ии,  но
никогда - с частным визитом. И  никогда  -  зимой.  Россия  обречена  на
коммунизм. Нет, не в том понимании, что было у ваших вождей. Коммунизм в
итальянском понимании - общественное самосознание. Как иначе  не  просто
отопить  огромную  заснеженную  страну,  но  и  сделать  ее  великой?  А
разорвать русского медведя на "тысячу  маленьких  медвежат"  -  кому  от
этого счастье? Великому "китайскому дракону"?
   Зачем прикармливать дракона - на  свою  голову?  Но  Генри  этого  не
объяснить. Он закостенел в том времени, из которого вышел. Хуже  другое:
у него обязательства.
   Только первенство освобождает от обязательств. - Старик  вздохнул.  -
Да и то - не всегда.
   Телефон прозвонил снова.
   - Да, это дядя Роджер. Как здоровье, Збешек, как самочувствие? О  чем
мне было с тобой говорить? Ты  -  большого  полета  птица,  я  -  старый
больной человек.
   Ты закончил уже свою книгу? "Большая шахматная партия", так, кажется?
Что? Ты мне ее дарил? И я ее читал? Не помню, Збешек, не помню. Что?  А,
Россия... Да, это сделал я. - Старик хохотнул. - Меня  уверили,  Брежнев
не будет против. Да?
   Он против? А - кто это? Збешек, он просто баран. И пусть  носит  свои
рога. Разве ему не подарила рога его милая Элизабет?  Теперь?  Веселюсь!
Ты должен  помнить,  Збешек:  когда  веселится  Веселый  Роджер  -  всем
остальным не до веселья. Помнишь Даллас? А проект "Ренессанс"? И  -  кто
оказывался прав? Если не хочешь потерять  девять  миллиардов,  не  делай
этого... Збешек,  хочешь  совет?  Платный,  конечно,  иначе  ты  его  не
воспримешь... Жизнь - это не только политика. И не только интересы. И уж
подавно - не "большая шахматная доска". А потому просчитать в ней  можно
все, кроме нее самой. И - смерти, разумеется. Ну да что мы  о  грустном?
О, я верю в тебя, Збешек. Ты всегда был умным. Вернее - первым.
   Надеюсь, окажешься  первым  и  теперь.  Я  правильно  надеюсь?  Хм...
Запомни, Збешек.,. Быть сумасшедшим в нашей стране в наше странное время
может позволить себе только очень здравомыслящий человек.
   Старик положил трубку:
   - Збигнев Гжезинский. Теоретик и практик. Гроссмейстер. Он решил, что
уже может все. Теперь понял, что - не все. Но он - умный мальчик. Он все
поймет. И сделает как надо.
   Через минуту сэр Джонс буквально  оплыл  в  кресле.  Веки  закрылись,
выступили скулы, покрытые нездоровым румянцем, на лбу выступил  холодный
пот.
   - Вам плохо, дядя Роджер? Вызвать врачей?
   Старик изобразил губами улыбку:
   - Естественно, мне плохо. Но  врачи  здесь  не  помогут.  Это  просто
старость.
   Вся беда ее в том, что в нас продолжает жить  душа...  А  душа  -  не
стареет. Она - молода, азартна,  озорна...  А  тело  висит  на  ней  уже
неподъемным грузом  и  не  дает  воспарить...  Да,  не  дает.  Нам  пора
прощатся.
   Олег встал.
   - Ну-ну, не так скоро. В Москву вы вылетите на моем самолете.
   - Может быть, лучше...
   - Здесь - я решаю, что лучше. И не обижайтесь за резкий  тон.  Вы  по
меньшей мере слышали о тех людях, которые только что мне звонили.
   - Да. Это могущественные люди.
   - Вы слышали. А я их знаю. Очень хорошо знаю. Они оба очень умны,  но
порой  -  думают  медленнее,  чем  мне  бы  хотелось.  И  оба  -  крайне
честолюбивы. А потому - могут ошибиться. Мне бы хотелось этого избежать.
