.

- Сволочь, - наслаждался Бобик. - Сволочь.

- Что этот ребенок говорит последние пятнадцать минут? - спросила Юлия. -
Неужели это никого не интересует?

- Слова на "сэ", - объяснил Бобик.

- А тебе только такие приходят в голову?

- Юля, в котором часу можно ждать твоих троглодитов? - уныло спросила мама.

- Они не троглодиты.

- Сопляксла, - сказал Бобик. - Стелвесла. Слюнтяйсла...

- Тем не менее они наверняка явятся в обеденное время. Так вот: я заранее
предупреждаю, что сегодня у нас на обед только рис, причем в незначительном
количестве, - заявила мама Жак и намазала маслом кусочек хлеба.

- Господи! - крикнула Юлия. - С кем я живу? Сплошные мещане!

- Сблодсла! - сказал Бобик, и у него началась икота.

3

Днем с огромным букетом пришли поглядеть на Иренку Юлины друзья: бородач,
Толек и две красивые девушки. Кристина, растроганная и взволнованная,
крикнула им с порога, чтоб не смели заходить в комнату, не то они нанесут
вирусов. Гости, вдруг ужасно оробев, послушно остались в дверях и,
переминаясь с ноги на ногу, вытягивали шеи, стараясь хоть издали увидеть
ребенка.

- Вроде бы маловат, нет? - высказал опасение Толек.

- В самый раз, - обиделась Кристина. - Даже на полкило побольше.

Она была очень чувствительна ко всему, что касалось внешности дочки. По ее
мнению, это был самый прекрасный младенец из всех появившихся на свет за
последнее тысячелетие. Она могла часами лежать неподвижно, восхищенно
любуясь маленьким сморщенным личиком с желтенькими крапинками на носу.
Потом брала крохотную лапку и с нежностью разглядывала микроскопические
ноготочки - каждый в отдельности. В принципе Кристина была бы бесконечно
счастлива, если б не терзавшие ее страхи. Полчища вирусов, стафилококков,
гнилостных бактерий и прочей нечисти роились над маленьким белым свертком,
содержащим самое дорогое, что у нее было в этом ужасном мире. Стоило
малютке заплакать, и у Кристины болезненно сжималось сердце. За
проезжающими внизу машинами тянулись шлейфы ядовитых выхлопных газов,
коварно просачивавшихся сквозь приоткрытое окно, когда же окно закрывали,
воображению Кристины рисовались картины чудовищных последствий рахита,
который появится у ее ребенка из-за отсутствия свежего воздуха. Словом,
состояние молодой мамы было далеко не таким спокойным и блаженным, как это
предписывалось медицинскими руководствами.

Опять же: симпатичные дотоле друзья вдруг превратились в неопрятных,
пропитанных никотином носителей микробов. Хотя Кристина по-прежнему
продолжала их любить, она была бы просто счастлива, если б они поскорее
убрались куда подальше.

Но они все так же стояли у порога и глядели на нее с искренней
озабоченностью.

- Что же теперь будет? - вырвалось у бородача.

Кристина в нынешнем своем состоянии предпочитала не думать о будущем -
такие мысли нагоняли на нее тоску.

- Вы бы лучше ушли, - в сердцах сказала она, - а то меня только волнуете.

Друзья покорно вышли. В большой комнате их уже поджидала озабоченная тетя
Веся.

- Садитесь, пожалуйста... вот "пепси-кола"... бутерброды с крутыми
яичками... а я должна бежать... мы с Цесей стираем пеленки.

- Терпение, тетя, - сказала Юлия ободряюще. - Через несколько дней Кристина
окрепнет, встанет и будет сама все стирать.

Стоявший рядом Толек произнес с начальственным видом:

- Надо бы дежурства установить, что ли... Мы бы все приходили помогать. Я
вижу, у вас дел невпроворот. Юлия, наверно, тоже замучилась.

- Ничего подобного, - брякнула тетя Веся и испуганно захлопала ресницами.

Юлия вспыхнула.

- Я ведь тебе помогаю, тетя, правда? - заискивающе спросила она. - Как
всегда...

- Ничего подобного, - с неожиданной решимостью повторила тетя Веся. - Как
всегда! Палец о палец не ударишь. Живешь как паразит.

- Ох! - крикнула Юлия, в панике оглядываясь на Толека. - Твои шуточки,
тетя...

- Я и не думаю шутить. Ты всеми правдами и неправдами увиливаешь от работы.
Твоего мужа, если таковой найдется, ждет тяжелая жизнь. Горячо ему
сочувствую.

