государственной измены. 19 февраля Эссекса приговаривают к  смертной
казни, и уже 25-го "старый взбалмошный скелет" утверждает приговор.
   Мы не знаем, присутствовал ли Бэкон на казни, которую Эссекс,  впрочем,
встретил весьма  мужественно.  Известно,  однако,  что  в  соответствии  с
пожеланием   правительства,   которое   хотело    успокоить    недовольное
общественное мнение, он пишет и  публикует  блистающее  логикой  "Описание
интриг и предательств, свершенных Робертом, бывшим графом Эссекс". В  этой
брошюре автор трактата "Дружба" на основании  документов  доказывает,  что
его  друг  Эссекс   совершил   великое,   заслуживающее   смертной   казни
преступление, что  он  был  коварным  предателем.  За  эту  брошюру  автор
получает из личных сумм королевы тысячу двести фунтов.
   Он не понимал, почему некоторые сочли его поведение  не  вполне  "fair"
[порядочным (англ.)], и чувствовал,  что  следует  оправдаться.  Аргументы
этого "Оправдания" разительны. Он  всегда  давал  этому  неумному  офицеру
советы, безупречные с точки зрения политики и права. Разве его вина в том,
что неразумный человек сам себя губит? Должен ли он, Бэкон, наживать  себе
неприятности с королевой, плохо  выполняя  свои  обязанности  королевского
поверенного? И если ему,  как  лучше  всех  осведомленному  в  этом  деле,
предлагается описать случившееся, должен  ли  он,  живой  Бэкон,  писатель
Бэкон, плохо выполнить эту работу ради мертвого Эссекса?
   Впрочем, после дела  Эссекса,  в  котором  Бэкон  вел  себя  отнюдь  не
сентиментально, его положение улучшается. Елизавета умирает. Он тотчас  же
старается приноровиться к новому  королю  Иакову  Стюарту,  льстит  ему  в
обычной раболепной манере. Приспособиться  к  веяниям  времени,  опираться
лишь на факты -  это  стало  его  философским  принципом.  Истина  -  дочь
времени, учит он. Никто лучше него не смог разглядеть пустую лжеученость и
духовную нищету нового короля. Однако в письмах - даже к доверенным  лицам
- он самым серьезным образом прославляет невероятные  способности  короля,
да, он цинически портит свое основное произведение, выставляя в нем  этого
слабовольного,  неспособного  монарха  как  пример  государя,  глубокие  и
систематические знания которого способствуют процветанию страны и народа.
   Теперь  следуют  годы  удачи,  внешнего  и  внутреннего   успеха.   Его
несентиментальность, его позитивный скептицизм, его циническое презрение к
чести, человеческому достоинству, к посмертной славе,  его  возведенный  в
принцип безграничный сервилизм - все это приносит свои плоды.  При  короле
Иакове Бэкон  начинает  делать  карьеру.  Сорока  шести  лет  от  роду  он
добивается наконец,  благодаря  посредничеству  духовно  убогого  фаворита
Букингэма, своей первой государственной должности. Он пишет, несомненно, в
силу внешних  обстоятельств,  для  этого  фаворита  Букингэма  памятку,  в
которой  обсуждает  с  научной  точки  зрения  природу,  сущность,  смысл,
обязанности  фаворита.  Правда,  он  пишет  также,  движимый,  несомненно,
внутренними побуждениями, хвалебное рассуждение  о  "счастливом  правлении
королевы Елизаветы", которая все время держала его в тени и о которой  при
дворе короля Иакова не принято было говорить хорошо. Больше того, в  своем
завещании он настойчиво требует, чтобы издано было именно  это  сочинение.
Философ Бэкон, по-видимому, иногда  чувствовал  настоятельную  потребность
высказать правду.
   Непрерывно льстя фавориту, он взбирается все выше и выше  по  служебной
лестнице, становится лордом-хранителем печати, канцлером  империи.  В  эти
годы, тяжелые для страны, управляя делами государства,  не  без  основания
претендующего на мировое господство, он  заканчивает  шестидесяти  лет  от
роду "Novum  organon",  "Новый  органон",  свое  великое  произведение,  в
котором принципы, открытые  им  сорок  лет  назад,  развиты  в  гениальную
систему.  Он  разрушает  старые  методы  науки.  Совершает   переворот   в
философии. Пускает в  ход  против  поблекшей,  высокомерной  метафизики  -
цивилизацию, против  пустой,  формалистической  логики  -  здравый  смысл.
