лать тотем.
   - Какой самый хитрый зверь?
   - Росомаха, кажется.
   - Хитрее лисы?
   - В книжке написано, что хитрей.
   - Она сладит с бобром?
   - Наверное.
   - Хорошо, тогда я - Росомаха.
   - Нет. Я не могу дружить с тем, кто  побьет  меня.  Оставайся Дятлом. Это
больше тебе подходит. Дятел хорошее дерево испортит, кору продолбит.
   - Ну, это лучше, чем бобровать! - отрезал Сэм.
   Слово "бобровать" имело  свою историю.  В  Сэнгере  считалось  величайшим
достоинством  умение обращаться  с  топором. У  старых  поселенцев топор был
единственным  инструментом.  Говорили  даже,  что некоторые жители  "чуточку
заточат топор и бреются им по воскресеньям".
   Когда сын начинал самостоятельную жизнь, отец дарил ему хороший топор.
   Чтобы надрубить дерево и  повалить его в нужную сторону, необходимо знать
много правил. И  жители Сэнгера усваивали их чуть ли не с первого дня жизни.
Бобры,  как говорят, подгрызают дерево  кругом, пока  оно не свалится.  Если
дровосек неумело  подрубал  дерево,  его занятие называли  "боброваньем".  И
поэтому,  если  "работать,   как   бобр",  считалось   высшей  похвалой,  то
"бобровать" дерево означало позор.
   Потому-то насмешку Сэма мог оценить только житель Сэнгера.


   XI Тайны трав

   Как только представился удобный случай, Ян собрался к бабушке Невилль.
   - Иди без меня,  - посоветовал  Сэм, - она на тебя и не взглянет, если мы
придем оба. Ты слишком здоров на вид.
   И  вот Ян, к  своему удовольствию, пошел один. Как он  ни любил Сэма, его
смущала болтливость  приятеля, а  главное, Сэм  всегда прерывал разговор  на
самом интересном месте.
   Ян захватил с собой записную книжку и карандаши, а по дороге нарвал букет
цветов и трав. На этот раз старушка приняла его совсем иначе.
   - Входи, входи! - заговорила она. - Как поживаешь, как поживает твоя мать
с  отцом? Садись и расскажи,  что поделывает  тот  негодный  мальчишка,  Сэм
Рафтен.
   - Он уже выздоровел, - ответил Ян и густо покраснел.
   - Еще бы! Конечно, он здоров! Я-то знала, что поставлю его на ноги, и сам
он знал  это,  и  мать  его знала,  потому  и позволила  идти  ко  мне.  Она
что-нибудь сказала?
   - Нет, бабушка, ничего.
   -  Вот негодная!  Спасла ее сына, хоть  они  и  ограбили меня,  так  даже
"спасибо"  не сказала,  бессердечная!  А ты зачем пришел  ко мне?  Это что у
тебя, цветы? Люди могут порубить деревья, но цветы-то уж каждой весной снова
вырастают, мои красавицы!
   Ян протянул ей букет. Она вытащила аронник и стала рассказывать:
   - Вот это печаль-трава. Некоторые зовут ее индейской репой. А я  слыхала,
как дети называли ее Джек-на-подставке. Не вздумай брать ее корень  в рот  -
жжет как огонь. Индейцы вываривают из нее яд, а потом уж съедают. Лучше, чем
с голоду помирать... А вот синий  когош.  Я его называю "судорожный корень".
Ничего нет лучше  при судорогах. Его пьют, как чай... Погляди-ка сюда.  -  И
старушка вытянула желтый цветок. - Это мокасиновое растение, а вот умбил или
"успокаивающий корень". Помню,  дочка  Ларри не хотела идти служить и  очень
плакала,  глупая. Я дала ей выпить настою из этого корня, все  и прошло. Его
надо вырывать до того, как он зацветет. Ведь сила  должна сгуститься в одном
месте: или в цветке, или в  корне.  Я срываю его  весной или осенью... А это
еще что  у  тебя?  Никак, заячья капустка? Наверняка шел мимо излучины.  Она
только там и растет.
