как
и передаваемое им содержание. Ч. Пирс писал в этой связи о том, что  signans
-  воспринимаемо,  осязаемо,  тогда  как  signatum  -  схватываемо  разумом,
постижимо, интерпретируемо (intelligible), или, как  настаивал  на  этом  Р.
Якобсон, - переводимо (translatable)63.
   Коды или семиотические системы, построенные с участием  разных  по  своей
субстанции  знаков,  воспринимаются  по-разному  и  различаются  по   своему
коммуникативному  использованию:  знак  воспринимаем,  но  зрительный   знак
воспринимается не так, как  слуховой,  и  т.д.  Устная  и  письменная  речь,
демонстрирующие  использование  разных  по  своему  типу  знаков,   обладают
специфическими  особенностями  своей  организации  уже   потому,   что   для
графических  знаков  в  принципе  существует  возможность  использовать   их
зрительные  и  пространственные   характеристики   (двухмерность   плоскости
становится  важным  ориентиром  в  понимании  текста,  аналогичным   образом
зрительная закрепленность текста позволяет при необходимости возвращаться  к
любому месту текста, а  шрифтовая  разбивка  иконически  свидетельствует  об
иерархическом подчинении одной части текста другой; поэзия вообще может быть
формально  определена  как  фиксация  текста  на  плоскости   установленными
способами и т.п.).
   Таким образом, кроме соссюрианского подхода к  знаку  как  к  ментальному
конгломерату, объединяющему акустический образ знака  с  понятием,  возможно
предположить, что знак сочетает не две ментальных сущности, а  феноменальную
с трансцендентной - со знаконосителем, по основанию которого,  в  частности,
производится интерпретация знака. Некоторые возможные пределы  интерпретации
задаются этим внешним по отношению  к  сознанию  "телом  знака".  Устройство
знака в таком случае объясняется и
   (i) соотнесением с неким объектом вне знака или же его референтом, и
   (ii) его внутренней организацией, внутренним строением.
   Так, Р. Якобсон показывает, что классификация знаков может быть построена
не только на учете соотношения разных типов знаков с объектами вне знака, но
и зависима от того, как тело знака определенной природы репрезентирует  свое
содержание, т.е. от того, как соотносятся между  собой  signans  и  signatum
знака. Развивая эту интенцию, Якобсон продемонстрировал наличие  в  языковой
системе не только идеальных знаков-символов, но и обязательное присутствие в
ней индексальных знаков (шифтеров), а также иконических знаков и явлений так
называемого  диаграмматического  иконизма.   Якобсон,   комментируя   Пирса,
выделяет вслед за ним три типа знаков:
   1)  действие  иконического  знака  основано   на   "фактическом   подобии
означающего и означаемого";
   2) действие индекса - на  "фактической,  реально  существующей  смежности
означающего и означаемого";
   3) действие символа основано на "установленной по  соглашению,  усвоенной
смежности означающего и означаемого"64.
   Если иконический знак  детерминирован  своей  внутренней  структурой,  то
символ предстает детерминированным лишь  внешней  конвенцией;  внутренне  же
символический  знак  произволен,  случаен  (arbitrary).   Причем   сложность
языковой системы предстает при таком подходе не только  как  манифестируемая
особой организацией знаков  разного  типа,  но  и  как  проявляющаяся  в  ее
гетерогенности, наличии в разных ее участках индексов, иконических знаков  и
символов; различие трех основных  классов  знаков  -  это  лишь  различие  в
относительной иерархии. В основе разделения  знаков  на  иконические  знаки,
индексы и символы лежит  не  всеобъемлющее  наличие  или  полное  отсутствие
подобия или  смежности  между  означающим  и  означаемым,  равно  как  и  не
исключительно фактический или  исключительно  условный,  привычный  характер
связи между двумя составляющими, а лишь преобладание одного из этих факторов
