произведений.
   Сосредоточиваясь на общем, она абстрагируется  от  сугубо  индивидуальных
черт речи в ее конкретном проявлении (например,  от  тех  или  иных  частных
особенностей произношения, индивидуального выбора употребления и  осмысления
слов и т.п.). Но в специальном исследовании допустимо также  абстрагирование
от речевой субстанции в целом. По отношению к речи  это  будут  лишь  разные
ступени абстракции, разные способы моделирования языка, которое и  позволяет
с определенной (той или  иной)  точки  зрения  подойти  к  исследованию  его
существенных и специфических свойств и характеристик.
   Оба  указанных  способа  моделирования  языка  при  "извлечении"  его  из
речевого материала одинаково правомерны,  в  частности,  потому,  что  язык,
получая эмпирическое воплощение  в  речи,  вместе  с  тем  с  необходимостью
воплощается также в сознании членов  данного  языкового  сообщества.  Причем
система  этого  языка  в  цельном  виде  содержится  именно  в  коллективном
сознании, тогда как в речи мы  наблюдаем  только  разрозненные  детали  этой
системы,  для  соединения  которых  приходится  обращаться  к  коллективному
языковому сознанию. Рассматриваем ли мы язык в  абстракции  лишь  от  сугубо
индивидуальных свойств речи или от речевой субстанции  в  целом  -  во  всех
случаях  за   основание,   по   которому   осуществляется   абстрагирование,
принимается знание языка, его ментальная проекция. В противном случае,  если
бы мы, например, захотели изучать звучащую или графически фиксированную речь
как нечто существующее  вне  нас  и  независимо  от  нас,  нам  пришлось  бы
ограничиться исследованием только ее физических свойств.
   Итак, лингвистическое изучение языка по необходимости  опирается  на  его
коллективное знание. Такая необходимость  ставит  лингвистику  в  совершенно
особое положение среди других  наук,  обусловленное  тем,  что  коллективное
знание языка - не то же самое, что знание о предметах и явлениях  окружающей
нас природы. Последнее не входит в статус их существования.  Между  тем  тот
или иной язык существует лишь постольку, поскольку он существует не только в
речи, но и в индивидуальном и коллективном сознании.
   С этой  точки  зрения  не  оправдано  противопоставление  лингвистических
моделей, представляющих язык в виде
   (1) эмпирической, одетой в речевую субстанцию системы
   и в виде
   (2) системы, освобожденной от речевой субстанции,
   как взаимоисключающих. Скорее обе эти модели адекватны по крайней мере  в
отношении внутренней структуры языка, и выбор их определяется  только  целью
его научного изучения и описания. Естественно, однако, что  если  мы  ставим
своей  целью  изучение  языка  со  стороны  его  использования   в   речевой
деятельности, то этой цели отвечает  именно  модель  (1),  согласно  которой
языковая система предстает перед  нами  в  своей  звуковой  или  графической
реализации.
   С другой стороны, если нашей целью является изучение языка в его развитии
и взаимоотношении с  мышлением  и  действительностью,  то  более  приемлемой
оказывается модель (2), в рамках которой преодолевается ряд возникающих  при
таком изучении антиномий, - например, антиномия отношения значимости речевой
и неречевой физических субстанций (которые сами по себе ничего не значат). В
самом деле как тот или  иной  фрагмент  речевой  субстанции  может  стать  в
отношение обозначения к  каждому  фрагменту  другой,  неречевой  субстанции,
существующей вне нас  и,  возможно,  независимо  от  нас?  Очевидно,  только
благодаря тому, что  репрезентации  этих  фрагментов  "встречаются"  друг  с
другом в нашем сознании, представляющем внешний мир. Но  такая  "встреча"  и
обеспечивается с помощью  языкового  механизма  -  с  необходимостью,  таким
образом, располагающегося в том же концептуальном пространстве.
