включающая механизмы прямой и обратной связи с окружением, обмена информацией со средой, регулирования и т.д. и т.п.), относительно развитое целеполагание, более высокий уровень идеализации и т.д. Если управляемая система по всем этим или некоторым характеристикам превосходит управляющую, возникновение утопических ситуаций неизбежно: управляющие действия власти не окажут регулирующего влияния на управляемую систему, она будет эволюционировать по правилам собственного самоуправления. Политические цели власти могут при этом оказаться неосуществимыми. Непонимание этого и всякие попытки реализовать проект несомненно приведут к утопическим решениям. Если же несоответствие систем своевременно обнаружено, их взаимодействие может быть реорганизовано: устраняются утопические тенденции политического проекта, дефекты власти, повышается ее качество либо изменяется сам проект. Возможна и иная реорганизация, когда производятся изменения не управляющей системы, а управляемой с целью понизить уровень ее упорядоченности и управления. Это участь репрессивных режимов, последний крупный пример   гитлеризм, применивший именно такой метод (наряду, впрочем, с повышением уровня организации власти, но при этом репрессивной по своей сути): разгром рабочего движения оппозиционных партий, частично и церкви, моральная деградация человека и другие хорошо известные приемы подавления. Утопическая ситуация таким способом адаптации не изживалась и не преодолевалась   отметим это здесь же, пользуясь характерным примером. Она переводилась на более высокий уровень (утопии тотальной победы, мирового господства и т.д.).
Управление и регулирование
в политическом процессе
    Цель управления, преследующего в какой-то мере общезначимые позитивные задачи (вспомним проблему перфекционизма)   перевод управляемой системы в более высокое упорядоченное состояние. В этом случае взаимодействие систем происходит как регулирование извне и самовоздействие   саморегулирование в самой управляемой системе.
    Поскольку объект регулирования в социальной сфере   сознательно-волевая деятельность людей, управление осуществляется нормативными средствами и проявляется как планирование и программирование поведения. С учетом этого формулируется известный принцип: ни одна сложная система не может быть управляемой только посредством предписываемых извне правил. Упорядочивающее действие регулятора дополняется в таких случаях действием внутри самой системы   саморегулированием, что означает необходимость интерьоризации управляющих воздействий, превращающихся в принципы поведения объекта управления.
    В процессе интерьоризации внешних управляющих воздействий они превращаются во внутренние убеждения, трансформируются в ценностные ориентации. Они, как и знания, не остаются постоянными, напротив, значительная часть их может сравнительно быстро меняться, устаревать, заменяться другими, поэтому позитивно   с точки зрения власти   ориентированные убеждения нуждаются в постоянной поддержке, обновлении.
    Идеи, внесенные в сознание людей, становятся благоприятными внутренними условиями, определяющими эффективность управления. Полнота перехода знаний и полученных извне импульсов в убеждения во многом определяется действенностью власти и умением использовать ее как средство успешного управления.
    Интерьоризация осуществляется, однако, на основе все того же воздействия извне, т.е. регулирования. К средствам этого воздействия, к которым прибегают различные эшелоны власти, относятся правила поведения (правовые, нравственные, обычаи, политические убеждения, нормы общежития и др. указания, направленные на упорядочение поведения объекта в типичных ситуациях). Правила соблюдаются либо в силу убежденности, либо в силу выбора, который убеждает в целесообразности следованиям им, либо посредством навязывания (принуждения) плана и программы поведения, связанных с определением целей и потребностей объекта и субъекта управления.
    Соотношение регулирования и саморегулирования можно рассматривать как фактор упорядочивающих воздействий на тот или иной социальный процесс в целях реализации политической программы и как меру эффективности власти, направления политического проекта к определенной цели и поддержания его в определенных границах.
    Действительно, исследование индивидуального и группового поведения показывает, что внешнее регулирование его осуществимо лишь в той мере, в какой возможно непосредственное контролирование различных элементов поведения объекта управления. Однако значительная часть последних неизбежно скрыта от внешнего контроля. Чем сложнее система, тем меньше возможности охватить контролем поведение всех ее элементов   индивидов, малые и большие группы и воздействовать на него. Отсюда и эмпирический вывод, что наиболее эффективным методом управления является организация такой системы воздействия, которая ведет к превращению общественных норм в органически усвоенные принципы поведения людей.
    Проблема эта известна политической философии. Ее интерпретировал Гегель в терминах дуализма государства и гражданского общества и затем реинтерпретировал Маркс в "Критике гегелевской философии права" "как конфликт общества и власти". В этой связи мы остановимся на проблеме политической нормы, на основании которой осуществляется управление и определяется должное поведение.
