!  Из-за  него  были
уничтожены отряды "лесных братьев" -  все!  Потому  что  кавалер  Рыцарского
креста с дубовыми листьями штандартенфюрер СС  Альфонс  Ребане  был  агентом
НКВД!

   Мюйр замолчал. Он молчал так долго, что мне показалось, что он  задремал.
В этом не было бы ничего удивительного, в его  возрасте  запасы  энергии  не
бесконечны, даже  если  они  питаются  таким  неиссякаемым  источником,  как
ненависть. Но я ошибся. Он не задремал. Он  всего  лишь  глубоко  задумался.
Потом свободно откинулся  на  спинку  скамейки,  сдвинул  к  затылку  шляпу,
положил ногу на ногу и доверительно сообщил мне, поигрывая зонтом:
   - И завербовал его я.
   Еще помолчал. С усмешкой поинтересовался:
   - Задал я вам загадку? Думайте,  юноша,  думайте.  В  мире  все  связано.
Таинственная река времени течет не из настоящего в прошлое. Нет.  Она  течет
из прошлого в будущее. Она размывает старые кладбища и выносит к нам  старые
гробы. Прошлое всегда с нами. Оно во мне. В вас. И даже в таком  одуванчике,
как наш друг Томас Ребане.
   XIII
   Разговоры    бывают    быстрые,    как    фехтование    или    пинг-понг.
Замедленно-изящные, как теннис. Вдумчивые, как шахматная партия.
   А бывают грубые. Как мордобой.
   Томас Ребане, даже не подозревавший,  какое  пристальное  внимание  самых
разных людей приковано к его скромной персоне, всегда предпочитал  разговоры
свободные и веселые, как игра в шашки в "Чапаева",  где  выигрыш  смешит,  а
проигрыш не огорчает. Но он понимал, что с Крабом в "Чапаева"  не  сыграешь.
Но и к мордобою прибегать не хотелось. После истории с компьютерами Томас не
испытывал к Крабу никаких приятельских чувств,  но  силовых  методов  он  не
одобрял в принципе. Зачем? Интеллигентные  люди  всегда  могут  договориться
мирно. Назвать Краба интеллигентным человеком было, конечно, преувеличением,
но Томас считал, что  его  собственной  интеллигентности  вполне  хватит  на
двоих.
   И потому, когда снизу позвонил портье и спросил, ждет ли господин  Ребане
господина Анвельта, Томас ответил, что ждет с нетерпением, радушно  встретил
Краба у входа и в изысканных выражениях поблагодарил господина  Анвельта  за
то, что тот любезно откликнулся на его приглашение.
   Но тут  произошел  небольшой  инцидент,  разрушивший  атмосферу  всеобщей
доброжелательности, которую пытался создать Томас. Вместе с Крабом  в  номер
вошел начальник его охраны Лембит Сымер с большим круглым пластырем на  лбу,
из-под которого ореолом  светился  предгрозового  оттенка  синяк,  и  молча,
хмуро, даже не поздоровавшись с Томасом, двинулся в гостиную.  На  пути  его
возникло препятствие в виде Мухи, который мирно стоял в дверях в своем сером
пиджаке букле, прислонясь плечом к косяку и сложив  на  груди  руки.  Лембит
отодвинул его в сторону, что было нетрудно, так как он был  на  голову  выше
Мухи и гораздо плотней, и шагнул в гостиную. Но тут же стремительно  пересек
прихожую спиной вперед и вылетел в  коридор,  весом  своего  тела  распахнув
входную дверь, которая, по счастью, не успела за-хлопнуться.
   Все произошло так быстро, что Томас,  гостеприимно  принимавший  у  Краба
макинтош, даже не понял, каким образом это  получилось.  Сначала  он  увидел
Сымера сидящим на полу у  лифта,  а  потом  Муху,  который  стоял  в  дверях
гостиной в той же позе.
   Лембит вскочил на ноги и с  угрожающим  видом  двинулся  на  Муху.  Томас
поспешно кинулся между ними и развел руки, как судья на боксерском ринге.