 
   1.2.2 СИСТЕМНОСТЬ ЯЗЫКА
   Понимание языка как системы, т.е. осознание того, что  язык  представляет
собой не простой набор разнородных элементов  слов,  грамматических  форм  и
т.д.,  а  своеобразное  единство  взаимосвязанных,   взаимообусловленных   и
взаимодействующих  частей,  и  того,  что  его  отдельные  элементы   должны
рассматриваться в отношении друг к другу и к тому целому, в состав  которого
они входят, является одним  из  краеугольных  камней,  на  которых  основаны
современные лингвистические  теории.  Такое  понимание  в  настоящее  время,
по-видимому, общепринято.
   Система языка является многослойной и  гетерогенной  как  по  качеству  и
составу входящих в нее элементов,  так  и  по  их  взаимоотношениям  друг  с
другом. Это не просто система, а в некотором смысле  система  систем.  Такое
рассмотрение языка предусмотрено уже в  традиционной  модели  его  описания,
распределяемого по разделам: фонетика, грамматика (морфология и синтаксис) и
лексикология.
   В современной лингвистике к вычленению в системе языка отдельных  частных
ее сфер (подсистем) подходят на основе  так  называемого  стратификационного
принципа.  Согласно  этому  принципу,  языковая  система   складывается   из
подсистем, которые как бы наслаиваются друг на друга, располагаясь одна  над
другой в строго регламентированном порядке. Отдельные подсистемы выделяются,
следовательно, по вертикали и  представляют  собой  разные  уровни  иерархии
системно  организованных  лингвистических   единиц.   При   этом   считается
необходимым:
   1) чтобы единицы каждого данного уровня обладали некоторым общим для  них
специфическим качеством (отличающим их от единиц другого уровня);
   2) чтобы единицы более высокого уровня могли  быть  построены  из  единиц
более низкого уровня ( но не путем  их  простого  сложения,  а  путем  такой
интеграции, благодаря которой и получается качественно новая единица);
   3) чтобы единицы каждого уровня могли быть выявлены в  любом  осмысленном
тексте.
   Выявление  самих  лингвистических   единиц   осуществляется   посредством
сегментации речевого потока и применения к  выделенным  сегментам  различных
видов абстрагирования (прежде всего, абстракции отождествления).
   Ядро языковой системы образуют предельные единицы языка и связывающие  их
отношения. Под предельными  единицами  понимаются  аллофоны,  морфы,  слова,
словосочетания, предложения или, в  абстрактном  аспекте,  фонемы,  морфемы,
слова, структурные схемы словосочетаний, структурные схемы предложений.  Под
отношениями   между    предельными    единицами    понимаются    все    типы
парадигматических и синтагматических отношений.
   Система и структура определяют элемент как принадлежность данной  системы
и в этом смысле доминируют над ним, поэтому при описании системы  логическое
определение отношений  действительно  предшествует  логическому  определению
элементов.  Однако  система  и  структура  не  предопределяют  происхождения
элементов как отдельных явлений  действительности  (например,  феноменальных
звукотипов, значений  слов  как  соответствий  отдельных  предметов  внешней
действительности) и в этом смысле не доминируют над элементами. В силу этого
системная историческая  реконструкция  может  восстановить  прошлую  систему
языка, но нередко оказывается не в состоянии определить ни физической формы,
ни происхождения элементов.
   Под  уровнем  языка  понимается  та  часть  его  системы,  которая  имеет
соответствующую  предельную   единицу.   Существуют   фонемный,   морфемный,
лексический, текстовый уровни, поскольку есть предельные единицы  -  фонема,
морфема,  слово,  словосочетание,  предложение   (высказывание),   но   нет,
например, "стилистического" уровня, поскольку  нельзя  лингвистически  точно
говорить о какой-либо единице "стилеме"18.
