нтально любому телу, и от того, который разводит род
на части. 

Есть много вещей, которые, оставаясь одними и теми же, понимаются
по-разному, будучи соотнесены с разными предметами. Именно это происходит и
с видом, если ты попытаешься рассмотреть, что представляет собой, например,
"человечность". Она есть вид, определяющий субстанциальное качество; но
если ты мысленно поместишь ее под "животным", она поведет за собой членение
"животного" на части и обособится от остальных животных, превратившись,
таким образом, в вид определенного рода; а если ты станешь рассматривать
собственные свойства каждого [отдельного человека], то есть насколько
мужественно его лицо, насколько тверда поступь и прочие признаки, которые
образуют индивидуальную вещь, как бы живописуя ее портрет, - перед тобой
будет акцидентальный вид, который имеется в виду, когда мы говорим о
ком-нибудь, что человеку такого исключительно достойного вида подобало бы
властвовать. 

Порфирий приводит два значения вида: последнее и то, в котором вид подчинен
роду. Мы же говорили о трояком значении: во-первых, о виде как о
субстанциальном качестве; во-вторых, как о собственной [внешней] форме
всякой индивидуальной вещи; в-третьих, о том значении, которое обсуждается
здесь: о виде, подчиненном роду. Надо думать, что Порфирий назвал только
два значения вида и обошел молчанием третье, добавленное нами, потому, что
оно слишком трудно для разъяснения и требует [от читателя] несравненно
более глубокого и искушенного разумения. Он приводит такие примеры вида,
как "человек - вид животного, белое - цвета, треугольник - фигуры"; все они
называются видами определенных родов: животное - род человека, цвет -
белого, а фигура - треугольник. 

"Так что если прежде, для обозначения (assignatio) рода, мы упоминали о
виде, называя родом то, что сказывается о многих и различных по виду
[вещах] в [ответ на вопрос] "что это?" - то теперь мы называем видом то,
что подчинено обозначенному выше роду". 

Раньше, давая описания рода, Порфирий употребил для определения рода слово
"вид", назвав родом то, что сказывается о многих различных по виду [вещах]
в [ответ на вопрос] "что это?"; таким образом он определил род через вид.
Однако теперь, желая определить вид, он пользуется словом "род", говоря,
что вид есть то, что подчиняется роду. Справедливо можно заметить, что
первое высказывание противоречит второму. В самом деле, всякое определение
должно разъяснять определяемый предмет, открывать его больше, чем способно
открыть его имя. Следовательно, определение должно составляться из более
известных предметов, нежели сам определяемый. 

Значит, когда Порфирий описывает или определяет род через вид, он
использует слово "вид" как более известное, чем род, и описывает его таким
образом через более известное. Однако теперь, желая заключить в границы
описания вид, он пользуется словом "род", меняя местами известное с
неизвестным, так что в описании рода получается известным вид, а в описании
вида - род, чего делать нельзя. Ведь если слово "род" известнее вида, то не
следовало бы пользоваться именем вида при определении рода. А если вид
легче понять, чем род, то не надо было бы употреблять имя рода для
определения вида. 

Однако Порфирий предупреждает такой вопрос: "Следует знать, что род есть
род чего-нибудь, и вид есть вид чего-нибудь; а потому и понятие каждого из
них необходимо включает понятие другого". 

Все, что сказывается о чем-либо, появляется из той вещи, о чьей субстанции
оно сказывается. А так как определение должно показать собственные свойства
каждой субстанции, то для тех вещей, которые соотнесены друг с другом,
описание каждой из них по праву дается с помощью другой. Следовательно, раз
род есть род вида, то субстанцию свою и имя он получает от вида; поэтому
при определении рода необходимо обратиться к виду. И наоборот, поскольку
вид является тем, что он есть, благодаря роду, постольку при описании вида
без рода обойтись невозможно. 

