етелей.   "Москва,   1963.   Сейчас   мы
распишемся!"
   Дальше совсем ветхая, пожелтевшая фотография все той же пары.  У  девочки
виден большой живот. Лицо ее  серьезно,  испуганные  круглые  глаза  смотрят
прямо в объектив. Лейтенант повернулся  к  ней,  и  на  снимке  получился  в
профиль. Внизу короткая подпись "Тува,  1964".  Рядом  крупная  качественная
фотография пухлого лысого младенца  в  распашонке.  "Тува,  1964,  тебе  три
месяца".
   Кроме многочисленных портретов хозяина квартиры, с родителями и без  них,
от младенца до мужчины тридцати шести лет, под стеклом  было  еще  несколько
лиц.
   И под каждым  снимком  заботливая  рука  Натальи  Марковны  писала  имена
бабушек,  дедушек,  дядьев  и  теток.  Сергей  сразу  понял,  что  маленькую
портретную галерею создала мама хозяина. Сам он вряд ли на такое способен.
   В спальне бросилась в глаза одна странность. Огромная  роскошная  кровать
была накрыта шерстяным пледом. Это резко  выбивалось  из  общего  стиля.  На
такой кровати должно лежать дорогое широкое  покрывало.  Плед  был  явно  не
отсюда, слишком маленький и скромный. Сергей поднял его  и  обнаружил  голый
матрац без белья. Посередине зияла дыра. Ткань белой обивки вокруг отверстия
была коричневатой, Сергей бросился в прихожую, чтобы достать лупу из кармана
куртки, но в этот момент зазвонил домофон.
   - Станислав Владимирович, к вам Дерябина Эвелина Геннадьевна,  -  сообщил
вежливый баритон охранника.
   - Да, спасибо, -  Сергей  положил  трубку,  быстро  вернулся  в  спальню,
расстелил плед на матрасе, вышел и плотно  закрыл  дверь.  Ожидая  звонка  в
прихожей, он внимательно оглядел себя в зеркале, схватил темные очки, надел,
снял, опять надел. Звонок запел соловьем.  На  пороге  появилась  высоченная
худая женщина в белом брючном костюме. Короткие черные  волосы  были  гладко
зачесаны назад.
   Полный рот приоткрыт. Глаза быстро, неприятно ощупали Сергея.
   - Здравствуй, Герасимов. Я могу войти?
   - Да, конечно, Линка. Привет.
   - Погоди, не закрывай дверь, у меня  там  сумка.  Ну  что  ты  встал  как
вкопанный? Покушать тебе  привезла,  бедненькому.  Давай,  помоги,  тяжелая,
между прочим. Сергей выглянул за дверь, взял объемный пластиковый мешок.
   - Спасибо, Липочка.
   - На здоровье! - она оскалила крупные белоснежные зубы. - Я ведь знаю,  у
тебя наверняка пустой холодильник. Домработница твоя  уволилась,  мамочка  в
Греции. Ну привет, зайчик мой, - она мягко чмокнула его  в  щеку  и  тут  же
принялась стирать след помады.
   - Осторожно, у меня там шрамы, - хрипло проговорил он.
   - Бедненький. Ну-ка дай на тебя посмотреть, -  она  по-хозяйски  включила
яркое бра над зеркалом, взяла его за плечи, развернула к  свету  и  сняла  С
него очки, - да, круто. Глазам не верю. Герасимов, ты совершенно на себя  не
похож.
   Просто другой человек. Слушай, тебя случайно не подменили? -  она  хрипло
засмеялась.
   - Ага, меня перепутали в больнице, - проворчал Сергей, выскальзывая из ее
жестких рук, - еще бы я  был  на  себя  похож,  мне  все  лицо  исполосовало
осколками.
   К тому же сотрясение мозга. До сих пор башка гудит.
   Она скинула туфли, присела на корточки, взяла тапочки с обувной полки.
   Сергей заметил, что тапочки женские, но Эвелине они малы размера на  два,
и слегка напрягся. Райский предупреждал,  что  Эвелина  болезненно  ревнива.