   - Господа, господа! - воззвал он. - Муха, ты ведешь себя неприлично.  Это
Лембит Сымер, начальник охраны нашего гостя  господина  Стаса  Анвельта.  Он
должен осмотреть номер и убедиться, что безопасности его  хозяина  ничто  не
угрожает. - А Сымеру объяснил: - Это мой секьюрити. Господин Олег Мухин.  Вы
коллеги, господа, так что держите себя соответственно.
   - Лембит Сымер? - переспросил Муха. - Где-то я слышал  это  имя.  В  этом
номере за безопасность всех присутствующих отвечаю я. А коллега Лембит Сымер
пусть подежурит в коридоре или отдаст мне пушку на временное хранение.
   Но у Сымера были другие представления о своих обязанностях. Он  оттолкнул
Томаса, выхватил из-под куртки пистолет и приказал Мухе:
   - К стене! Руки за голову!
   Тут снова произошло что-то настолько быстрое, что  Томас  не  понял  что.
Сымер почему-то оказался лежащим на ковре в позе эмбриона,  а  его  пистолет
каким-то образом перекочевал в руки Мухи. Он зачем-то его понюхал, выщелкнул
обойму и пересчитал патроны. Затем загнал обойму на место и сунул пистолет в
карман. После этого поднял Сымера, вывел его из холла и усадил на банкетку у
лифта. Приказал:
   - Вот здесь и сиди. Тихо. А то схлопочешь.
   Он вернулся в номер и запер дверь. Посоветовал Крабу:
   - Вы бы сказали своему авгуру, что  личное  оружие  нужно  чистить  сразу
после употребления.
   - Какому авгуру? - удивился Томас. - Ты все перепутал. Авгуры - это жрецы
в Древнем Риме. Они толковали волю  богов.  Ты,  наверно,  хотел  сказать  -
аргусу. Это правильно. Аргус  -  такой  великан,  которого  Гера  приставила
сторожить возлюбленную Зевса Ио. Сначала она превратила Ио в корову, а потом
приставила к ней Аргуса. Так что охранника можно назвать аргусом.
   - Пусть аргусу, - согласился Муха. - Но пушку чистить все равно нужно.  А
то быстро изнашивается ствол. В конце концов его разорвет и выбьет ему глаз.
И будет у вас кривой начальник охраны. Он из ментов?
   - Да, - подтвердил Томас. - Лембит служил в полиции. Ты определил это  по
запаху его пистолета?
   - Нет, по манерам, - ответил  Муха.  -  Проходите  в  гостиную,  господин
Анвельт,  -  вежливо  предложил  он  гостю.  Приказал  Томасу:  -   Говорите
по-русски. - А Крабу сказал: - Пушку верну, когда будете уходить.
   - Когда из нее стреляли? - спросил Краб, напряженно морщаясь,  словно  бы
пытаясь понять что-то очень важное.
   - Это вам объяснит ваш авгур. То есть аргус. Спросите у него.
   Краб мрачно оглянулся на входную дверь, потом ощупал  Муху  своими  злыми
крабьими глазками и молча проследовал в гостиную.
   Томас  искренне  огорчился.  Атмосфера  не  способствовала.   Совсем   не
способствовала. Но он все же решил не отклоняться  от  сценария  предстоящей
встречи, который сам собой сложился у него в голове, пока он  ждал  гостя  и
страдал от невозможности выпить.  Но  разговор  предстоял  ответственный,  а
серьезный человек никогда не путает дело с удовольствием. На  всякий  случай
Томас все же подвел Краба к стенному  бару  и  сделал  широкий  приглашающий
жест:
   - Выбирай. Твой бар,  конечно,  богаче,  но  и  этот  тоже  ничего  себе.
Рекомендую "Мартель". Но есть и "Камю". Налить "Камю"?
   Но Краб решительно отказался:
   - Я к тебе приехал не пить. Зачем звал?
   - Уверен, что не хочешь? Да ты не стесняйся. Я с тобой тоже  за  компанию
выпью. Капельку "Мартеля". А?