Однако качество видов бывает разное. Дело в том, что есть виды, которые
могут быть также и родами; а есть другие, всегда сохраняющие свойства видов
и никогда не переходящие в природу родов. Поэтому-то Порфирий дал не одно,
но несколько определений вида: 

"Поэтому вид обозначают и так: вид есть то, что подчиняется обозначенному
роду и о чем род сказывается в [ответ на вопрос] "что это?". Есть также и
более пространное обозначение вида: вид есть то, что сказывается о многих и
различных по числу [вещах], в [ответ на вопрос] "что это?". Но это
последнее обозначение относится только к самым последним видам
(specialissima) - к тем, которые только виды, но не роды; другие же могут
относиться и не к последним видам". 

Тремя определениями дал Порфирий форму виду; причем два из них подходят
любому виду и заключают в свои границы все, что только может быть названо
видом, третье же нет. Ибо существуют две формы вида: одна, когда вид
чего-либо одного может стать родом чего-то другого; вторая - когда вид
является только видом и не переходит в разряд родов. 

Два первые определения, а именно то, в котором видом названо то, что
подчиняется роду, и второе, где сказано, что вид есть то, о чем сказывается
род в [ответ на вопрос] "что это?", подходят к любому виду. Ибо оба эти
определения обозначают то, что подчинено роду: в самом деле, первое - "то,
что подчинено роду" - указывает на свойство вида соотноситься с вышестоящим
родом; второе же - "вид есть то, о чем сказывается род в [ответ на вопрос]
"что это"?" - обозначает свойство, которое получает вид, благодаря тому,
что о нем сказывается род. Но быть подчиненным роду и быть предметом
высказывания рода - одно и то же, как одно и то же - быть ниже рода и иметь
род над собою. А так как все виды находятся под родом, очевидно, что такое
определение включает всякий вид. 

Но в третьем определении идет речь лишь о таком виде, который никогда не
бывает родом, оставаясь всегда только видом. А это такой вид, который
никогда не сказывается о различных по виду [вещах]. Ибо род больше вида
тем, что сказывается о различных по виду [вещах], так что если какой-нибудь
вид сказывается о подлежащих по виду не различающихся, то он будет только
видом стоящего над ним рода, но никогда не будет родом по отношению к
[своим] подлежащим. Таким образом, характер оказывания о подлежащих
отличает такой вид от других видов, которые могут быть также и родами: если
вид не сказывается о различных по виду [вещах], значит, он только вид и не
имеет родового характера предикации. Вот этот-то вид, который называется "в
большей степени видом" (magis species) или "в высшей степени видом"
(specialissima), определяется таким образом: вид есть лишь то, что
сказывается о многих различных по числу вещах в [ответ на вопрос] "что
это?", как, например, человек: этот вид сказывается о Цицероне, Демосфене и
прочих, отличающихся друг от друга (как было сказано), не по виду, но по
числу. Так, из трех определений вида два охватывают как виды наивысшей
степени, так и все другие, а третье - только самые последние виды. Чтобы
лучше разъяснить этот вопрос, Порфирий останавливается на нем несколько
подробнее, иллюстрируя его подходящими примерами: 