Однако никакой реакции  с  ее  стороны  не  последовало.  Она  распрямилась,
хрустнув суставами, сняла пиджак, аккуратно  повесила  на  плечики  и  вновь
принялась ощупывать его лицо своими черными напряженными глазищами.
   - Нет, правда, Герасимов, ты потрясающе изменился.  У  тебя  стал  другой
взгляд, ты похудел, - она взяла его руку, - у тебя  никогда  не  было  таких
тонких пальцев. Ой, а где твой перстень? Ты же обещал никогда не снимать.
   - Сперли, вздохнул Сергей, - я ведь был без сознания.
   - Это врачи "скорой"!  -  авторитетно  заявила  Эвелина,  -  точно,  они.
Слушай, может, тебе в милицию заявить? Между прочим, перстень  дорогой,  там
бриллиантики хоть и маленькие, но настоящие. Ладно, пошли, сваришь мне  кофе
и поговорим.
   Скажи честно, Герасимов, ты хотя бы рад мне? Или я  напрасно  приперлась?
Ты даже не поцелуешь меня, не обнимешь.
   - Линочка, солнышко, ну что ты спрашиваешь? - он  обнял  ее  за  талию  и
чмокнул в щеку. - Я ужасно по тебе соскучился. А вот насчет кофе не знаю.  Я
ведь только сегодня из больницы.
   - Стас, убери руку! Забыл, я терпеть  не  могу,  когда  меня  трогают  за
ребра?! она повысила голос и резко скинула его руку.
   - Прости, прости, я много чего забыл. У тебя когда-нибудь было сотрясение
мозга?
   - Слава Богу, нет. Ладно, расслабься. Кофе я тебе привезла, и сахар тоже,
еще колбаску твою любимую, испанскую, с плесенью, и хлебушек, и киви. -  Она
принялась доставать свои дары из пакета. Сергей растерянно глядел на  нее  и
думал, что продуктов здесь тысячи на полторы. Предложить ей деньги или  нет?
"Ни в коем случае! - решил он. - Если у них это принято, она сама  напомнит,
а если не принято, то количество моих странностей может перейти в качество и
она всерьез заподозрит неладное".
   - Линка, смотри, ты избалуешь меня, - промямлил он, взял  в  руки  кривой
белесый батон колбасы, - я привыкну к такой заботе...
   - Герасимов! - она резко развернулась и выронила банку  красной  икры.  -
Нет, тебя точно подменили! Ну-ка посмотри мне в глаза. Да сними ты свои очки
к едрене фене!
   - Не могу, -  Сергей  решительно  помотал  головой,  -  у  меня  сетчатка
повреждена, свет мне вреден, - он наклонился, поднял  банку  и  поставил  на
стол.
   - Да? Ну фиг с тобой. Садись, отдыхай, горе  луковое,  -  она  подошла  к
ореховой стенке, присела на корточки.
   Раздался легкий щелчок, гостиная  наполнилась  нежной  мелодией.  Эвелина
принялась изучать содержимое зеркального бара, выбрала  бутыль  французского
коньяка.
   - Мне нельзя, - предупредил Сергей,  когда  она  поставила  на  стол  две
рюмки.
   - А мне можно, - оскалилась Эвелина, ловко  раскупорила  бутылку,  налила
полную рюмку и выпила залпом, как водку, - твое здоровье солнышко.
   - Ты разве не за рулем?
   - Конечно, за рулем. Ну и что? Слушай, Стас, а было  бы  совсем  неплохо,
если бы ты правда привык к моей нежной заботе. Ты, конечно, скотина, бабник,
трус и предатель, но я ведь тоже не  подарочек.  Тебе  не  кажется,  что  мы
отлично подходим друг другу? - Она достала нож и принялась резать колбасу. -
Молчишь?
   Ладно, не напрягайся. Я пошутила. Слушай,  ты  помнишь  толстого  хитрого
человека по имени Петр Мазо? - Петр Мазо?  -  медленно  повторил  Сергей.  -
Что-то очень знакомое.
