Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
свихнулся, - говорит. - Думаешь, я дурак? Оружие выдают
только милиционерам (раз!), пограничникам (два!) и контрразведчикам (три!).
Это я точно знаю. А раз твой дядя не милиционер и не пограничник, значит,
контрразведчик.
- Какое оружие? - не понял я.
- Пистолет! - отчеканил Ява.
- Да где ты видел?
- В ящике письменного стола - вон выдвинут немного.
- Да? А ну идем! - И теперь уже я палец для щелчка сгибаю - смотри же,
если соврал!
Вышли мы из санузла, прошлись (как будто просто так) по комнатам. А потом
к письменному столу. И взглядом в выдвинутый ящик - раз! Эге! Не соврал Ява!
Пистолет! Настоящий! Тускло поблескивает вороненая сталь.
Аж сердце зашлось у меня в груди. Метнул я взгляд на дядю, который стоял
на балконе - зарядку делал. И чуть погодя:
- Дядя Гриша! А что это у вас?
- Где? - Дядя шагнул в комнату и подошел ко мне.
- А вот в ящике.
- А-а... Пистолет.
- А зачем?
- Как - зачем? Стартовый пистолет. Спортивный. Не видел разве никогда?
Фу ты! Вот тебе и контрразведка! Дядя же мой, кроме того, что мастер на
заводе "Большевик", еще и мастер спорта (легкой атлетикой когда-то
увлекался, а теперь судья республиканской категории). И как я сразу не
догадался, что это за пистолет! А в общем, честно говоря, я стартовых
пистолетов близко никогда не видел и в руках не держал. И Ява, конечно,
тоже. Вижу, краснеет Ява: стыдно ему, что он так сплоховал. И, чтобы скрыть
смущение, спрашивает:
- А как же он стреляет?
- Очень просто. - Дядя вынул пистолет из ящика. - Дается команда... "На
старт!" Потом... "Внимание!" А затем... - Дядя поднял пистолет над головой.
Ба-бах!.. Аж в ушах зазвенело! И в тот же миг:
"Ой!.." Трах-тарарах!.. - что-то шлепнулось и загремело в кухне. Мы
кинулись туда. Посреди кухни сидела на полу тетя, а возле нее валялась
разбитая макитра, в которой она терла мак на пирог. Не ожидая выстрела, тетя
с перепугу рухнула на пол.
Вид у нее был такой комичный, что мы рассмеялись.
- Гри-ша! - укоризненно склонив голову набок, жалобно сказала тетя. - Ну
как ребенок! Разве так можно! Я чуть не умерла...
- Кто ж виноват, что ты так пуглива, как заяц под голым кустом, - смеясь,
сказал дядя.
- А он все же бахает будь здоров, кто хочешь испугается, - сказал я.
Жалко мне стало тетю.
- С ним и шпионов ловить можно, - сказал Ява. - Бьет, как боевой!..
- Дядя Гриша, а можно стрельнуть? - осмелился я.
- Ну что ж... только... - Дядя показал глазами на тетю, которая уже
поднялась и собирала черепки.
- А мы в спальне! - рванулся Ява.
- Ну давайте...
Но даже в спальне, перед тем как выстрелить, я громко крикнул:
- Тетя, на старт! Внимание!
И только потом нажал пальцами обеих рук на спусковой крючок (одной рукой
не справишься - такой тугой!). Ох и бабахнуло! По-моему, еще сильней, чем у
дяди.
По два раза стрельнули мы с Явой - больше дядя не разрешил ("Еще соседи
сбегутся!").
Вся эта история с пистолетом немного меня развлекла. Но когда я вспомнил
про часы, сердце мое опять защемило. Оно заскулило, как щенок в темной
каморке. Как-то все будет? Найдем ли мы артиста? И что он нам скажет
теперь?
За завтраком я сидел молчаливый и хмурый. Ява поглядывал на меня и все
подмаргивал - пытался поддержать.
Вяло пережевывая яичницу с салом, я думал. Думал о том, что нужно как-то,
никого не обманывая (ни в коем случае!), выскользнуть из дому, чтобы идти
искать артиста.
А зачем врать? Поход в Театр юного зрителя у нас и так намечен. Только мы
пойдем не через несколько дней, как собирались, а сегодня. И по дороге к
Юному зрителю в другие театры заглянем и поищем нашего артиста. Спектакль
начнется в двенадцать, а сейчас еще десяти нет, мы успеем.