"То, о чем здесь идет речь, могло бы стать ясным следующим образом. В
каждой категории есть некоторые [сказуемые], которые являются в наивысшей
степени родами (generalissima), а с другой стороны, некоторые, которые
являются в наивысшей степени видами. Между наивысшими родами
(generalissima) и наинизшими видами (specialissima) находятся другие - те,
которые называются одновременно и родами и видами. Наивысший род - это тот,
над которым нет ничего, выше его находящегося. Наинизший же вид - тот, под
которым нет ни одного ниже его стоящего вида. Между ними находятся
сказуемые, каждое из которых - и род и вид, в зависимости от того, по
отношению к чему он рассматривается. Это может стать очевидным на примере
такой категории, как субстанция: субстанция и сама есть род; под ней же
находится тело; под телом -одушевленное тело, а под ним - животное; далее,
ниже животного - разумное животное, а под ним - человек. Наконец, под
человеком - Сократ, Платон и вообще отдельные люди. Но родом в наивысшей
степени и только родом среди них является субстанция, а человек - в
наивысшей степени видом и только видом; тело же есть вид субстанции, а для
одушевленного тело оно - род; в свою очередь одушевленное тело есть вид
тела, но для животного оно - род. Точно так же и животное есть вид
одушевленного тела и в то же время - род разумного животного, а разумное
животное - вид по отношению к человеку. Наконец, человек - вид разумного
животного, но в отношении отдельных людей он уже не род, а только вид. И
все, что непосредственно предшествует индивидуумам и сказывается о них
ближайшим образом, будет только видом и не будет при этом также и родом". 

Как мы уже говорили, Аристотель выделил десять категорий, назвав их
категориями (сказуемыми) потому, что они сказываются обо всем остальном. Но
все, что сказывается о другом, - в том случае, если высказывание
необратимо, - больше, чем то, о чем оно сказывается. Из этого ясно, что
категории больше всех вещей: ведь они сказываются обо всех вещах.
Следовательно, в каждой из этих категорий имеются и наивысшие роды, и
длинная последовательность видов - нисхождение от наибольшего к
наименьшему. А именно, те из них, которые сказываются об остальных как
роды, и не подчиняются в качестве вида никому другому, названы наивысшими
родами, поскольку никакой другой род не стоит над ними. 

А самые низшие [сказуемые], которые не сказываются ни о каких видах,
называются в высшей степени видами; поскольку имя какой-либо вещи
принадлежит тому, что состоит исключительно из собственных свойств
(proprietas) данной вещи без всяких примесей. Но ведь вид называется видом
потому, что подчинен роду; поэтому он будет простым видом лишь в том
случае, если, подчиняясь роду, сам не будет иметь других видов в своем
подчинении, как род. Тот же вид, который подчинен одному, как роду, а над
другим возвышается, как над своим видом, не простой вид, но имеет некоторую
примесь рода. Напротив, тот вид, который не стоит над другими видами, есть
только вид, и простой вид, а потому и в высшей степени вид и называется
"specialissimum". 

Итак, посередине между наивысшими родами и наинизшими видами находятся
некие [сказуемые], которые являются видами, будучи соотнесены с высшими, и
родами - будучи соотнесены с нижестоящими. Они называются взаимно
подчиненными родами (subalterna genera): ведь это такие роды, которые
подчинены один другому. Таким образом, то, что бывает только родом,
называется высшим родом; а те роды, которые могут быть видами, или виды,
которые иногда бывают родами, зовутся взаимно подчиненными родами или
видами. Вид же, который не может быть родом для чего-то другого, называется
в высшей степени видом. Разобравшись во всем этом, рассмотрим для примера
одну категорию; пример этот поможет нам впоследствии, понять, что
происходит в других категориях и в каком порядке и последовательности
устроены другие роды и виды.
 
Итак, субстанция есть высочайший род, ибо она сказывается обо всех
остальных. Видами ее в первую очередь являются два: телесное и бесте
лесное, ибо и то, что телесно, и то, что бестелесно равно называется
субстанцией. Телесному подчинены одушевленное и неодушевленное тело, под
одушевленным телом помещается животное: ведь если к одушевленному телу
добавить наделенное чувствами, получишь животное, а оставшаяся часть, то
есть другой вид, будет содержать одушевленное ненаделенное чувствами тело.
Далее, под животным - разумное и неразумное; под разумным - Бог и человек,
ибо если к разумному ты прибавишь смертное - получишь человека, бессмертное
- Бога. Я имею здесь в виду телесного Бога, ибо древние почитали этот мир
Богом, призывая его как Юпитера; Богом считали они также солнце и другие
небесные тела, относительно которых и Платон и согласный хор большинства
ученых утверждали, что они одушевлены. Наконец, человеку подчинены
индивидуальные и единичные люди, как Платон, Катон, Цицерон, чья
численность превосходит бесконечное множество. 

