ны  ничем  не  кончаются,  да  и химически чистой  правды там  доискаться
невозможно.  Такая правда,  какую  ищешь ты, испаряется в тот  самый момент,
когда на убийство  отвечают убийством. Можно лишь подсчитывать трупы с обеих
сторон. Как ты собираешься определять, кто прав,  а кто  виноват? Чья земля?
Кто пришелец,  а  кто  хозяин? Кто агрессор, а кто жертва агрессии? Разве не
случается  так,  что  тот, кто  был  изначально  прав,  оставляет  за  собой
несравнимо больше  трупов,  чем тот, кто выстрелил и  убил первым? Можешь ты
представить   себе  этого  "правого",  который  бредет  по  колено  в  крови
"виноватого". Кроме того, когда идет резня, главные виновники драки спокойно
стоят в стороне  от места  событий и  наблюдают.  А  еще  дальше  от  драки,
говорят, стоит сам Господь Бог и тоже наблюдает за теми и другими...
     --  Иван!  --  воскликнула Рита.  -- Я  никогда  не  слышала, чтобы  ты
отличался таким красноречием!
     --  Не знаю...  -- снова смутился тот. -- Что-то нашло... Действительно
больно смотреть на всю эту мерзость.
     -- Знаете что, милые мои,  -- проговорила  Рита, -- иногда мне кажется,
что  телевизионщики и вообще журналисты -- если  принять ту картину, которую
нарисовал Иван,  --  находятся где-то  между  истинными виновниками войны  и
Господом Богом...
     -- И  поэтому  нужно сидеть и пить  шампанское? --  горько  усмехнулась
Маша.
     -- У тебя есть другие предложения? --  пожала  плечами Рита. -- Если ты
уже выяснила  для себя, кто прав, а кто  виноват, тебе, героической женщине,
остается  только  поддержать "правого"  с  оружием в  руках. Ведь  воюют же,
говорят, в партизанских отрядах и  женщины. А поскольку  ты -- журналист, то
можешь долбать врага и другими подручными средствами. Камерой, например. Или
микрофоном.
     -- Надеюсь,  ты говоришь в переносном смысле? -- пошутил Иван, стараясь
как-то смягчить страсти.
     --  Нет,  она  совершенно  права!  -- ожесточенно воскликнула Маша.  --
Иногда у меня действительно  чешутся руки самой вмешаться в драку!.. Если бы
только знать, на чьей стороне... -- вздохнув, добавила она.
     -- То-то и оно, -- в тон ей вздохнул Иван.
     -- К этой войне привыкнут  и  уже  привыкают, как  к любой другой. Наши
уважаемые  телезрители, как  бы  ты ни старалась, все  равно начнут  клевать
носом на ночных новостях...
     -- Я сам иногда засыпаю, -- честно признался Иван. -- Потом приходиться
вставать и выключать телевизор.
     -- И еще  мне бы хотелось, чтобы ты поняла, Маша, -- начала Рита, нежно
обнимая  подругу, -- эта поганая война унесла  не  одну  жизнь журналиста. А
сколько еще погибнет!.. Война ненасытна, поверь. Она готова сожрать каждого,
кто ей себя предлагает.
     -- Значит, пусть другие?.. Как Рома?.. -- подняла брови Маша.
     --  Не беспокойся,  киска моя,  в  любое  время  ты сможешь  отдать  на
заклание и себя. Тебе только спасибо скажут.
     -- Ну-ну, подружки! -- попытался урезонить их Иван.
     -- Дай  мне высказаться! -- резко обернулась к мужу Рита, и  тот умолк.
-- Я не собираюсь задевать ее высокие чувства. У меня тоже есть идеалы!.. Но
в данном  случае я хочу напомнить нашей смелой девочке,  что  телевидение --
это  тоже своего рода драка. Здесь можно либо круто  подниматься вверх, либо
кубарем катиться вниз. Третьего не дано.
     -- Что ты хочешь этим сказать? -- нахмурилась Маша.
     -- Когда начался военный конфликт, -- не выдержав, встрял Иван, -- твои
первые и  единственные кавказские  репортажи действительно  стали сенсацией.
Потом к войне привыкли и привыкли к репортажам.
     -- В  профессиональном смысле ты просто пробуксовываешь  на месте... --
продолжала Рита. -- Тебе самое время переключиться на совершенно новое яркое
дело.
     -- Ты делала убойные репортажи, а теперь будешь делать гениальное  шоу!
-- воскликнул Иван.