Времени полета им хватит, чтобы принять правильное решение.  Поэтому  вы
полетите на моем самолете, Гринев.
   Старик закрыл глаза, проговорил медленно:
   Моя беда - почти как счастье.
   Я бескорыстно одинок.
   А жизнь лукавая в ненастье Полна печали и отчасти Уводит в призрачный
чертог - Он так далек от идеала, Он скуден, скуп, суров и строг.
   И  то,  что  виделось  сначала  Надежным  мостиком   причала,   Вдруг
расползлось, как грязный смог...
   Помолчал, прикрыв веки, спросил вдруг:
   - Вас никогда не называли сумасшедшим, Олег?
   - Часто. Особенно после того, как я начал рискованную игру.
   Старик кивнул:
   - Это теперь в прошлом. Вас ждет будущее. - Старик вздохнул:
   - А для меня... Сегодня был просто великолепный день. Вы подарили мне
надежду, Олег.
   - Надежду?
   - На то, что, когда я уйду, в  мире  останется  человек,  похожий  на
меня.

Глава 99

   Олег летел через пустоту. Но то, что  он  оставил,  и  то,  что  было
впереди, больше не казалось ему пустотой.
   Он уснул. Ему снился переливающийся всеми цветами бриллиант, потом  -
заснеженные пики каких-то древних гор, потом - он сам, упорно идущий  на
одну из вершин сквозь стылую мглу... А потом он увидел, что  идет  через
поле. И где-то там, наверху, светились желтым светом  теплые  дома  и  -
храм на взгорке...
   Олег  открыл  глаза.  Он  не  чувствовал   себя   ни   уставшим,   ни
отдохнувшим...
   Странным.
   Он вспомнил разговор со стариком, и  в  памяти  появились  строки  из
детского стихотворения:
   И сказал Гиппопотам Крокодилам и китам: Кто  злодея  не  боится  И  с
чудовищем сразится, Я тому богатырю Двух лягушек подарю И  еловую  шишку
пожалую.
   И еще почему-то подумалось, что в  слове  "чудовище"  некогда  вместо
литеры "д" была буква "ж". "Чужо-вище" - это куда страшнее.
   И это были все мысли. А потом Гринев снова уснул. Без сновидений.
   Проснулся он уже на подлете к столице России.  В  Москве  была  ночь.
Олег усмехнулся про  себя:  крылатая  фраза  "Доживем  до  понедельника"
сейчас  приобрела  для  него  абсолютно  прямой   смысл,   безо   всяких
переносных. В понедельник откроется биржа и только после ее открытия  он
сможет  узнать,  прислушались  ли  воротилы  закулисья  к  советам  Папы
Роджера. Или - все это была трагикомедия, способная  потешить  лишь  его
одного.
   Но о поездке Гринев не жалел. Если он ничего и не приобрел, то ничего
и не потерял. И свое теперешнее положение вовсе  не  считал  приговором:
кто может знать будущее? Все мы живем сейчас и  делаем  все,  чтобы  дни
наши и наших близких на земле продлились, а  как  будет...  Про  то  Бог
знает.
   А старик Джонс действительно ему понравился: в свои девяносто  четыре
он  был  бодр  и  безо  всяких  признаков  маразма.  Ну  а   что   порою
неадекватен...
   Признаться, адекватные люди, абсолютно четко разумеющие, кто они и  в
каком мире они живут, были Олегу  почему-то  совсем  неинтересны.  Может
быть, потому, что  сам  он  подсознательно  очень  боялся  стать  таким.
Наверное, Роджер Джонс прав: они действительно родственные души.
   В аэропорту его встретил автомобиль. Вернее даже - кавалькада из трех
машин: два джипа и третья - представительская "ауди" с  соответствующими
номерами.