Наглядным примером всего сказанного может послужить изображение,
приведенное ниже. 

Помещенная схема показывает порядок [нисхождения] оказывания
(praedicatioms) от высшего рода до индивидуумов, где субстанция - это
наивысший род, поскольку она предшествует всем, сама же не подчинена
ничему, и по той же причине называется только родом; человек - это только
вид, поскольку Платон, Катон и Цицерон, стоящие под ним, раз личаются не
видом, но только числом. Телесное же, стоящее на втором месте после
субстанции, в равной мере справедливо назвать и видом и родом: видом
субстанции, родом для одушевленного. В свою очередь, одушевленное является
родом животного и видом телесного. Однако ведь одушевленное - это род
наделенного чувствами (sensibilis), но одушевленное наделенное чувствами
есть животное, а значит, мы правильно говорим, что одушевленное есть род
животного, благодаря такому отличи тельному признаку, как наделенность
чувствами. Животное, с одной сто роны, является родом разумного, а разумное
- родом смертного. А так как разумное и смертное [в соединении] есть не что
иное как человек, то разумное - это вид животного и род человека. Сам же
человек не будет, как мы уже говорили, родом для Катона, Цицерона и
Платона, но только видом. 

При этом человек называется видом, с одной стороны, по отношению к
отличительному признаку разумного, а с другой - по отношению к Катону,
Платону и другим; в обоих случаях он назван видом по разным причинам. Видом
разумного он является потому, что разумное разделяется на смертное и
бессмертное, причем человек - смертное. Тот же человек называется видом по
отношению к Платону и прочим отдельным людям потому, что человек это
субстанциальное и последнее сходство в форме всех людей Таково общее для
всех правило, виды в высшем смысле слова - те, которые располагаются
непосредственно над индивидами, как человек, лошадь, ворон. К ним нельзя
отнести птицу: ведь существует мною видов птиц, а видом (в полном смысле
слова) называются лишь те, чьи подлежащие похожи друг на друга настолько,
что не могут иметь субстанциального различия. 

Во всей рассмотренной нами последовательности вышестоящие роды соединяются
с более низкими, чтобы создать очередной вид. Так, чтобы было тело,
субстанция соединяется только с телесностью, [и получается] телесная
субстанция - тело. Точно так же для того, чтобы было одушев ленное тело,
телесное и субстанция соединяются с одушевленным, и вот есть одушевленное -
телесная субстанция, имеющая душу Далее, чтобы было наделенное чувствами,
три стоящие выше [рода] соединяются с ним. Ибо наделенное чувствами
[существо] есть не больше и не меньше как субстанция телесная, одушевленная
и наделенная способностью чувствовать, что все в целом называется животным.
Затем все вышестоящие [роды, соединившись с разумным, создают разумное, в
такой же мере, наконец, все вышестоящие [роды] определяют и человека' к
разумности добавляется еще только смертность Ибо человек есть не что иное
как субстанция телесная, одушевленная, чувствующая, разумная и смертная. Мы
обычно определяем человека как разумное смертное животное, включая в
[понятие] животного субстанцию, телесность, одушевленность и наделенность
чувствами. Точно так же подразделяются роды и описываются виды во всех
прочих категориях. 