   Редкая фамилия Мазо действительно  показалась  знакомой,  но  он  не  мог
вспомнить, где и когда встречал.
   Эвелина красиво  разложила  на  тарелке  ломтики  колбасы  и  кинула  ему
консервный нож.
   - Открой-ка икорку. Петя Мазо главный редактор  издательства,  в  котором
вышли мои последние две книги.
   - А, ну да, вспомнил, - пробормотал Сергей.
   - Что ты вспомнил? Что? - она подошла к столу, налила себе еще коньяка  и
опять выпила залпом., - Нет, Герасимов, ты точно еще не  долечился.  У  тебя
совсем с головой худо. Как зовут главного редактора, а также как  называются
издательства, с которыми я сотрудничаю, ты знать  не  можешь.  Тебе  это  по
фигу.
   Ты этим никогда в жизни не интересовался, а то, что я тебе рассказываю, в
одно ухо влетает, из другого  вылетает.  Но  на  этот  раз  советую  слушать
внимательно.
   Петя Мазо был твоим сокурсником. Вы учились  вместе  пять  лет.  Он  тебя
отлично помнит, - она отрезала толстый кусок лимона и отправила в рот  прямо
с кожурой.
   "Вот! Убийство Маши Демидовой. Петр Мазо проходил свидетелем, -  вспомнил
Сергей, глядя, как Эвелина жует лимон и не морщится. - Он был в ту  ночь  на
даче, в материалах есть протоколы его допросов!"
   - Ну  да,  конечно.  Толстый  хитрый  Петя  Мазо.  Так  он  стал  главным
редактором? Да еще в издательстве, где выходят  твои  книги?  Надо  же,  как
тесен мир.
   - Ужасно тесен, - кивнула Эвелина, поставила на стол  очередную  тарелку,
села, опять выпила коньяка, зачерпнула  икру  чайной  ложкой,  проглотила  и
закурила, - с прошлым главным редактором мы совершенно не общались, он хамло
редкостное. А Петя совсем  другое  дело.  С  ним  можно  поболтать,  кофейку
выпить.
   Он  ужасно  компанейский.  Все  мечтает  собрать  ваш  курс.  Мы  с   ним
разговорились  на  одной  презентации.  Он  крепко  выпил  и   поведал   мне
потрясающую историю из вашей студенческой юности.  Оказывается,  из-за  тебя
была убита девочка по имени Маша.
   Самая красивая девочка на вашем курсе.
   - Почему из-за меня?
   - Потому что убийца приревновал ее именно к тебе. Слушай,  Герасимов,  ты
должен был  давно  мне  рассказать,  это  же  класс!  Я  бы  использовала  в
каком-нибудь романе.
   - Погоди, Петя Мазо так и сказал тебе, что Машу убили из-за меня?
   - Ну нет, нет, - Эвелина засмеялась, - конечно, он сказал не так. А ты уж
испугался, смелый ты мой. История действительно потрясающая,  а  Петька  был
слишком пьян, чтобы изложить ее внятно. Расскажи, умоляю. Ты  не  можешь  не
помнить.
   - Конечно, помню, - кивнул Сергей, - но я не лучший свидетель. Меня в  ту
ночь на даче не было.
   - Естественно, ты заболел в  самый  подходящий  момент.  Как  всегда.  Ты
упорно клеил эту Машу, довел бедного влюбленного мальчика до белого каления,
а потом заболел.
   - Да, я заболел, валялся в ту  ночь  дома  с  высокой  температурой,  мне
нечего рассказывать, меня даже не стали допрашивать, когда велось следствие,
Петя знает куда больше подробностей, чем я. Он, кажется, был  той  ночью  на
даче.
   - Да, но когда он рассказывал, у него язык заплетался. Он смешал виски  с
шампанским и в конце понес полную околесицу. Убийцу звали Юра Михеев?
   - Совершенно верно.