   Гринев замер  в  нерешительности,  когда  по  выходе  из  аэровокзала
козырная "ауди" подкатила прямо к нему. И тут - прозвонил мобильный:
   - Олег Федорович, с прибытием. -  Это  был  Корсаков.  -  Как  прошла
встреча?
   - Душевно.
   - Рад. И подумал, что вам сейчас нужна охрана.
   - Неужели? Мне казалось напротив: охрана мне уже не нужна.
   - В подлунном мире не так уж и мало могущественных людей.  И  не  все
думают быстро.
   - Так это эскорт или конвой?
   - А какая разница? Любое  первенство,  Олег  Федорович,  предполагает
определенную несвободу.
   - Ну да... Лишь бы конвой не превратился в почетный караул.
   - Приятно, что вы настроены оптимистически.
   - Куда уж больше.
   - Да, Олег Федорович, чтобы была полная ясность. Девушка Аня Сергеева
вам еще нужна?
   - Аня Сергеева?
   - Признаюсь, это я ее нанял.
   - Она действительно американка?
   - Да.
   - У вас не хватает своих людей?
   - Своих людей не бывает. Никогда нет гарантии, что свой  не  работает
на кого-то чужого.
   - Ну надо же, как все запущено!
   - Мне нужен был сторонний  человек.  Совсем  сторонний.  И  ото  всех
здешних дел, и ото всех наших закулисий. С американцами работать просто:
они предельно конкретны и их интересуют только деньги. Это удобно.
   - Что с ней?
   - Отправилась в Штаты. Ей позвонил ее босс  и  сказал,  что  контракт
закончен. Надеюсь, вы не против, чтобы вас опекали мои люди?
   - Если я скажу, что против, что это изменит?
   - Вы правы: ничего.
   Олег  усмехнулся  невесело.  "На  чьей  руке  вы  перчатка,  господин
Гринев?" Кто скажет?
   - "Супротив милиции он ничего не смог..."
   - При чем здесь милиция, Олег Федорович?
   - Это цитата. Из песни. "Вывели болезного, руки  ему  за  спину  и  с
размаху кинули в "черный воронок".
   - Мне кажется, вы устали. Для вас подготовлена дача  за  городом.  Вы
сможете отдохнуть до понедельника.
   - И - дожить.
   - Само собою. Охраной располагайте по своему усмотрению.  Разумеется,
в разумных пределах.
   - Да? Вы знаете, как разумные пределы отличить от неразумных?
   - Без сомнения.
   - А сэр Роджер Джонс, мне показалось, не знает.
   - У людей его уровня нет знания, как такового, господин  Гринев.  Они
мыслят категориями.

Глава 100

   Автомобиль мчался сквозь  ночь.  Под  охраной.  Или  под  конвоем.  И
охраняемый, и подконвойный, как правило, едут куда-то не по своей  воле.
Но и разница существенная. Первый - из замкнутого мира манекенов  в  еще
более замкнутый мир восковых фигур. Мир этот комфортен, ухожен и  сияющ.
Про него толком не известно ничего тем, кто в него не вхож.  А  те,  кто
вхож, готовы танцевать  под  любую  музыку,  лишь  бы  остаться  в  этом
Зазеркалье.
   Про второй мир  поют  заунывные  песни  -  "по  тундре,  по  железной
дороге..." и - слагают душещипательные истории. Тот мир  убог,  голоден,
болен и болезнен, там время мается мучительной каторгою безвременья... И
выхода оттуда для многих, как и из первого, нет.
   - Остановитесь, -  приказал  Олег  водителю.  -  Мне  нехорошо  после
полета.
   Тот мигнул фарами сопровождающим и послушно притормозил.  Олег  вышел
из автомобиля, покачнулся и стал медленно  оседать  по  борту  машины...
Водитель выскочил, попытался придержать Гринева... Олег ударил коротко в
подбородок; голова водителя дернулась резко назад, и он осел на асфальт.