   - Хватит болтать, - буркнул Краб. - Грузи.
   -  Тогда  располагайся,  -  со  вздохом  разочарования  предложил  Томас,
указывая на белые кожаные кресла, стоявшие посреди гостиной вокруг белого, с
позолоченной окантовкой, стола. - В кабинет  не  приглашаю.  Он  занят.  Там
работает мой пресс-секретарь, готовит текст моего интервью  для  английского
информационного агентства "Рейтер". Они попросили срочно. Их интересует  мое
мнение по широкому кругу вопросов.
   - Агентство "Рейтер" интересует твое мнение? - усомнился  Краб,  погружая
увесистое квадратное тело в низкое кресло. - Какое у тебя, блин, может  быть
мнение?
   - Это зависит от проблемы, - разъяснил Томас. - По одной проблеме у  меня
одно мнение, а по другой совершенно другое.
   - Какое? - повторил Краб.
   - Я еще точно не знаю. Когда  мой  пресс-секретарь  закончит  работу  над
интервью, скажу. Знаешь, Стас, я решил последовать твоему совету и  заняться
политикой,  -  продолжал  Томас,   расхаживая   по   гостиной   и   свободно
жестикулируя. - К бизнесу у меня  склонности  нет,  никаким  ремеслам  я  не
обучен. Остается интеллектуальная деятельность. То есть политика.
   - Ты же художник, - с ухмылкой напомнил Краб, закуривая "гавану".
   - Это - святое. Это, Стас, - для души. А  хочется  быть  просто  полезным
людям. Хочется, знаешь  ли,  помочь  людям  пережить  эти  трудные  времена.
Поэтому на предстоящих выборах я решил баллотироваться в рийгикогу. Это  наш
однопалатный парламент,  -  объяснил  он  Мухе,  который  устроился  в  позе
стороннего наблюдателя на широком, во всю торцевую стену гостиной диване.
   - Ты что, с бодуна? - удивился Краб.
   - Немножко есть,  -  признался  Томас.  -  А  что,  заметно?  Но  это  не
препятствует. Это даже помогает. Как-то невольно раскрепощаешься мыслью.
   - Тебе же было все сказано про парламент. С отсидкой по сто сорок седьмой
ты даже во второй тур выборов не пройдешь. Да тебя никто и не выдвинет!
   - Я думал об этом. Да, думал.  Но  это  не  препятствие.  Нет,  Стас,  не
препятствие. Я все объясню. И люди меня поймут.
   - Что ты объяснишь? Что ты можешь объяснить, бляха-муха?
   - Демонстрирую. Дорогие сограждане! Да, я действительно  схлопотал  шесть
месяцев по  статье  сто  сорок  седьмой,  часть  первая,  за  мошенничество,
выразившееся в так называемой "ломке" чеков Внешторга. Я мог бы сказать вам,
дорогие сограждане, что специально подставился, чтобы не попасть  под  каток
памятного всем вам большого политического процесса над  молодыми  эстонскими
националистами и диссидентами. А я вполне мог под него попасть,  потому  что
дома у меня хранился машинописный  экземпляр  книги  Александра  Солженицына
"Архипелаг ГУЛАГ", которую я иногда читал перед сном.  Но  я  не  скажу  вам
этого. Нет, не скажу. Я не буду врать. Я считаю, что политик не должен врать
своим избирателям без крайней  необходимости.  Я  действительно  фарцевал  у
"Березок" и "ломал" чеки и на этом деле подзалетел. Но что значит фарцевать?