   - А прозвище у него было Мультик?
   - Да.
   - Он знал наизусть все песни Высоцкого, говорил и пел его голосом? И  ему
дали десять лет? - она опять плеснула себе коньяку, выпила и закусила куском
колбасы.
   - Вроде бы, - кивнул Сергей и  осторожно  отодвинул  от  нее  бутылку,  -
Линочка, ты много пьешь.
   - Пью как обычно. Итак, все произошло в восемьдесят пятом.  Значит,  пять
лет назад он должен был вернуться. Ты что-нибудь знаешь о нем?
   - Честно говоря, не интересовался.
   - Тебе его жалко?
   - Наверное, жалко, - кивнул Сергей, - впрочем, он убийца.
   - В общем, тебе все равно? - уточнила Эвелина.
   - Господи, Линка, ну что ты тянешь? Какая  разница,  все  равно  мне  или
нет?
   Ты ведь хочешь сообщить мне нечто важное и интересное?
   - Ох, не знаю. Может, все это вообще бред пьяного Петьки.  Скажи  честно,
ты действительно окучивал Машу на глазах у ее воздыхателя?
   - Честно, не помню, кого и как я окучивал на третьем курсе. Девочек у нас
было мало, а Михеев ревновал Машу к каждому телеграфному столбу. Не только я
к ней клеился.
   - Ладно, не перебивай, - поморщилась Эвелина, - слушай. Мазо уверял меня,
будто встретил Михеева полтора года назад в аэропорту Шереметьево-2. Знаешь,
там в международной зоне есть бар на втором этаже. Так вот,  Петя  летел  во
Франкфурт на книжную ярмарку. Зашел  в  бар.  За  соседним  столиком  сидела
компания, четыре человека. Два молодых  громилы,  вроде  охранников.  Девица
потрясающей красоты и пожилой мужик, похожий на бизнесмена или авторитета. В
лице что-то жутко знакомое. Он смотрел, смотрел, но узнал его, когда услышал
голос, кинулся к нему, завопил на весь  аэропорт:  "Мультик!  Ты?",  но  два
качка его близко не подпустили,  а  Михеев  изобразил  вежливое  недоумение:
"Простите, я вас не знаю".
   - Может, твой Мазо и правда обознался? - осторожно предположил  Сергей  и
положил в рот кусок колбасы. Она оказалась страшно острой,  он  поперхнулся,
закашлялся. Эвелина встала, шарахнула его по спине так, что пошел  звон,  и,
наклонившись к его уху, прошептала:
   - Он клялся, что нет. Более того. С ним на ярмарку летели  еще  несколько
человек из издательства, в том числе коммерческий  директор,  который  знает
всех на свете.  Петя  потом  еще  раз  увидел  того  типа,  в  дьюти-фри,  и
потихоньку показал его директору, а тот и говорит: "Как, ты не  знаешь?  Это
же сам Палыч, известный авторитет!" Вот  так,  Стасик.  Михеева  звали  Юрий
Павлович. Отчество совпало, да и вообще у Мазо потрясающая память  на  лица.
Не обознался он.
   - Ну в таком случае этот Михеев просто не хотел  после  зоны  общаться  с
людьми из прошлой жизни, - пожал плечами Сергей, - вполне понятно.
   - Что тебе понятно?!  -  хрипло  закричала  Эвелина.  -  Михеев  умер  от
туберкулеза в девяносто пятом! Петя потом специально навел справки,  у  него
есть знакомые в МВД.
   - Виски с шампанским, говоришь? - задумчиво протянул Сергей.  -  И  часто
твой главный редактор принимает такой коктейль?
   - Да, да, Петя любит выпить. Язык у него заплетается, но голова  работает
неплохо, уж поверь мне. Я в таких вещах разбираюсь. Слушай, Герасимов, когда
в тебя въехала машина, это не могло быть продолжением?
   - Продолжением чего?