    Как известно, "гражданское общество" Гегеля обладает реальностью конкретного бытия, но именно поэтому присущее ему сознание, "публичное сознание" народа, или практическое сознание, оказывается лишь эмпирической реальностью государственного сознания. Это последнее и только оно поднимается до сознания всеобщего интереса, знания того, чего хочет сущая в себе и для себя воля, разум, до подлинно всеобщего, которое не имеет ничего общего с эмпирической реальностью и не является делом народаliv. Поэтому собственно политическим (государственным) является только сознание, обособившееся от гражданского общества, функционирующее как продукт обособленных от общества носителей государственного сознания (жречества, бюрократии, идеологов правящего класса и т.п.).
    Маркс показал, что отношения этих двух форм сознания в действительности обратное, что из двух противоположных друг другу сознаний одно отражает общенародные и соответствующие сущности подлинного государства интересы, другое   интересы неподлинного, отчужденного государства, функционирующего в абстрактно-всеобщем виде. В конфликте общества и власти выявляется политическое самосознание гражданского общества. Абстрактно-всеобщая (превращенная) форма государства, неподлинное выражение его общественной сущности функционирует как особая, отделенная от общества сфераlv.
    Здесь мы вернемся к проблеме нормативного управления. Мы уже отмечали абстрактную возможность превращения нормы в утопию. Такого исхода, естественно, избегает любое общество   это стремление проявляется как желание добиваться исполнения решений и реализации всего того процесса интерьоризации, о котором говорилось перед этим.
    Иная нормативность порождается той самой сферой "государственного формализма", воплощенного в бюрократии, которая создает свои нормы, согласно которым осуществляется деятельность власти и управляется общество. "Бюрократия считает самое себя конечной целью государства. Так как бюрократия делает свои "формальные" цели своим содержанием, то она всюду вступает в конфликт с "реальными" целями. Она вынуждена поэтому выдавать формальное за содержание, а содержание за нечто формальное. Государственные задачи превращаются в канцелярские задачи, или канцелярские задачи   в государственные"lvi.
    "Для бюрократа,   писал Маркс,   мир есть просто объект его деятельности"lvii. Но утопия целей не иррациональна, как и вообще политическая утопия, она рациональна, и Маркс это показал: "Бюрократия есть круг, из которого никто не может выскочить. Ее иерархия есть иерархия знания. Верхи полагаются на низшие круги во всем, что касается знания частностей; низшие же круги доверяют верхам во всем, что касается понимания всеобщего, и, таким образом, они взаимно вводят друг друга в заблуждение"lviii. Это взаимное заблуждение относительно целей и средств проекта и его истинных результатов основано на нежелании открывать истинное их соотношение: "Всеобщий дух бюрократии есть тайна, таинство"lix. Утопия подлинности власти, которая скрыта в этой тайне, отнюдь не прерогатива бюрократического сознания, какой-либо политической архаики. Не случайно же П.Рикёр определяет политику как "чистую дезабсолютизированную общественную службу", как "искусство управлять и выступать арбитром в конфликтах"lx.
    Глубоко преображается в этой утопической ситуации и весь процесс интерьоризации норм: норма оказывается утопической. Между тем нормативная политика призвана служить антиутопической мерой, повышающей эффективность власти. В принципе норма должна быть равнозначна закону данной политической системы или одной из ее частей, функции и т.д. Так и бывает в политической действительности, если она не трансформирована утопией. В этой связи следует рассеять одно недоразумение.
    Существует мнение (идущее от постпозитивистской критики утопии), что утопия в принципе неверифицируема, но с этой точки зрения неверифицируема и нормативная политика, коль скоро норма, как и утопия, представляет собой абстракцию действительности, выведенную из ее критики, идеал, который сам критике не подлежитlxi (этот взгляд на нормативную политику известен уже Гоббсу). Действительное существование нормы в политике иное, на деле и она, и политическая утопия верифицируются теорией и практикой. И эта верификация выявляет утопизм политической нормы, возникающий при определенных общественных условиях, что и показал Маркс.
    Вопрос об эффективности власти отнюдь не исчерпывает анализ ее функционирования в политическом проекте, ее взаимодействия с обществом. Мы еще не называли некоторые вещественные и энергетические факторы развертывания политического процесса (его оснащение техникой, связи с материальными видами деятельности), а также весьма важные экологические аспекты политики. Взаимосвязь с естественным и искусственным природным окружением играет немалую и, по-видимому, постоянно возрастающую роль в осуществлении многих, особенно крупномасштабных политических проектов. Наличие или отсутствие сырьевых и энергетических ресурсов оп