Произнеся эту обличительную речь, тетя Веся отправилась в ванную, чтобы
закончить стирку пеленок. Проходя по темному коридору, она улыбалась себе
под нос, уверенная, что на сей раз воспитательная акция должна наконец
принести плоды.

4

Ванная была полна пара. Пар валил из бака, набитого пеленками и
распашонками. Пособие "Маленький ребенок" рекомендовало белье
новорожденного кипятить после каждой стирки. А стирать было что. Младенец
беззаботно поливал пеленки и изводил около сорока штук в сутки. Бак,
который Цеся приволокла из кухни, вмещал как раз обычную дневную порцию
белья. Вошла тетя Веся в голубом переднике и с удовлетворением сообщила,
что Юлечке от нее здорово досталось.

- Все сидят в столовой, - добавила она. - И бородач твой там. Красивый
мальчик, но помни, Цеся: внешность обманчива. У него во взгляде есть что-то
циничное. И вообще, чем позже ты узнаешь какими подлецами бывают мужчины,
тем для тебя же лучше.

- Ой, тетя, ну что ты, в самом деле! - пролепетала Целестина; она как-то
совсем забыла о существовании пылкого бородача, ни разу не вспомнила, с тех
пор как они расстались в подворотне, а теперь ей и вовсе было не до него. -
Пеленки чем вытаскивать? - спросила oна.

Бак извергал клубы пара, пахнущего вареным мылом.

- Лопаткой, - сказала тетя Веся. - Ах да, тебе звонил какой-то мальчик,
когда мы тут стирали. Мама подходила. Велела ему позвонить попозже.

- А где лопатка? - спросила Цеся и взяла у тетки из рук пустой таз. - Он не
говорил, как его зовут?

- Сейчас принесу, она на кухне, - ответила тетя. - Мама ему сказала, что ты
стираешь пеленки. Сейчас... как же его... кажется, Петрусь... Нет, Ежик.

У Целестины вдруг судорожно сжался желудок. Лицо вспыхнуло, сердце куда-то
провалилось, на глаза навернулись слезы.

- Она ему сказала... что я стираю пеленки?!

В то, что Ежи Гайдук ей позвонил, трудно было поверить. Но если звонил
он... если звонил все-таки он... это же ужасно. Пеленки! Мало того, что
Гайдук ее ненавидит, теперь у него еще появится повод для издевательств: в
том, что в душе он будет над ней издеваться, Целестина ни секунды не
сомневалась.

- Нет, вспомнила, - сказала тетя Веся. - Павелек.

Цеся почувствовала одновременно такое огромное облегчение и такое огромное
разочарование, что единственной реакцией, на какую она оказалась способна,
были безудержные горькие слезы.

5

Ежи Гайдук все-таки вернулся в школу. После того как у него побывала
Целестина, его настроение вообще в корне изменилось. Разумеется, Цеся
по-прежнему ужасно ему не нравилась или, по крайней мере, он старался, чтоб
не нравилась, но ведь она специально пришла к нему извиняться - от одного
этого можно было смягчиться. Когда же он увидел через окно, как Цеся
выбегает из его подъезда, заливаясь слезами, то едва не помчался за ней
следом. К счастью, на глаза ему вовремя попался все тот же бородатый болван
- это спасло Ежи от опрометчивого шага.

Так или иначе, он решил вернуться в школу.

И сразу же по возвращении убедился, что приобрел много друзей. Павелек -
тот просто ходил за ним по пятам. На несколько дней Ежи с головой
погрузился в атмосферу мужской дружбы и солидарности, которая вокруг него
возникла. Он даже как будто меньше стал думать о Целестине. Мальчишки
потащили его в кино, потом Павел достал билеты на концерт Эвы Демарчик, а
потом был хоккейный матч Польша - ГДР, на который отправились всем скопом и
попеременно то орали, то дудели в трубу, подбадривая своих. В промежутках
между развлечениями одноклассники торчали у Ежи дома, наслаждаясь тем, что
рядом нет никаких родителей и никто не запрещает курить "экстракрепкие".

В школе возле него тоже постоянно вертелся народ. Павелек даже с разрешения
Дмухавеца пересел к Ежи, навсегда покинув Целестинину парту.

Только Целестина, единственная в классе, смотрела на Гайдука волком. Если
вообще смотрела. Чаще всего Ежи приходилось довольствоваться восторженным
созерцанием ее профиля с гордо вздернутым носом.