над другими. Поэтому в классификации семиотик и самих знаков можно учитывать
различные степени "знаковости"65.
   Классификация Пирса - Якобсона представляет альтернативу тезису Соссюра о
немотивированности  и  произвольности  знака66.  Представляется   совершенно
справедливым замечание Якобсона  о  том,  что  если  бы  работы  Пирса  были
опубликованы тогда, когда он их написал (то есть до Соссюра), а  не  в  30-е
годы, то все развитие наук о языке могло бы пойти по иному пути67.
   Таким образом, свойственные современной семиотике представления  о  знаке
связаны   с   общей   характерной   чертой   эпистемологических    парадигм,
актуализуемых современными  исследовательскими  программами:  отказаться  от
противоположения  детерминизма   и   индетерминизма,   трактовать   их   как
взаимодополнительные  подходы  или  инструменты  человеческого  познания   и
преодолеть     ограниченность     классического      детерминизма,      сняв
противопоставление     необходимости     и     случайности.     Случайность,
неопределенность,  многозначность  более  не   трактуются   как   показатель
неполноты знания, некачественности нашей информации о предмете исследования;
напротив,  отказ  от  стремления  исключить  их  из  картины  мира  означает
терпимость  (согласно  принципу   толерантности   Карнапа   -   Хюбнера)   к
альтернативности, дополнительности, вариабельности теорий.
   Такой  подход  позволяет  уйти  от  противопоставления  необходимости   и
случайности как двух несовместимых онтологических абсолютов. Особенно  (если
не наиболее) продуктивным способом рассмотрения детерминированности  явления
оказывается  поэтому  рассмотрение  детерминированности   его   описания   и
интерпретации этого описания. Детерминированность  при  этом  важна  не  как
причинная обусловленность, но как открытость  описания  для  верификационных
метатеоретических процедур, подразумевающих интерпретацию  в  более  широком
метаописательном контексте. В самом  деле,  будучи  описанными,  сингулярные
факты уже  тем  самым  получают  онтологический  статус  и  не  нуждаются  в
дальнейшей реификации, а следовательно, не могут и не должны быть сравнены в
онтологическом плане с чем бы то ни было,  кроме  себя  самих.  Единственной
необходимостью, достаточной для их  онтологичности,  является  необходимость
быть описанными. Обратное предположение приводит к  неразличению  языка  как
метаязыка определенного уровня и языка как коррелята  некоторой  внеязыковой
сущности - в то время как разведение  этих  понятий  сущностно  значимо  для
философского описания языка. Любая ментальная сущность, которая  может  быть
присуща знаку, не является автономным содержанием сознания в том  отношении,
что ее присутствие не является независимым от  окружающих  условий.  Поэтому
если даже нам известно, что такое обладание понятием, мы не сможем объяснить
словесное выражение этого понятия, обращаясь к ментальной  ассоциации  между
ними двумя. При объяснении того, что такое для слов обладать соответствующим
значением, мы скорее вынуждены описывать их употребление, не считая  заранее
известными выражаемые ими понятия. Описание, устанавливая то, что составляет
знание этих значений,  само  покажет,  в  чем  заключается  обладание  этими
понятиями68.
   При  таком  понимании  непроизвольность  языкового   знака   может   быть
определена как
   инвариантность  интерпретации  знака  сквозь  все  возможные   индивидные
события его употребления.
   Поэтому в этой связи - вне зависимости от того,  предстает  ли  философия
языка методологией лингвистики,  методологией  семиотики,  или  же  пытается
апеллировать непосредственно  к  обыденному  языку,  т.е.  к  индивидуальной
языковой компетенции  исследователей  -  корректнее,  вероятно,  говорить  о
непроизвольности  знака  не  как  о  его  детерминированности,   а   как   о
стабильности его употребления, или о стабильности значения знака.
 
