К
ДИНАМИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ
   Если -  по  крайней  мере,  в  рамках  традиционной  условие-истинностной
концепции значения - конвенциональные категории  никак  не  указывают  и  не
могут указывать на естественные рода, то удовлетворительная теория  терминов
естественных родов должна объяснять, каким образом это все-таки  происходит,
коль  скоро  мы  пытаемся  удерживать  представления  о   конвенциональности
значения.  В   современной   аналитической   философии   языка   чрезвычайно
влиятельным является каузальный подход к теории референции - так  называемый
"подход  Крипке  -  Патнэма",  -   который   может   быть   рассмотрен   как
представляющий такое объяснение. Если  мы  исходим  при  этом  из  понимания
конвенциональности   значения   как   возможности   взаимного   согласования
индивидуальных концептуальных схем, то подобное рассмотрение может выглядеть
следующим образом.
   3.1.1	ИДЕНТИФИЦИРУЮЩИЕ ДЕСКРИПЦИИ
   Как мы видели при обсуждении конвенциональности  значения,  использование
понятия конвенции не решает проблему индивидуирующих функций, т.е. процедуру
прослеживания  индивидов  сквозь  возможные  миры.  Эта  проблема   обладает
относительной  независимостью  от  формальных  проблем  семантики  возможных
миров.
   Для  решения  задачи  идентификации  предмета  обозначения   привлекается
понятие  дескрипции,  понимаемой   при   этом   как   языковая   (текстовая)
характеристика  предмета  по  некоторым  из  его  признаков,  которая  может
употребляться в языке (речи) вместо имени этого предмета. Успешность  такого
употребления выступает показателем релевантности тех параметров, по  которым
произведена дескрипция.
   Например,   вместо   имени   "Наполеон"   можно   употребить   дескрипцию
"побежденный при Ватерлоо" - или, скажем, дескрипцию  "vaincu  a  Waterloo",
являющуюся переводом первой  на  другой  естественный  язык.  Вместе  с  тем
дескрипция "побежденный при Бородино" будет указывать  на  Наполеона,  а  ее
перевод на французский язык  -  "vaincu  a  Borodino"  -  наоборот,  на  его
противника Кутузова: поскольку в указанном сражении было уничтожено примерно
равное число людей с обеих сторон, а войска при  этом  остались  на  прежних
позициях, то вопрос о том, кто же при этом оказался победителем, оказывается
вопросом интерпретации. Естественный язык при этом выступает не  в  качестве
некоторой эмпирической догмы ("язык, на котором в  действительности  говорят
все французы"), а в качестве некоторого основания формализации  (например  -
язык,   совокупность   всех   тривиально   истинных   предложений   которого
единственным образом определяет объем  понятия  истины  для  его  носителя).
Дескрипция оказывается, таким образом, релятивизованной к некоторой  системе
описания,  или  концептуальной  схеме.  Наиболее  простым   -   и   наиболее
привлекательным   для   многих,   в   том   числе   наиболее   авторитетных,
исследователей -  путем  снятия  этой  проблемы  оказывается  отождествление
концептуальной схемы с языком. Однако такой ход  не  устраняет  затруднений,
связанных с идентификацией референта в интенсиональных  контекстах.  Для  их
элиминации привлекаются  понятия  коммуникативного  намерения,  иллокутивной
силы высказывания  и  множество  других,  достаточно  гетерогенных  понятий,
коррелирующих  в  том  отношении,  что  они   образуют   некую   "референцию
говорящего" (К. Доннелан), управляющую семантической референцией.
