в  кафе?  Есть  еще  вариант.  Мы  можем
побеседовать прямо здесь, на улице, но вряд ли вам это понравится, да и  мне
тоже, честно говоря. Холодно, сыро. Даже на лавочку не сядешь.
   Приводить этого длинного полковника к себе домой Юле вовсе  не  хотелось.
Но тащиться с ним в кафе не было сил. А на улице правда похолодало. В  конце
концов, он не грабитель, не убийца, ему что-то  надо  и  просто  так  он  не
отвяжется. Лучше домой.
   Она  достала  телефон,  включила  и   набрала   домашний   номер,   чтобы
предупредить Шуру. Ее дочь могла расхаживать в такое  время  по  квартире  в
пижаме, с лицом, намазанным белой глиной или еще чем-нибудь.
   - Шура, я через пять минут приду. Не одна, -  быстро  проговорила  она  в
трубку.
   - Мамуль, ты где? - сонно спросила дочь.
   - У нас во дворе.
   - А с кем?
   - С чужим человеком.
   - Совсем с ума сошла? Зачем ты  чужого  ведешь  домой,  да  еще  в  такое
время?
   - Если ты в неприличном виде, спрячься.
   - Ага. Я только что из ванной. Можешь сказать, кто он такой?
   - Не важно. Потом объясню. - Юля убрала телефон и кивнула Райскому:
   - Пойдемте. Могу вам уделить минут сорок, не больше.
   - Вот спасибо,  -  широко  улыбнулся  он,  и  Юля  обратила  внимание  на
шикарные, ослепительно белые зубы,  -  сорок  минут  вполне  достаточно.  Но
только дочери не стоит объяснять, кто я и откуда. Пока, во всяком случае.
   Они поднялись по ступенькам подъезда, Юля набрала код на домофоне  и,  не
оборачиваясь, спросила:
   - Как же мне вас представить?
   - Скажите, я ваш коллега.
   - Вы не похожи на моего коллегу.
   - Почему?
   - Потому что вы похожи на полковника ФСБ. Может, все-таки объясните,  что
вам от меня нужно?
   Они ехали в тесном лифте, и запах его дорогого одеколона был неприятен.
   - Помощь, - произнес он тихо и многозначительно, - нам нужна ваша помощь,
Юлия Николаевна. И не надо так волноваться. Я, кажется, пока  ничем  вас  не
обидел.
   Юля достала ключи и не сразу попала в замочную  скважину.  У  нее  слегка
дрожали руки, и она жестко сказала себе, что это просто от усталости.
   - Ма-ам! - крикнула Шура из глубины квартиры. - Скажи ему,  пусть  снимет
ботинки! Я сегодня полы мыла!
   - Какая она у вас хозяйственная, -  улыбнулся  Райский,  -  у  меня  двое
мальчишек, и ни черта дома не делают. Вот что значит девочка.
   Юля молча поставила перед ним тапки, сняла сапоги и босиком отправилась в
комнату Шуры. Та сидела за письменным столом в старой застиранной футболке.
   Лицо ее было покрыто слоем какого-то зеленоватого крема.
   - Ты ела? - спросила Юлия Николаевна, поцеловав дочь в макушку.
   - Так нечего, - пожала плечом Шура, - холодильник пустой, котлеты  я  уже
видеть не  могу.  Но  ты  не  волнуйся,  мамочка,  я  после  школы  зашла  в
"Макдоналдс".
   Слушай, а кто он, этот  длинный  дядька?  -  Откуда  ты  знаешь,  что  он
длинный? - шепотом спросила Юля.
   - В окошко посмотрела. Интересно же. Вдруг у тебя появился ухажер?
   - Издеваешься? - криво усмехнулась Юля. -  Ладно,  ложись  спать.  Завтра
опять будешь сомнамбулой.
   Полковника Райского в прихожей уже не было. Он сидел на  кухне  и  держал
незажженную сигарету.
   - Я вас слушаю, Михаил Евгеньевич, - произнесла Юля, усаживаясь напротив.
