, я
была первой девушкой, которая ему отказала. Поэтому-то он и  стал бегать  за
мной...  -- Она грустно улыбнулась. -- А побегать за мной ему пришлось почти
год. Когда я наконец  согласилась  с ним увидеться и вместе сходить  в кино,
как он был не похож на прежнего даровитого хлыща-юриста  с обширными связями
и  богатыми клиентами. Он  был  кротким,  как  овечка. Дрожа  от страха,  он
предложил  встретиться  еще  раз,  но  на  этот  раз  в  загсе,  и  я  снова
согласилась....
     -- Наверное, ты его и правда любила, -- сказала Маша, почти точь-в-точь
повторяя слова матери.
     --  Может,  тебе  не  стоит так  уж  доверяться своему  чувству к этому
полковнику?  --  с неожиданной робостью  проговорила та, заглядывая в  глаза
дочери.

        "XXX"
     В окошке маленького гостиничного номера, где Маша квартировала во время
своих частых командировок, синело тесноватое кавказское небо.
     Щеки и подбородок полковника Волка  покрывала пена для бритья, а  через
жилистую  руку  было  перекинуто  желтоватое  вафельное полотенце  с  жирным
казенным штампом. Сам полковник нагишом стоял у раковины с опасной бритвой и
быстро снимал ею пышные  белые хлопья, которые  тут же смывал под  тоненькой
струйкой воды из-под крана. Маша,  в джинсах и тонкой блузке,  стояла у него
за спиной и осторожно обнимала  его за грудь.  Он рассказывал ей о том,  что
между  федеральными   властями  и  полевыми  командирами   вот-вот  начнутся
переговоры,  будет  объявлено  перемирие и войне,  возможно,  придет  конец.
Правда, провокации еще продолжались.  Вчера утром был обстрелян из мобильной
ракетной  установки  удаленный  блокпост,  а  в ответ по  предгорью  авиация
нанесла  бомбовые удары.  Кое-где  происходили подозрительные  передвижения,
напоминающие передислокацию  банд-формирований... По  последней  фразе  Маша
заключила, что ему, вероятно, снова предстоит объезжать дальние села.
     -- Какой мужчина  не  мечтает о том, чтобы во  время утреннего бритья у
него за спиной стояла  любимая женщина и так  ласково гладила его  волосатую
грудь! -- улыбнулся Волк.
     -- Если  только этой женщине не приходится провожать мужчину на  войну!
-- воскликнула Маша.
     -- Но  ведь ты, любимая,  тоже приехала сюда совсем  не потому, что тут
разводят исключительно розы и мандарины выращивают, -- заметил он.
     -- Это уж точно, -- согласилась она.
     Ее ладонь опустилась ниже и стала поглаживать его сильный живот.
     Словно видение, перед ее  взором  промелькнул серый цинковый гроб.  Она
решила гнать от себя подобные мысли.
     Пока он ополаскивал щеки, шею  и грудь водой, она целовала его в спину,
а  потом  помогала обтираться  полотенцем. Как будто что-то почувствовав, он
резко обернулся и крепко обнял ее.
     --  Сегодня  нас с  тобой ждут дела, а  завтра, если  ты  не забыла, --
напомнил он, -- мы на три дня отправимся отдохнуть в Пятигорск.
     -- Пожалуйста,  расскажи,  как это  будет!  -- попросила  она,  касаясь
губами его уха.
     -- Это будет замечательно! Целых три дня мы будем вместе.
     --  Как  ты  обстоятельно и красноречиво рассказываешь!  -- рассмеялась
она.
     -- Разве нет? -- смутился он.
     --  Хоть  бы сказал,  хорошо ли  нам  там  будет?  -- воскликнула  она,
зарываясь лицом в его шею.
     Он взял ее за подбородок и нежно поцеловал в губы.
     --  Я же сказал, что замечательно. Разве  нет? -- хрипловато проговорил
он.
     --  Ты расскажи со всеми подробностями! -- не отставала она. --  Как ты
себе это представляешь?
     --  Это ты у нас мастер разговорного жанра,  --  защищался  он. -- А  я
привык действовать!
     -- Что же ты не действуешь? -- не унималась она. Тогда он молча взял ее
за руку, подвел к креслу, усадил, а сам опустился  на колени и  обнял  ее за
талию.
     -- Теперь рассказывай, а я буду действовать. -- И притянул ее поближе.
     -- ...Осталась Марья-царевна в дремучем лесу одна. Вдруг видит -- Серый
Волк... --  с ходу начала  она, запуская  пальцы в его волосы.  -- "Не бойся
меня, Марья-царевна, -- сказал Серый Волк, -- садись ко мне на спину, я тебя
разом домчу куда надо"...  Уселась она у него на спине, ухватилась за  уши и
помчалась через реки и леса... через горы и долины...
     Что-что, а действовать полковник умел не хуже, чем она рассказывать.