   Поскольку   невозможно   непосредственное   указание   на    объекты    в
референциально   непрозрачных   контекстах   и   требуются    дополнительные
индивидуирующие (идентифицирующие) процедуры,  постольку  проблема  указания
оказывается   связанной   с   проблемой    индивидуации.    Суть    принципа
идентифицирующих   дескрипций   резюмирована   в    известном    утверждении
"дескриптивной метафизики" П. Стросона: "Имя ничего не значит без  поддержки
дескрипций"1.  В  соответствии  с  этим  принципом  знание  ряда  дескрипций
обеспечивает  возможность  выделения  "базисного   индивида"   -   референта
собственного имени - единственным образом.  Так,  возможность  распознавания
человека по имени Цицерон достигается при условии знания дескрипций "великий
оратор" и "житель  Древнего  Рима"  определенным  образом.  Однако,  с  этим
требованием  определенности  понимания  дескрипций,  лежащих   в   основании
индивидуации,   связана    проблема    межконтекстуальной    многозначности:
дескриптивный способ указания не гарантирует выделения во  многих  ситуациях
единственного референта, удовлетворяющего имеющимся в наличии дескрипциям.
   Когда говорящий утверждает нечто, обладающее формой "N есть Р", где  N  -
имя, а Р - предикат,  то  условия  истинности  выглядят  следующим  образом:
сказанное истинно ТТТ:
   а) имеется некая (объектная) сущность, связанная определенным  образом  с
использованием имени "N";
   б)  предмет,  существующий  этой  сущностью  (т.е.  существование   этого
предмета задает "наличие" этой  сущности),  обладает  свойством,  означенным
"Р".
   Возникающий в связи с этим вопрос может быть сформулирован так:
   каким образом сущность предмета  должна  быть  связана  с  использованием
имени "N", чтобы имя указывало на предмет?
   Согласно  принципу  идентифицирующих  дескрипций,  ответ  заключается   в
следующем: такой объект  должен  обладать  свойствами,  которые  фиксируются
соответствующими дескрипциями. По  традиционным  представлениям,  идущим  от
Рассела и  Фреге,  указание  на  предмет  возможно  в  случае  представления
собственного имени как  совокупности  дескрипций:  знание  таких,  например,
дескрипций,  как  "ученик  Платона"  и  "учитель  Александра  Македонского",
считается достаточным  для  указания  на  человека  по  имени  "Аристотель".
Возможность указания при таком подходе определяется некоторым уровнем знания
об  объекте,  а  сама  проблема  указания  ставится  как  эпистемологическая
проблема. Теория Рассела о дескриптивном содержании имен (по  крайней  мере,
обычных  имен  собственных)  является  фрегеанской  в  том  отношении,  что,
согласно ней, имена обеспечивают  референцию  к  вещам  через  дескриптивное
содержание,  которое  связано  с  именем.  Иными  словами,  имя  связано   с
эквивалентным (синонимичным) множеством дескрипций, и имя относится  к  чему
бы то ни  было,  что  удовлетворяет  всем  (или  наибольшему  количеству  из
имеющихся или возможных) дескрипций. С такой точки зрения,  дескрипции  дают
значение имени, определяя предмет референции, который является чем бы то  ни
было, что удовлетворяет (или лучше всего удовлетворяет) дескрипции. Так, имя
собственное является сингулярным выражением обращения, которое используется,
чтобы  обеспечить  референцию  к  единственному   индивиду   или   предмету.
Возникающий в этой связи вопрос таков: в  силу  чего  имена  отсылают  к  их
носителям? Согласно Расселу и Фреге, имя выбирает  своего  носителя  в  силу
некоторой связанной с именем  дескриптивной  информации,  которая  относится
исключительно к носителю имени.