Однако в понедельник что-то неожиданно изменилось. На перемене Цеся сама с
ним заговорила. На следующем уроке должна была быть контрольная по физике,
и все помчались в физический кабинет в надежде заблаговременно спрятать в
столы то, что следовало укрыть от постороннего взгляда. Только поэтому
приятели покинули Гайдука, который неторопливо вышел из класса и зашагал по
коридору в сторону кабинета.

Шедшая впереди Цеся оглянулась, приостановилась и подождала его. Лицо у нее
было бледное и напряженное.

- Ты мне вчера звонил? - коротко и резко спросила она, глядя в сторону.

Ежи ответил, что нет. Он и в самом деле не звонил. Ему бы в голову не
пришло такое.

- Угум, я так и подумала. На всякий случай спрашиваю. Я не могла подойти к
телефону, потому что... п-писала... стихи, - храбро брякнула Цеся. Потом
вдруг вспыхнула, повернулась на каблуках и побежала совсем не в ту сторону,
куда надо было.

К сердцу Гайдука подкатила волна умиления. Он побрел дальше, глупо
улыбаясь. В тот день они с Целестиной больше не обменялись ни словом, но до
вечера из головы не шел ее образ: маленькое личико с круглыми глазами цвета
крыжовника.

Около двенадцати Ежи лег в постель. Почитал на сон грядущий Фейнмана,
задремал над книжкой, потом очнулся, потушил свет и заснул по-настоящему.
Проснулся он на рассвете. Ему снилось что-то удивительно хорошее и
приятное, какие-то бесконечные разговоры, в которых он чего-то не успевал
досказать; он даже не помнил, с кем разговаривал во сне, но у него
сохранилось ощущение радости. За окном было темно, зеленые стрелки часов
показывали половину шестого. Ежи закрыл глаза, уткнулся лицом в подушку и
постарался побыстрее заснуть, чтобы закончить этот разговор и как можно
скорее досказать все, что не было сказано.

6

Цеся вернулась из школы в ужасно подавленном настроении. У Данки, которая
пришла с ней, вид был довольно-таки бодрый. Хотя именно Данка схватила
сегодня двойку по математике и огорчаться следовало бы ей.

- Ну что ты за человек? - открывая перед подругой дверь родного дома,
спросила Цеся скорее печально, нежели гневно. - Не могу понять, откуда
такая беспечность? Ведь если и дальше так пойдет, тебя оставят на второй
год!

- Ну, это в самом худшем случае, - сказала Данка, снимая пальто и бросая
его на вешалку.

- Хоть бы меня по дружбе пожалела. Что я теперь скажу Дмухавецу? - с
горечью воскликнула Цеся.

- Ну, знаешь! - фыркнула Данка. - Ты порядочная эгоистка!

- Что? - растерялась Цеся.

- Девочки, это вы? - крикнула мама из кухни. - Мойте руки и садитесь за
стол. Сегодня у нас потрясающий обед!

- Кристина постаралась, - сказала Юлия, выходя из своей комнаты, к груди
она прижимала сверточек с Иренкой, что неожиданно оказалось ей очень к
лицу. - Войтек вернулся, блудный муж.

В самом деле, усатый Войтек, загорелый и довольный, гладил в ванной
пеленки, вкладывая в это занятие всю душу. На нем была рубашка с
закатанными рукавами, на ногах - новые шлепанцы Жачека, и вообще он так
хорошо вписывался в домашнюю обстановку, что Цеся ощутила легкое
беспокойство. Как выяснилось за обедом, не без оснований.

- Войтек временно поживет у нас, - объявила за столом мама, - Нельзя, чтобы
молодая семья вечно жила в разлуке из-за такой дурацкой причины, как
отсутствие квартиры, это никуда не годится!

Мама не стала добавлять, что Кристина с Войтеком не далее чем сегодня
хотели перебраться в комнату, которую сняли в пригороде, и что не кто иной,
как она, еще недавно возражавшая против того, чтобы Кристина поселилась у
них в доме, предложила молодым супругам комнату, раньше принадлежавшую
девочкам, хотя бы до каникул. Она скрывала даже от себя самой, что без
памяти полюбила маленькую Иренку и не может представить, как расстанется с
этим крошечным существом.

- Тебе, Цеся, мы выделим уголок в моей комнате, - добавила она, - Я только
выброшу несколько скульптур, все равно там давно пора навести порядок.