   Единица низшего уровня  входит  в  единицу  высшего  уровня,  являясь  ее
компонентом.  Лингвистический  анализ   и   заключается   прежде   всего   в
последовательном дроблении, сегментации, словосочетаний на все более  мелкие
единицы, пока мы не дойдем до фонем. На  этом  пути  мы  получаем  множество
конкретных единиц языка - словосочетаний, слов,  морфов,  аллофонов.  Другой
процесс лингвистического  анализа  представляет  собой  обобщение  названных
единиц в классы. На определенном этапе этого  процесса  лингвист  определяет
эти классы как целое и получает абстрактные единицы - фонемы  и  морфемы,  а
также  типы  слов  (слово,   рассматриваемое   со   стороны   своих   общих,
категориальных  признаков,  "абстрактное  слово"),  типы  словосочетаний   и
структурные схемы предложений. Основой такого обобщения от конкретных единиц
к абстрактным является взаимное расположение - дистрибуция единиц в пределах
одного уровня. Но про полученные таким путем абстрактные единицы  -  фонему,
морфему, абстрактное слово, структурную схему словосочетания или предложения
- уже нельзя сказать, что они "состоят друг из друга", идя сверху вниз,  или
"входят друг в друга", идя снизу вверх.
   Д. Болинджер, назвавший такие явления общим термином континуум,  показал,
что  континуум  может  быть  двух  родов:  недифференцированный,  в  котором
явления,  составляющие  континуум,  однородны,  и  дифференцированный,   или
градуальный,   ступенчатый19.   Если   какое-либо   грамматическое   явление
представляет собой континуум, но при этом в языке имеется сопоставимое с ним
явление  без  континуума,  расчлененное  и  разнооформленное,  то  континуум
благодаря этому сопоставлению "принудительно расчленяется",  происходит  его
принудительная категоризация. Для говорящего  в  таком  случае  имеет  место
принудительное  обобщение  двух  разных  категорий,  а  для   слушающего   -
принудительный выбор для дизъюнктивного  расчленения  обобщенного  значения.
Один из видов такого синкретизма - совпадение разных категориальных значений
в одной форме (омонимия): русск. вин. п. муж. р. = род. п. муж. р. в  рамках
категории одушевленности. Другой  тип  синкретизма  -  сочетание  нескольких
разных категориальных значений в одной форме (полисемия): латинск. -оrит как
показатель муж. р. мн. ч. род. п.; аналогично во многих  случаях  в  русском
языке. Наконец, явление недискретности  раскрывается  также  в  особом  типе
синкретизма - в проблеме отношения класса как множества и класса как целого.
Л. Ельмслев писал:
   Поскольку парадигма рассматривается не просто как сумма членов (класс как
множество в терминологии Рассела), но как что-то отличное  от  своих  членов
(класс как целое),  постольку  она  представляется  разрешимым  синкретизмом
своих членов; путем разрешения синкретизма класс как  целое  превращается  в
класс как множество20.
   Согласно концепции  Ельмслева,  система  языка  есть  чистая  абстракция,
целостная и замкнутая в себе структура (схема отношений,  зависимостей,  или
"функций").  В  языке  решающую  роль  играют  только  сами  эти  отношения.
Отдельные его элементы - это лишь  точки  или  линии  пересечения  различных
отношений, своеобразные "пучки функций". То, что они неодинаково реализуются
в различных языках или в процессе исторического развития одного  и  того  же
языка как со стороны значения, так и по способу реализации, в конечном счете
безразлично для языковой системы в целом. Поэтому изучение языка должно быть
исключительно  синхронным  (точнее,   не   связанным   никакими   временными
ограничениями) и может строиться только на внутренней функциональной основе.
   Хотя   внутриструктурные   отношения   составляют   существенный   аспект
характеристики языка как системы, тем не менее такой подход к его  изучению,
когда, как у Ельмслева, принимаются во внимание одни лишь  внутриструктурные
отношения,  вынужденно  изолирует  теорию   от   чрезвычайно   плодотворного
допущения о том, что система языка не  является  замкнутой,  а  находится  в
тесном взаимодействии с внешней ему действительностью.  Это  взаимодействие,
обусловленное целевым назначением языка (его проекцией на мир),  несомненно,
влияет на структурную организацию языковой системы, а также на "поведение" в
рамках системы отдельных составляющих ее элементов.