Олег метнулся на водительское сиденье,  дал  газ,  с  визгом,  по  самой
кромке обочины обогнул первый охранный джип и помчался по шоссе.
   Охранники  опешили  от  неожиданности,  но  лишь  на   малое   время.
Упаковались в джипы и ринулись в погоню.
   Поворот, догоняющие потеряли на  полминуты  "ауди"  из  вида,  Гринев
выключил все  габаритки  и  съехал  прямо  в  лес.  Проскочил  подлесок,
заглушил мотор, выбрался из машины и побежал сквозь чащу.  Массив  здесь
приличный, найти его можно только облавой, да и то - с собаками; главное
- самому не заблудиться.
   Задребезжал мобильный.
   - Олег Федорович, кажется, вы все еще играете в игры и совершенно  не
отдаете себе отчет в том, какие ставки...
   -  Господин  Корсаков,  помните,  давным-давно  киношка  такая  была:
"Ставка больше чем жизнь".
   - Название претенциозное и тем -  лживое.  Не  бывает  ставок  больше
жизни.
   - Согласен. Вот только - что считать жизнью.
   - Кажется, вы не вполне здоровы... Умственно. - Зато - душою  светел.
Знаете, что сказал Роджер Джонс  Збигневу  Гжезинскому?  Сумасшествие  в
наше смутное время может  позволить  себе  только  очень  здравомыслящий
человек.
   Какое-то время в трубке царило молчание. Потом Корсаков произнес:
   - Если свернешь себе шею, сынок, домой не приходи!
   Тон Корсакова смутил. Вместо того чтобы поорать, по-отечески пожурил.
   Почему? Ну да, он сам сказал: есть  разные  люди.  Кто-то  ходит  под
Корсаковым, а под кем-то - он сам.  А  Гринев  сейчас  сделался  в  этих
кругах то ли проходной пешкой, то ли третьим джокером, то ли - картой из
другой колоды...  Не  понять.  И  вполне  возможно,  в  свете  имеющихся
междусобойчиков  Сергею  Кирилловичу  куда  спокойнее,  если   мальчишка
"сорвался". На  то  он  и  сорванец.  Остается  только  пожаловаться  на
неразумного вспыльчивого дитятю и - умыть руки.
   По ночному лесу  Гринев  брел  больше  часа.  Вышел  к  подмосковному
поселку. На остановке уже кучковались люди: первые работяги собирались в
Москву. Олег присоседился и через десять минут уже ехал в  переполненном
автобусе в сторону столицы.
   В первом же круглосуточном интернет-кафе забрался в адрес и обнаружил
там четыре цифры: 1207. Аня успела выполнить его поручение.
   Через полчаса Гринев был уже на Киевском. Если Аня  его  сдала  -  он
опять ничего не потеряет. Он ничего не может потерять с  той  поры,  как
ввязался в рискованную игру.  Все,  что  ниже  нуля,  -  ноль.  А  цифры
отрицательные или мнимые - это от лукавого. В  этой  игре  можно  только
победить. На то она и "манильская мясорубка".
   Гринев   тряхнул   головой.   Легкость    образовалась    в    мыслях
необыкновенная.
   Посерьезнее бы.
   Чемоданчик был что надо. При нем - план особняка. Крестиками помечены
места тайников. Олег плюхнулся в такси и велел рулить в указанный адрес.
   Возможно, там все и станет на  свои  места.  Возможно,  наоборот,  на
голову. А что делать, если с  детства  любимый  фильм  -  про  Айболита,
спасавшего  никому  не  нужных  человекоподобных?  Как  сказал   Чернов?
"Люди...  Лиши  их  правил,  установлений,  ритуалов...  Что  получится?
Обезьяны на ниточках - вот кто такие люди!" Чернов - умный.
   Вся штука в том, что и сам Гринев  тоже  -  из  них.  Из  людей.  Что
остается?