   1.4.2 ФАКТОРЫ СТАБИЛЬНОСТИ ЗНАЧЕНИЯ
   Допущение  о  том,  что  отражаемое  в   знаке   приходит   в   язык   не
непосредственно из  внешнего  мира,  а  только  через  наше  сознание,  было
схематически  трансформировано   в   известный   "базисный   треугольник"69,
призванный  в  графической  форме  представить  соотношение  между   именем,
концептом и референтом.
 
	Имя  А 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
	Референт	В					С Концепт 
 
   Динамические модели учитывают, с одной стороны, актуализацию  значения  в
процессе коммуникации, с другой - изменения в  значении  языковых  единиц  в
связи с изменениями, которые претерпевают  обозначаемые  реалии  во  внешнем
мире и, соответственно, с изменениями,  происходящими  в  сознании  носителя
языка  и  языкового  сообщества.  Схема  знака,  позволяющая  отразить   эти
интенции,  должна  быть  более  дифференцированной,  включая  две  плоскости
семантического значения: "смысловое значение" и "значение обозначения"  (см.
1.3.4), где обозначение имеет дело со связями между языковыми  элементами  и
внеязыковой реальностью, тогда как смысловое значение подразумевает  систему
связей между самими языковыми элементами и  касается  только  внутриязыковых
отношений.
   Учитывающая эту  семантическую  дистинкцию  схема  языковой  деятельности
может выглядеть следующим образом:
 
 
		Языковое сознание	А 
 
 
 
 
 
 
   Метаязык D	В Неязыковой мир
 
 
 
 
 
				С			Язык 
 
   Приведенная  схема  состоит   из   двух   половин,   представляющих   два
взаимосвязанных и взаимопроникающих аспекта речевой деятельности.
   Площадь  треугольника  АВС  представляет  то,  что  было   выше   названо
"значением обозначения", то есть оперирование данными  о  внеязыковом  мире,
отраженном в языке и через язык.  Все,  что  субъекту  речевой  деятельности
известно о мире, реальности (в том числе и о себе), включено в этот объем. В
процессе коммуникации из этого корпуса знаний  обычно  бывает  задействована
лишь часть, касающаяся  предмета  сообщения;  но  эта  часть  находится  под
активным контролем, из нее черпается информация и,  следовательно,  все  это
воздействует  на  выбор  лексических  и  грамматических   средств,   которые
практически реализуют языковую коммуникацию.
   Дополняющая это множество смысловая область, представленная треугольником
АСD, включает все наши знания, явные и неявные,  о  том  языке,  на  котором
ведется речевая деятельность: все языковые единицы, известные говорящему,  и
все правила их употребления  (синтаксические  и  прагматические).  Знания  о
мире, проходя через эту область, получают языковую оболочку.
   Обе области задействованы одновременно и работают,  дополняя  друг  друга
(линия АС). Говорящий обращается к обеим областям, как бы  пропуская  данные
из двух источников по двум цепочкам: АВС и АСD; эти данные  соприкасаются  и
дополняют друг друга. Обе области равнозначны для  речевой  деятельности,  и
сама речевая деятельность - результат их постоянного взаимодействия.
   Значение языковой единицы может быть представлено как производное от этой
схемы: знак получает значение из внеязыкового  мира.  Приобретение  значения
происходит не только за счет отдельной  изолированной  связи  "означающее  -
означаемое",  но  в  результате  активного  влияния  всего  корпуса  знаний,
имеющихся в распоряжении языкового  сообщества.  Иначе  говоря,  обозначение
отдельной реалии не может оказаться актом, независимым от  других  реалий  и
человеческого представления о них. На это обозначение (и, следовательно,  на
появление новой языковой единицы) влияет вся картина мира. Наряду с этим  на
значение знака  воздействует  и  лингвистическая  компетенция,  регулирующая
внешнюю  оболочку  знака,  правила   его   трансформаций   и   включения   в
синтагматические  единицы  разной   длины.   Кроме   того,   для   успешного
функционирования в качестве единицы языка знак должен быть понят, истолкован
- а следовательно, он может быть рассмотрен со стороны наличия оснований для
интерпретации.
   В соответствии  с  этим  в  структуре  знака  выделяются  минимум  четыре
компонента:
   * имя, включающее  внешний  сознанию  носитель  знака  и  его  ментальную
репрезентацию ("акустический образ");
   * референт;
   * концепт (сигнификат) - смысл знака, подвергающийся интерпретации;
   * интерпретанта,  представляющая  ассоциативные,  прагматические  и  иные
свойства знака, влияющие на его интерпретацию.
   В этой связи (постольку, поскольку рассматриваются  эти  факторы)  схема,
представляющая речевую деятельность в целом, может быть  рассмотрена  и  как
схема значения языковой единицы.
 