Закладывает научный фундамент тех качеств,  которые  принесут  англосаксам
мировое господство. Он провозглашает: знание  -  это  могущество.  Впервые
объединяет прогресс, медицину и объективность в некую единую картину мира.
   Недолго  балует  судьба  канцлера   империи   Фрэнсиса.   Против   него
возбуждается политически тенденциозный  государственный  процесс,  процесс
чудовищного  масштаба.  Бэкон,  как  гласит  обвинение,  принимал,  будучи
судьей, денежные подарки, взятки. Он, действительно,  их  брал.  Но  в  те
времена это было обычным явлением, и как раз он в этом вопросе  действовал
безупречно, брал лишь после вынесения приговора. Он  мог  себя  без  труда
защитить. Но он был политиком-реалистом, он понимал,  что  палата  лордов,
нападая на него, хотела  поразить  короля  и  всю  систему  управления,  и
поэтому сразу же уступил просьбе трясущегося от страха монарха,  молившего
его ради всего святого не защищаться, дабы дело  ограничилось  только  им,
Бэконом.  Тот  повел  себя  в  соответствии  с  советом  своего   великого
современника Монтеня, который обвиняемому по одному политическому процессу
порекомендовал, в случае, если тому скажут, что он  сунул  себе  в  карман
Лувр, немедленно удирать. И вот Фрэнсис Бэкон, барон  Веруламский,  виконт
Сент-Албан,  лорд-канцлер  Англии,  признанный  первый   писатель   своего
времени, с великолепным презрением к общественному мнению, к своей  чести,
к славе среди потомков устно и письменно  признает,  что  он  виновен,  он
признает  это  от  чистого  сердца  и  просит  высокочтимых  лордов   быть
милосердными  к  человеку,  сломленному  судьбой.  Затем  он   сказывается
больным. Его приговорили к огромному денежному штрафу, к отрешению от всех
должностей, к лишению всех титулов и к тюремному  заключению  в  Тауэр  на
срок, который пожелает определить король Иаков.
   Король Иаков пожелал определить срок в два дня. И приложил все усилия к
тому, чтобы, в соответствии с обещанием, возможно быстрее  реабилитировать
Бэкона. Вновь призвал его в палату лордов, назначил пенсию в тысячу двести
фунтов. Неутомимый Бэкон, парализованный политически, заполнил вынужденный
досуг страстной, многогранной, блистательной  литературной  деятельностью.
Большинство произведений созданы им в эти немногие годы после падения. Эти
творения и сделали его первым из англосаксонских писателей, книги  которых
преобразовали мир.
   До конца своих дней он оставался верным  своему  позитивному  скепсису,
глухим к высокопарным словам - хотя и употреблял их без зазрения  совести,
когда они сулили ему выгоду, - абсолютно несентиментальным, немстительным,
лишенным чувства  собственного  достоинства,  зато  наделенным  любовью  к
роскоши и комфорту и редкой жизненной  энергией,  склонным  к  сервилизму,
величественно равнодушным к своей славе и к  своему  месту  в  истории.  К
своему  счастью,  он,   отбросив   все   предрассудки,   до   конца   свел
нравственность к социологии, воспитанию и медицине. Он обладал прекрасными
манерами, был неизмеримо щедр, далек от мелочности, очень остро чувствовал
искусство, мыслил реалистично и не чтил авторитетов.
   Он умер от гриппа, который подхватил, когда, исследуя действие  холода,
пытался набить курицу снегом. В своем последнем письме он сравнил  себя  с
Плинием Старшим, который также  сократил  себе  жизнь  естественнонаучными
исследованиями. Он сравнивал себя с ученым древних времен, ибо в 1626 году
еще не мог знать, при всех своих познаниях,  что  именно  он  первый  стал
формировать картину мира двадцатого столетия.