   - Да, - сказал Ян, - я там сорвал. Не  спешите, бабушка, я хочу записать,
что вы сказали про травы.
   -  Ну,  у  тебя целая книга наберется, -  с  гордостью сказала  старушка,
зажигая трубку. - Да к чему тебе это записывать? Ты лучше запомни.
   Ян  торопливо  заносил   в  тетрадку   все,  что  говорила  старушка,  но
зарисовывать травы и коренья не успевал.
   - А ты прилепи  бумажки с  названиями на самые корешки и спрячь  их.  Так
делал доктор Кармартин, когда я его учила... Вот-вот, - кивнула она головой,
когда Ян стал каждый стебелек обворачивать бумажкой с надписью.
   - Ну и метла! - удивился Ян, увидав в углу символ порядка и чистоты.
   - Она из бука. Ларри делает такие.
   - А кто такой Ларри?
   - Это мой мальчик. ("Мальчику" было уже около шестидесяти лет.) Он делает
их из синего бука.
   - А чем? - спросил Ян, взяв метлу и пристально разглядывая ее.
   -  Ножом, конечно. Он  мастер делать такие  штуки. Возьмет черенок синего
бука, настрогает  на нем стружек, но не срезает их и ждет, пока они на конце
завьются.
   - Это как те палочки, которыми огонь разжигают, да?
   -  Вот-вот, как  те  самые,  только  здесь  стружка подлиннее.  Потом  он
выворачивает все стружки и связывает  их кожаным ремнем. Никто  лучше его не
делал таких метел.
   В эту минуту дверь открылась и вошла Бидди.
   - Ян! Как хорошо, что ты пришел к нам! - обрадовалась девушка.
   - Ты сегодня рано, - сказала старушка.
   - Я шла другой дорогой, - ответила Бидди.
   - Послушай, Бидди, давай оставим Яна обедать с нами. Правда, утки жареной
мы не приготовили. Но голодным он от нас не уйдет. Бидди каждый день готовит
мне обед, а иногда я и  сама стряпаю. Накрой  на стол, Бидди.  А тебе я пока
кое-что дам. - И старушка  пошла  к кровати,  где среди  серых простыней еще
лежало полдюжины румяных яблок.
   - Бабушка, а вы не боитесь ночевать здесь одна? - спросил Ян.
   - Чего ж тут  бояться?  Один раз  только разбойники заходили ночью.  Я их
спрашиваю:  "Что вам  от меня надо?" - "Деньги", - говорят. Это,  значит,  в
округе  болтали, что  я свою корову  продала.  "Ну что ж,  -  говорю им, - я
сейчас встану и помогу  вам искать. Ведь  я с прошлой  осени больше цента  в
глаза  не видела". - "Отдавай деньги, - твердят, -  или убьем". - "Даже если
бы вы попросили двадцать пять центов, - говорю, -  и то  ничего бы не  дала.
Нет у меня. Могу  и  смерть  принять". И тут говорит один,  ростом поменьше:
"Разве ты не продала свою корову?" А я им: "Подите в сарай и посмотрите, там
она. Только не люблю тревожить ее по ночам: шум подымет, заволнуется. Молоко
плохое  будет". И  тут  они оба  как  рассмеются!  А  низенький  и  говорит:
"Послушай, бабка, мы тебя не тронем, только никому ни слова". Хотели идти, а
я слышала - один из них кашлял очень. Дала ему выпить легочного бальзаму. На
прощание они мне еще сами доллар дали. Говорили, больше с собой не было.
   - Бабушка, откуда индейцы краски берут? - спросил Ян, снова возвращаясь к
тому, что его больше всего интересовало.
   - Идут в магазин и покупают, как и мы, - ответила она.
   - А  до того, как стали  продавать готовые краски, из  каких растений они
добывали?