   Отдельные элементы языковой системы вступают друг с другом в определенные
отношения, вместе с тем (через совокупность  внутриязыковых  отношений)  так
или иначе соотносятся с действительностью и благодаря этому обнаруживают  не
только релятивные (проявляющиеся во взаимоотношениях), но и корреспондентные
(референциальные)  свойства.  Соотношение  тех   и   других   у   элементов,
принадлежащих различным фрагментам системы, неодинаково.  Так,  в  слове  на
первый план выступает его семантическая направленность на какой-то  фрагмент
внешнего мира, тогда как его релятивные свойства остаются  как  бы  в  тени;
напротив,  в   грамматических   элементах   проекция   на   действительность
затемняется или даже целиком поглощается их релятивными свойствами.
   В соответствии со  своей  общей  структуральной  концепцией  Л.  Ельмслев
всячески  стремился  добиться  предельного  разложения,  снять,  "разрешить"
синкретизм в своем  описании  языка  путем  "принудительной  категоризации",
отвлекаясь от того допущения, что класс как целое, даже получив естественное
"разрешение" синкретизма в языке путем превращения в  класс  как  множество,
все же не перестает существовать как целое.  Указанное  положение  означает,
что в языке  одновременно  существуют  противопоставления  элементов  одного
класса  элементам  другого  -  противопоставления  классов  как  множеств  и
противопоставления  одного  класса   другому   при   снятии,   нейтрализации
противопоставлений  внутри   каждого   класса   между   его   элементами   -
противопоставления классов как целых.
   Итак, предельные единицы языка существуют в силу двух типов  отношений  в
языке:
   1) отношений вхождения в единицу более высокого уровня  и  разложения  на
составляющие  более  низкого   уровня   -   в   своем   конкретном   аспекте
(парадигматика);
   2) отношений дистрибуции в пределах своего уровня (синтагматика).
   При анализе языка эти единицы устанавливаются как  результат  предельного
разложения.
 
   1.2.3 СТАТИЧЕСКОЕ И ДИНАМИЧЕСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ЯЗЫКА
   Лингвистическая  абстракция  не  представляет   собой   единого   целого,
разделяясь как минимум  надвое  в  соответствии  с  усмотренной  Гумбольдтом
дистинкцией   между   таким   представлением   языка,   согласно    которому
индивидуальные речевые акты являются окказиональными проявлениями устойчивой
нормы, и  таким,  согласно  которому  язык  является  созидающим  процессом,
осуществляющимся  в  ходе  порождения  текста.   В   соответствии   с   этим
существующие подходы к анализу природы значения могут  быть  распределены  в
зависимости от их отношения к трактовке языка как знаковой системы.  Одно  и
то же явление в языке может рассматриваться с двух точек зрения:
   * статически, когда мы констатируем само  наличие  этого  явления  и  его
собственные отличительные признаки;
   * процессуально, когда  мы  стремимся  определить,  в  результате  какого
процесса оно возникает или же преобразованием  какой  единицы  (или  единиц)
может считаться.
   В   одном   случае   мы   рассматриваем   анализируемое    явление    как
непосредственную данность, в другом  -  как  данность,  выводимую  из  неких
единиц, принимаемых за исходные, и как следствие  определенных  операций,  с
ними совершаемых.
   Именно во втором случае целью исследователя оказывается описание динамики
возникновения единицы, или же ее динамическое представление21.
   Так,  описывая  в  русском  языке   форму   столам,   мы   можем   просто
констатировать,  что  она  составляет  часть  форм,  связываемых  в   единой
парадигме  с  формой  стол,  выражает  значение  дат.   падежа   мн.   числа
существительных, содержит два элемента - корень и  флексию  и  употребляется
параллельно формам окнам, стенам и т. п. Мы можем, однако, подойти к  данной
форме по-иному, сказав, что она  вызвана  к  жизни  необходимостью  выразить
значение дат. падежа мн. числа от  формы  стол,  что  она  образуется  путем
присоединения флексии к корню и что, таким образом, она  представляет  собой
результат процесса преобразования последовательности (СТОЛ) + (дат.  п.  мн.
