. - Я сделала видеозаписи новостей.
По московскому и центральному каналам. Вашу игру упомянули и там и  там,
но пока только мельком.
   - Вы сами решили это сделать?
   - Нет. Мне поручил Никита Николаевич.
   Никита Николаевич. Заботливый Никита Николаевич. А что, если взять  и
позвонить ему?  И  задать  сакраментальный  вопрос:  где  вы  взяли  сто
миллионов  долларов,  господин  Борзов?  Спросить  у  нашенского   "типа
финансиста", где он взял деньги, еще более неприлично,  чем  у  дамы  из
общества, сколько она берет за ночь.
   Спрашивать бесполезно. Потому что ответ  очевиден.  Как  в  бородатом
анекдоте: "Абрам, где вы берете деньги?" - "В тумбочке". - "А в тумбочке
они откуда?" - "Их туда Сара кладет". - "А у Сары они откуда?" - "Так  я
ей даю". - "А вы где берете?!" - "В тумбочке".
   - Что-то не так, Олег Федорович?
   - Все так, Аня. А может, и нет.  -  Он  постарался  скроить  на  лице
добрую улыбку, но она вышла вымученной, и Олег поспешил пригубить  кофе.
- Превосходный кофе.
   - Спасибо. Я могу идти? - В голосе девушки зазвучали слезы.
   Олег вздохнул. День начался с появления Эвелины и ее истерики.  Пусть
нынче не понедельник, но, похоже, ему сегодня весь день придется  решать
"проблемы разбитых сердец".
   - Присядь, Аня. Что случилось?
   Девушка уже не скрывала слез:
   - Мне кажется, вы... вы мне перестали  доверять...  Я  не  знаю,  что
наговорила вам эта стер... ваша бывшая супруга, но... Мне и так  трудно,
я ведь всего второй  день,  ни  освоиться,  ни  привыкнуть...  Нет,  мне
льстит, что вы  доверяете  мне  такие  большие  деньги  и  что  я...  Но
сегодня... сейчас... вы какой-то странный и далекий, и мне кажется,  что
это из-за меня...
   Олег только вздохнул. Хорошенькие девушки - как  маленькие  дети:  им
всегда кажется, что родители хмурятся или ссорятся исключительно  по  их
вине.
   - Просто у меня был трудный день вчера... А до этого еще один трудный
день... И еще... их все  не  назовешь  обычными.  И  я  тоже  не  вполне
освоился. - Олег улыбнулся, и  на  этот  раз  его  улыбка  вышла  вполне
обаятельной. -И у меня была трудная ночь: ночью мы,  бедные  финансисты,
обязаны бывать в обществе, какое в нашей стране по полному недоразумению
считается "высшим", и - соответствовать. Я просто отчаянно устал, Аня. И
сны мои были почти кошмаром.
   Сварите мне еще кофе покрепче, ладно?
   - Ага. - Девушка уже встала, не глядя  на  него,  смахнула  слезы.  -
Простите, Олег Федорович.
   - За что?
   - Это просто нервы из-за вашей Эвелины. Вы и  без  того  выглядите...
словно не спали уже три ночи, а тут я со своими глупостями...  Простите.
Кофе сейчас будет готов.
   Девушка уже пошла к двери, остановилась на мгновение:
   - И пожалуйста, не думайте ничего такого... Я вас не подведу.
   Олег   остался   один.   И   почему-то   вспомнил   слова    Эвелины:
"Глупый-преглупый Медведь. Женщины никогда не  предают.  Просто  сначала
искренне любят одного. А потом искренне - другого. Только и всего".

Глава 63

   Все утро  Олег  провел  в  дурном  расположении  духа.  Вторая  чашка
крепчайшего кофе не разогнала усталость, напротив, сделала  ее  тупой  и
вязкой; Олегу казалось, что и мысли текут  медленно  и  вяло,  словно  в
липкой густой патоке, и голова была тяжелой, как чугунная чушка.
   Самое противное, что сейчас он был здесь совершенно не нужен. Он  еще
раз посмотрел динамику покупок - все  шло  по  графику,  и  даже  лучше;
нанятые Борзовым брокеры знали свое дело и работали; с утра Олег ответил
на  пяток   звонков   "товарищей   по   цеху",   притом   бурчал   нечто
невразумительное, чем только подхлестнул их активность. Газеты и новости
они читали, а что до слухов...
   Слухи о его давешних вечерних раутах в банках и  компании,  как  и  о
рукопожатии и "дружеской беседе" с самим Максимом Евгеньевичем, катились
как ком с горы, обрастали подробностями, комментариями, и это само собою
отражалось на динамике фондового рынка.
