ставляет с
собственными вот почему: как уже было сказано применительно к виду -
сходства между видом и акциденцией крайне мало, так что и между собственным
признаком и акциденцией мы найдем не намного больше общего; дело в том, что
акциденция [вообще] разделяется на две противоположности: на неотделимую и
отделимую акциденции; но две противоположные вещи, относящиеся к одному
роду, не имеют друг с другом ничего общего, кроме названия рода. А
поскольку собственный признак есть своего рода неотделимая акциденция,
постольку он почти во всем отличается от отделимого: вот почему Порфирий не
пытается найти общих свойств собственного и отделимого привходящего
признаков. 

Но так как Порфирий все же проводит на известных основаниях различие между
собственным признаком как таковым и неотделимыми привходящими признаками,
то можно рассматривать также и их сходство. Одно их общее свойство мы уже
рассмотрели, другое же заключается в том, что как собственный, так и
неотделимый привходящий признак присущ виду всегда и во всем [его объеме].
В самом деле, как способность смеяться свойственна всегда всякому человеку,
так и чернота присуща всегда всякому ворону. 

"Разница между [собственным и неотделимым привходящим признаком] в том, что
собственный признак присущ одному единственному виду, как способность
смеяться - человеку; а неотделимый привходящий признак, например, чернота,
присущ не только эфиопу, но также и ворону, и углю, и эбеновому дереву и
некоторым другим вещам. Далее, собственный признак сказывается о том, для
чего он - собственный признак, взаимообратимо, а неотделимый привходящий
признак - необратимо. И причастность собственным признакам равная,
привходящим же признакам один [предметы] причастим в большей, а другие в
меньшей степени. 

Есть, конечно, и другие общее и особенные черты у названных [пяти
сказуемых], однако для того, чтобы различать их и показать их общность,
достаточно и этих". 

Первое различие собственного и привходящего признаков состоит в том, что
собственный признак сказывается всегда об одном лишь виде, а акциденция
отнюдь нет; напротив, ее оказывание распространяется на множество
субстанций и видов различных родов. Действительно, "способное смеяться" не
говорится ни о ком, кроме человека; напротив, "черное" - неотделимая
акциденция некоторых [вещей] - говорится как о вороне и эфиопе, различных
по виду, так и о вороне и эбеновом дереве, различных не только по виду, но
и по родам. Потому-то собственные признаки равно обратимы [с видами], а
привходящие признаки нет. Ведь собственные признаки существуют в отдельных
индивидах и охватывают свои виды во всем [их объеме], поэтому они и
сказываются о видах обратимо: все, что способно смеяться, - человек, и все,
что есть человек, - способно смеяться. Иначе обстоит дело с черным цветом.
Он может сказываться обо всех [предметах], в которых присутствует; но они в
свою очередь обратно о нем сказываться не могут: "черное" говорится об
угле, эбеновом дереве, человеке и вороне, но все это отнюдь не сказывается
о "черном". Ибо то, что охватывает много [предметов], может сказываться о
них, но охватываемые [предметы] не могут сказываться об охватывающем. 

Далее, к собственному признаку [все предметы] причастны равным образом,
привходящий же признак меняется, становясь то сильнее, то слабее: так,
всякий человек равно способен смеяться, эфиопы же не все одинаково черны,
но бывает, как мы уже говорили, один чуть посветлее, другой же совсем
устрашающий. И довольно о различиях между собственным и привходящим
признаками. 

Теперь следовало бы изложить соотношения привходящего признака со всеми
остальными [сказуемыми], однако они уже рассмотрены выше - там, где мы
перечисляли сходства и различия рода, отличительного признака, вида и
собственного признака. 

Быть может, ум читателя, ставши острее и искуснее благодаря этому
наставлению, обнаружит и другие черты сходства и различия между пятью
вещами, составившими предмет [данного рассуждения]; но для того, чтобы
различить и сопоставить их, достаточно, пожалуй, и того, что было здесь
сказано. Мы благополучно завершили обещанное сочинение и добрались,
наконец, до желанной гавани; двойным комментарием мы разъяснили эту книгу,
переложенную на латынь первый раз ритором Викторином, а второй раз нами.
Здесь мы кладем предел пространному труду, содержащему рассуждение о пяти
вещах и служащему [введением к] "Категориям".
 
       БиблиотекаГлавная страницаФилософские центрыХроникаФилософские
                        ресурсыPersonaliaКарта сайта