ч.) в стол-+-ам > столам.  Точно  так  же  форму  типа  трубочист  мы  можем
рассматривать либо как готовое сложное  слово  на  том  основании,  что  оно
включает две полнозначных  единицы,  либо  как  сложную  единицу  номинации,
возникающую на основе  синтаксического  сочетания  чистить  трубы  или  даже
высказывания Он чистит трубы и, следовательно, как результат  преобразования
исходного высказывания в однословное наименование.
   Любые процессуальные модели, будучи по своему направлению  синтезирующими
- т.е. описывающими возникновение  единиц  на  основе  единиц,  принятых  за
исходные, - обязательно  предполагают  предваряющее  детальное  установление
самих исходных (минимальных) единиц, т.е. лингвистический  анализ.  Проблема
выбора исходных единиц здесь  более  остра,  чем  при  статическом  подходе,
опирающемся  на  конкретные  последовательности  и  вообще   непосредственно
наблюдаемые данности. Можно заключить поэтому, что  процессуальное  описание
оказывается  тем  адекватнее  своему  объекту,  чем  рациональнее  и  полнее
произведен в предварительном исследовании лингвистический анализ.
   Подобные  процессуальные  методы  моделирования  восходят  не  только   к
метафизической  культурологии  Гумбольдта,  но  и  к  более  фундаментальным
онтологическим представлениям.  Вспомним,  что  ????????  -  аристотелевский
ответ на вопрос "Что есть сущее как сущее?", т.е.  на  вопрос  об  основании
сущего22. ???????? в определенном отношении  более  онтологична,  чем  ?????
(или ???????????), т.к. полнее отвечает на этот вопрос - уже  хотя  бы  тем,
например, что располагает бoльшим количеством параметров бытия и  тем  самым
дает больше критериев  для  идентификации  существующей  вещи.  Характеризуя
более глубокие основания бытийствования языка, процессуальные  представления
оказались методологически усвоенными теорией языка  лишь  по  достижении  ей
определенной  зрелости,  на   основе   результатов   анализа   значительного
количества  эмпирического  материала  -  различных  естественных  языков   в
различные периоды их исторического существования.
   Противопоставление динамических  и  статических  моделей  характерно  для
различия между двумя важнейшими  традициями  древнего  мира  -  индийской  и
греческой23. В то время как в  античной  грамматике  господствовал  принцип,
который можно было бы назвать принципом целостного образца (а холистическими
образцами являлись не только  парадигмы,  но  и  составляющие  их  отдельные
нерасчлененные  формы),  у  древнеиндийских  грамматистов  любые   составные
единицы констатировались образующим их правилом. Но само  противопоставление
динамических моделей статическим могло найти свое теоретическое  обоснование
лишь после того, как сосуществование динамического и статического начал было
признано сущностным свойством языка как такового.
   Предварительным этапом в формировании динамических  моделей  языка  можно
считать грамматику Панини. Для этой теории  оказалось  характерно  понимание
составленности  более  крупных  языковых   единиц   из   более   мелких   и,
следовательно,  понимание  известной  шкалы  в  иерархии  единиц.  Основными
процессами языка, рассматриваемыми  у  древних  индусов,  являлись  процессы
построения  одних  единиц  из  других   и   сопутствующие   этим   процессам
преобразования единиц при их линейной сборке" на одной временной  плоскости.
В  целом  здесь  были  освещены  те  динамические  аспекты  языка,   которые
характеризовали     конструирование     его      синтагматически-наблюдаемых
последовательностей,  т.е.   возможности   синтагматического   развертывания
исходных символов. Таким образом, эта синхронная модель  была  линейно-  или
синтагматически-ориентированной.
   Дальнейшее развитие динами