   - Надо же, вы запомнили мое имя-отчество, - обрадовался Райский, -  будет
совсем хорошо, если вы угостите меня кофейком и разрешите закурить.
   - Курить можно, а что касается кофе, то я должна сначала просто  посидеть
и передохнуть. Не возражаете?
   - Конечно, отдыхайте, Юлия Николаевна, - его  очки  сверкнули,  -  у  вас
сегодня была сложная операция. Кстати, она прошла удачно?
   - Михаил Евгеньевич, вы, вероятно, хотите поговорить  об  Анжеле?  -  Юля
откинулась на спинку стула и устало прикрыла глаза.
   - Почему вы так решили?
   - Потому что она была жестоко избита, изуродована,  преступники  пока  не
найдены. В прессе мелькали слухи, будто певица дружит с  каким-то  известным
чеченским террористом. Есть вероятность, что это он ее избил. Поскольку  мне
предстоит долго и тесно общаться с Анжелой, вы хотите, чтобы я сообщала  вам
все, что узнаю нового от нее или о ней. - Юля  проговорила  это  быстро,  на
одном  дыхании,  и  так  тихо,  что  полковнику  пришлось  податься  вперед,
перегнуться через стол.
   - Лихо, - кивнул он, - молодец, доктор Тихорецкая. Я, кажется, в  вас  не
ошибся.
   Юлю слегка задел его снисходительный тон.  Она  хотела  сказать  в  ответ
что-нибудь саркастическое, но поленилась.  Молча  встала,  включила  чайник,
достала сахарницу и банку с молотым кофе.
   - Я пью сладкий. А вы?
   - Я тоже, - кивнул Райский, - и если можно, покрепче. Юлия Николаевна, уж
коли вы все так  быстро  и  легко  вычислили,  то,  наверное,  готовы  сразу
ответить: да или нет.
   Юля застыла с туркой в руке и вдруг рассмеялась.
   - Чем же я вас так развеселились? - спросил Райский.
   -  Профессионализмом,  Михаил  Евгеньевич,  -  ласково  ответила  Юля,  -
исключительным знанием психологии. Вы меня сначала похвалили, расслабили,  а
потом сразу раз - и нажали.
   - Что поделать, Юлия Николаевна,  такая  у  меня  работа.  Ну  вы  готовы
ответить? Да или нет?
   - Конечно, нет, - Юля поставила  турку  на  огонь  и  принялась  легонько
помешивать кофе длинной ложкой.
   - Почему?
   - Потому что вы обратились не по адресу. Я не священник. Мои больные  мне
не исповедуются. А если это иногда случается, то я храню тайну исповеди.
   - Юлия Николаевна, вам  было  неприятно,  когда  вам  позвонили  домой  в
половине четвертого ночи? - вкрадчиво спросил Райский.
   - Да, конечно. Но еще более неприятно, что вам об этом успели  рассказать
мои коллеги, не знаю кто именно, Вика  или  Петр  Аркадьевич.  -  Юля  резко
сдернула турку с огня и пролила немного гущи на плиту.
   На этот раз рассмеялся Райский. Смех у него был странный и больше походил
на жалобный, отрывистый стон. Юля разлила кофе по чашкам, выложила в вазочку
остатки печенья и вафель, уселась за стол и не стала спрашивать,  почему  он
смеется.
   - Теперь вы меня поставили перед выбором, - Райский  осторожно  отхлебнул
кофе, лицо его стало серьезным, - я могу соврать вам, могу сказать правду.
   Поскольку вы сразу отказались нам помочь, логичней соврать. Но  с  другой
стороны, вы мне очень симпатичны и хочется сказать правду. Как быть?
   - Как хотите.
   - Ну ладно, - вздохнул полковник, - ваш телефон прослушивается.
   - Уже? - Юля тихо присвистнула - Когда же вы успели?