   -  Из разных, мальчик. Есть красивый желтый цветок, растет он на полях  и
под  заборами, "золотой  дождь" называется.  Индейцы  кипятят  в  воде  иглы
дикобраза вместе с этими  цветами.  Вот посмотри на эту тряпку, ее покрасили
такой краской.
   - А красную?
   -  У них  нет по-настоящему  красной краски.  Они выжимают  сок  какой-то
красной ягоды и кипятят его.
   - Какие ягоды дают самый красный цвет, бабушка?
   - Не думай,  что  только  красные.  Красную можно  получить из черники  и
брусники и из многих других ягод.
   - А из чего они получают синюю?
   - Сама не знаю, милый. Много, наверное, всяких трав есть, только я не все
видала. Зеленый  цвет получишь  из  молодых побегов бузины. Коричневый -  из
коры ореха, черный -  из коры белого дуба. Цвет, похожий  на  голубой, можно
получить из индиго. Ну, а какого цвета в лесу нет, то, видно, и не нужен он.


   XII Угощение

   Тем  временем  Бидди,  звонко  шлепая  босыми  ногами по  дощатому  полу,
хлопотала вокруг стола.
   - Бабушка, а где скатерть? - вдруг спросила она.
   - Нет, ты только ее послушай! - засмеялась старуха. - Будто не знает, что
у  нас скатерти и в помине не было.  Спасибо, хоть не голодные сидим, а  она
про скатерть заговорила!
   - Чего тебе налить: чаю или кофе? - спросила Бидди.
   - Чаю, - ответил Ян.
   -  Вот  и хорошо!  -  обрадовалась старуха. - А  то  кофейное  зернышко в
последний раз я видела зимой.  А чаю сколько угодно достанешь в лесу. Я тебя
угощу кое-чем вкусненьким.
   И старуха заковыляла в угол, где была привешена полка. Сняв оттуда старую
коробку из-под сигар,  она раскопала  среди  спичек, табачных крошек  и пыли
шесть кусочков сахару.
   - Вот, хранила их для какого-нибудь хорошего гостя. Кушай на здоровье.  -
И  старуха бросила  грязно-серые комочки в  стакан Яна. - Остальные  положим
тебе  во  вторую кружку.  А  сливок хочешь? - И она пододвинула  к  мальчику
замусоленную банку с великолепными сливками. - Бидди, дай мальчику хлеба.
   Бидди  разрезала,  очевидно,  единственную  булку  на  куски  и несколько
ломтиков положила Яну на тарелку.
   - Масло, кажется,  немножко прогоркло, - сказала старуха, заметив, что Ян
не намазал хлеб.
   Старуха снова проковыляла  к полке  и  сняла старый  стеклянный  кувшин с
отбитым краем. Там хранилось варенье.
   - Вот, Ян, теперь ешь  на  здоровье.  Да не стесняйся,  у меня еще  много
варенья,  - сказала  радушно старуха, хотя  видно было, что она  выложила на
стол все свои припасы.
   Ян  был страшно смущен. Он чувствовал, что добрая старушка,  щедро угощая
его, отдавала ему все, что у нее было, и понимал, как глубоко огорчится она,
если он не отведает этих яств. Пригодным для еды ему казался лишь один хлеб.
Ян откусил кусочек, но хлеб тоже никуда не годился.
   - Попробуй вот этого, - сказала старуха.
   И не успел Ян глазом моргнуть,  как у него на тарелке уже дымилась  горка
горячего  картофеля.  Но,  к  несчастью,  Ян видел,  как  старуха несла  эту
картошку  в грязном фартуке, поэтому ему  не хотелось даже смотреть на  свою
тарелку.
   - Может, сварить тебе яйцо? - спросила Бидди.
   - Да, да, пожалуйста! - обрадовался Ян. "Хоть это съем", - подумал он.
   Бидди пошла в сарай и скоро вернулась с тремя яйцами.
   - Как хочешь: всмятку или яичницу?
   - Всмятку, - ответил Ян; он знал, что так будет надежнее.