     -- Замолчите!  -- со  слезами на  глазах вскричала Маша. -- Конечно,  я
тварь неблагодарная,  но я  буду  делать то, что считаю нужным. Найдите себе
более сговорчивую протеже и ее опекайте! Вам стоит только в окно крикнуть --
и сбегутся паиньки, которые будут вести ваше чертово шоу еще лучше меня!..
     Рита побледнела.
     --  Как ты только можешь  так  говорить! --  завздыхал Иван, всовывая в
руку Маше бокал с шампанским. Никакая ты не протеже. Просто мы тебя любим.
     -- Ну  знаешь!  -- задохнулась от возмущения Рита.  -- Тебя там бешеный
волк часом не покусал?
     Неизвестно, чем бы  кончилось  дело, если  бы в  ту же самую секунду не
раздался телефонный звонок. Междугородка.
     Последняя  непреднамеренная  реплика  Риты  о  волке  да  еще  телефон,
рассыпающий  отрывистые нетерпеливые  звонки, --  слишком жестокое испытание
для бедной  Маши. Не в состоянии взять телефонную трубку, задыхаясь от слез,
она только слабо  махнула рукой,  чтобы Рита поговорила вместо  нее, а  сама
закрыла лицо ладонями и горько зарыдала.
     Нахмурившись, Рита взяла телефон и отправилась на кухню, а Иван остался
утешать Машу.
     Маше  показалось, что прошла  вечность.  А  прошло-то  всего  несколько
минут. Рита вернулась из кухни, села рядом и крепко-крепко обняла ее.
     --  Глупенькая, -- укоризненно  улыбнувшись, прошептала  Рита,  -- тебе
нужно было мне хотя бы намекнуть на это!
     -- Прости меня, Рита... -- всхлипнула Маша.
     -- Что за секреты такие? -- живо поинтересовался заинтригованный Иван.
     -- Можно рассказать при нем? -- спросила Рита подругу.
     -- Рассказывай... -- вздохнула та.
     -- Так вот, --  многозначительно начала Рита, --  мужчина. В  этом  нет
никаких сомнений. Представился как Александр Волк.
     -- Вовк... -- поправила Маша.  -- Фамилия такая.  По-украински  "волк".
Только и всего.
     -- Я  и говорю  волк,  -- усмехнулась  Рита.  -- Между прочим,  у  него
выражение  сексапильный голос. Мужественный  то бишь. Ему бы диктором быть и
зачитывать важные правительственные заявления.
     -- Прекрати! -- обиделась Маша.
     -- Правда, Рита, -- строго добавил Иван, -- не хулигань!
     -- Что он сказал? -- прошептала Маша.
     -- Тебе это явно не безразлично, -- заметила подруга.
     -- Безразлично! -- поспешно воскликнула Маша.
     --  А  между  тем  он  просил тебе  передать  довольно  странные  вещи.
Во-первых, привет  с Кавказа, во-вторых, что  он тебя любит,  а в-третьих...
ах, да!  Что отправляется в поле  и позвонит тебе сразу по  возвращении... Я
что-то не очень поняла, какое такое поле в горах Кавказа?
     --  Кажется,  вы  оба  были  правы...  --   проговорила  Маша,  задирая
подбородок,  словно хотела,  чтобы  слезы обратно вкатились ей  в  глаза. --
Наверное, мне и правда лучше заняться этим шоу-Иван расхохотался.
     -- Да ты, Маша, просто вредная девчонка.  В тебе сидит дух противоречия
-- еще упрямее, чем  в моей жене.  Ведь  это прекрасно, что у  тебя появился
эдакий мужчина. Теперь я вижу, что у тебя есть самые веские основания, чтобы
снова отправиться  на Кавказ...  Мы  это обсудим с  кем  следует. Больше нет
проблем?
     -- У него жена.
     -- Вот мерзавец! -- вырвалось у Риты.
     --  Как женился, так и разженится, --  преспокойно заявил  Иван, словно
сам проделывал это каждый  день. -- Не  вижу никаких проблем... Вот только о
каком  поле он  говорил?  Насколько  я понимаю  в  географии,  это  не имеет
никакого отношения к сельскому хозяйству.  Стало быть, это поле брани  и  ты
спуталась с человеком в погонах.
     До Маши вдруг дошло, что супруги смотрят на нее почти с ужасом.
     -- Кавказский сюжет... -- сказала Рита. -- Значит, на русскую  классику
потянуло? Это правда?
     -- Что спуталась -- да. И что он военный -- тоже.  Только здесь  теперь
все кажется совершенно другим... Я и сама не знаю, чего хочу и что делать.