   - Ну, дурное дело не хитрое. Разговор с человеком,  который  представился
продюсером Анжелы, записан на пленку, и сняты отпечатки  голоса.  Поздравляю
вас, Юлия Николаевна. Вам звонил чеченский террорист Шамиль Исмаилов.
   Очки Райского бликовали, глаз не было видно, но Юля почувствовала, как он
впился взглядом в ее лицо.
   - Чеченец? - спросила она спокойно. - Но у него никакого акцента.  Чистая
речь. К тому же для террориста он слишком вежлив.
   - Исмаилов учился в Москве, и не где-нибудь, а в Высшей школе КГБ.
   - Коллега, значит? - ехидно ухмыльнулась Юля.
   - Ну в определенном смысле да. Что делать? Отец его был крупной партийной
шишкой в Чеченской республике. Так что Исмаилов, можно сказать, принц крови.
   Отличные манеры, никакого акцента. Мать была русской. Впрочем, не  важно.
Когда ему надо, он говорит с сильным акцентом, хамит, матерится,  использует
словечки "короче", "в натуре", "чисто-конкретно".
   - Вы так много знаете о нем, - покачала  головой  Юля,  -  а  поймать  не
можете.
   - В принципе можем. Конечно, если вы, Юлия  Николаевна,  согласитесь  нам
помочь.
   - Не смешно, Михаил Евгеньевич.
   - Я вовсе не шучу, Юлия  Николаевна.  Так  сложилось,  что  мы  вынуждены
обращаться за помощью именно к вам. Дело в том, что вы...  -  он  осекся.  В
коридоре послышалось шлепанье босых ног, и в дверном проеме появилась  Шура.
Она догадалась умыть лицо и натянуть старые истертые джинсы.
   - Мам, я есть хочу, - сообщила она, откровенно  разглядывая  Райского,  -
здрас-сти. Меня Шура зовут.
   - Очень приятно, - полковник встал, протянул руку и представился:
   - Михаил Евгеньевич.
   Шура, хмыкнув, ответила  на  рукопожатие,  открыла  холодильник,  присела
перед ним на корточки и застыла в глубокой задумчивости. - Возьми банан  или
сделай себе бутерброд с сыром.
   - Бананы я еще днем все съела. А сыр какой-то сухой, - печально  сообщила
Шура.
   - Ну тогда иди спать. - Юля встала, подняла Шуру  за  плечи  и  повела  в
комнату.
   - Мам, он скоро уйдет? - проворчала Шура довольно громко.
   - Спокойной ночи. - Она поцеловала дочь, вернулась на кухню,  закурила  и
жестко произнесла:
   - Знаете,  Михаил  Евгеньевич,  каждый  должен  заниматься  своим  делом.
Давайте я буду оперировать, а вы ловить террористов.
   Райский снял очки, потер переносицу. Как у многих очкариков,  взгляд  его
стал мягким и беззащитным.
   - Юлия Николаевна, мы с вами занимаемся ерундой, толчем воду в ступе.  Вы
уже отказали мне, хотя до сих пор не знаете, в чем состоит моя просьба.
   - Просьба ваша проста и понятна, -  улыбнулась  Юля,  -  а  позвольте-ка,
доктор Тихорецкая, вас вербануть. Можно как  угодно  это  формулировать,  но
суть остается неизменной.
   Райский достал из кармана чистейший носовой платок и  принялся  протирать
стекла очков. Юля молча убрала кофейные чашки со стола и застыла  в  дверном
проеме, прислонившись плечом к косяку и скрестив руки на груди.  Она  устала
разговаривать с этим человеком. Ей хотелось, чтобы полковник Райский ушел  и
больше никогда не появлялся.
   - Вербануть? Хороший глагол. А с чего вы взяли, доктор Тихорецкая, что  я
именно этого добиваюсь?
   - Ну вы же сами сказали, вам необходима информация об  Анжеле,  -  пожала
плечами Юля, - вы хотите, чтобы я стучала на свою пациентку.  Допустим,  она
тесно дружит с чеченцем. Он бандит, террорист, вам нужна информация  о  нем.