- Уж лучше я переселюсь в башенку, - смиренно сказала Цеся, в уме
прикидывая, не может ли случиться еще какое-нибудь ЧП, когда для нее и в
башне не останется места. Она не знала, что будущее и в самом деле готовит
ей такой сюрприз.

- Кристина сварила фантастический обед, - расхваливала Иренкину маму
Ирена-старшая.

- Действительно, - подтвердил ублаготворенный Жачек. - Одно это заставляет
меня примириться с постепенным разрастанием нашего семейства. Обед
великолепный - не только вкусный, но и питательный. - Покончив с ароматным
супом, он отодвинул тарелку и деловито полил соусом картошку. Потом отведал
печенку. - Чудо! - воскликнул он. - Крыся, надеюсь, твоя любовь к мужу
будет крепнуть изо дня в день и соответственно ты будешь готовить столь же
хорошо, сколь регулярно.

Бобик ел с аппетитом.

- А гномик - он какой? - спросил он неожиданно. - С бактерию?

- Чуть побольше, - ответила тетя Веся, - А что?

- А бактерия какая?

- Чуть поменьше гномика, - объяснил Жачек. - А что?

- У меня тут что-то такое на тарелке.

- Наверно, витамин, - предположил Жачек.

- Нет, это перец, - возразил дедушка.

Измученная жизнью Цеся могла поспорить на миллион, что знает, какой за этим
последует вопрос.

- В перце есть витамины? - спросил Бобик.

- Масса. Масса витаминов, - успокоил его Жачек.

- А зачем бог создал бактерии?

Наступило неловкое молчание.

- Уж он-то знал, зачем, - нашелся дедушка.

- Новаковский говорит, бог создал хорошие бактерии, чтобы квасить капусту,
а плохие - чтобы люди болели. Я думаю, плохие не нужны.

- Нужны, - сказала тетя Веся.

- А зачем? - не сдавался Бобик. - Зачем?

Взрослые задумались. В самом деле, за каким чертом?

- Болезни способствуют естественному отбору, - объяснила Целестина. -
Слабые, менее стойкие особи гибнут.

- Отличное мясо, к слову о естественном отборе, - заметил Жачек,
перемешивая с соусом салат из сырой капусты и подкладывая себе печенки.

- Это я жарил, - похвастался Кристинин муж.

- Ах, не может быть! - единодушно восхитились сидящие за столом, не
подозревая, что их ожидает в следующую минуту.

А Бобик прокашлялся, сел поудобнее на стуле и пустил в ход тяжелую
артиллерию:

- А зачем бог создал человека? - спросил он.

7

Итак, в желтом доме на улице Словацкого по-новому складывалась семейная
жизнь. Цеся думала об этом без раздражения, скорее с некоей покорностью
судьбе. Было ясно, что ее место - в башне. С этим она примирилась легко.
Зато страшновато становилось при мысли о том, каково будет по утрам
попадать в ванную.

Кроме того, возникла немаловажная проблема мытья посуды, поскольку за стол
теперь постоянно садилось восемь, а то и девять человек, количество грязной
посуды катастрофически возросло, и, что самое скверное, никто не рвался ее
мыть.

Однако была в этом доме одна самоотверженная, сознательная и даже способная
порой смотреть на вещи трезво особа. Каждый сеанс у раковины отнимал у нее
около двух часов. Чтоб не так было скучно, Целестина за работой размышляла
о том о сем и в результате дала себе обет никогда не выходить замуж. Это
означало, что, когда она станет взрослой и уйдет из дому, ей никогда не
придется заниматься такой мерзостью, как мытье кастрюль.

У той же раковины она вспоминала - неизвестно, в какой связи, - про
Гайдука, у которого оказались красивые светлые глаза и рассеянный взгляд -
такой взгляд бывает только у незаурядных личностей. Конечно, он
невоспитанный сопляк и грубиян, мальчишка, совершенно не умеющий сдерживать
свои щенячьи порывы. В самом деле, ну разве не постыдное зрелище -
гогочущий Гайдук, похлопывающий по спине Павелека и выкрикивающий: "Классно
он его обвел, скажи нет, и раз - в левый угол!" Вообще вся эта орава
молокососов вокруг Гайдука чрезвычайно раздражала Целестину. Они совершенно
ему не подходили. Насколько лучше выглядел Гайдук одинокий и хмурый, со
взглядом, как бы блуждающим по просторам безлюдной Вселенной в поисках
родственной души.