     --  Только  не  нужно  рассказывать нам,  что этот полковник  (ведь  он
полковник, я полагаю?)  верный  сын  своего  отечества,  храбро сражается  с
супостатами и  достоин  восхищения.  Это,  я думаю, само  собой  разумеется.
Боюсь, очень скоро у партии войны появится еще одна горячая сторонница. Если
уже не появилась...
     Маша энергично замотала головой.
     -- По крайней мере,  не  забывай своего бедного звукооператора, который
тоже достоин всяческого восхищения, -- вздохнула Рита.
     -- Может, действительно Маше стоит подумать о шоу... -- начал Иван.
     -- Не будь смешным, Ваня, -- оборвала мужа Рита. -- Разве ты не видишь,
что  она влюблена  в него самым пошлым  образом. Вот только беда -- у  него,
оказывается, жена.
     -- Не такая уж и проблема, -- снова вставил Иван Бурденко.
     -- Ишь ты какой быстрый, --  возмутилась Рита. -- Ты лучше спроси у нее
самой.
     Муж и жена посмотрели на Машу.
     -- Мне бы  не хотелось, чтобы из-за меня рушилась  семья... -- выдавила
наконец та.
     --  Если  на  то пошло, -- бесстрашно заявил Иван  Бурденко,  --  браки
заключаются на небесах.
     -- Вот  что,  разлучница, --  решительно  сказала Рита,  гладя  Машу по
голове, --  через  несколько  дней мы поговорим с Зориным.  У тебя  еще есть
время все обдумать. Но  только не  сегодня.  На сегодня  с тебя довольно. На
тебя и так жалко смотреть.
     --  Ты, наверное,  как  всегда,  права,  Рита. Но  что мне  обдумывать?
Единственное, о чем я могу думать -- любит он меня или нет...
     -- За  что боролись,  Маша? -- опечалилась подруга. --  Снова поставить
всю свою жизнь в зависимость от мужчины?
     --  Интересная мысль,  -- улыбнулся  Иван. --  А если  это  любовь? Как
тогда?
     --  Давайте сменим тему,  -- попросила Маша. --  Как  поживает господин
Зорин?
     -- Что ему сделается, -- пожала плечами Рита. -- Живет не тужит.
     --   Тебя  вспоминает  господин  Зорин,  --  пошутил  Иван  и   тут  же
почувствовал,  как  жена  наступила  ему  на  ногу.  -- Вот,  говорит,  Маша
Семенова,  --  поспешно  сказал  он,  --  какой  образец сочетания  высокого
профессионализма и женственности!
     Маша едва заметно усмехнулась.

        "XII"
     Зиму и весну Маша усердно припахивала  ассистенткой у Артема  Назарова.
Однажды  поздно  вечером,  когда  она  отправилась  за какой-то  официальной
информацией в  крыло здания, где располагались начальственные кабинеты,  она
задержалась  перевести  дух в  небольшой  уютной приемной  с двумя чудесными
аквариумами.  Заглядевшись  на  золотых рыбок,  она не заметила,  как  дверь
одного  из  кабинетов распахнулась  и  перед  аквариумом  возник  мужчина  в
серебристо-дымчатом костюме и принялся не спеша кормить рыбок. Чуткие ноздри
Маши  уловили  сладковатый аромат  сухого  корма  --  запах,  напомнивший  о
детстве, и  она непроизвольно улыбнулась и тут увидела, что мужчина  смотрит
на нее и тоже улыбается... А через минуту Маша уже сидела  в  его кабинете и
мило   беседовала   с   самим   господином  Зориным,   одним   из   нынешних
"отцов-основателей" и руководителей мощной телевизионной империи.
     Господин Зорин был высок, благородно-спесив и как  бы  слегка  рассеян.
Эдакий  вечный  студент института  международных  отношений.  На  висках  --
серебро  в тон  костюму. На внесезонно  загорелом  лице то  и дело  сверкала
непринужденно-демократическая  улыбка,   хотя   отливающие   никелем   глаза
оставались при этом абсолютно холодными.  Что понравилось Маше, так это  его
аккуратный  рот  с безупречно  выведенной линией  губ. Слова господин  Зорин
выговаривал   исключительно   внятно,  а  язык  у  него   был  подвешен   на
грубовато-иронический американский манер. То ли  естественным образом, то ли
обдуманно.  Впоследствии, кстати, многие работающие в эфире переняли у  шефа
эту изящную манеру и щеголяли ею даже  в серьезных аналитических программах.
Так  у  нас изъясняются голливудские  персонажи  в горячечной  интерпретации
синхронных переводчиков.
