душка разработал простую систему: записавшись в
близлежащую публичную библиотеку, он брал там в алфавитном порядке все
книги, которые еще не читал. Из патриотических соображений дедушка начал со
стеллажа с польской литературой. В конце второго года пенсионерской жизни в
книге одного известного польского автора он и нашел подходящий псевдоним
для Целестины.

Телятинка, поминутно спотыкаясь о разбросанные повсюду игрушки Бобика,
разносила тарелки с пельменями. Она как раз ставила на стол последнюю,
когда в передней раздался звонок.

- Это наш друг из Госстраха. Единственно и исключительно, - сказал Жачек,
подмигивая жене. - Рассмотрел "Фрину" и торопится вернуть обратно.

Однако на пороге появилась тетя Веся, ведущая за собой бледную и озябшую
Данку Филипяк.

Цесю пригвоздило к месту.

- Здравствуйте, - страдальческим голосом произнесла Данка, - Цеся, я не
помешаю? Мне нужно с тобой поговорить...

Больше Данке не дали произнести ни слова. Папа Жак усадил ее за стол и
положил на чистую тарелку изрядную порцию пельменей. Как-никак первая
подруга с тех пор, как Телятинка, бедняжка, начала учиться в лицее. Такого
гостя надлежало принять достойно.

- Пельмешек? - искушающе спросил Жачек.

Данка охотно согласилась, улыбнувшись через стол Целестине.

"О господи, - молилась Цеся, - лишь бы только родственнички не начали свои
штучки!"

- Я не голоден! - возвестил миру Бобик, тараща глазенки и складывая
трубочкой розовые губки. - Я поем только немножко морковки, в морковке есть
витамин "эм".

- А в котлете витамин "ка", - слукавила тетя Веся. Бобик был помешан на
витаминах, и это следовало использовать с умом.

- Тоже мне мания, - издевательски заметил Цесин отец. - Кто-нибудь
когда-нибудь видел витамин?

- Я видел! - одернул его Бобик, свирепо хмуря светлые бровки. - Он был
зеленый и ползал по тарелке.

- А какого он примерно размера? - поинтересовался Жачек, сохраняя полную
серьезность.

- Вот такой, - показал Бобик. - С крапинками. На вид очень здоровый.

- Не может быть.

- Он мне сказал, что если я не съем салат, то никогда не стану пожарником.

- О господи!. - сказал Жачек. - Это было бы чревато ужасными последствиями.

- Чревато, - повторил ребенок, наслаждаясь новым словом. - Чревато, черт
побери.

- Сыночек!!!

- Чреватая кровяная котлета, - отчетливо произнес Бобик.

Цеся сидела как на иголках. Что подумает Данка об их семейке? Пока что ее
родные показали себя не с наилучшей стороны. А ведь еще всякое могло
случиться.

Вошел дедушка, уткнувшись носом в книгу. Недавно он приступил к изучению
французской литературы, и занятие это целиком его поглотило. Оторвать от
чтения старшего Жака мог только пожар. Глава рода машинально сел за стол,
на ощупь взял ложку и отведал капусты, не переставая читать.

- Дедушка, - чуть ли не простонала Целестина, - у нас гости.

Дедушка как будто очнулся.

- Ах, да, - рассеянно пробормотал он, едва поглядев в Данкину сторону. -
Простите, что я читаю, но этот Барбюс мне смертельно наскучил.

- Чреватый кровяной барбюс, - сказал Бобик, нехотя засовывая в рот ложку
тушеной морковки.

Цеся боялась даже взглянуть на свою ослепительную одноклассницу. А тем
временем собравшиеся за столом обращались с гостьей запросто, словно она не
была обладательницей одухотворенного лица и загадочного взгляда. И, о стыд,
отец даже позволил себе отпустить грубоватую шуточку насчет миндалевидных
Данкиных глаз: он сказал, что, по всей вероятности, у нее есть еще одна
пара миндалин, притом увеличенных... Ох, как было бы здорово, если б можно
было повернуть время вспять!..

Не намного, минут на десять: звонок бы раздался, когда Цеся была в кухне, -
она бы сама открыла дверь и увела Данку куда-нибудь в укромный уголок. А
так...

В конце концов Цеся отважилась поднять глаза на Данку, ожидая самого
плохого. Однако на русалочьем лице гостьи играла снисходительная улыбка:
кажется, ей было весело. Она с аппетитом поглощала пельмени и даже как
будто стала чуть менее одухотворенной. "Это под влиянием моих милых
родственничков, - подумала Цеся. - Они так безнадежно прозаичны".