   Эвелина опрокинула в рот очередную порцию коньяка, пересела с  кресла  на
диван, к Сергею, сняла с него очки. Лицо ее было  совсем  близко.  Он  видел
пыльцу пудры, тонкие морщинки, комочки туши на ресницах.  Он  изо  всех  сил
старался выдержать ее взгляд.  Он  не  знал,  что  Стас  Герасимов  в  такой
ситуации отвел бы глаза.
   - Не понимаю, - прошептала она чуть слышно, - я ничего не понимаю, ты  не
мог так сильно измениться от простого сотрясения мозга. Что-то в тебе не то,
или я сошла с ума, - ее длинные пальцы с острыми ногтями скользнули  по  его
затылку, - у тебя крашеные волосы. Что происходит, Стас?
   - Линка, - прошептал он в ответ, судорожно сглотнув, - ты же знаешь, меня
несколько раз пытались убить, к тебе в квартиру  подкинули  пистолет.  Потом
эта жуткая авария. Я почти сутки был в  коме.  А  когда  очнулся,  увидел  в
зеркале, что стал совершенно  седым.  Мне  страшно  было  смотреть  на  себя
такого. Прежде чем вернуться домой, я заехал  в  парикмахерскую  и  покрасил
волосы. Что, очень заметно?
   - Нет, - она помотала головой и вдруг ткнулась лбом в его плечо,  -  нет,
Герасимов. Не очень. Но пожалуйста, не делай этого больше. Ненавижу крашеных
мужиков. Ты знаешь, я ведь вообще тебя ненавижу. Ты мне всю  жизнь  поломал.
Мои последние, мои драгоценные пять лет, когда я еще женщина, я потратила на
тебя.
   Почему, не знаешь? Ну что ты сидишь как столб? Обними меня.
   Он осторожно  обхватил  руками  ее  худые  острые  плечи.  От  нее  пахло
перегаром и сладкими душными духами. Она была похожа на  фронтовую  подругу,
такая же пьяная, беззащитная и готовая на все. Только зубы целы.
   - Меня допрашивали несколько раз, - прогудела она ему в  плечо,  -  я  не
сказала, что мы подходили к машине и видели  твоего  шофера  мертвым.  Я  не
сказала, что опоздала на десять минут и ты ждал меня на крыльце. Я  заявила,
что на моих глазах ты вышел из машины, и твой Гоша был жив. Потом мы  вместе
вошли в ресторан, а он отъехал. Почему  ты  не  позвонил  мне  из  больницы?
Попросил бы кого-нибудь, если сам не мог. Я жутко  волновалась.  Мы  ведь  с
тобой так толком и не договорились, что врать следователю, к тому же ты  так
безобразно повел себя тогда с этим пистолетом...
   Зазвонил телефон, и оба вздрогнули. Аппаратов в доме было штуки три, один
стоял тут же, на маленьком столике  у  дивана.  Сергей  осторожно  отстранил
Эвелину и взял трубку.
   - Станислав Владимирович? - спросил низкий мужской голос.
   - Да, я слушаю.
   - Как вы себя чувствуете?
   - Спасибо. Пока не очень... Простите, а с кем я говорю?
   Повисла пауза, и Сергей понял, что должен был по голосу  узнать  человека
на том конце провода.
   - Это Плешаков, - сухо кашлянув, сообщили в трубке.
   - Здравствуйте, Егор Иванович. Не узнал  вас.  До  сих  пор  немного  уши
закладывает.
   - Но вы можете разговаривать?
   - Разговаривать могу. Соображаю пока трудом.
   - Простите, что беспокою вас, но дело очень срочное. Надо встретиться.  Я
подъеду к вам сегодня, часам к восьми, если не возражаете.
   - К восьми? Да, конечно, - механически ответил Сергей.
   Эвелина между тем успела хлебнуть  еще,  прилегла  на  диван  и  положила
голову Сергею на колени.
   "Как, интересно, она сядет за руль, такая пьяная?  -  подумал  Сергей.  -
Ладно, можно вызвать ей такси. А если захочет остаться?"