   Играть по  правилам  и  установлениям.  Соблюдать  ритуалы.  Конфуций
соблюдал. И убедил соблюдать всю Поднебесную. Итог?  Родина  чая  живет,
процветает и размножается.  Даже  при  суровом  ограничении  рождаемости
несколько  десятилетий  -  самая  многолюдная  страна  мира.  И   каждый
четвертый землянин - китаец. Великая сила ритуалов. Нам бы так. Но мы  -
не китайцы. Как пелось в том же фильме...
   "Нормальные герои всегда идут в обход". А может, это и есть  извечный
российский  ритуал,  а  заодно  и  загадка  русской  души  -   создавать
трудности, чтобы было что героически преодолевать? Ведь когда  в  обход,
через дебри и буреломы, да с  риском  быть  за-ломанным  медведем,  цель
похода перестает быть существенной, настолько  занимает  сам  процесс  -
выбраться, вырваться, выжить! "Конечная цель ничто, движение  все".  Эту
мысль  Лао-цзы  приписал  себе  некогда   теоретик   коммунизма   Эдуард
Бернштейн, за что его и обозвали ревизионистом.
   Вот еще одно  человеческое:  клеить  ярлыки.  Ценники.  Каждый  товар
должен иметь свой ценник.
   Олигарх.  Депутат.  Нардеп.  Вождь.  Ренегат.  Ортодокс.   Коммуняка.
Работяга.
   Бизнесвумен. Бюрократ. Пьяница.  Герой  Советского  Союза.  Наркоман.
Ветеран.
   Мать-одиночка.  Бобыль.   Авторитет.   Вор.   Партизан.   Космополит,
Двурушник.   Мастер   художественного   слова.   Инженер.    Скандалист.
Исполнительный. Клиент. Киллер.
   Космонавт. Медведь.
   "Конечная цель - ничто, движение - все".
   - Приехали, - сообщил таксист, остановив машину у границы  названного
поселка. - Куда дальше?
   - Дальше - в обход, -  в  тон  ему  ответил  Олег,  передал  водителю
деньги, хлопнул дверцей и бодро зашагал по ведущей в  сторону  от  шоссе
тропочке.

Глава 101

   Стояло раннее утро. День  обещал  быть  теплым.  Олег  вскинул  руку,
посмотрел на часы. Семь.
   Автомобиль вырулил из подземного  гаража  особняка,  проехал  ворота,
приостановился - водитель подождал, пока металлические створки и гаража,
и ворот автоматически сойдутся и защелкнутся  замком.  После  этого  он,
надо полагать, включил "периметр". Автомобиль сорвался с места, за  семь
секунд набрал сотку и скрылся из вида.
   Олег подождал с полчаса. Покурил, хотя курить не хотелось. Ничего  не
хотелось. Даже ждать. Но ждать было нужно. Побродил по  пролеску.  Нашел
то, что искал: обломок трубы. Увесистый. Снова вскинул запястье.  Хозяин
уже въехал в Москву. Пора.
   Открыл  хитрый  чемоданчик.  Прочел   за   пять   минут   инструкцию,
составленную  "для  дурака".  Вернее,  не  для  дурака.  Те,  для   кого
предназначен прибор, -  люди  совсем  иного  склада,  чем  те,  кто  его
создавал. Им нужно проникать на "занавешенные объекты", чтобы  применять
не мыслительные изыски, а умения  и  навыки.  А  потому  в  приборе  "на
выходе" всего три тумблера. "Включить", "выключить" и "пауза". Для  чего
"пауза" - Гринев уяснять не стал. И даже не пытался. Сейчас было  не  до
пауз.
   Включил согласно инструкции.  Запестрели  цветные  датчики  непонятно
чего.
   Особнячок был нашпигован охранной электроникой. А кто бы  сомневался?
Олег  повернул  ключ.  Датчики   угасли.   Система   охраны,   слежения,
немедленного информирования и прочего -  перестала  функционировать.  Но
для оператора на неведомом пульте -  все  в  ажуре.  Все  горит,  сияет,
переливается. Граница на замке.  Потому  маленький  чемоданчик  и  стоит
уймищу денег.