Наконец можно было встать из-за стола.

- Идите, девочки, - проникновенно сказала тетя Веся. - Я помою посуду. Я
все понимаю, сама когда-то была молода. Идите, идите к себе.

"К себе". Легко сказать. У самой двери Цеся сообразила, в каком состоянии
оставила утром комнатушку, где жили они с Юлией. Позор. К сожалению, в
квартире не было другого уголка, где две полувзрослые особы женского пола
могли бы углубиться в интеллектуальную беседу. В кухне все вверх дном. К
дедушке в комнату нельзя: надо же ему где-то единоборствовать с Барбюсом,
да и вообще такого в заводе не было, дедушкина комната - святыня. У
родителей все завалено глиной и гипсом, в углах, словно пугала, торчат
обрубки незаконченных скульптур для индивидуальной маминой выставки;
исключение составлял уголок за книжным стеллажом, где отец устроил свой
кабинет, который со свойственной ему педантичностью содержал в идеальном
порядке. Однако там он сам любил вздремнуть после обеда.

Цеся вздохнула. Увы, ничего не поделаешь...

Предупредив Данку, что в комнате немного не прибрано, она с опаской
приоткрыла дверь. О чудо! Юлия убрала комнату! Это был верный признак того,
что сестра работала. Всегда, прежде чем окунуться в стихию творчества, Юлия
мыла пол, а иногда, в случае необходимости, даже окна. В комнате все
сверкало, воздух был напоен запахом свежевыстиранных занавесок и дождя.
Легкий диссонанс в эту симфонию чистоты вносил огромный стол сестры,
заваленный изрезанной бумагой, заставленный незакрытыми бутылочками с
плакатной тушью и множеством сосудов с грязной водой от кистей. Посреди
забрызганного красками и клеем листа картона белел большой прямоугольник -
след от произведения искусства, с которым Юлия, очевидно, умчалась на
занятия в академию.

Цеся усадила Данку на диван.

- Здорово, что ты наконец зашла, - сказала она, преодолевая робость.

- Я должна была тебя поблагодарить. Такая у меня возникла внутренняя
потребность, - ответила Данка. Слова ее прозвучали красиво и
многозначительно.

- Не за что, - простодушно ответила Цеся и тут же засомневалась, стоило ли
так отвечать.

- Павел поступил отвратительно. Никто не сделал для меня столько, сколько
ты. И так бескорыстно, - продолжала Данка, полузакрыв свои подернутые
туманом глаза.

- Не о чем говорить. - Цеся погрязла в банальностях.

- Я очень одинока, - . сказала Данка печально и посмотрела Цесе прямо в
глаза.

Целестина набрала воздуху в легкие. Одинока. О господи!

- Да? - задала она идиотский вопрос.

- Бесконечно одинока, - повторила Данка.

- А... Павел? - отважилась спросить Цеся.

- Павел не считает меня человеком. Моя внутренняя жизнь его абсолютно не
интересует. Цеся сочувственно вздохнула.

- Он только и знает, что спрашивает, почему я от всего прячусь! А как можно
это объяснить? Я боюсь жизни. Ты тоже боишься жизни?

- Кто не боится.

- Мир такой чужой и неприветливый...

- Это верно, - согласилась Цеся. - Стоит выйти за порог, и у меня
появляется ощущение, будто я прыгнула в ледяную воду... Ой нет, это я
глупости говорю...

- Наоборот, это очень интересно, - сказала Данка без всякого интереса. - А
мне ничего не хочется... из школы меня, наверно, выгонят... я ведь совсем
не занимаюсь. Только целыми часами кручу пластинки. Смотрю в стенку, слушаю
музыку, и мне становится спокойно.

- Хандра у тебя, что ли?

- Она у меня всегда, - простонала Данка. - Знаешь, я просто не вижу в нашей
жизни смысла. Зачем учиться? Зачем мучиться? Все равно умрем.

- Это просто хандра, - заявила Цеся, наконец почувствовав себя уверенно на
знакомой почве. - От нее можно избавиться. Я знаю несколько хороших
способов. В зависимости от степени нужно...

- Я одинока, - перебила ее Данка, с тоской глядя в потолок.

- Если хочешь, - вырвалось у Цеси из глубины души, - я могу быть твоей
подругой. Давай с завтрашнего дня заниматься вместе. Договорились?