Это то, чем занимается сегодня вся Эстония.  Это  обыкновенная  торговля,  и
сейчас кажется странной нелепостью, что за это человека можно было  посадить
в тюрьму. А что значит "ломать" чеки, дорогие сограждане?  Официальная  цена
одного чека Внешторга была рубль, я предлагал два, но на самом деле  за  сто
чеков платил только сто рублей, а не двести, как обещал. Да,  я  обувал.  Но
кого? Тех, кто сам хотел наварить на чеках. А чеки, как вы  знаете,  были  в
основном у  советской  партноменклатуры,  имевшей  возможность  выезжать  за
рубеж. Такие чеки были и у наших моряков и рыбаков, но ни одного из них я не
кинул. Но не потому, что я их боялся, нет! А потому, что уважал их  нелегкий
труд! Ну, как? Муха, ты человек посторонний. Ты бы за меня проголосовал?
   - Двумя руками.
   - Вот видишь, - обратился Томас к Крабу. - Народ меня понимает.
   - Про кидалово на авторынке тоже скажешь? - поинтересовался Краб.  -  Как
ты впаривал продавцам "куклы"?
   - Во-первых, это было редко. А во-вторых, не я, а мы. Ты меня  прикрывал.
И на этом деле меня не прихватывали. Однажды били - да, было дело. Да ты сам
хорошо помнишь,  потому  что  нас  били  вместе.  Но  ментовка  ни  разу  не
прицепилась.
   - Но люди-то знают. И на предвыборном собрании обязательно спросят.
   - Кто? Ты?
   - Зачем я? Найдутся желающие. Тут тебе и придут кранты.
   - Недооцениваешь ты меня, Стас, - укорил Томас. - И людей недооцениваешь.
Это нехорошо. Людей нужно уважать. Любить не обязательно, а уважать нужно.
   Он встал в позу трибуна и обратился к Мухе:
   - Дорогие сограждане! Тут некоторые намекают на то, что  я  впаривал  так
называемые "куклы" продавцам машин на  нашем  авторынке.  Честно  признаюсь:
было. Но что это означает? Это означает, что человек пригонял на рынок новые
"Жигули" и объявлял за него  два  и  даже  три  номинала.  Официальная  цена
оформлялась через кассу, а "вышку" он получал налом. Вот  эту  "вышку"  я  и
выдавал ему в виде "кукол". Я  обманывал,  да.  Но  кого?  Кто  в  советские
времена   мог   покупать   автомобили   по   госцене?   Да   все    та    же
партийно-хозяйственная номенклатура. Так кого же  я  обувал?  Партократов  и
вороватых чиновников! Я не считаю себя безгрешным, дорогие сограждане.  Нет,
не считаю. Мне часто бывает стыдно за бесцельно прожитые  годы,  потраченные
на выживание. Но чем занимались все вы? Выживали. Кто как мог. И если кто-то
из вас ни разу не спер с завода болта или хотя бы  канцелярской  скрепки  со
службы, пусть первый бросит  в  меня  камень!  И  я  немедленно  сниму  свою
кандидатуру! А вам придется голосовать за политиканов, которые врали  вчера,
врут сегодня и будут врать всегда!  Выбор  за  вами,  сограждане!  Голосуйте
душой!
   Муха поаплодировал. Томас скромно поклонился и подошел к  бару,  так  как
решил, что пятьдесят граммчиков "Мартеля" он заслужил. И даже, пожалуй, сто.
Да, сто. И все. Все, пока не будет сделано дело.
   Краб покатал во рту сигару и озадаченно проговорил:
   - По-моему, Фитиль, ты гонишь пургу. Только никак не въеду зачем.
   - Никакой пурги,  -  возразил  Томас,  опускаясь  в  кресло  и  закуривая
"Мальборо". - Скажу тебе больше. Я уже решил, по какому округу выставлю свою
кандидатуру. По Вяйке-Ыйсмяэ. Это  таллинские  "Черемушки",  -  объяснил  он
Мухе. - Самый большой район города.
   - Вяйке-Ыйсмяэ? - переспросил  Краб.  -  Да  тебя  там  закидают  тухлыми
яйцами! Там же половина русских, а вторая половина  им  сочувствует.  А  ты,
блин, внук эсэсовца, если помнишь.
   - И все-таки Вяйке-Ыйсмяэ, - повторил Томас. - Именно потому, что я  внук
Альфонса Ребане. Я тебе скажу, Стас, в чем тут фишка. Но только между  нами.