   Таким  образом,  традиционные  представления  о  дескрипциях  могут  быть
рассмотрены как основанные на репрезентационистском подходе  к  языку.  Если
референциальная   теория   в   ее   традиционном   (эмпиристском)   варианте
отождествляла значение  выражения  с  тем,  на  что  оно  указывает,  или  с
референциальной связью  (т.е.  не  привлекала  допущения  об  отождествлении
знания с возможностью описания), то включение в поле  рассмотрения  Т-теорий
референциально непрозрачных контекстов, неизбежное при анализе  высказываний
естественного  языка,  потребовало  увеличения  выразительных   возможностей
формальных систем. Для этого теория значения  референциального  типа  должна
быть основана на такой концепции указания,  которая  позволила  бы  выразить
более сложные взаимоотношения между предметом  и  концептуальной  схемой.  В
связи с этим возникает тенденция говорить не столько о значении,  сколько  о
формах представления значения, или  об  определениях  терминов,  позволяющих
единственным  образом  выделить  указываемый  предмет2.  Обладать  некоторым
знанием  предмета,  достаточным  для  его  идентификации,   означает   тогда
располагать не просто информацией о  предмете,  но  информацией  о  значении
термина,  указывающего  на  этот  предмет.  Таковы,   в   частности,   более
современные  референциальные  ходы  -  жесткие   десигнаторы,   индексикалы,
"референция говорящего" и т.д. Представляется, что, с  такой  точки  зрения,
описание предмета (трансцендентного описанию референта) с помощью дескрипции
исходит из допущения о том, что этот предмет является так или иначе  данным,
заданным (pre-given); более же сложные виды описания  исходят  из  несколько
иного допущения, а именно: первичное описание предмета может быть помещено в
контекст некоторой системы описания - или: имеется (дана, задана, может быть
задана) такая система описания, что помещение в нее указания на  описываемый
референт не нарушит правил функционирования этой системы.
   Формально отношение  между  референциальными  знаками  и  трансцендентной
описанию реальностью есть отношение дескриптивности; "материально" же - т.е.
по отношению к описываемой реальности как таковой, как имеющегося в  наличии
в  качестве  реальности  референциального  "материала"  -  отношение   между
предложениями и тем,  что  они  описывают,  может  задаваться  в  конкретной
ситуации по крайней мере двумя способами: как дескрипция исходной данности и
как   конструкция,   т.е.    расширенная    по    отношению    к    первично
репрезентированному   материалу    дескрипция    более    высокого    уровня
репрезентации. В контексте понимания репрезентации как отношения описания  к
некоторой реальности (М. Вартофский) такая расширенная дескрипция  предстает
описанием некоторой иной, новой по отношению к первично  репрезентированной,
реальности.  Конструктивное  отношение  характеризуется  привнесением  новых
элементов - "объектов", чей референциальный статус может быть  не  прояснен,
то есть эти референции могут не отсылать к  изначально  наличной  реальности
так, как к ней отсылают референции, устанавливаемые в первичной дескрипции -
в наличную реальность.
   Если есть система взаимосвязанных (формально и содержательно) обозначений
и в этой системе взаимосвязаны как дескриптивные, так  и  конструктивные  по
характеру отношения к реальности - а эта  реальность  полагается  в  пределе
общей для дескриптивного выражения в данной системе предложений -  то  перед
нами  встает  вопрос:  как   эта   внутренняя   взаимосвязность   (единство)
достигается и сохраняется в контексте  различного  характера  соотнесения  с
реальностью внутри данной системы предложений? Уместный здесь  вопрос  может
быть сформулирован следующим образом:
   как осуществляется  и  как  возможно  дескриптивное  расширение  наличной
реальности, означающее по существу увеличение знания о мире?
   Поскольку мы считаем и дескрипцию,  и  более  развернутые  характеристики
предмета - например,  объяснение  -  различными  видами  описания  некоторой
сущности (в данном случае, трактуя термин "описание" подобным расширительным
образом, мы не отступаем от современной аналитической  традиции),  постольку
переход от одного вида описания к другому сам, в свою  очередь,  может  быть
описан. Такое описание перехода  от  дескрипции  к  объяснению  предполагает
установление некоторых критериев, руководствуясь которыми мы можем в  случае
необходимости говорить о таком переходе как о совершившемся.