Но если вы  прослушиваете  мой  телефон,  то  наверняка  имеете  возможность
утыкать палату Анжелы, мой кабинет, ординаторскую, процедурную  и  все,  что
хотите, "жучками", или как теперь это называется? Зачем вам мое согласие?
   - Действительно, зачем? Но кто же вам сказал, Юлия Николаевна, что я хочу
получать от вас информацию?
   - Вы, Михаил Евгеньевич.
   - Нет, Юлия Николаевна.  Пожалуйста,  вспомните  наш  разговор  с  самого
начала. Ничего подобного я не говорил. Вы сами все произнесли  за  меня.  Вы
почему-то решили, что лучше знаете.
   Юле стало неловко. Он был  прав.  Она  отказала,  даже  не  выслушав  его
просьбы.
   - Ну хорошо, Михаил Евгеньевич. Извините меня. Я вас внимательно  слушаю.
- Она села на стул и закурила.
   - Юлия Николаевна, я  так  же,  как  и  вы,  считаю,  что  каждый  должен
заниматься своим делом. Я ловлю  террористов,  вы  оперируете.  Просьба  моя
состоит в том, чтобы вы посмотрели одного больного. Это вы можете сделать?
   - Разумеется, могу, - Юля нервно усмехнулась, - привозите его ко  мне  на
прием хотя бы завтра, в первой половине дня.
   - Невозможно, - он помотал головой, - нам придется отвезти  вас  к  нему.
Это довольно далеко, на границе Московской области. Ехать надо прямо завтра,
с утра. В восемь за вами приедет машина.
   - Да вы что?! - Юля повысила голос и опять встала. - У меня завтра прием.
   - Не волнуйтесь. Я уже договорился с вашим руководством. Вас отпускают на
некоторое время, не  в  счет  отпуска,  эти  дни  будут  засчитаны  вам  как
полноценные рабочие. Кроме того, от нас вы получите гонорар  в  зависимости!
от объема работы.
   -  Что  значит  на  некоторое  время?!  А  с  ребенком   моим   вы   тоже
договорились?
   -  Нет,  -  невозмутимо  улыбнулся  Райский,  -  с  Шурой  мы   пока   не
договаривались, но об этой проблеме подумали заранее. С вашей дочерью  может
остаться наша  сотрудница,  абсолютно  надежный  человек.  Ручаюсь  головой.
Ребенок будет вовремя доставлен на машине в школу  и  из  школы,  накормлен,
уложен спать.
   - Вы с ума сошли? - спросила Юля, внимательно и с  интересом  разглядывая
лицо Райского. Лицо это, холеное,  узкое,  с  высоким  умным  лбом,  тонкими
губами и широким крупным  носом,  было  вполне  приятным  и  обычным,  и  не
читалось на нем ни смущения, ни сомнения.
   - Поскольку ваша мама сейчас находится в  США,  гостит  у  вашей  старшей
сестры, а с бывшим  мужем  у  вас  отношения,  мягко  говоря,  сложные,  вам
практически не с кем оставить ребенка, - произнес он тихо и рассудительно, -
вы объясните Шуре, что вам надо срочно уехать в командировку и с ней поживет
ваша подруга. Зовут ее...
   - Не трудитесь! - перебила его Юля.  -  Не  надо  мне  представлять  вашу
сотрудницу, не надо больше вообще  ничего  объяснять.  Я  никуда  завтра  не
поеду, и вы не имеете права меня  заставлять.  Да  в  конце  концов,  почему
именно я?
   Допустим, у вас есть больной, которому требуется помощь хирурга-пластика.
Но неужели в вашем ведомстве нет своих специалистов?
   - Представьте, нет, - развел руками Райский, -  внутри  нашей  структуры,
конечно, существует сеть медицинских учреждений и там есть  практически  все
специалисты. Но вот хирурга-пластика в данный момент  не  оказалось.  А  его
помощь  необходима.  И  очень  срочно.  Почему  именно  вы?  Во-первых,   вы
великолепный хирург. А во-вторых, вы  оказались  в  нужном  месте  в  нужное
время. Это судьба, Юлия Николаевна. Поймите наконец, вы нужны нам, но  и  мы
вам тоже нужны.