        МОЙ РОМАН "УСПЕХ"

   Я  -  современный  немецкий  романист  и  не  стремлюсь  создать  образ
какого-нибудь одного героя или одной героини. Я выбрал  для  этого  романа
группы характеров, а не  отдельные  индивидуальности.  Восемь  персонажей,
образующих первую группу, если  хотите,  немного  существеннее  остальных,
затем идут тридцать образов, почти не уступающих первым по важности, а  за
ними  следуют  еще  сто,  хоть  и  незначительных,  но   придающих   всему
произведению ту полноту жизни, которую я  и  хотел  передать.  За  ними  -
восемью, тридцатью и стами - стоит огромная масса: народ Баварии.
   Бавария и есть подлинный герой моего романа. Здесь -  центр  конфликта:
Бавария  -  аграрная  провинция  большого   индустриального   государства,
противоречия возникают здесь  в  основном  между  городом  и  деревней.  В
результате действия непреложных экономических законов, благодаря  развитию
современных транспортных средств  и  мирового  рынка  баварские  крестьяне
оказываются втянутыми в конкурентную борьбу с поставщиками из Южной Африки
или Америки. Теперь они уже больше не нужны государству так, как прежде. В
этом причина их недовольства,  особенно  усиливающегося  из-за  того,  что
город как будто не утрачивает прежнего благосостояния. Они сплачиваются  в
борьбе  против  города,  как  австрийские   крестьяне   -   против   Вены.
Добродушным,  неповоротливым  крестьянам  приходится  поворачиваться.  Они
становятся  все  консервативнее,  превращаются  в  сторонников  таможенных
барьеров, в  националистов  -  как  только  осознают,  что  пошлины  могут
избавить их от конкурентов. За  их  реакционностью  кроются  экономические
соображения - так же как и за революционностью города.
   Исходя из этого нового положения вещей, я строю  сюжетную  линию  моего
романа: женщина любит мужчину. Она борется за  любимого.  По  политическим
мотивам его приговаривают к тюремному  заключению,  -  дело  происходит  в
Мюнхене в 1922 году, - хотя он и невиновен.
   Свобода! Больше всего на свете я дорожу свободой. В тюрьмах, которые  я
посетил, собирая материал для своей  книги,  в  тунисской  тюрьме,  где  я
сидел, будучи интернирован как германский подданный,  стены  тесных  камер
буквально давили меня. Я вполне разделяю ужас каждого нормального человека
перед тюрьмами и судебными ошибками. Я люблю свободу и боюсь  оторванности
от мира. Этот страх выражается в моем романе, в истории человека, безвинно
приговоренного к длительному заключению. Написав его, я как будто облегчил
душу. У нас, в Германии, есть такие же Робины Гуды,  какой  был  в  Англии
четыреста лет тому назад. Кому известно имя Гельца? А ведь он своего  рода
немецкий политический Робин Гуд. Его бросили в Зонненбург [Солнечный замок
(нем.)],  -  сколько  иронии  в  этом  названии  тюрьмы!  Им   и   другими
политическими заключенными я особенно интересовался, потому что мой  герой
должен был походить на них.
   Но сюжет развивается  дальше.  Безвинного  признают  виновным.  Женщина
борется за него. Главный смысл всей истории - не считая ее значимости  как
чисто объективной картины Баварии 1922 года - заключается в том,  что  все
усилия, предпринимаемые  женщиной  в  стремлении  спасти  этого  человека,
совершенно бесплодны. Делает она что-либо или нет, все это ровно ничего не
значит. Посторонние силы, не имеющие никакого отношения к этому  человеку,
решают за него его судьбу.
   Некий   американец,   вложивший   миллионы   в   русские   предприятия,
отправляется в путешествие, чтобы ознакомиться с положением дел в Баварии,
летит через всю Европу  в  Мюнхен,  присматривается,  проводит  там  целую
неделю. Однажды вечером  он  идет  в  театр  на  эстрадное  представление.
Программа весьма заурядная, но одна песенка приходится миллионеру по душе,
а это приводит его к знакомству с композитором, другом жены  заключенного.
Перед отъездом из  Баварии  миллионер  предоставляет  правительству  заем,
однако с условием, что этого человека освободят из тюрьмы.
   Когда день освобождения уже близок, его находят в камере  мертвым.  Все
произошло помимо его воли и совершенно вне связи с тем, что могли  сделать
люди для или против него.