   Например, мы говорим: "Вода - это Н2О". Указываем ли мы таким способом на
свойство воды "быть веществом, молекула  которого  состоит  из  двух  атомов
водорода  и  одного  атома  кислорода"  или  же  мы  даем  с  помощью  этого
высказывания объяснение,  т.е.  теоретическое  описание  структуры  вещества
"вода"? Очевидно, и то, и другое: это будет зависеть от контекста, в который
помещено высказывание "Вода - это Н2О". Дескрипция, в отличие от объяснения,
может не предполагать вообще никакого вопроса или же наиболее общий  вопрос:
"Каков этот предмет?" Объяснение же управляется более специальными вопросами
- например (чаще всего): "Почему этот предмет таков (каков он есть)?"  -  и,
соответственно, имеет целью установление таких взаимосвязей между различными
видами представлений об исследуемом предмете, в силу которых имеет место  то
или иное знание о нем.
   Согласно   общепринятой   дедуктивно-номологической   модели   объяснение
предполагает описание некоторого исходного знания об исследуемом предмете  и
описание некоторого дополнительного знания более общего характера.  С  такой
точки зрения,  к  последовательности  подобных  построений  сводимы  выводы,
возникающие в реальном процессе познания. Объяснением того,  почему  истинно
высказывание "Вода - это Н2О", будет, например,  указание  на  то,  что  это
высказывание дедуктивно выводимо из высказываний "Вещества, молекула которых
состоит из двух атомов водорода и одного атома кислорода, представляют собой
Н2О" и "Молекула воды  состоит  из  двух  атомов  водорода  и  одного  атома
кислорода". Разумеется, возможны и другие пути вывода,  но  в  любом  случае
эксплананс как совокупность утверждений, выражающих то или  иное  знание  об
исследуемой предметной области, и экспланандум как совокупность утверждений,
выражающих некоторое исходное знание об исследуемом  предмете,  должны  быть
связаны отношением дедуктивной выводимости экспланандума из эксплананса.
   Привлечение логических понятий и символических средств призвано устранить
так называемый парадокс объяснения, который  заключается  в  следующем:  для
того, чтобы объяснить, как произведено то или иное объяснение, нужно  знать,
в чем заключается общий механизм объяснения, т. е.  заранее  знать  то,  что
неизвестно и еще только рассматривается в качестве  предмета  объяснения.  В
дедуктивно-номологической модели парадокс оказывается снятым, однако  оценка
истинности высказывания фактически сводится к  проверке  соответствия  этого
высказывания   некоторому   (полагаемому    данным)    множеству    истинных
высказываний;  оцениваемая  таким  способом  истинность  не  может  не  быть
аналитической, что в данном случае означает  -  конвенциональной  ( 2.2.1).
Здесь нет еще оснований считать  полученное  таким  образом  знание  о  мире
истинным в смысле, скажем, прямого соответствия миру. Центральным  вопросом,
таким образом, здесь оказывается выбор базовых примитивов, или  элементарных
терминов (primitive terms) - "семантических  атомов",  из  которых  строится
объяснение (2.4.2). Предполагаемая  непроизвольность  такого  выбора  может
быть постулирована как положение о том, что  по  крайней  мере  элементарные
термины языковой системы должны  функционировать  как  термины  естественных
родов.
   Указанная проблема достаточно широко обсуждалась в дискуссиях  о  "догмах
эмпиризма",  и   отсутствие   (или   недостаточная   мотивация)   собственно
эпистемологических  оснований  для  формализации   эмпирических   данных   в
дедуктивных  теориях  не   является   на   сегодняшний   день   специфически
"анархическим"  допущением:  оно  не  оспаривается  и   вполне   сдержанными
исследователями. Однако здесь оказывается более  релевантным  прагматический
критерий: поскольку теория отвечает целям не только объяснения уже известных
фактов,   но   и    предсказания    новых,    постольку    она    признается
удовлетворительной, а  отсутствие  или  невозможность  метаметодологического
обоснования теории как описания некоторой  трансцендентной  ей  сущности  не
снижает ее ценности  как  теории.  Применительно  к  языковым  системам  это
означает, что если мы можем успешно употреблять термин в  будущем  таким  же
образом, каким мы его употребляли в прошлом, то сам этот факт выступает  для
нас в качестве  более  релевантного  критерия  правильности  или  истинности
обозначения, чем степень и собственно характер соотнесенности этого  термина
с его референтом. Таким образом, элементарные термины устанавливаются  самим
функционированием  языковой  системы.  Нельсон  Гудмен  выразил  эту   мысль
следующим образом:
   Термин выбирается в качестве элементарного не  потому,  что  он  является
неопределяемым; скорее, он является неопределяемым в силу того, что  он  был
выбран элементарным3.