Пока об этом не должен знать никто. Придет время, узнают  все.  А  сейчас  -
молчок. Дело в том, что весь район Вяйке-Ыйсмяэ стоит на моей земле.
   - Как?! Что значит - на твоей земле?
   - То и значит. Эту землю перед войной купил мой дед.  А  я  его  законный
наследник.
   - Твою мать. А я уши развесил. Ладно, Фитиль, отдыхай. А я пойду, некогда
мне разводить ля-ля-тополя со всякими алкашами.
   С этими словами Краб бросил в пепельницу недокуренную сигару  и  выбрался
из низкого кресла.
   - Не спеши, Стас, я еще не все сказал, - остановил его Томас.
   - С меня и этого хватит. Потом как-нибудь доскажешь. Летом, летом.
   - Сядьте, господин Анвельт, - посоветовал со своего дивана Муха. - Сидите
и слушайте. Когда вам разрешат уйти, тогда и уйдете.
   - Это кто мне приказывает, бляха-муха? - взъярился Краб.  -  Скажи  своей
шестерке, Фитиль, чтобы придержал язык. Тут ему не Россия,  тут  его  быстро
окоротят!
   Произошло движение воздуха, и Муха, только что сидевший  на  диване,  уже
стоял перед Крабом. В руке у него был пистолет.  Он  уперся  стволом  в  лоб
Крабу и вдавил его в кресло.
   - Вот так и сиди. Сиди и кури.
   - Почему ты так с ним разговариваешь? - удивился Томас.
   - Он знает.
   - Что я, блин, знаю?! - возмутился Краб.
   - Не знаешь? Даже не догадываешься? - не поверил  Муха.  -  Ладно,  потом
объясню.
   Из кабинета вышла Рита Лоо, на ходу убирая в сумочку стопку листков.
   -  Что  тут  происходит?  -  поинтересовалась   она,   уловив   некоторую
напряженность в атмосфере гостиной.
   - Мы беседуем, - объяснил Муха.
   - А что это у вас в руках?
   - Это? А! Это пистолет Макарова. Привык, знаете ли, вертеть что-нибудь  в
руках. Это помогает мне в разговоре. И очень способствует взаимопониманию.
   -   Познакомься,   Рита.    Господин    Анвельт,    президент    компании
"Foodline-Balt", - отрекомендовал гостя Томас. - А это  мой  пресс-секретарь
Рита Лоо. Стас не верит, что весь район Вяйке-Ыйсмяэ стоит на моей земле. Ты
видела купчую - скажи ему об этом.
   - Да, видела.
   - Ты не просто ее видела. Ты держала ее в руках и читала. Правильно?
   - Да, держала в руках и читала. Зачем ты спрашиваешь?
   - Чтобы ты ответила.
   - Ответила. И что?
   - Пока ничего. Ты подготовила текст моего интервью агентству "Рейтер"?
   - Да.
   - Так покажи.
   - Когда выйдет, тогда и посмотришь. Мне  нужно  его  еще  перепечатать  и
успеть сбросить по факсу в Лондон.
   - Но там все правильно? - строго спросил Томас.
   - Успокойся, все правильно. Ты не видел  листка,  который  оставил  Мюйр?
Ксерокопия. Ты понимаешь, о чем я.
   - Разве его нет в кабинете?
   - Нет. Я все обыскала.
   Муха извлек из нагрудного кармана пиджака  сложенный  вчетверо  листок  и
показал Рите.
   - Вы не о нем  говорите?  Он  лежал  на  телевизоре,  я  взял,  чтобы  не
завалялся.
   - Как он оказался на телевизоре?
   - Понятия не имею. Может, Артист смотрел и оставил?
   - Ладно, бегу, - кивнула Рита, убирая ксерокопию в сумочку. - Водитель не
вернулся?
   - Пастух звонил, он отвез Мюйра  домой.  Сейчас  подъедет,  подождите,  -
предложил Муха.
   - Некогда ждать. Возьму такси, - решила Рита.