   Нет, умом Олег понимал, что не в его власти что-то  ускорить;  рынок,
как покер, как болезнь, должен пройти все стадии до того, как ты сорвешь
банк, выздоровеешь. Но оттого было не легче.
   Атаковали  и  журналисты.  Самое  смешное,  что  они  ничего   и   не
добивались, словно участвовали в некоем заговоре: "Мы понимаем,  что  вы
знаете, но нам ничего не скажете,  но  вы  должны  понять,  что  мы  это
понимаем и..." И - так до бесконечности. Чего они хотели?  Чтобы  он  их
взбодрил? Наверное. А потому звонили только  самые  отвязные;  остальные
давно уже молотили по клавиатуре компьютеров, благо случай  предоставлял
каждому такое редкое теперь в  журналистике  право:  вдоволь  позабавить
публику благопридуманными и самыми невероятными фантазиями,  выдавая  их
за версии. Тем более, большинству читателей это гораздо интереснее,  чем
какие-то "новости", "вести" и "последние известия".
   К   обеду   Олег   измотался   совершенно.   Ожидание   нужно   уметь
структурировать.
   То есть занимать какими-то делами, выдавая их за значимые, важные или
хотя бы просто скучные, но необходимые. Вот этого навыка Гринев так и не
приобрел. Даже совестно как-то: слишком многие в эдаком  беспристрастном
ожидании проводят всю жизнь. Но спрашивать,  чего  они  ждут,  -  крайне
нетактично. Крайне. Да они и не поверят.
   Говорят, что восточные люди  ценят  не  результат,  а  процесс.  Нет,
процесс тоже дело хорошее, а на Востоке, бают, еще и тонкое: сиди  перед
гладью моря, закинув невод, и созерцай красоты. Но если роман "старик  и
рыба" так и не состоится, то любой мало-мальски продвинутый рыбак сочтет
этот день неудачным.
   Потому что ляжет спать натощак. Возможно,  китайские  рыбаки  считают
иначе, только это вряд ли.
   И что из того? А то. Если  процесс  длительного  ожидания  завершился
удачей,  успехом,  то  весь   период   уныния,   тоски,   разочарования,
перетряхивания прошлой жизни, складывания неудач к неудачам  -  весь  он
записывается в положительный жизненный  опыт  и  считается  ненапрасным.
Если  же  результат  нулевой,  человек  может  просто  поломаться,   как
перекрученная пружина. Нет, наверное, он выдумает себе новое  занятие  и
новое счастье, вот только... всю жизнь будет мучиться ностальгией о том,
что не сбылось.
   А если по полной правде, то вот уже третий  час  Олег  сидел  как  на
гвоздях.
   "Дорогой Леонид Ильич" отзвонился сразу после душеспасительной беседы
с Анютой и сообщил, что автомобиль "на второй точке".
   Все дело в том, что подставлялся Гринев Мурдину не из  наивности,  не
из детского любопытства и не из барской прихоти:  тот  был  единственной
ниточкой к хозяевам. Ниточку жестоко оборвали. Но Олег успел сделать то,
что надеялся успеть; оказавшись на полу  перед  нападавшим,  неприметным
движением воткнул иголочку  тому  в  штанину.  И  теперь  маячок  должен
успешно работать и рапортовать на включенный и оставленный в  автомобиле
"лэптоп" обо всех передвижениях человека, ввергнувшего Олега  в  шоковое
беспамятство, а Мурди-на - в ад кромешный.
   Возможно,  именно  сейчас  этот  самый  человек  беседует  с  людьми,
спланировавшими убийство отца! А  он,  Олег  Гринев,  сидит  в  дурацкой
конторе плохо функционирующим манекеном, муляжом, тряпкой  и  изображает
из себя живого!
   Или - это удел всех людей, прикоснувшихся не к деньгам - к финансовым
потокам?!
   Унылую  маету  Олег  пытался  разогнать   не   только   пустопорожним
умничанием о смысле жизни вообще и отдельных представителях человечества
в частности. Он  успокаивал  себя,  успокаивал  непрестанно.  Во-первых,
брюки на нападавшем были  не  модельные,  а  из  хорошего  пакистанского
вельвета стоимостью баксов в двести, никак не меньше. Это означает,  что
ему и в ум не придет их гладить, если он не желает их испортить.