   Бидди оглянулась, отыскивая взглядом горшок.
   -  Там  наверняка  уже  кипит, -  сказала  старуха,  показав  на какую-то
посудину, в которой кипятилось белье.
   Бидди положила туда яйца.
   Ян молил бога, чтобы яйца не лопнули. Но  два яйца все  же треснули, и Ян
получил одно. Это был весь его ужин.
   Ян уложил свои растения и собрался уходить.
   -  До свиданья,  мальчик. Приходи  ко  мне и  приноси всякой травы, какую
найдешь, - сказала старуха на прощание.
   Вернувшись домой, Ян увидел, что на столе приготовлен для него обед, хотя
время еды давно прошло.
   - Садись, поешь, - ласково сказала миссис Рафтен. - Я тебе поджарю  кусок
мяса. Через пять минут он будет готов.
   - Но я пообедал у бабушки Невилль, - сказал Ян нерешительно.
   -  Я знаю: она, наверно,  мешала тебе чай одним пальцем, а варенье мазала
на хлеб - другим? - грубовато спросил Рафтен.
   Ян покраснел. Похоже было, что все знают, каким обедом его кормили. Но он
горячо возразил:
   - Она меня угостила чем могла и была очень добра ко мне.
   - И все-таки ты бы поел, - озабоченно проговорила миссис Рафтен.
   Как заманчиво было предложение отведать сочного зажаренного  мяса! Ян был
голоден, но не хотел  сознаться в том  и,  оставаясь  верным бедной бабушке,
щедро угощавшей его, первый раз в жизни солгал:
   - Нет, большое спасибо. Бабушка Невилль накормила меня досыта.
   И, преодолевая голод, мальчик взялся за вечернюю работу.


   XIII Шпион

   - Интересно, где Калеб достал тот большой кусок березовой коры? - спросил
Ян. - Хорошо бы и нам раздобыть такой для посуды.
   -  Наверное,  в  лесу Бернса.  У  нас здесь  нет.  Придется  и  нам  туда
отправиться.
   - Ты попросишь у Бернса?
   - Зачем? Кому нужна старая береза? Ян колебался. Сэм взял топор.
   - Пусть это будет нашей военной вылазкой. Бернс - враг отца!
   Ян последовал за товарищем, глубоко сомневаясь в честности их поступка.
   В лесу Бернса они скоро наткнулись на большое березовое  бревно. Мальчики
стали уже сдирать с  него  кору, как вдруг  вдали увидели высокого мужчину с
мальчиком. Очевидно, они пришли на стук топора.
   - Старый Бернс! - шепнул Сэм. - Бежим!
   Схватив топор, мальчики  бросились к изгороди. Им вслед неслись проклятья
и ругань Бернса. Ему не жаль было березы - в то время  лес  не имел  никакой
цены, - но Рафтен  перессорился со всеми соседями, и поэтому Бернc готов был
раздуть целую историю из-за любого пустяка.
   Его сынишка подбежал к изгороди и стал кричать:
   - Рыжий! Рыжий! Рыжий вор! Попадись нам только еще!
   - Бой не  состоялся, скальпы спасены, - мирно сказал Сэм и  положил топор
на место.
   - Потеряна только честь, - добавил Ян. - А кто этот мальчик?
   - Это  сын Бернса, Гай. Я его  знаю. Дрянной парень!  Вечно вынюхивает  и
выслеживает. И страшный врун! B школе  ему дали премию - большую  щетку - за
то, что он самый чумазый из учеников. Мы все голосовали за это.
   На  следующий день мальчики повторили набег, но  едва  они стали  сдирать
кору, как  где-то в кустах раздался громкий крик. Подражая голосу взрослого,
Гай вопил:
   - Убирайтесь отсюда! Вот я вас!
   - Давай возьмем его в плен, Ян, а?
   - И сожжем заживо!
   Они бросились в ту сторону,  откуда слышались крики, но  появление самого
Бернса заставило их пуститься наутек.