Дядя не стал возражать, когда я сказал про театр, только о чем-то подумал
и сказал:
- А может, и мне с вами? Как вы думаете? Мы думали, что это совсем не
нужно, что это испортит нам все дело. И я поспешил сказать:
- Да разве вам интересно? Там же все детское! Если бы я был взрослым...
Угадал дядя мои мысли или нет, я не знаю, но он почему-то улыбнулся:
- И то правда. Ступайте одни. Я пошутил. Но если снова где-нибудь
потеряетесь, завтра же домой!
Дядя дал нам денег, мы надели новенькие, хрустящие рубашки, отглаженные
штаны, блестящие, еще ни разу не надеванные ботинки и пошли.
Не знаю, как вы, но я, когда на мне все новое, чувствую себя, будто
голый. Кажется, что все на тебя смотрят, и стыдно как-то, неловко, и хочется
спрятаться от глаз людских. Кончается всегда тем, что я или потрусь рукавом
о стенку, чтоб он не был таким новым, или пятно на штаны посажу, или ботинок
носком в землю ткну, чтоб не так блестел. Тогда мне легче. Вот и сейчас,
выйдя на лестницу, я сразу проехался локтем по перилам и сделал на рубашке
грязную полосу. И только после этого мы вышли на улицу. Да все равно в новом
было неудобно и неловко: ноги в ботинках, как в колодках, воротничок шею
трет, что твой хомут, - чтобы повернуть голову, нужно всем телом
поворачиваться. И почему это в театр нельзя ходить в обычной одежде? Туда
ведь идут пьесы смотреть, а не для того, чтоб на тебя смотрели! Если б я
стал большим начальником, то издал бы даже постановление, чтобы в новом в
театр не пускали. Но не волнуйтесь, я начальником никогда не буду. Я буду
летчиком...
Мы сели в троллейбус и поехали в Театр музкомедии на Красноармейскую
улицу. Начали мы с него, так как мне почему-то казалось, что этот
симпатичный круглолицый артист должен работать как раз в комедии (где же еще
ему царя играть?!)
Зашли мы в вестибюль. Пусто. Тихо. Справа касса. Прямо во всю стену
огромные двери. Поднялись мы по лестнице к этим дверям. Толкнули - не
заперты. Заглянули - и там никого.
- Может, - говорю, - еще рано, еще не пришли?
- Хорошенькое рано! Десять часов! - говорит Ява. - Артисты, как и все
люди, должны с утра на работу приходить. А как же! Ведь это служба...
- А почему же никого нет?
- А ты что, хочешь, чтоб они тебе тут у дверей толкались? Нет - значит,
на сцене. Репетируют. Пошли!
Но только мы повернулись от дверей, как тут же нам навстречу молодая
женщина в синем, похожем на милицейский кителе.
- Вам что, ребята?
Стали мы, растерялись. Как же его спрашивать? А женщина снова:
- Что такое, ребята?
И тут Ява возьми да и ляпни:
- Нам царя нужно.
- Какого царя? - удивленно подняла брови женщина.
- Такого круглолицего, с лысиной. - Это уж я добавил. Женщина засмеялась:
- Вы немного опоздали, хлопчики. Царей уж пятьдесят лет не существует.
Надо было раньше. Ява осмелел:
- Ну что вы, тетя! Разве нам настоящего? Нам настоящие цари ни к чему.
Нам артиста нужно, который царя играет. Разве не ясно?
- Он в тринадцатой квартире живет! - выпалил я.
- Теперь понятно, - сказала женщина. - Только нет у нас такого, который
бы царя играл. Ведь в нашем репертуаре про царей сейчас ни одного спектакля
нет. А почему вы именно у нас ищете этого артиста? Он сказал вам, что в
нашем театре работает? Как его фамилия? Мы с Явой переглянулись.
- Фамилию мы не знаем, - сказал я, - но знаем, что он играет царя.
- А где ж он этого царя играет? В каком театре?
- Не знаем...
- Вот тебе и раз! Приснился вам, что ли, этот артист? А откуда вы узнали,
что он царя играет?
- Он сам сказал.
- Так вы с ним знакомы?
- Да немного... - неуверенно сказал я и взглянул на Яву: что ж это он
молчит? То во всех разговорах всегда впереди, а тут замолк, как в рот воды
набрал.