   Во-вторых, дождя, грязи и слякоти не было и не ожидалось, так  что  и
чистить их он вряд ли возьмется. Единственной опасностью  было  то,  что
владелец прольет на них соус, оливковое  масло  или  опрокинет  блюдо  с
запеченным в  сметане  угрем.  Тогда  он  просто-напросто  снимет  их  и
забросит в стиральную машину или дальний угол. Тут еще есть надежда, что
все вышеозначенное он проделает у себя дома,  а  не  в  будуаре  у  жриц
любви, - тогда Гринев подъедет к нему погостить ненадолго и побеседовать
накоротке... О делах наших скорбных.
   Нет, такой хват масло не  опрокинет:  двигался  он  танцующе,  легко,
изящно. И за этот день, возможно, побывает не у одного  своего  шефа,  а
компьютер добросовестно словит и зафиксирует всю эту информацию...
   Успокоив себя этаким образом, Гринев начинал беспокоиться по  другому
поводу. Работающий компьютер в автомобиле, связанный через  стационарный
спутник  с  каждым  своим  маячком...  А  вдруг  он  откажет?  А   вдруг
аккумуляторы,  рассчитанные,  как  минимум,  на  неделю   добросовестной
работы,  сядут,  обиженные  бог  весть  чем  -  тряской   наших   дорог,
отечественным климатом, жарой в салоне  автомобиля,  покоящегося  теперь
под крышей "ракушки" во дворе пятиэтажки в километре от конторы? А вдруг
зависший в безвоздушном пространстве американский сателлит столкнется  в
безмолвии космоса с мелким астероидом или непреодолимым солнечным ветром
и - прекратит фунционирование?.. Да... Рахметов  на  гвоздях  чувствовал
себя куда уютнее, чем Олег  в  начальственном  кресле  "президент"  этим
утром. Нет, он бы нашел повод и способ снова покинуть контору незаметно,
но - график. Ровно  в  четырнадцать  тридцать  ему  нужно  было  быть  в
выставочном   зале   на   Кузнецком.   Там   должна   была    состояться
выставка-презентация графики даровитой, прогрессивно  мыслящей  молодежи
под эгидой партии "Единая держава", а потому на тусовке  будет  один  из
лидеров названной партии, несколько министров, вице-премьер, заместитель
главы администрации президента и прочая, прочая, прочая...
   Заботливый Никита Николаевич Борзов, спроворивший для Гринева именное
приглашение и на саму презентацию, и на фуршет, еще с утра прислал Олегу
в контору несколько костюмов и набор  галстуков,  чтобы  соответствовал.
Благо фигурой Олег был хоть  и  крупен,  но  стандартен:  медведь  -  он
медведь и есть. Не ферзь. И тем более не король.
   А мысли Гринева  неожиданно  повернули  в  совсем  другое,  бархатное
русло...
   Сандвичи с  ветчиной,  тарталетки  с  икрой  и  бананами,  десерты...
Копченый угорь в сметане... И он  понял,  что  просто-напросто  голоден.
Зверски. Когда его потчевали последний  раз  и  чем  -  Олег  так  и  не
вспомнил.  Он  уже  собирался  попросить  Аню  сделать  бутерброды,  как
интерком ожил и девушка доложила:
   - Олег Федорович, вам принесли пакет. Но - странный. Мне его  вскрыть
или принести вам?
   - Думаешь, там пластиковая бомба?
   - Нет. Просто в мои обязанности входит вскрывать  всю  почту,  но  на
конверте написано: "Конфиденциально".

Глава 64

   Через минуту Аня была в кабинете.  Пакет  -  плотный,  желтый,  лежал
перед Олегом на столе.
   - Мне вскрыть его? - неуверенно спросила Аня.
   - Зачем? Если  там  все-таки  бомба,  совсем  необязательно  погибать
коллективно и жизнеутверждающе.
   - Бомба?
   - Я в переносном смысле. Скажем, информационная.
   Аня задумалась на мгновение:
   - Я думаю, самые сенсационные бомбы конструируете сейчас  именно  вы,
Олег Федорович. В своей голове.
   - У тебя симпатичные мысли. Но - ошибочные. Я конструирую детонаторы.
   Всего лишь - детонаторы. Да и те - финансовые.
   - Может быть, стоит надеть хотя бы резиновые перчатки?
   - Думаешь, кто-то из разорившихся брокеров  презентовал  мне  в  этом
конверте горку дерьма?
   - Мало ли... В Штатах...
   - Меньше нужно телевизор смотреть, милая  девушка.  Всякую  заразу  и
бяку там присылают исключительно в министерство информации  и  только  в
том случае, если не менее десяти  телевизионных  каналов  предварительно
извещены об этой изощренной и внезапной "атаке террористов".
   - Вы думаете...