   Мальчики еще  не раз подходили к изгороди в следующие дни, но, как назло,
где-то поблизости работал Бернс, и  его  сын вертелся  тут же. Он был всегда
настороже.  Однажды издали Гай показал жестами,  что знает  про все их дела:
наверное, он успел  побывать около  типи.  Сэм и Ян  не раз  видели, с каким
интересом наблюдал Гай  за их упражнениями в стрельбе из лука, но как только
он  замечал, что  его  присутствие обнаружено, убегал  в безопасное  место и
оттуда осыпал их насмешками.
   Однажды  мальчики пришли  к своему  лагерю  в  необычное время. И вдруг в
кустарнике около типи Ян заметил босую ногу.
   - Что это? - удивился Ян, нагнулся и схватил за пятку Гая Бернса.
   Гай вырвался  и бросился бежать со всех ног. Индейцы с  грозными  криками
гнались  вслед.  Ян  несся как  стрела, и короткие толстые ноги Гая, хоть  и
подгоняемые страхом, не могли спасти его. Гая схватили и приволокли к типи.
   - Пусти меня, Сэм Рафтен, пусти! - орал он.
   - Первым делом надо его привязать, - сказал Сэм и взялся за веревку.
   - Совсем не так, - поморщился Ян. - Надо вязать ремнями.
   Кожаное дерево нашлось поблизости, и, несмотря на вопли пленника, индейцы
хладнокровно  привязали Гая к молодому зеленому стволу,  который, как сказал
Ян,  дольше противится  огню.  Затем  оба  воина,  скрестив ноги,  уселись у
костра,  старший вождь закурил трубку мира, и они стали обсуждать дальнейшую
судьбу пленника.
   - Брат  мой, - важно обратился Ян к Сэму, - как приятно слышать рев этого
жалкого  бледнолицего!  (На   самом  деле  его  завывания  уже  трудно  было
переносить.)
   - О да! - ответил Дятел.
   - Пустите меня! - визжал пленник. - Отец с вас шкуру сдерет за это!
   -  Сперва  снимем  скальп,  потом  сожжем,  -  И  Маленький  Бобр  сделал
выразительные жесты руками.
   Сэм  согласно кивнул головой и,  достав  большой складной  нож,  принялся
точить его  на камне. Лезвие звенело -  дзи-ит, дзи-ит, дзи-ит!  И Гай начал
дрожать от страха.
   - Брат Дятел! Дух нашего племени жаждет крови этой жертвы.
   - Ты хочешь сказать: "Великий Вождь Дятел", - негромко  поправил его Сэм.
- Если ты не будешь меня называть вождем, я тоже тебя не буду так называть.
   Великий Дятел и Маленький Бобр вошли в типи, заново раскрасили друг другу
лица, поправили свои головные уборы и вернулись назад, чтобы начать казнь.
   Дятел снова принялся точить нож, в чем уже не было никакой необходимости;
просто ему очень нравился этот резкий и устрашающий звук: дзи-ит, дзи-ит!
   Маленький  Бобр тем  временем притащил охапку  сухих веток  и  положил их
перед пленником, но  у Гая не были связаны ноги, и одним пинком  он раскидал
весь хворост. Оба вождя отскочили в сторону.
   -  Вот  ты  как!  -  вскричал  свирепый  Дятел.  -  Вяжи  ему  ноги, Брат
мой-Великий Вождь-Маленький Бобр!
   Полоской  коры  ноги  Гая  были привязаны  к  стволу.  Тогда Вождь  Дятел
приблизился с ножом в руке к пленнику и сказал:
   - Великий Брат-Вождь-Маленький Бобр,  если  мы  снимем с него скальп,  то
получим всего один скальп, и тогда тебе нечем будет похвалиться!
   Но Ян быстро нашел выход из трудного положения:
   -  Великий Брат-Вождь-Красноголовый  Дятел-сидящий  на пне-и помахивающий
хвостом, не скальпируй его! Сдери кожу с  его глупой башки, и мы разделим ее
пополам.