   - Зачем?
   - За тем, что вам один раз уже угрожали, и это только начало.

Глава 9

   - Ну что вы, Станислав Владимирович, я не могла ошибиться, я отлично знаю
ваш голос. - Девушка испуганно, часто моргала и  старалась  не  смотреть  на
Стаса - Вы сказали, что у вас украли бумажник.  Вы  попросили  заблокировать
вашу карточку, очень срочно. Я сделала так, как вы попросили.
   - Послушайте, как вас там? - Стас поморщился, пытаясь  прочитать  имя  на
карточке, пришпиленной к лацкану ее красного пиджачка.
   - Наталья, - поспешно подсказала она и поправила волосы.
   - Послушайте, Наталья, в  третий  раз  повторяю.  Я  не  звонил  в  банк.
Бумажник у меня, никто его не крал.
   - Но как же, Станислав Владимирович, вы назвали номер банковского  счета,
домашний адрес, все, что необходимо для идентификации клиента.
   - А пароль?! - заорал он так, что все в зале повернули головы. - Пароль я
назвал?
   - Нет, - растерянно моргнула девушка, - но почти никто из клиентов пароля
не помнит. Вы дали всю необходимую информацию,  кроме  пароля.  Я,  конечно,
попросила вас назвать, так положено...
   - И что?!
   - Вы извинились и сказали, что забыли пароль.
   - Я его не забыл. Я отлично помню пароль, потому что это всего  лишь  мое
имя. Вам понятно?
   На крик явился менеджер, и Стасу пришлось объяснять все с самого начала.
   Менеджер  почтительно  проводил  его  в  кабинет  к   начальнику   службы
безопасности, где ждал его сюрприз, скорее неприятный в данной  ситуации.  В
кабинете,  отвернувшись  к  окну,  стоял  его  отец,   Владимир   Марленович
Герасимов.
   - Здравствуй, папа, - произнес Стас с дурацкой улыбкой.
   Генерал ничего не  ответил,  не  соизволил  даже  повернуться.  Начальник
охраны, бывший комитетчик, попытался сгладить неловкость,  шагнул  к  Стасу,
крепко пожал ему руку и с искренней улыбкой сказал, что  ужасно  рад  видеть
его в добром здравии.
   - Садитесь, пожалуйста, Станислав Владимирович. Вот мы тут  с  Владимиром
Марленовичем как раз говорили о том, что  не  бывает  безвыходных  ситуаций.
Сейчас нам принесут кофе и мы спокойно все обсудим.
   - Да, конечно, - кивнул Стас и покосился на отца.  Тот  продолжал  стоять
как каменное изваяние, уставившись в окно, хотя  ничего  интересного,  кроме
глухой стены соседнего дома, видно не было.
   - Сначала вы, Станислав Владимирович, спокойно и  подробно  изложите  нам
все последние события, а затем мы вместе будем думать.
   Начальника службы безопасности  звали  Егор  Иванович  Плешаков.  Вопреки
фамилии, он был буйно и красиво  волосат,  заботливо  холил  свою  роскошную
гриву, черную, с проседью, кроме того, носил опрятные  усы,  которые  сейчас
напоминали Стасу блестящую толстую пиявку. Подчиненные между собой  называли
Плешакова Плешь. Он знал и не обижался. Однажды даже объяснил  на  планерке,
что это погоняло вполне соответствует  старому  доброму  блатному  принципу.
Урки всегда старались подбирать друг для друга контрастные клички.  Толстяка
величали Скелетом, лысого Кудрявым.
   Стас  попытался  прочитать  на  приветливом  лице  Плеши  хоть   какую-то
информацию, например, была ли здесь милиция,  обсуждалось  ли  уже  убийство
шофера Гоши, но, разумеется, на лбу отставного майора ФСБ ничего написано не
было.