   Я не фаталист и не марксист, полагающий, что  миром  правят  одни  лишь
экономические и материальные закономерности.  Но  я  и  не  индивидуалист,
убежденный, что каждый человек  может  быть  господином  своего  будущего.
Однако эти три теории объективно охватывают то,  что  называется  судьбой.
Случай играет  такую  же  большую  роль,  как  и  социальные,  аграрные  и
промышленные потребности человечества. И, наконец, физические, моральные и
интеллектуальные качества человека помогают  ему  овладевать  событиями  и
использовать   экономические    закономерности,    вместо    того    чтобы
противоборствовать им. Жизнь? Человек, борющийся со своими  потребностями,
игрушка случая, который ему помогает или ставит на его пути  непреодолимые
преграды: вот что такое жизнь.



        СОВРЕМЕННЫЙ РОМАН ИНТЕРНАЦИОНАЛЕН

   Вновь и вновь раздаются голоса, что теперь с  повествовательной  книгой
покончено раз и навсегда. Виновны в этом якобы прежде  всего  кино,  затем
радио, затем все усиливающийся промышленный спад, затем  растущее  влияние
варварских, враждебных духовной  жизни  клик,  которые  повсеместно,  и  в
особенности у нас, все больше и больше прибирают власть  к  рукам.  Однако
пессимисты каркают понапрасну. Повествовательная проза все  еще  жива,  ее
здоровье  крепче,  чем  когда-либо  раньше.  Статистика  книготорговли   и
библиотек утверждает,  что  художественные  произведения  читаются  сейчас
значительно  больше,  чем  до  войны.  Потребность  современного  мира   в
повествовательной прозе совершенно очевидна;  чтение  становится  жизненно
важным делом.
   Эта потребность обусловлена не опустошенностью сердца и мозга,  которая
толкает  массы  к  различным  милитаристским  зрелищам   или   к   фарсам,
разыгрываемым политическими фокусниками. И  вот  подтверждение  этому:  не
приключенческая книга, не развлекательные или детективные романы  занимают
сейчас основное место в списке литературы среднего читателя. Напротив, как
это ни  поразительно,  но  за  миллионным  тиражом  какого-нибудь  Уоллеса
выходят миллионные  тиражи  Эптона  Синклера,  Ремарка,  Синклера  Льюиса,
Голсуорси, Томаса Манна. Очевидно, послевоенный читатель ищет в романе  не
только развлечения.
   Возможно, дело в следующем. Если научные книги  и  отвечают  на  многие
вопросы, встающие перед нашим современником, то все же с помощью этих книг
он не может составить себе цельную картину мира. Именно этой картины он  и
ищет в повествовательной прозе. От нее он требует, чтобы она воссоединила,
организовала разрозненные достижения науки в единое  целое.  Очень  многие
восприимчивые к культуре люди ищут в романе то, что могло бы  им  заменить
философию и религию. Они надеются, что повествовательная проза приведет их
дорогой чувств к точке зрения, которая позволит им разобраться в  сложном,
запутанном мире.


   Если современный  роман  хочет  удовлетворить  эти  чаяния,  он  должен
выбрать другое содержание и другие формы, нежели  те,  которые  характерны
для  предвоенного  романа.  Само  собой  разумеется,  конечное,   основное
содержание нашего прозаического эпоса остается  тем  же,  что  и  во  всех
повествовательных произведениях прежних лет: это миропонимание автора, его
ощущение жизни. Но это миропонимание передается современному читателю лишь
тогда, когда оно  пронизано  элементами  современного  мышления.  Ведь  не
случайно сегодня читателя уже  не  привлекает  так,  как  прежде,  сложная
судьба  отдельной  личности,  судьба  с  тысячей  неожиданных   поворотов.
Современный роман пробивает себе путь к  сердцу  читателя  совсем  другими
средствами. Современный  роман  пытается  проникнуть  в  те  глубины,  где
возникают  чувства,  он  восстанавливает  взаимосвязи   между   поступками
человека и непонятыми до конца инстинктами, унаследованными  человеком  от
своих далеких предков (Джойс, Деблин, Т.Манн, Хемингуэй, Лоуренс). Или  же
он ищет пути в другом направлении: он показывает не индивидуума,  а  целый
слой, всю эпоху, он показывает связь индивидуума со  своим  временем  и  с
массой (Драйзер, Синклер Льюис, Голсуорси,  Арнольд  Цвейг,  Генрих  Манн,
Регер, Фаллада, Тынянов, Эренбург, Третьяков).