- Ты это предлагаешь из жалости, - вздохнула Данка. - А я и того не стою. Я
слабая, безвольная курица...

- А ты не будь курицей, - лаконично посоветовала ей Цеся, которой эта
волынка постепенно начинала надоедать. - Возьми себя в руки. От депрессии
лучшее средство - напряженная работа. Такая, чтобы сразу были заметны
результаты.

- Наоборот... когда много работы, я совсем скисаю.

- Лень, - коротко сформулировала Цеся. - Самое простое - махнуть на все
рукой. Моя мама всегда говорит, что работать над собой нужно до конца
жизни, так как никогда не поздно еще что-то исправить.

Раздался смешок.

- Я бы этого не сказал, - произнес Целестинин отец. Он стоял, прислонившись
к дверному косяку, и преспокойно подслушивал.

Цеся даже вскрикнула от негодования:

- Подслушиваешь?

- Ни в коем разе, - возразил отец. - Я только пришел спросить, не хотите ли
компоту. Тетя Веся меня прислала.

- Ты не мог хотя бы кашлянуть? Или постучать! - Цеся едва сдерживалась,
чтоб не расплакаться.

Как не стыдно, в самом деле! Подслушивают, вмешиваются в разговор... Нет,
это невыносимо!

- Дверь была открыта, - оправдывался Жачек. - Ну, так как насчет компота?

- Мы не хотим! - со злостью отрезала Цеся.

- Я бы выпила... - Данка робко улыбнулась Жачеку.

- Извини меня за папу, - сказала Цеся, как только отец скрылся за дверью
кухни.

- Ты что? У тебя ужасно симпатичные родственники! - убежденно воскликнула
Данка. - Послушай, а как они относятся к твоему мальчику?

- Никак не относятся, потому что у меня его нет, - мужественно призналась
Целестина.

- Шутишь! Как это - нет?

- Очень просто. Никому мало-мальски интересному я не приглянулась.

- Потрясающе! У тебя хватает смелости быть одной!

- Просто я никому не нужна. - Цеся печально усмехнулась.

- Да ведь ты очень красивая! - воскликнула Данка, непроизвольно перенимая
роль утешительницы.

- Какое там, - сказала Цеся еще печальнее.

- Хорошенькая!

- Это ты хорошенькая... - Цеся с завистью поглядела на Данусю.

- Ненавижу свою физиономию, - угрюмо призналась Данка.

- Ты что, с ума сошла?! - изумилась Цеся. - Подойди к зеркалу, посмотри,
какое у тебя выразительное лицо, а у меня что? Розовая картофелина.
Телятина.

- Да нет, это как раз у тебя выразительное лицо! - из вежливости
упорствовала Данка.

- Ничего подобного! У тебя!

- Нет, не у меня! У тебя!

- А я говорю, что у тебя, и не спорь!

- О господи! - простонала вдруг Данка.

Девочки отвернулись от зеркала и, поглядев друг на дружку, бешено
расхохотались.

- Приятно такое слушать, а?

- Тщеславные идиотки.

- Нам только об этом и тверди - какие мы хорошенькие.

- Мальчишкам нравятся хорошенькие.

- Вот именно. Ты читала в "Филиппинке"? Девочки больше всего ценят в
мальчиках ум и чувство юмора.

- А мальчики?

- Ты еще спрашиваешь! Конечно, им нужно, чтоб была смазливая и умела вкусно
готовить.

- Не может быть.

- Представь себе!

- Вот дураки.

- Не дождется он, чтобы я ему готовила и стирала носки.

- Это еще кто же?

- Хотя бы Павел. Этот человек меня раздражает. Вчера устроил ужасную сцену
ревности, а сегодня написал для меня сонет.

- Шутишь.

- Нисколько. Настоящий сонет, по всем правилам. Я была в восторге, пока
мама не сказала, что все от начала до конца содрано у Шекспира.

- Наверно, у него самого не получалось, - великодушно сказала Цеся.

- Похоже на то, - пискнула Данка.

И девочки, переглянувшись, в приступе смеха повалились на диван. Смеялись
до полного изнеможения.

- С завтрашнего дня, - проговорила наконец Цеся, отсмеявшись и вытирая
слезы, - с завтрашнего дня будем заниматься вместе, хорошо?

- Ладно. Ты молоток.

- Я тебе помогу: по математике и вообще по всем предметам. В конце концов,
невелика наука.

- Да уж наверно. Если какая-то там Ковальчук может получать четверки и
пятерки...