     -- Классную хреновину  вы  вчера  учудили  у себя в программе, -- сходу
выдал он Маше, едва та успела заложить ногу на ногу. --  Те из зрителей, кто
еще не спал, должны были обмараться -- от страха или от смеха...
     -- Благодарю вас, -- скромно ответила Маша.
     Господин  Зорин  ухватил  со стола какое-то хромированное  канцелярское
приспособление и от нечего делать принялся  перебрасывать его с одной ладони
на другую.
     -- Можно откровенно? -- спросил он и, не дожидаясь разрешения, заявил:
     -- У тебя, девочка, большое будущее!
     При этом с откровенным восхищением рассматривал высокую Машину грудь.
     Маша улыбнулась и покраснела. И принялась крутить на пальце обручальное
колечко.  А  господин Зорин продолжал развивать свою мысль в  том духе, что,
дескать, это почти невероятный случай,  что в такой топорной кузнице кадров,
как отдел новостей, обнаруживается подобное яркое дарование. Впрочем, чего в
жизни не бывает. Говорят, даже Гагарин сначала работал на комбайне...
     Тут он наконец обратил внимание на ее обручальное кольцо.
     -- А что,  мадам,  --  предложил он,  -- расскажите  мне,  какие  у вас
жизненные устремления помимо исправного исполнения супружеских обязанностей.
     Маша со святой простотой начала разъяснять насчет устремлений:
     --  Мне  бы  хотелось работать  в эфире,  делать  материалы, касающиеся
серьезных  политических  и  социальных  проблем.  Мне  бы хотелось заставить
телезрителей почувствовать,  что  плоскость телевизионного экрана больше  не
отделяет их от  мира, дать им возможность по-новому взглянуть на  реальность
современной жизни, на...
     Маша  могла  бы и  дальше продолжать  в том же  духе, если  бы господин
Зорин, уже несколько многозначительно покашливающий, не прервал ее:
     -- Ваш идеализм,  дорогая коллега,  достоин восхищения, несмотря на  то
что ваши планы  несбыточны... Вы и  сами  скоро это поймете. Все дело в том,
что  ни зрителю,  ни  нам с вами  не пойдет впрок, если телевизионный  экран
перестанет быть манящим, но непреодолимым  Рубиконом. Только благодаря  этой
электронной  броне и достигается  желаемое  эмоциональное напряжение. Сытый,
дремлющий на диване обыватель, возле которого телевизор, словно архангел, по
капле, в дозах сугубо  гомеопатических, вливает в душу свет добра и мрак зла
-- вот идеальное положение вещей...
     За  неимением лучшего Маша  улыбнулась. Было  ясно,  что,  по  большому
счету, господина Зорина нисколько не интересуют ее планы. Однако было в Маше
что-то такое, что  потянуло его за язык. Заложив руки за спину, он  принялся
расхаживать по  комнате  походкой журавля и, время от времени посматривая  в
окно, говорил, явно импровизируя:
     --  Мы  тут как-то смекали, чтобы двинуть  в эфир особу женского  пола,
которая  вела бы криминальные новости.  А  что,  идея для нашего параличного
телевидения  потрясающая.  Миленькая  мордашка,  сообщающая  леденящие  душу
происшествия, сможет  разжечь в телезрителях угасшую потенцию  и  раззадорит
рекламодателей.  -- Он  подмигнул Маше, продолжая  вышагивать по-журавлиному
перед окном. Вдруг он остановился, круто развернулся и направил свой изящный
указательный  палец  прямо ей  в  лицо.  -- Если уж я  берусь за  дело, Маша
Семенова, то вкладываю в это всю  душу. А  если  я вкладываю  всю  душу, то,
значит, и отдача должна быть со-от-ветст-ву-ю-щей.
     Естественно,  не   сдержавшись,   Маша   рассмеялась.  Впрочем,   сразу
извинилась.
     --  А  вы   умеете   соответствовать?   --   ни  мало  не   смутившись,
поинтересовался визави.  --  То  есть  я хочу сказать, понимаете ли  вы, что
значит делать, как говорится, настоящее дело?
     --  Да,  господин  Зорин, --  ответила  Маша,  сама  не понимая, откуда
взялось это не то почтительное, не то фривольное "господин".
     -- Ладно, -- чуть заметно поморщившись, сказал господин Зорин и манерно
повел  рукой.  --  Теперь  возвращайтесь  к  своим  служебным  обязанностям.
Арте-мушка  вас уже,  я  думаю, заждался.  Ну а  после  работы,  если я  вас
правильно  понял, вы  должны поспешить приступить к  исполнению  супружеских
обязанностей...