   Черные блестящие глаза смотрели  на  Стаса  чрезвычайно  внимательно.  Он
отвел взгляд и уставился на свой замшевый ботинок.
   - Я не знаю, с чего начать, - произнес он, хрипло откашлявшись,  -  папа,
сядь, пожалуйста. Мне очень тяжело говорить, когда я вижу только твою спину.
   Генерал резко  развернулся  и  уставился  на  Стаса  совершенно  безумным
взглядом.
   - Ты, сучонок,  соображаешь,  что  творишь?!  -  крикнул  он,  ничуть  не
стесняясь Плеши. - У матери приступ астмы, у меня  сердце,  язва,  а  ты  не
удосужился даже позвонить! Ты знаешь, что Гошку убили?
   - Папа, сядь, успокойся, - прошептал Стас,  чувствуя,  как  его  начинает
колотить дрожь, - я ничего не понимаю, когда ты так кричишь.
   - Убили Гошу, шофера твоего, в твоей машине. Застрелили в  упор,  в  лоб,
пока он ждал тебя, поганца,  у  ресторана.  -  Владимир  Марленович,  пыхтя,
рухнул в кресло и спросил уже более спокойно:
   - Где ты провел ночь?
   - У подруги, - Стас судорожно  сглотнул,  -  я  ночевал  у  своей  давней
подруги. Ты ее не знаешь. Вечером из ресторана мы поехали к ней на такси.
   - Одну минуточку, Станислав Владимирович. - Плешь поднял  руку,  сверкнув
бриллиантовым перстнем на мизинце. - Вы уже знали об убийстве вашего  шофера
Георгия Завьялова? Или только сейчас об этом услышали?
   - Я... Нет... Погодите, я не понял, что случилось с Гошей?
   - Вашего шофера сегодня рано утром обнаружили мертвым в машине,  на  углу
Васильевской улицы, - медленно отчеканил  Плешь,  продолжая  сверлить  Стаса
глазами, - по предварительному  заключению  экспертов,  он  был  убит  около
восьми часов вечера. Судя по всему, вы ужинали в ресторане "Якорь"  и  шофер
ждал вас.
   Почему вы отправились на такси?
   - Гоша ждал меня? - Стас часто заморгал. - Я ведь его отпустил. Или нет?
   Черт, совершенно не помню. Разве он меня ждал? Ну да, наверное...  Честно
говоря, я здорово напился вчера,  все  вылетело  из  головы.  Мне  почему-то
казалось, что я его отпустил. Мы вышли на Тверскую и поймали машину.
   - Простите, Станислав Владимирович, но насколько мне известно,  вы  почти
не пьете, и у следствия будет возможность узнать, что и в  каком  количестве
вы пили за ужином, в какую сторону направились, когда вышли из ресторана,  -
лукаво улыбнулся Плешь.
   - Ну ничего себе! Вы хотите сказать, что это я убил Гошку? - Стас  нервно
засмеялся, смех перешел в икоту, из глаз потекли слезы.
   Плешь не спеша открыл маленький бар,  достал  бутылку  минеральной  воды,
налил в стакан и поднес Стасу. Тот жадно выпил, но икота не прекратилась. Он
икал, смеялся и плакал. Это было похоже на истерику. Генерал подошел к  нему
и с размаху шлепнул по щеке. Стас благодарно кивнул и успокоился.
   - Вы меня простите, Станислав Владимирович, но все эти вопросы вам  будет
задавать следователь, - мягко произнес Плешь, - не хотелось  бы,  чтобы  вас
застали врасплох.
   - Ты был в другом банке? - тихо спросил генерал, не глядя на сына.
   - Да, конечно. Я сначала заехал туда. Там то же самое.  Кто-то  позвонил,
назвался моим именем, сообщил о краже  бумажника  и  попросил  заблокировать
карточку.
   - Все это очень странно, - задумчиво пробормотал