   Поэтому важный для нас вывод, следующий отсюда, таков:
   Дескриптивное содержание, которое мы связываем с именем, не  представляет
значение имени; оно используется скорее, чтобы установить референцию имени.
   Указание дескрипциями само по себе возможно тогда и только  тогда,  когда
мы предварительно уже обладаем некоторым знанием об указанном объекте. Тогда
само  указание  сводится  к  проверке  соответствия   некоторых   предикатов
определенным свойствам, уже известным нам.  Допустим,  мы  обладаем  знанием
следующей совокупности дескрипций: человек, который  был  великим  оратором,
жил в Древнем Риме и был лыс. Мы полагаем, что этим человеком  был  Цицерон.
Однако наша уверенность в правильном указании основывается на  том,  что  мы
уже ранее обладали достаточными знаниями  о  человеке  по  имени  Цицерон  -
достаточными в том смысле, что мы были способны ответить на вопрос: "на кого
вы указываете?" Наше указание сводится  к  установлению  соответствия  между
известными дескрипциями и ранее известными нам свойствами Цицерона.
   Однако неясно - и неясно, с какой точки зрения может  быть  определено  -
какое количество дескрипций будет необходимым и  достаточным  для  выделения
объекта. Поэтому  во  многих  ситуациях  дескриптивный  способ  указания  не
обеспечивает выделения объектов или референтов единственным образом.
   Недостатки указания дескрипциями обнаруживаются,  например,  при  попытке
указания с помощью одних и тех же дескрипций на  один  и  тот  же  объект  в
различные периоды - скажем, на человека по имени Цицерон в юности, когда  он
еще не облысел, и в период позирования для  бюста.  Отсюда  понятно,  почему
принцип идентифицирующих дескрипций не выдерживает некоторых  контрпримеров:
они возникают оттого, что возможны ситуации, в  которых  референт  имени  не
выделяется данной совокупностью дескрипций, или ситуаций, в которых  объект,
удовлетворяющий такому описанию, не является искомым референтом. В последнем
случае ситуация выглядит, с точки  зрения  корреспондентной  теории  истины,
следующим образом: дескрипции действительно указывают на объект, но указание
оказывается ложным.
   Такого рода  ситуации  свидетельствуют  о  необходимости  выделения  двух
моментов в указании: определения  истинности  или  ложности  значения  имени
указываемого объекта и определения истинности или ложности способа указания.
Как мы  видели  в  2.2.2,  такая  теория,  которая  отображала  бы  значение
выражения, должна состоять:
   а) из теорем T-теории;
   б) из теории выражений, используемых в T-теоремах.
   Отождествление  этих  моментов  в  принципе  идентифицирующих  дескрипций
приводит к описанным трудностям.
   Рассмотренные особенности  дескриптивного  способа  указания  приводят  к
вопросу о различии между знанием того, что означает данное выражение, и тем,
что  оно  называет.  Знание  того,  что  такое   вода,   например,   требует
определенных знаний о воде. Можно было бы сказать: только  тот,  кто  знает,
что вода есть Н2О, на самом деле знает, что  такое  вода.  Однако  понимание
термина "вода" не требует этого. Другими словами, следует проводить различие
между пониманием  термина  и  конкретным  знанием  конкретного  объекта,  на
который он указывает.  Такое  различие  предполагает,  далее,  разграничение
знания семантических фактов относительно слов и знания  эмпирических  фактов
относительно их референтов. Обладать некоторым знанием объекта,  достаточным
для его идентификации, означает тогда располагать не просто