- Да как же это вы знакомы, что ни фамилии не знаете, ни в каком театре
работает, - допытывалась женщина.
- Да вот так... не успели расспросить.
- А зачем вы его теперь ищете?
- Да нужно... Об одном деле поговорить...
- О творческом? - усмехнулась женщина.
- Угу...
И только я успел это сказать, как вдруг - бац! бац!.. Из глаз моих аж
искры посыпались. Даже в затылке защемило. И будто не по голове, а по кавуну
- такой звук гулкий.
Женщина от неожиданности так руками и всплеснула:
- Ты что его бьешь?! Это что за хулиганство! Ни с того ни с сего...
Что она еще там выкрикивала, я не слышал - мы были уже на улице. Голова
моя гудела, на глазах закипали слезы.
Так вот почему Ява молчал - боялся соврать сам и ждал, пока я не совру.
Но разве я всерьез врал? Я ведь только сказал "угу" на ее шутливый вопрос.
Это можно было понять тоже как шутку. Уж и пошутить нельзя! Если так
придираться, то до самой старости шишки на лбу носить будешь.
- Ты что, обиделся? - услышал я за собой голос Явы. - Ведь мы же
договорились, - продолжал он невинным тоном. - Никто не виноват...
Я молчал.
- Ты не имеешь права обижаться. Это не честно. Зачем тогда было
договариваться?
Он еще мне и выговаривал! Конечно, обижаться глупо, раз договорились, но
когда вас при всем честном народе бьют по лбу, а вы не имеете права даже
сдачи дать, то вряд ли вы будете хохотать после этого. Вряд ли запоете от
удовольствия.
- Ну что ты... - не унимался Ява. - А если я совру, ты дашь мне в лоб, я
и глазом не сморгну, вот увидишь.
Все это было так, но до самого Оперного театра я молчал. И только на
площади у театра, потирая лоб, сказал:
- Нужно как-то иначе узнавать. Похитрее. Сперва этот самый... репертуар
смотреть. А то сразу - ляп! - дайте нам царя. А люди ничего такого не
ставят.
- Конечно, конечно, - охотно согласился Ява, обрадованный, что я нарушил
молчание. Договорились рассказывать все, как есть: что нам нужно возвратить
артисту одну вещь, которую он случайно, когда купался на Днепре, оставил нам
(а какую, можно не говорить: мол, секрет; ведь про часы говорить страшно).
В опере с царями было намного лучше, чем в Музкомедии. И в "Борисе
Годунове" царь, и в "Сказке о царе Салтане", и в "Декабристах", и в
"Снегурочке". Я очень обрадовался, когда узнал об этом, и уж был уверен, что
среди этих-то царей мы обязательно найдем своего круглолицего, с лысиной. Но
как дошло до дела, то все цари оказались неподходящими. Не те цари! Ни
одного с лысиной... Все с волосами и даже с кудрями. Все высокие, рослые.
Это нам билетерша сказала. И даже показала их всех. Там в фойе висят их
портреты. "Нашего" среди них не оказалось. Невеселыми вышли мы из Оперного.
- Ничего, - с напускной бодростью сказал Ява. - Я был уверен, что в Опере
нет. Оперные артисты голос берегут, боятся застудить. Ни один певец не
станет тебе купаться в реке. Купаются только драматические артисты.
Мы спустились по улице Ленина к Театру русской драмы имени Леси Украинки.
Но и там (а после этого и в Театре имени Франко) нас ожидало полное
разочарование - ни одного спектакля про царя.
Оставался последний киевский театр, Театр юного зрителя.
Мы поднимались от Театра имени Франко по лестнице мимо необычного дома на
улице Орджоникидзе. Он сплошь облеплен странными фигурами: тут и слоны, и
змеи, и диковинные птицы, и какие-то совсем непонятные твари и чудища... В
другой раз я бы разиня рот глазел на этот дом, ведь другого такого нет нигде
в мире. А теперь я равнодушно проходил мимо и даже не смотрел! Ничего меня
не радовало. И в душе моей было так мрачно и мерзко, что все эти страшилища,
если бы вдруг ожили и заглянули туда, сами бы перепугались.
- Не горюй, - утешал меня Ява. - Ну конечно же, он из Юного зрителя. Вот
увидишь! Играет царя в какой-нибудь сказке для малышей. Он, наверно, комик.
По-моему, мы его даже видели как-то по телевизору. Тот самый, помнишь,
который споткнулся на пороге и - бряк! Гы-гы-ы...