   - К восьми - это значит через сорок минут, - произнесла она, -  у  нас  с
тобой куча времени, Герасимов, - она подняла руку и  скользнула  пальцем  по
его губам.
   - Линка, я грязный, больной,  я  только  что  из  больницы,  весь  пропах
марганцовкой и лекарствами, у меня голова кружится, мне надо принять душ,  -
сказал он и на всякий случай поцеловал ей руку.
   - Да? - Она резко села и уставилась на него совершенно трезвыми холодными
глазами.  -  Егор  Иванович  на  самом  деле  очередная  баба?  Какая-нибудь
сестричка из больницы? Или эта твоя, с сиськами, у которой муж  армянин?  Ну
давай, колись, что уж там.
   - Прекрати, - тихо рявкнул Сергей, -  Егор  Иванович  Плешаков  начальник
охраны банка. Пойми ты наконец, я две недели провалялся с сотрясением мозга,
я не могу сейчас. Пока не могу. Сил нет. Ну,  в  общем,  у  меня  ничего  не
получится.
   Он не кривил  душой.  Пьяная  хрустящая  Эвелина  со  всеми  ее  горячими
искренними чувствами не вызывала у него ничего, кроме сострадания.
   - А если попробовать? - Она громко икнула и опять рухнула на диван.  -  У
нас всегда получается, даже когда ты говоришь, что не можешь. Ладно,  иди  в
душ.
   Я полежу здесь немного, не возражаешь? Господи, и что же я так нажралась,
- пробормотала она, сворачиваясь калачиком на диване.

Глава 31

   У здания аэропорта в Керкуре остановился  белый  "Рено".  Из  него  вышли
охранник Николай и Стас Герасимов. Охранник открыл заднюю дверцу, подал руку
Наталье Марковне, затем помог вылезти генералу. Стас тут же  подхватил  отца
под локоть и заботливо повел ко входу. Николай шел за ними и катил небольшой
чемодан на колесиках.
   Владимир Марленович выглядел так плохо, что  на  него  невольно  косились
люди в толпе. Наталья Марковна чувствовала  эти  взгляды,  и  каждый  больно
царапал ей прямо по сердцу.
   Стас был мрачен. Он шел, низко опустив голову,  и  слушал  быстрый  тихий
монолог отца.
   - Ты будешь сидеть здесь тихо и не высунешься, пока все не  кончится.  По
ресторанам и барам не шляйся. О бабах, забудь. Загорать  и  купаться  можешь
только на нашем пляже. От Николая - ни на шаг. Ты понял меня?
   - Да, папа. Я. понял. А если тебе станет совсем плохо?  Как  же  я  смогу
оставаться здесь, если ты...
   - Если помру, тебе сообщат, - сухо рявкнул генерал, -  но  ты  все  равно
останешься здесь  до  тех  пор,  пока  тебе  будет  угрожать  опасность.  Ты
вернешься, только когда с тобой свяжется Михаил Евгеньевич и  позволит  тебе
вернуться.
   - Могу я хотя бы узнать, почему изменился номер моего мобильного?
   - Потому что так нужно. И не вздумай никому  звонить.  Мама  каждый  день
будет с тобой связываться.
   - Папа, тебе не кажется, что весь этот спектакль с моим отлетом как-то уж
слишком... - он осекся и покосился на отца из-под темных очков.
   - Слишком - что? - Генерал остановился посреди людного вестибюля и тяжело
навалился на сына. - Погоди. Давай передохнем. Очень  кружится  голова.  Так
что ты хотел сказать? Я тебя слушаю.
   - Ну, понимаешь,  все  это  почти  смешно,  слишком  похоже  на  какой-то
шпионский боевик. А то, что происходит со мной, очень серьезно. Ведь  ты  же
сам не исключаешь, что история с водовозом на горной дороге  могла  быть  не
случайностью?
   - Не исключаю, - кивнул генерал, - именно поэтому мы  с  Колей  придумали
этот спектакль. И ничего смешного нет. Не забывай, твой отец закончил Высшую
ш