   Почти  во  всех  романах,  определяющих  лицо  современной  литературы,
трактуются две основные  темы.  Первая:  насколько  первобытные  инстинкты
человека  сильнее  его  разума  и  сознательной  воли?  Вторая:  насколько
индивидуум (сознательно или бессознательно) подчинен влиянию массы?
   Современный  роман  психологичен  и  социологичен.  Он  реализует  идеи
Чарльза Дарвина (Иенсен, Уэллс), Карла Маркса, Зигмунда  Фрейда,  Альберта
Эйнштейна. Он  пытается,  и  не  без  успеха,  сделать  эти  идеи  основой
мироощущения.


   Само собой разумеется, современный роман - интернационален. С  тех  пор
как экономические границы перестали совпадать с языковыми, с тех  пор  как
родиной человека стала не страна, определяемая политическими границами,  а
вся  планета,  областная  литература,  литература   только   национальная,
оказалась  в  весьма   затруднительном   положении.   Рядом   с   великими
произведениями  эпохи  ее  произведения  выглядят,  как  горка   в   стиле
бидермейер, в которой выставлены кустарные крестьянские поделки,  рядом  с
небоскребами, оборудованными современной техникой.  Не  отвечающее  больше
жизненным  потребностям,  такое  произведение  превратилось  в  курьез,  в
музейный экспонат. С изобретением огнестрельного оружия рыцарь, а с ним  и
рыцарские романы, потеряли свой смысл; место Парсифаля и  Ланселота  занял
Дон-Кихот.  С  изобретением  паровоза  и  самолета  политико-экономический
национализм стал бессмысленным, а вместе с ним  потеряла  смысл  и  только
национальная литература. Последние большие писатели, у которых  воспевание
лишь своей родины было внутренне оправдано, -  это  Томас  Гарди,  Готфрид
Келлер и Кнут Гамсун; последний, кто по праву мог  воспевать  национальный
империализм,  был  Редьярд  Киплинг.  Но   уже   некоторым   произведениям
д'Аннунцио и Мориса Барреса присущи карикатурные  черты,  а  что  касается
наших националистических авторов, то лишь немногие  критики  видят  в  них
нечто большее, чем местное явление.
   Конечно, и современный талантливый романист предпочитает выбирать темой
своего произведения родину, однако смотрит он на  нее  не  только  глазами
патриота своей страны, но и глазами гражданина мира. Так смотрели на Любек
Томас и Генрих Манн, на Лондон - Голсуорси, на Берлин - Деблин, на Средний
Запад США - Синклер Льюис.


   Для того чтобы представить мир, расширивший свои  границы,  современный
роман требует форм, отличных от прежних. Современный человек, под влиянием
кино, стал быстрее воспринимать непрерывно меняющиеся картины и  ситуации.
Современный прозаический эпос учитывает это.  Он  учится  у  кино.  Ему  с
успехом  удается  вместить  на  немногих  листах  книги   такое   огромное
количество лиц и характеров, какого никогда в  прежних  романах  не  было.
Современный роман пытается представить все бесконечное многообразие мира в
его одновременности. Подчас в романе дается не одна  линия  повествования,
не две, не три, а  двадцать  или  пятьдесят,  и  при  этом  не  нарушается
единство его восприятия. Как в свое время  елизаветинская  драма  взорвала
единство места и времени, так современный прозаический эпос очень часто  с
успехом ломает закон единства действия.
   Вторым формальным средством, к которому новый роман неизбежно  вынужден
прибегать  для  того,  чтобы  выполнить  поставленную  перед  ним  задачу,
является деловитость изложения. Современный автор должен считаться с  тем,
что его  читатели  по  собственному  опыту  или  благодаря  кино  и  радио
достаточно хорошо знают внешнюю структуру мира. Он должен, если не  желает
разрушить  иллюзию,  внушить  читателю  мысль,  что  он,  писатель,  знает
предмет, о котором пишет.  Если  читатель  не  верит  жизненности  внешних
примет описываемого автором мира, то наверняка не