Ява пытался развеселить меня. Всю дорогу до Театра юного зрителя он
старался что-нибудь выдумать. Но я не поддавался.
Мы вошли в театр и будто в школу на большую перемену попали: шум, суета,
беготня. И все почему-то малыши - даже без пионерских галстуков еще. Подошли
мы к кассе. Оказывается, пойдет спектакль для младших школьников.
Пьеса-сказка.
- Про царя? - тут же спросил я.
- Нет, про Красную Шапочку, - ответила кассирша. Скривились мы, да что
поделаешь, не идти же домой, тем более что нужно в фойе артистов посмотреть.
- Что ж, придется идти на "Красную Шапочку", - сказал Ява.
Взяли мы билеты. Пошли. Расталкивая малышей, ходим по фойе, разглядываем
портреты. И к каждому я подхожу с трепетом, со страхом. Последний ведь
театр, последние надежды.
Пересмотрели мы все портреты, и упало, покатилось мое сердце... Нет
нашего артиста. Нет, да и только. Что ж теперь делать? Где его искать?
Значит, не артист он. Но ведь он же сам сказал, что артист. И про царя
говорил... Как же так?!
- Погоди, не горюй, - подбадривает меня Ява. - Может, просто его портрет
не поместили. Помнишь, как Гриша Гонобобель на школьную Доску почета не
попал, потому что, когда фотографировали, его как раз пчела укусила, и
мордяка была, как тыква. Может, и у этого что-нибудь такое...
- Ну да! - машу я рукой, а самому так хочется, чтоб это было правдой, так
хочется...
- Ой, хлопцы, здравствуйте! - слышим вдруг. Оборачиваемся па голос и
видим - в белом платьице, с большим бантом-бабочкой стоит... Валька и держит
за руку первоклассника в синей форме.
- Я вас сразу узнала! - радостно стрекочет Валька. - Вы давно в Киеве? С
экскурсией или так? Со всем классом приехали или одни?
Я молчу... Это его знакомая, пусть он и говорит. Но Ява тоже молчит. Вы
бы посмотрели на Яву! Он сперва побледнел, потом покраснел, потом опять
побледнел, потом начал покрываться какими-то пятнами. Такого вида у него не
было даже тогда, когда в прошлом году он провалился в старый колодец.
А Валька не унималась:
- Вы надолго приехали? А браконьеров своих вы поймали тогда? Обещали ведь
написать... Может, адрес потеряли? А? Да что ж вы молчите? Не хотите со мной
разговаривать?
Наконец Ява овладел собой и открыл рот. И оттуда вылетели слова:
- А чего... Мы ничего... Мы наоборот...
Не скажу, чтоб это было очень красноречиво, но я не стал встревать в их
беседу. Пускай балакают!
Да и поздно было встревать - уже прозвенел третий звонок, и все поспешили
в зал. Представление началось. Мы сидели в седьмом ряду, а Валька в девятом.
И Ява, вместо того чтоб па сцену смотреть, все время сиденье штанами
полирует и голову назад поворачивает - на Вальку взгляды бросает.
- Голову свернешь, придется задом наперед ходить, - въедливо говорю ему.
А он даже и ухом не ведет.
А на сцене в это время коварный сухоребрый Волк с длинным носом
пробивался в дверь к Бабусе, чтобы съесть ее. Шустрая Бабуся спасалась как
могла - возводила баррикады из мебели, бегала по всей сцене, швыряла в Волка
кувшинчики, кастрюли и другие предметы домашнего обихода.
К тыну возле избушки была привязана настоящая живая курица - единственная
Бабусина худоба. И вот во время действия курица запуталась в веревке,
которой была привязана, и начала биться. Увлеченные борьбой Волк и Бабуся
ничего не замечали. А все зрители с волнением смотрели на бедную курицу,
которая, обессилев, уже едва дышала. Но что поделаешь? Не кричать же, не
срывать спектакль...