   - А зачем тебе эта ксерокопия? - заинтересовался Томас.
   - Пригодится. Бай-бай, господа. Чао, дарлинг.
   Она послала Томасу воздушный поцелуй и поспешила к выходу. Муха пошел  ее
проводить.
   - А ты не верил, - укорил Томас Краба. - Это  моя  невеста.  Она  держала
купчую на Вяйке-Ыйсмяэ в своих руках. Совсем  недавно.  А  с  ней  было  еще
семьдесят пять купчих. Теперь ты понял, почему я так  уверенно  говорю,  что
меня изберут подавляющим большинством голосов? Я  пообещаю  в  случае  моего
избрания не брать арендную  плату  за  землю.  И  я  тебе  говорю:  за  меня
проголосуют все!
   Из холла появился Муха и вернулся на свой диван.
   - Все в порядке? - поинтересовался он. - Клиент спокоен?
   - Мы близки к взаимопониманию, - заверил Томас.
   - На кой ты мне все это рассказываешь? - спросил Краб.
   - А ты не понял? Я хочу, Стас, чтобы  ты  финансировал  мою  предвыборную
кампанию.
   - Я? - удивился Краб. - С каких хренов?
   - Потому что я тебе доверяю. И  не  сомневаюсь,  что  ты  оправдаешь  мое
доверие.
   - А мне-то какой с этого навар?
   - Здрасьте! Серьезный бизнесмен, а не врубаешься в элементарные вещи.  Ты
сам говорил, что  вам  нужен  свой  депутат  в  рийгикогу.  Я  и  буду  этим
депутатом. Я, Стас, очень выгодное вложение  капитала.  Ты  вникни!  Я  буду
лоббировать нужные тебе законопроекты. А иначе не буду. Иначе буду требовать
повышения  таможенных  пошлин  на   продукты   питания,   чтобы   поддержать
отечественных производителей. И твой бизнес накроется медным тазом.  Я  тебе
дело предлагаю. И всего за пятьдесят тысяч баксов.
   - За сколько?! - переспросил Краб. - За пятьдесят кусков "зелени"?!
   - Ну да, - подтвердил Томас. - Потом, возможно, понадобится еще. Но  пока
только полтинник. Правда, срочно. Лучше сегодня.
   - Сегодня?
   - Сегодня.
   - А до завтра не подождешь?
   - Могу. Но лучше сегодня.
   - Ну, хватит! - отрезал Краб. - Пошутили и хватит. И скажи своему аргусу,
чтоб не хватался за пушку. У них в России, может, так и ведутся предвыборные
кампании, а у нас они так не ведутся. Мы все-таки, блин, Европа.  И  у  нас,
блин, демократия!
   - Значит, не хочешь быть моим спонсором? - огорчился Томас.
   - Не хочу.
   - Ты хорошо подумал?
   - Хорошо.
   - Нет?
   - Нет.
   Томас разочарованно развел руками.
   - Тогда придется зайти с другой стороны. Видит Бог, я этого не хотел.  Но
ты меня, Краб, вынудил.
   - Я тебе не Краб, а Стас Анвельт!
   - Нет, - сказал Томас. - Ты был для меня Стасом Анвельтом  до  того,  как
сказал "нет". А сейчас Краб. И я буду разговаривать с тобой, как с Крабом. Я
не хочу этим тебя унизить. Я просто возвращаю наши  отношения  на  некоторое
время назад.
   - Кончай финтить! Базарь по делу!
   - Это и есть дело. Все мы, Краб, бываем говном. Такова жизнь. Кто больше,
кто меньше. Кто чаще, кто реже. Но это, к сожалению, неизбежно.
   - Говори за себя, - посоветовал Краб. - За себя я могу сказать сам.  Если
ты бываешь говном, то это твои дела.
   - А ты - нет?
   - Нет!
   - Ты  заставляешь  меня  говорить  вслух  неприятные  для  тебя  вещи.  Я
надеялся, что ты и без слов поймешь. Не хочешь понимать.  Придется