- Ты что, оглохла? - спросила Данка, подходя к раковине. - Я уже второй раз
спрашиваю, который час, а ты хоть бы хны, бормочешь чего-то себе под нос...

Цеся вздрогнула и закрутила кран.

- Ну, так что, сегодня не занимаемся? - спросила Данка с надеждой в голосе.

- Нет, нет, занимаемся, - очнулась Цеся. - Пошли. Берем манатки - и на
башню!

Прихватив по яблоку, девочки отправились в свое убежище. Внизу в квартире
темнота уже затягивала углы, а здесь, высоко в башне, еще полно было
солнечного блеска. За оконцами виднелись обнаженные макушки деревьев и
желтое небо, усеянное мелкими сверкающими облачками. В башенке, в общем,
было чертовски уютно. Цеся включила рефлектор, со вздохом растянулась на
матрасе и сбросила туфли. Ей отчаянно не хотелось садиться за уроки. Она не
стала возражать, когда Данка поставила пластинку с какой-то тихой, нежной
музыкой. Лежала,

поглядывая то на небо, то на пришпиленные к узким простенкам яркие плакаты,
и чувствовала странную сладкую грусть и смутную тоску. Скоро весна... что
она принесет?

- Мне бы хотелось влюбиться, - вдруг сказала вслух Цеся и вздрогнула,
испугавшись. Она совсем забыла про Данку.

Подруга посмотрела на нее снисходительно.

- Кому не хочется, - сказала она, флегматично грызя яблоко и одновременно
записывая что-то в лежащей на коленях тетради. ? Честно говоря, я тоже
только об этом и мечтаю.

- Как это? - с любопытством спросила Цеся и приподнялась в локте. - Я
думала, ты влюблена в Павла.

- Что ты! - сказала Данка. - Он меня не понимает. Совершенно. Я влюблюсь
только в человека, который сумеет понять все тайны мое личности.

- О господи! - взволнованно произнесла Цеся.

- Да, лапочка. Но, боюсь, это будет не так-то легко. Погляди вокруг. Ты
видишь хоть одного интересного парня?

Цеся поглядела вокруг и увидела только плакаты с кинорекламой. Потом она
дала некоторую волю воображению и увидела худое лицо с большим носом,
впалыми щеками и светлыми глазами в длинных ресницах.

- Нет, не вижу, - решительно сказала она. - Ни одного.

- Вот именно. - Данка закрыла тетрадь и быстро догрызла яблоко до конца. -
Где его, такого, найдешь - и чтоб интересный был, и чтоб в то же время тебя
понимал?

- Я бы не стала так много требовать, - сказала Цеся мечтательно. - Вовсе не
обязательно, чтоб он меня понимал.

- Ну конечно, - буркнула Данка. - Когда и понимать-то особенно нечего...

- Что? - рассеянно переспросила Цеся.

- Ничего.

- Знаешь что?

- Пока нет.

- Я бы могла влюбиться без взаимности, - призналась Цеся. - Если хорошенько
разобраться в своих чувствах, можно прийти к выводу, что неважно, любят ли
меня, - важно только, люблю ли я.

- Ты что!

- Серьезно,

- Ну, а твой бородач? - полюбопытствовала Данка. - Он ведь довольно
интересный, нет?

- Не-ет, - сказала Цеся. - Нисколечко.

- Хорошо одевается...

- Дурак он.

- Почему дурак?

- Спорил, что "Кориолана" написал Верди.

- А не он написал?

- Нет.

- Действительно. Зачем спорить?

Цеся перевернула пластинку на другую сторону и снова плюхнулась на матрас.

- Здорово здесь, - сказала она. - Ничегошеньки делать не хочется.

- И мне! - обрадовалась Данка. - Знаешь что? Не будем сегодня заниматься!

- О нет!!! - неожиданно крикнула Цеся и вскочила как ужаленная. - За
работу!

На нее вдруг навалилось гнетущее ощущение случившейся беды. Ведь сегодня
Данка получила двойку по физике, а она, вместо того чтобы спасать
положение, вместо того чтобы восполнять свои упущения на ниве просвещения,
еще потворствует этой лентяйке.

Чего только весна не делает с человеком...

8

Спустя несколько дней Данка схватила очередную двойку, причем - о ужас! - у
Дмухавеца. Урок польского подходил к концу, и учитель не успел до звонка
израсходовать весь запас язвительности, каковым его наделила
матушка-природа. Поэтому он поймал Целестину на перемене и, презрительно
фыркая, задал ей вопрос, который угодил прямо в цель:

- Что, Жак, под