Вижу, Ява крутится, крутится на месте, будто ему горячих углей в штаны
насыпали, потом вдруг поднялся и пошел. Прямо по проходу к сцене. Я затаил
дыхание. И весь зал затаил дыхание, и все головы на Яву поворачиваются, как
на параде на генерала, который обходит войска. А Ява идет себе... Идет,
идет, поднимается на сцену, подходит к курице и начинает ее распутывать. А
артисты себе играют, даже не замечают Яву, будто его и на сцене нет. Ява
распутал курицу и спокойненько пошел назад, на свое место. Только когда он
сел, я услышал, как тяжело он дышит и как тукает у него в груди сердце. А
через несколько минут Волк все-таки съел Бабусю, и первое действие
кончилось. Занавес опустился, и в зале вспыхнул свет. Все захлопали в
ладоши, причем большинство зрителей повернули голову в сторону Явы. И было
непонятно, кому они аплодируют - артистам или Яве... К нам тут же подбежала
Валька.
- Вот здорово! Ну и молодец! И как ты решился? Я бы ни за что не смогла.
Ой, молодец! - Она говорила громко, даже, по-моему, слишком громко. Ей,
видно, хотелось показать всем, что она знакома с Явой. Она гордилась этим.
Со всех сторон на Яву были устремлены восторженные взгляды. И когда мы вышли
в фойе, так все время то здесь, то там слышались приглушенные голоса: "Вон
тот! Вон тот! В белой рубашке!"
По-моему, это было как раз то, о чем только и мог мечтать Ява. Он был
счастлив. Сказать, что он сиял, - это, пожалуй, ничего не сказать. Он ходил
по фойе, как на ходулях, как будто он выше всех на свете. Глаза его излучали
что-то такое, что не способны излучать глаза обычных людей. И так он был
далеко-далеко от меня, как никогда в жизни. Я и мои переживания из-за часов
для него сейчас просто не существовали. Конечно, он стал героем, это ясно,
но мне было неприятно смотреть на него.
- А это мой братишка Микола, - сказала Валька, так как Ява удивленно
поглядывал на первоклассника в синей форме, который все время крутился возле
нас.
И братишка Микола покраснел, как будто его знакомили не с курносым Явой,
а с космонавтом Поповичем, киноартистом Рыбниковым или еще с какой-нибудь
знаменитостью.
- Я вообще-то сюда из-за него пришла, мама одного еще не пускает, - будто
оправдываясь, объясняла Валька.
Ява смерил братишку Миколу откровенно пренебрежительным взглядом. Тот еще
больше покраснел.
- Так вы их поймали все-таки или нет? - спросила Валька.
- Конечно, - небрежно бросил Ява.
- И не написали?! Тоже мне! Или, может, адрес потеряли?
- Нет, не потеряли... Но... - Ява пожал плечами, и этот жест можно было
понять: дескать, чего бы это я стал писать, очень нужно...
Валька вспыхнула. Преодолевая неловкость, она сказала:
- Ну, вы, конечно, не одни их ловили, вам взрослые помогали. Или,
наоборот, вы - взрослым...
- Да чего там взрослые, - хмыкнул Ява. - Мы сами... Он метнул на меня
взгляд и... прикусил губу. Да было уже поздно.
Я вздохнул, поднял руку и влепил ему в лоб три звонких щелчка - аж эхо
раздалось. Валька вскрикнула. Братишка Микола захихикал. Кто-то еще
засмеялся поблизости. Ходули сломались, и Ява очутился на земле -
оторопелый, красный, как помидор, с вытаращенными глазами. Мне даже жалко
его стало. Да разве я виноват? Не нужно было ставить таких условий...
Видя, что Ява не собирается давать сдачи, Валька (добрая душа) накинулась
на меня:
- Ты что? Сдурел? Что за шутки?!
Вокруг нас начали собираться дети. Глаза у Явы забегали, как у загнанного
зверя, и он выдавил из себя улыбку, жалкую деланную улыбку (так улыбаются,
сидя на чужой груше, когда застанет хозяин). И сказал:
- Ничего... Все правильно... Теперь мы квиты... - И, обернувшись к толпе:
- Чего смотрите? Кина не будет!
Дети, посмеиваясь, стали расходиться, тем более что прозвенел звонок,
антракт окончился.
- Да что, что все-таки случилось? Вы что, поссорились? - не могла
успокоиться Валька.
- И совсем не поссорились! Просто у нас уговор один есть. - Яве не
хотелось объяснять. Мы уже вошли в зал и пробирались к своим местам.
- Да какой такой уговор? - не сдавалась Валька (вот уж это девчачье
любопытство!).
- Да потом, после...
- Ну хорошо, только вы не убегайте.
- Ладно.
Глава VI. БУДКА. УХО ЗА УХО!
Представление окончилось, и мы вышли из театра, Ява у