"Таким образом, как субстанция, стоящая на самом верху, потому что выше ее
нет ничего, является наивысшим родом, так и человек, будучи видом, после
которого уже нет ни другого вида, ни чего-либо иного, что могло бы делиться
на виды, а только индивиды - индивидами же являются Сократ и Платон и этот
вот белый предмет, - будет только видом, или последним видом, или - как мы
сказали - в наивысшей степени видом Те же, что находятся в середине между
ними, будут видами для тех, кто выше их, и родами - для тех, кто ниже. Ибо
они имеют два облика (habitu-do): один - по отношению к высшим, и тогда они
называются видами последних; другой - по отношению к последующим, и в этом
облике зовутся родами последующих. Крайние же имеют только один облик
наивысший род, стоя надо всеми последующими, имеет облик рода по отношению
к нижестоящим; а облика по отношению к вышестоящим не имеет, поскольку
стоит выше всех, и является первоначалом и таким родом, выше которого, как
мы сказали, не поднимается ни один другой. Так же и вид в наибольшей
степени: он имеет только один облик - по отношению к тем, кто выше его и
чьим видом он является. По отношению же к ниже его стоящим он обращает не
иной какой-нибудь облик, но тот же самый, ибо и по отношению к индивидуумам
называется видом (а не родом) [Разница лишь в том, что] по отношению к
индивидуальным вещам он называется видом, как объемлющий их, а по отношению
к вышестоящим - как ими объемлемый". 

Мы видим, что имя для [последнего] вида установлено по аналогии с родом:
как в наивысшей степени родом называется не имеющий другого рода над собой,
как субстанция, так и в наивысшей степени видом - не имеющий под собой
вида, как человек. Что значит не иметь под собой вида? Это значит
предшествовать таким [предметам], которые не могут быть разделены ни на
неподобные [друг другу части], как делятся роды, ни на подобные, как
делятся виды. 

Между наивысшими родами и наинидшими видами находятся роды и виды, которые
и сами могут быть подчинены другим, и в своем подчинении могут иметь такие
предметы, которые делятся либо на неподобные, либо на подобные части. Все
эти роды и виды имеют по два облика, как бы по две [возможности]
сопоставления один облик обращен к высшим -таковы виды, подчиненные своим
родам, другой же - к низшим, как у родов, которые предшествуют своим видам.
Со своей стороны наивысшие роды сохраняют только один облик, а именно тот,
который объемлет нижестоящие [виды], того же облика, который сопоставляется
с вышестоящими [родами], они не имеют. Ибо высший род не подчиняется ни
чему. Точно так же и в наибольшей степени вид имеет только один об лик - а
именно тот, которым он сопоставляется с родами. Облика же, обращенного к
низшим, он не имеет, так как в его подчинении нет никаких видов. Зато
взаимно подчиненные роды выступают в обоих проявлениях одно из них обращено
к высшим, ибо над ними всегда есть высший род, а в другом они сказываются о
низших, ибо под ними всегда есть подчиненный вид. Так, например, телесное
проявляет по отношению к субстанции свою способность подчиняться роду, а по
отношению к одушевленному -способность сказываться о виде 

Что же касается наинизших видов, то есть видов в наибольшей степени, то
они, хотя и стоят выше индивидуумов, тем не менее не проявляют себя как
высшестоящие [сказуемые]. Дело в том, что [индивиды], подчиненные
последнему виду, таковы, что в отношении субстанции представляют собой
нечто одно, так как между ними нет субстанциальных различий, а есть только
акцидентальные, так что они, по видимости, отличаются друг от друга только
числом. Получается, что о последних видах можно сказать примерно так: им
подчинено и множество видов, и в то же время как бы ни одного. Ведь когда
вид указывает субстанцию - а субстанция у всех подчиненных виду индивидов
одна - тогда в подчинении у него не остается как бы ни одного вида, и это
так и есть, если мы смотрим с точки зрения субстанции. Но если кто обратит
взгляд на акциденции, то окажется, что тот же вид сказывается о многих
разных видах -разных не благодаря различию субстанции, но из-за множества и
разнообразия акциденций. Таким образом, род всегда имеет под собой
множество видов, ведь он сказывается о различных по виду [подлежащих], а
различие всегда предполагает множественность. Напротив, вид может иногда
быть видом одного-единственного индивида: если, допустим, феникс один, ка