- Вот именно. Будешь приходить каждый день, ладно?

- Ну... не знаю, что скажет Павел...

- Как хочешь, - уже суше произнесла Цеся и переменила тему.

Жачек был так напуган, что высунул нос из кухни, только когда услышал, как
за Данкой захлопнулась входная дверь.

- В Телятинку при посторонних вселяется дьявол, - заявил он.

- Оставь ее, - попыталась умиротворить его тетя Веся. - Ей ужасно хотелось,
чтобы подружке все понравилось.

- Так стараться ради какой-то бледной немочи?! - вспылил Жачек.

Именно в эту минуту в комнату вошла Цеся.

- Бледной немочи! - крикнула она. - Данка красотка! А ты, папа, без очков
уже вообще ничего не видишь!

- Без очков я только увидел, что у нее постоянно приоткрыт рот, -
огрызнулся уязвленный Жачек. - Потому и позволил себе тонкий намек насчет
миндалин. А вообще, можете считать меня самонадеянным глупцом, но больше
всего мне нравятся собственные дети. - Он с восхищением поглядел на
Целестину. - Просто кровь с молоком: мордашка красная, глазки блестят,
здоровая, упитанная, аж лоснится. Разве сравнишь с этой подружкой твоей...
да она же, с позволения сказать, ни рыба ни мясо.

"Упитанная"! "Мордашка красная"! Знал бы Жачек, как больно задел свою
младшую дочь, он бы, наверно, предпочел помалкивать целую неделю.

Глава 2

1

Совершенно неожиданно выпал снег. В этом, правда, не было ничего
противоестественного - на дворе стояла зима. Но декабрь в том году больше
смахивал на дождливый ноябрь, и никто из жителей Познани даже не мечтал,
что на рождество выпадет снег. И тем не менее перед самыми праздниками
первые утренние прохожие с изумлением увидели мир преображенным,
идиллически тихим, сверкающим невинной белизной.

Ежи Гайдук стоял у открытого окна и жадно вдыхал пахнущий снегом воздух.
Улица Сенкевича была еще пуста, кое-какое движение началось только в
продовольственном магазине на первом этаже. Было холодно, но на такие
мелочи Ежи Гайдук не обращал внимания. Он стоял в пижаме у окна и смотрел
поверх крыш домов на макушку желтой башенки, освещенную слабым светом
уличного люминесцентного фонаря. Ничего больше увидеть он бы не смог, даже
наполовину высунувшись наружу. И все-таки вот уже три месяца по утрам, едва
открыв глаза, подходил к окну и смотрел в сторону дома, где жила Целестина.

Ежи Гайдук был человеком одиноким. С раннего детства его воспитывала
бабушка, так как родители давно умерли. В маленьком городке, где они жили,
не было средней школы, а поскольку бабушка решила дать внуку образование,
он был отправлен в лицей в Познань. Комнату сняли у пани Пюрек, которая
заслуживала доверия хотя бы по одной причине: она была родом из того же
города, что и Гайдуки. Кроме того, что было весьма существенно, сия пожилая
дама не требовала за комнату оплаты вперед. Ежи у нее жилось хорошо,
завтраками и ужинами она его кормила, а обедать можно было в кафе-молочной.

Ежи Гайдук был неразговорчивый, застенчивый, чертовски способный и
начитанный подросток Два последних свойства в школе пока не были замечены,
ибо этому препятствовали два первых. Однако отсутствие общественного
признания Ежи не волновало. Он был всецело поглощен изучением
университетских учебников физики, а также "Размышлений" Марка Аврелия. Это
до такой степени его занимало, что позаботиться о своей внешности времени
уже не оставалось, поэтому выглядел он - с точки зрения ровесниц - весьма
непрезентабельно. Впрочем, на ровесниц он тоже не обращал внимания. За
исключением Целестины.

Но Целестина в самом деле была исключением.

Ему нравилось на нее смотреть. Вот и все.

Ему вообще нравилось все, что имело к ней хоть какое-нибудь отношение.
Например, ее дом, ее улица, ее сапожки, ее отец и велькопольский хлеб,
который она покупала каждый день, из чего можно было заключить, что этот
сорт ей особенно по вкусу. Все, что касалось Целестины, было таинственным и
исключительным, окрашенным неизъяснимой прелестью, удивительным и
волшебным.