   Дело за малым. Особняк замкнут на хитрые ригельные и сейфовые  замки.
Двери - прочные. Стекло - литое. Да и то - забрано решетками. Но  не  на
втором этаже.
   И не на третьем. Там - усиленные стеклопакеты. Вот где  и  пригодится
обломок трубы отечественной чугунной.
   Олег кошкой перемахнул ограду. Забрался на обширный балкон. Подошел к
запертой дверце. За стеклом - витиеватые узоры все той же литой решетки.
   Перемахнул через перильца, прошел  по  узенькому  парапету  до  окна.
Равновесие шатко: все как в жизни.
   Гринев  нащупал  в  стене  выбоину,  крепко  уцепился  правой,  левой
раскачал обрубок трубы и врезал в стекло. Заветвилась паутина трещин.  И
только. Снова отвел руку и снова долбанул. Чуть выкрошилось.
   Хорошее стекло. Прочное. Но, как известно, терпение и труд не  только
все перетрут, но и покрошат, продавят и выбьют. Могут и покалечить.
   Утренний воздух был мглист, звуки вязли в нем, а потому Гринев крушил
стекло спокойно и деловито.  Как  только  отверстие  стало  достаточным,
просунул руку, открыл окно и ввалился внутрь.
   Действовал он спокойно. Взглянул на план. Кивнул сам себе.  Спустился
в гараж, разыскал набор инструментов.
   Наполеон тоже не таскал за армией обоз: разживался фуражом у местного
населения. На то и великий полководец. Да и несколько сотен тысяч штыков
- упрямый и действенный аргумент при торге с  селянами  и  прочими.  Вот
только в России непобедимый воитель - навернулся. Он  же  не  знал,  что
настоящие герои всегда идут в обход! Обход  затянулся  до  Москвы.  И  -
обратно. А пока Бонапарт гнался за призраком победы,  его  долбали  все,
кому не лень. А не лень было никому. Как  сказал  еще  Суворов?  "Каждый
солдат должен знать свой маневр". Очень по-русски.  Каждый  -  сам  себе
голова. Да и - что такое война? Это когда можно бить морды,  а  тебя  за
это не токмо не накажут, а еще и похвалят! Кто ж у нас от  такой  потехи
откажется?
   Гараж  прошел  добросовестно.  Планы  планами,  крутые  реконструкции
особняков - тоже, но смышленые сограждане предпочитают создавать и  свои
схроны - на ровных местах. Или -  не  очень  ровных.  В  закутках.  Олег
вскоре нашел. Хотя и не то, что  искал.  Доисторический  "парабеллум"  в
тряпице. Вещь по нашим временам антикварная, но для  боя  сгодится.  Где
его хозяин подобрал - пес знает. В хозяйстве  -  и  веревочка  сгодится.
Олег проверил обойму, перезарядил и уложил  пистолет  в  карман  куртки.
Зачем? Никто не скажет. Может  быть,  когда  забираешься  в  чужой  дом,
психология меняется? И - к рукам  начинает  приставать  все,  что  плохо
лежит? Но как только Гринев уложил ствол в карман, то почувствовал некую
уверенность.
   Да какая к лешему уверенность! Все, что  он  делал  сегодня,  ему  не
нравилось совершенно. И если он чувствовал беспокойство или даже страх -
страх этот был такой, какой бывает у кабинета зубного врача:  и  терпеть
дольше не в силах, и войти - жутко, хотя и надо.
   Все было именно так: Гринев чувствовал  себя,  как  перед  визитом  к
доктору.
   Который сообщит диагноз.
   Переломный момент  жизни.  Переломный.  Чтобы  уйти  от  боли,  нужно
сначала ее почувствовать в полной  мере  и  решить,  что  ее  порождает.
Только так мож