			Концепт	  А 
 
 
 
 
 
 
   Интерпретанта D	В Референт
 
 
 
 
 
				    С	     Имя 
 
   Отнюдь не все знаки системы проходят оба показанных в схеме треугольника:
в языке существуют знаки, созданные специально для оперирования его системой
(функциональные слова, индексикалы). В этом случае их значение  определяется
исключительно  правилами  и  законами  смысловой   сферы   -   метаязыка   и
концептуальных   соотнесенностей   (линия   AD).   Эта   область    языковых
взаимодействий не получает отражения в схемах, проецирующих  языковые  знаки
только на внеязыковой мир. В то же  время  следует  отметить,  что  ни  одно
обозначение  внешних  реалий  из  концептуальной  схемы  не  проходит   мимо
формальной языковой нагрузки: любое слово должно быть оформлено по  правилам
языка (линия АС). Даже  самые  прозрачные  ономатопеи  приобретают  свойства
данной языковой системы.
   Основной смысл связи речевой деятельности с проблемой  значения  языковых
единиц в том, что она позволяет подойти к  значению  слова  с  двух  сторон:
знаний  о  мире  и  знаний   о   языке.   Операционные   определения   знака
(внутрисистемные его отношения) следует рассматривать не как альтернативу  к
внесистемным отношениям, но как их дополнение.
   Итак, отношения между всеми компонентами знака (все  линии  схемы)  могут
быть рассмотрены как в той или иной степени обусловливаемые различными  вне-
и/или внутриязыковыми факторами; представление о структуре знака может  быть
и дальше усложнено через более дробные анализы, в результате чего  возрастет
число усматриваемых компонентов, а соответственно и отношений между ними,  и
обусловливающих эти отношения стабилизаторов, под которыми  в  таком  случае
можно понимать
   факторы, обеспечивающие некоторую инвариантность интерпретации  знака  за
счет ограничений, усматриваемых в отношениях между его компонентами.
   Вероятно, все они могут  быть  объектом  не  только  специального,  но  и
философского рассмотрения. Тем не  менее  той  общей  целью,  которой  будут
подчинены все подобные анализы, является установление природы  знака  в  его
наиболее сущностном свойстве  -  свойстве  обозначать  предмет  внеязыкового
мира. Для более же полного и глубокого проникновения  в  эту  природу  важно
удержать представление о знаке как об элементе  работающей  и  развивающейся
системы.
   Если мы готовы признать, что в качестве стабилизаторов значения выступают
все факторы, ограничивающие произвольность интерпретации  знака,  то  вопрос
может быть поставлен, например, так:
   каково соотношение между различными типами стабилизаторов, описываемыми в
теориях языка?
   Такие стабилизаторы очевидным образом могут быть разделены на две группы:
внутри-  и  внеязыковые.  Первые  определяют  значение  через   ограничения,
усматриваемые в отношениях между языковыми знаками  как  элементами  системы
языка;  вторые  делают  это  с  помощью  ограничений,  устанавливаемых   для
отношения языковых знаков к обозначаемым ими предметам внешнего мира.
   I. В соответствии с лингвистической  абстракцией  языка  отношения  между
языковыми знаками как элементами системы языка предстают связанными с идеями
системного характера значения, признания зависимости значения знака  от  его
окружения и внутренней формы.  Вместе  с  тем  они  могут  быть  рассмотрены
двояко: как отношения между элементами грамматической,  лексической  и  т.д.
системы единиц языка и как отношения между элементами порождаемых с  помощью
этого языка текстов (речи), т.е.  языковыми  выражениями.  Например,  А.  А.
Потебня утверждал:
   Спрашивается, как... значение... возникает  в  течение  веков  при  столь
слабой поддержке со стороны звука? В одном слове это и невозможно, но одного