   - Угу. Нужно же людям добропорядочного и сытого общества хоть чего-то
бояться? Угроза голода  для  них  мнима  -  ну  не  голодали  американцы
последние двести лет,  не  было  такого;  для  них  актуальнее  проблема
ожирения нации.
   - А зачем кому-то нужен страх?
   - Чтобы управлять людьми. Править.
   - У нас тоже?
   - Да. Чтобы манипулировать обывателем эффективно и без затей,  нужно,
чтобы он чего-то боялся. Поскольку реальных страхов в  жизни  не  много,
годятся благопридуманные. Большинство граждан постиндустриального мира -
люди матричного сознания.
   - Какого?
   - Матричного. Сидит человечек у  "ящика"  и  получает  не  знания,  а
информацию. Из разных областей знания и по крохам. Если  он  не  получил
никакого систематического образования, у него в голове -  салат.  "А  вы
знаете, что у слонов большие уши... А  пигмеи  живут  в  Африке...  А  у
ацтеков была цивилизация... А пирамиды  строили  неспроста...  А  Библия
написана разными людьми... А "Битлз" - это  классика...  Мадонна  -  это
круто... Кажется, у католиков  другая  Мадонна,  и  она  чья-то  мама...
"Дженерал моторе" лучше "Ниссан"... Америка великая страна...  В  России
есть Сибирь и медведи..."
   Продолжать?
   - Не нужно.
   - У таких людей знания не укладываются ни на  какую  системную  базу,
потому что ее  нет.  Ими  можно  манипулировать  легко  и  безо  всякого
насилия. Они верят каждой телевизионной картинке.
   - Кажется, ты злишься, Олег.
   - Конечно. Я голоден. Как сто волков.
   - Я приготовлю тебе сандвичи.
   - Лучше бутерброды. Слово тоже ненашенское,  но  обрусело  настолько,
что и содержание поменялось. Сандвич -  это  два  хлипких  тоста,  между
которыми  жалко  ютится  тонкий  кусочек  резиновой   ветчины,   политый
равномерным слоем ядовито-красного кетчупа и - с веточкой чахлой  зелени
для антуража. А бутерброд... У нас это давно не  "булка  с  маслом".  На
черном ломте хлеба хорошо поджаренный эскалоп, и  лучок,  и  припущенные
помидорчики,  и  упругая  петрушечка,   и   сверху   -   толстый   кусок
"любительской" с горчичкой...
   - Олег, ты и правда очень голоден. Сейчас я что-нибудь приготовлю.
   Описанного  тобою  совершенства,  понятно,  не  сотворю,  но   будешь
доволен. Пару бутербродов и - кофе?
   - Нет. Чай, Очень крепкий и очень сладкий.
   - Хорошо. Я мигом.
   - Аня, а кто доставил конверт? Девушка пожала плечами:
   - Посыльный.
   Олег достал нож для разрезания бумаги и вскрыл конверт.
   Фотографии формата классного журнала не отличались ни вычурностью, ни
изысками. И сделаны были хотя и в цвете, но  как-то  мелкозернисто.  Что
касается стиля, то это принято сейчас называть "мягким порно". И все  бы
ладно, но главным героем первой серии был он, Олег Гринев. Девушка  была
- Марина. Что значит - морская.
   Еще одна серия снимков. Та же комната, та же девушка... И позы,  если
разобраться, те же. Рутина. Но вот клиент...  Леонид  Сергеевич  Мурдин.
Ныне покойный. Съемка проходила  камерой,  скрытой  только  для  мужчин:
женщина о ней безусловно знала.
   Итак, что имеется? Труп Мурдина с  огнестрельным  ранением.  Рядом  с
трупом орудие убийства: пистолет "беретта" итальянского производства, из
которого и были произведены  смертельные  выстрелы.  Да,  скорее  всего,
выстрелы, а не выстрел: убийство было "вызвано ревностью", вот и стрелял
Гринев в запале,  и  именно  потому  бросил  оружие  и  сбежал...  Таким
образом,  кроме  стопроцентной  для  любого  суда  улики  -   ствола   с
отпечатками пальцев Гринева, еще и девяностопроцентный мотив:  ревность.
Девицу не поделили. Ну а что девица та - стерва и шалава,  суду  это  до
фонаря: и шалав ревнуют,  как  и  всех  прочих,  и  убийства  из-за  них
случаются. Потому что мужики есть мужики.
   А что еще это означает, помимо  очевидного?  Того,  что  именно  Олег
Гринев застрелил Леонида Мурдина прошедшей ночью? Хотя  он  этого  и  не
делал? А только одно: его, Олега Гринева, взялись  разрабатывать  совсем
не дилетанты. И делать это они начали не вчера и даже не неделю назад. А
значит, и  Никита  Николаевич  Борзов,  мультимиллионер  и  авторитетный
человек в очень разных, но всегда  значительных  и  влиятельных  кругах,
"попал под раздачу", как какой-то нищий брокер Гринев.