   -  Верно! - согласился Сэм.  - Ты  хорошо придумал, Брат-Старый Индейский
Вождь-Великий Маленький Бобр-подгрызающий деревья!
   Вытащив кусок угля, Дятел с мрачным видом повернулся к пленнику, чтобы на
его  голове начертить  полосу справедливого раздела. Маленький Бобр заметил,
что  он имеет право  на одно ухо и половину  макушки, наиболее ценной  части
скальпа. Тогда Дятел ткнул в хохолок на темени пленника  и сказал, что  тут,
по  существу,  вторая  макушка  и  младшему вождю  достанется  хорошая доля.
Индейцы  довольно  долго  обсуждали,  как лучше  разделить трофей, и наконец
пришли к обоюдному соглашению.
   До этой минуты  пленник  держался еще довольно храбро. Он  не  переставал
грозить, что  пожалуется отцу, учителям и  вообще  всему свету.  Наконец  он
пообещал  рассказать  все мистеру Рафтену.  Последняя угроза заставила  Сэма
несколько призадуматься, и он с некоторым беспокойством спросил Яна:
   -  Великий  Вождь, ты  понимаешь язык  этого  вздорного  болтуна? Что  он
говорит?
   - Не понимаю. Наверное, он поет предсмертную песню.
   Гай не был трусом. Он стойко держался, пока был уверен, что с ним играют.
Но когда уголек  прочертил  на  его голове  роковую  линию,  делившую скальп
поровну  между  двумя раскрашенными чудовищами,  и один  из них,  неумолимый
Дятел, подойдя к  нему  с ножом, схватил его  за  волосы  на макушке, Гай не
выдержал и громко заплакал.
   - Пожалуйста, не надо! Папа! Мама! - кричал он. - Пустите меня, я никогда
больше не буду!
   Он  не сказал,  чего не  будет делать,  но индейцам  было ясно,  что враг
сдался.
   - Погоди, Великий Брат Вождь! - сказал Маленький Бобр. - У индейцев  есть
обычай не казнить и даже принимать в свое племя пленников, сильных духом.
   - Если  считать плач и вой  силой духа, то в таком случае  у  него хватит
этого на шестерых, - сказал Дятел.
   - Давай разрежем путы,  которые  связывают  его,  пусть он бежит к своему
племени.
   - Но  лучше оставить  его здесь  на всю ночь, а утром обнаружить,  что он
убежал, - сказал Дятел.
   Пленник, заметив,  что его  положение  перестало быть  таким  угрожающим,
наобещал  индейцам всю березовую кору из своего леса и вообще все, на что он
был  только способен, если  останется  в  живых. Он  пообещал  стащить самые
лучшие яблоки из отцовского сада.
   Маленький Бобр вынул нож и стал разрезать путы.
   Наконец последняя полоска упала на землю. Подгонять Гая не потребовалось.
Он молча понесся к изгороди, перебрался через нее и исчез.
   После таких  приключений ни один  мальчишка больше  не пришел бы к месту,
где стояла типи,  но  Гай,  хорошо  знавший  Сэма, скоро сообразил,  что  он
напрасно  испугался. Его  разбирало  любопытство, и  однажды Ян  и Сэм снова
увидели убегавшего из их лагеря Гая.
   Индейцы  догнали его  и  приволокли назад. На  этот раз  Гай не бранился.
Сначала вожди обсуждали, какой смерти его лучше предать: сжечь ли на  костре
или утопить в  пруду.  Затем они приступили к допросу. Но пойманный  молчал.
Что он делал в лагере? Зачем пришел сюда? Ответа не было. Гай смотрел на них
исподлобья.
   - Давай завяжем ему глаза и вырежем гайяскутус  у него на спине, - сказал
Ян глухим голосом.
   - Хорошая мысль, - согласился Сэм,  хотя он имел о "гайяскутусе" такое же
представление, как и пленник. - Не будь с ним жесток. Это умерит боль.
   Неизвестное  вс