изолированного слова в действительности и не бывает. В ней есть только речь.
Значение слова возможно только в речи. Вырванное из связи слово  мертво,  не
функционирует, не обнаруживает своих лексических, ни  тем  более  формальных
свойств, потому что  их  не  имеет...  Слово  конь  вне  связи  не  есть  ни
именительный, ни винительный ед., ни родительный множ.; строго  говоря,  это
даже вовсе не слово, а пустой звук70.
   Наконец,  эта  дихотомия  может  быть  проведена  несколько  иначе  -  и,
вероятно, наиболее полно - через  различение  статического  и  динамического
способов представления языка.
   A.  Внутриязыковыми  статическими  стабилизаторами  значения  могут  быть
признаны синтагматические  отношения  в  языке  -  внутренняя  форма  слова,
правильность предложения, связность текста и т.д. - в той степени, в которой
они представляют семантические  правила  (композициональность  значения).  В
этом случае, например,  значение  слова  трубочист  определяется  значениями
составляющих его морфем.
   B. Внутриязыковыми  динамическими  стабилизаторами  значения  могут  быть
признаны синтагматические (а отчасти и парадигматические) отношения в  языке
в той степени, в которой они  представляют  правила  функционирования  языка
(смысл  как  результат  некоторого  процесса).  Процесс  употребления  знака
отражается в том факте, что знак происходит от других знаков. В этом  случае
значение слова трубочист определяется значением выражения чистить трубы (или
тот, кто чистит трубы), послужившего основой номинации.  Сюда  же  относятся
все виды переносов значений, их этимология и вообще все  виды  семантической
деривации.
   II. К внешним стабилизаторам можно  отнести  закономерности  употребления
языка и его  функционирования  в  обществе.  Они  рассматриваются,  с  одной
стороны, теориями, актуализующими  социальные  или  бихевиористские  аспекты
употребления  языка;  с  другой,  аналитическими  теориями,   возникшими   в
значительной степени из развития представлений  о  значении  как  о  функции
употребления знака. В центре внимания таких теорий находится не столько даже
процесс употребления, сколько сам факт "употребляемости" языка  и  следующая
из него философская абстракция "обыденного языка".
   Все  эти  теории  рассматривают  в  качестве  фактора,   стабилизирующего
значения языковых выражений, конвенцию, фактически действующую между членами
языкового сообщества.
   Внутриязыковые  стабилизаторы  значения  регулируют  ту  непроизвольность
знака, которая, по мнению Ю. С. Степанова, была хорошо показана специальными
исследованиями и "в настоящее время не вызывает ни  у  кого  сомнений".  Она
действительно настолько хорошо показана в лингвистике, что можно  трактовать
ее более точно, чем непроизвольность связи между означающим и означаемым как
двумя сторонами знака. Разделение внутриязыковых стабилизаторов значения  на
статические и динамические позволяет предположить, далее, что эта  дихотомия
приложима и к внеязыковым стабилизаторам.
   Конвенциональность значения как его внешний стабилизатор  устанавливается
для отношения знака к  обозначаемому  им  предмету  внешнего  мира  лишь  по
основанию   употребления   этого   знака,   где   сам   факт    употребления
(употребляемости) знака  воспринимается  как  данность  и  служит  отправной
точкой, а не объектом анализа. Теории референции, явно или неявно признающие
конвенцию источником  значения,  испытывают  хорошо  известные  трудности  с
объяснением употребления языковых выражений  в  референциально  непрозрачных
контекстах. Как представляется, эти трудности  могут  быть  рассмотрены  как
связанные именно с привлечением понятия  конв