   Что у него было, кроме нищеты? Доброе имя? Спорно. Что еще?  Амбиции.
Ну да, амбиции. И к сожалению, они были столь очевидны, что бросались  в
глаза. И кто-то просчитал, как он, Гринев, будет действовать, попади ему
в руки деньги.
   Вернее, не деньги, а Деньги. Ну да: захочет  сделать  то,  что  давно
готовит. А как можно догадаться, что Олег Гринев что-то готовит?  Утечка
информации. Кто источник? Неиссякаемый и жизнелюбивый?  Правильно,  Марк
Захарович Розен. Если уж фонтанировать,  то  во  все  стороны:  и  брызг
больше, и бутерброд толще.
   Олег набрал номер. Гудок, другой, третий...
   - Да?
   - Здравствуйте. Могу я поговорить с Марком Захаровичем?
   - А кто его спрашивает?
   - Олег Федорович.
   - Вы с ним работали?
   - Какое-то время.
   - Вы не сможете с ним поговорить.
   - Он заболел?
   - Нет. Он умер.
   - Что?! Когда?
   - Сегодня ночью.
   - Что-то... случилось?
   - Нет. Обычный сердечный приступ.
   - По моему, Марк Захарович никогда не жаловался на сердце...
   - Разве кто-то может сказать о своем сердце,  что  оно  здорово?  Мой
бедный брат был не всегда умерен... А кто сейчас умерен?
   - Погодите, он... когда он умер, он был не один?
   - Я вас не знаю, но мне кажется, Марк упоминал вас. И говорил  всегда
о вас с уважением...
   - Он получил от меня аванс на одно дело...
   - Деньги? Я про это ничего не знаю.
   - Это так.
   - Когда такое случается, кто может думать о  деньгах?  Только  совсем
бессердечные люди... Это была большая сумма?
   - Пять тысяч долларов.
   - Странно... Марк обычно держал деньги в секретере. Теперь их нет. Их
могла украсть та девица, как вы думаете?
   - Девица?
   - Я никому не говорила, но вам скажу: да, Марк был  хороший  мальчик,
но большой ходок, как и наш папа Захар Львович. Сколько  слез  выплакала
мама, кто скажет? Но Марк был добрый, никому не делал зла. Вчера вечером
я звонила ему, он почему-то очень тосковал... Вот и снял где-то шиксу, и
где она теперь? Может быть, она уже далеко? С вашими деньгами?
   - Скорее всего. Примите мои соболезнования.
   - Благодарю вас. Но разве  что-то  вернет  нам  нашего  Марика?  Одно
утешает:
   Марик всегда жил в свое удовольствие. На нас ему было...
   - Мне тоже казалось, что он по-своему был счастлив.
   - Счастлив... А что для кого счастье? Кто скажет?

Глава 65

   Мысли неслись стремительно, и первая из них  была  столь  глупа,  что
грешила паранойей, но Олег  бросил  взгляд  на  фотографии,  на  которых
Марина в позах неутомимой "труженицы станка" угождала  ему  и  покойному
Леониду Сергеевичу... А что, если она... Глупо. Но просто. А может быть,
то, что кажется самым простым, не так уж и глупо?
   Он набрал  номер.  Насчитал  одиннадцать  гудков  и  положил  трубку.
Подумал, набрал другой номер.
   - Да... - Голос Марины был хрипл и, кажется, не вполне трезв. - Ну  и
как покувыркалась с толстячком? - начал Олег  безо  всяких  предисловий,
прикрыв мембрану платком и слегка изменив голос.
   - Покувыркаться не успела.
   - Что так? Марк слыл за образцового любовника. Несмотря на избыточный
вес.
   - Все кончилось слишком быстро. Не знаю, что за дрянь ты мне дал,  но
я влила ему в коньяк, и,  как  только  он  начал  проявлять  "мужчинское
начало", ему стало плохо... - Марина замолчала,  было  слышно,  как  она
отхлебнула из бокала, прокашлялась, голос стал более  резким,  и  в  нем
появились нотки истерики:
   - Плохо... Да он просто рухнул всей тушей прямо на пол. Я думала, это
клофелин...
   - Ты просмотрела его бумаги?
   - Ален, мы так не договаривались! Он должен был уснуть, а он - сыграл
в ящик! - Потом возникла пауза, девушка спросила сдавленно:
   - Кеша?