Гайдуку было очень интересно, как там, в этом странном доме, внутри. Он
пытался представить себе его обитателей: симпатичных, уравновешенных - так
ему казалось - родителей и утонченную элегантную Цесину сестру, которую
однажды видел издалека. И ее саму - всегда надменную, прелестную,
загадочную, зеленоглазую Цесю, которая с начала учебного года от силы три
раза удостоила его взглядом. Что она теперь делает?

В воображении промелькнула картина: красиво накрытый стол, за которым,
негромко переговариваясь, сидят Цесины родные, отщипывая кончиками пальцев
крошечные кусочки от каких-то воздушных булочек.

Ежи посмотрел на часы. Нужно торопиться. Чтобы занять свое место в укрытии
перед Цесиным домом и ждать. Сегодня она наверняка будет в хорошем
настроении. Она наверняка любит снег.

2

Первым проснулся Жачек. Он нехотя вылез из постели и в темноте, стараясь не
разбудить жену, набросил на себя какую-то одежку. Потом пошлепал на кухню,
чтобы поставить воду для кофе.

В кухне он обнаружил чудовищный беспорядок. Раковина завалена грязной
посудой, посреди усыпанного крошками стола - лужа молока.

- Значит, вчера была Юлечкина очередь мыть посуду, - вслух заметил отец. -
Удивительно, до чего легко догадаться.

Он достал из шкафчика большую кастрюлю и налил в нее холодной воды. Потом с
невозмутимым спокойствием направился в комнату дочек.

Девочки еще спали. В комнате было темно, вследствие чего Жачек счел
уместным зажечь лампу под потолком.

Поток яркого света залил комнату. Цеся вскочила немедленно в состоянии,
близком к шоковому. Юлия продолжала спать мертвым сном.

- Телятинка, - ласково проговорил отец, - ты не знаешь, в котором часу
вчера вернулась твоя сестра?

- Н-не-н-наю, - невразумительно пробормотала Цеся, силясь сообразить,
откуда взялся отец, представший перед ней в дамском голубом атласном
халатике, с прижатой к животу красной кастрюлей: из мира сновидений или он
существует наяву.

- Я спрашиваю, когда вернулась Юлия, - повторил отец тоном, не сулящим
ничего доброго. Какая-то струна в Цесе вдруг оборвалась, и она бессильно
упала на подушки.

- Понятия не имею, - слабо пискнула она. - Это все?

- Что касается тебя - да, - великодушно промолвил отец. - Можешь спать
спокойно. - И, зачерпнув горсть ледяной воды из кастрюли, тонкой струйкой
вылил ее на шею старшей дочери.

Юлия вскочила с пронзительным воплем. Целестина, которая, получив
разрешение отца, нырнула было под одеяло и даже успела задремать, пулей
вылетела из постели, дрожа, как в лихорадке. Жачек выглядел, как
Чингис-хан, несмотря на халатик.

- Вставай, грязнуля, - сурово произнес он. - Кастрюли ждут!

- Ради бога... - плаксиво пролепетала Юлия. - У меня срочная халтура, я всю
ночь работала. Только-только заснула, Кто меня будит и зачем? Это камера
пыток?

- К счастью, сегодня я не спешу, - сказал Жачек. - К счастью, у нас сегодня
конференция. К счастью, я имею возможность заставить тебя заняться делом.
Встаю утром, захожу на кухню, и что же видят мои усталые глаза? - Он замер,
устремив на дочку вопрошающий взгляд.

- Что они видят? - упавшим голосом спросила Юлия.

- Они видят плоды твоего лентяйства. Ты вчера должна была вымыть посуду.
Неужели мать, посвятившая себя служению искусству, или престарелый дедушка,
или школьница-старшеклассница обязаны делать за тебя твою работу лишь
потому, что ты неряха?

- А почему бы и нет? - грубо ответила Юлия. - Пусть делают.

- Значит, отказываешься вставать и мыть посуду? - Выкинь это из головы, -
сказала Юлия и зарылась в подушки.

- В таком случае, я тебя оболью, - решительно заявил Жачек, зачерпывая
ладонью воду. - Ну, что ты теперь скажешь? - И он плеснул воду дочке на
спину.

Очередной вопль сотряс воздух.

- Не люблю, когда у вас конференции, - сказала Юлия, с трудом приходя в
себя. - Боже праведный, как трудно жить в сумасшедшем доме!

И встала.

- Вот и умница, - похвалил ее Жачек. - Что мне в тебе нравится, так это
твое благоразумие. Вымой кастрюльки, а потом приготовь нам всем завтрак.
Если я каждый день б