     Впервые  в ровном  тоне господина Зорина засквозило что-то напоминающее
чувство,  и  Маша,  на  которую  его  болтовня  относительно  ее  возможного
появления в эфире произвела  почти гипнотическое действие,  твердо взглянула
ему в глаза и скромно уточнила:
     -- Последнее вовсе не обязательно.
     -- А раз  так, -- мечтательно предложил он, -- может быть, после работы
нам поужинать вместе и обсудить наши дела?
     -- Какие дела, господин Зорин? -- так же скромно поинтересовалась она.
     Даже в  состоянии  гипнотической покорности и  транса  расставить какие
возможно точки над "i" -- отнюдь не лишняя мера.
     -- Ну как  же, как же! --  вдруг заволновался он. -- А потрясающая идея
насчет того, чтобы вести программу криминальных новостей?..
     Не дрогнув,  Маша  продолжала  смотреть  прямо  в его холодные стальные
глаза.
     -- Вы произвели  на меня впечатление, -- медленно сказал он и одарил ее
своей  безотносительной американской улыбкой.  --  После  работы я  зайду за
вами, Маша. Надеюсь, у нас будет чисто деловое свидание.

        "x x x"

     Был уже двенадцатый час ночи, а  Артем Назаров и Маша все еще трудились
в отделе новостей, составляя и переставляя куски одного трехчастного сюжета.
Материал касался  работы "скорой помощи". Нужно было выбросить  целых четыре
минуты,  а это  существенно  снижало забойность  репортажа. Материал уже был
назначен  к  эфиру,  и  они  в  поте  лица  прикидывали, как его  сократить.
Казалось, что каждое слово и каждый кадр имеют решающее значение.
     -- Женщину, удушившую младенца, которая сама  же и  вызвала "скорую"  и
милицию, придется похерить, -- вздыхая, говорил Артем, допивая свой холодный
кофе.
     -- Но  ведь так и не дождавшись их приезда, она выбросилась из окна! --
воскликнула Маша.
     --   Так   оно  так,   но   ведь  телезрителей  не   очень-то   удивишь
нерасторопностью  наших служб, -- утверждал Артем. -- А вот  парень, который
поджег себя у фонтана в  ГУМе, и все-таки сильно обгоревший,  смотрится куда
эффектнее.
     -- Но у нас уже было одно самосожжение.
     -- Тоже фиктивное, хотя  и в зале суда... -- вздохнул он, закуривая. --
И это заснять не удалось...
     -- Вот его и надо выбросить, -- предложила Маша.
     -- Что ты, ни в  коем случае! Закопченный потолок зала суда, который, к
тому  же,  накануне  частично  обвалился  из-за   протечки  сверху,   просто
прелесть... А перемазанный сажей прокурор, сетующий на бюджетный дефицит!
     --  Ладно,   --   согласилась  Маша.   --   Вырезаем  душительницу,   а
самосожженцев оставляем.
     -- Нельзя.  Ведь  на ее вызов так никто и не приехал,  а  у тех  были в
самый короткий срок...
     --  Ну  тогда  вырежем мужика,  которого  покусала бешеная  собака и за
которым бригада "скорой помощи"  гонялась  по  всей Москве. Еще можно убрать
депутата, который  по дороге  в Думу  провалился в канализационный  люк. Про
политику у нас и так полно сюжетов...
     -- Ну  вырежем, --  снова  вздохнул Артем, --  а выиграем только  две с
половиной минуты. Откуда взять еще полторы?
     Посмотрев на часы, Маша ужаснулась:
     -- Боже! Я забыла позвонить домой! Я забыла, что договорилась с Эдиком.
Он, наверное, рвет и мечет. Я всегда старалась его предупреждать. Как бы ему
не пришлось вызывать "скорую"...
     Артем Назаров раздраженно завел глаза и нервно подвинул к Маше телефон.
     -- Звони! У нас до эфира всего ничего.
     Она набрала номер  и  с  нетерпением  ожидала, пока Эдик ответит. После
четвертого гудка он наконец взял трубку.
     -- Эдик,  --  сказала  Маша. --  Привет.  --  Ответом  ей  сначала было
гробовое молчание, а потом возмущенное  сопение. -- Эдик, --  повторила она,
-- это я. -- Снова гробовая тишина и сопение. -- Эдик, прошу тебя, не молчи.
Я просто хотела предупредить тебя, что жива и здорова. Мне очень жаль,  но я
совсем потеряла счет времени. Я все еще на работе. Эдик, ты меня слышишь?
     -- Прекрасно, --  сказал он  натянуто. -- Как мило,