        "x x x"

     За  окном  раздались два  коротких  автомобильных  гудка.  Это сигналил
водитель, приехавший за ними.
     --  Пора! -- сказал полковник. --  Остальное тебе придется дорассказать
чуть позже.
     -- Если только ты  не забудешь,  где мы остановились! -- сказала  Маша,
огорченно вздыхая.
     -- Не беспокойся! Я назубок знаю все оперативные сводки, да и ориентиры
на местности прекрасные...
     Между  тем  они  действительно  должны  были  спешить. Было  уже начало
восьмого, а на восемь часов у нее была назначена важная встреча.
     Глядя, как Волк  вскочил и стал торопливо одеваться, Маша подумала, что
они оба напоминают самую обычную пару  -- мужчину и женщину, которые с  утра
собирались на обычную работу.
     Разница была лишь  в том, что ему предстояло объезжать районы,  где шли
активные  боевые действия, а ей  предстояла беседа с плененным  террористом,
которого накануне ночью захватили при попытке минирования нефтехранилища.
     Наблюдая, как полковник стоит на четвереньках и пытается выудить из-под
кровати  свои  носки,  Маша  почувствовала,  что  у  нее  на   глаза  готовы
навернуться  слезы  умиления  и  счастья.   Оглянувшись  на  нее,  полковник
улыбнулся и сказал:
     -- Когда-нибудь  наша  жизнь  войдет  в нормальную колею.  У нас  будет
громадный шкаф, где все будет  разложено по полочкам, и мне ничего  не будет
стоить найти свои носки...
     Маша взяла расческу и повернулась к зеркалу, чтобы он  не заметил у нее
на лице растроганного выражения.
     -- Вот они! -- победно воскликнул он, помахав найденными носками.
     Конечно,  от него не укрылось  ее  настроение,  но он предпочел сделать
вид, что и в самом деле ничего не  заметил. Все  равно сейчас ничего  нельзя
было изменить.  Что бы там  ни  было, а  ему придется отправиться туда,  где
нагло орудуют  боевики, где  за каждым кустом  его  могла ждать смерть  -- в
образе  мальчика  с  гранатометом  или   девушки  с  карабином,   оснащенным
оптическим прицелом. Несмотря на то, что утро выдалось тихим и ясным,  мир и
тишина  здесь воцарятся еще не  скоро. Они  оба это знали,  но, естественно,
надеялись на лучшее.
     Вот он надел свои безразмерные пятнистые  галифе и высокие  ботинки  со
шнуровкой. На нем была тельняшка и камуфляжная куртка с бесцветными звездами
на погонах. Эта была его  обычная, "рабочая" одежда.  И она ему очень шла. В
ней он был необыкновенно красивым  и  мужественным --  готовым к тому, чтобы
убивать или быть убитым.
     В этот момент в дверь слегка постучали.  Полковник открыл дверь, думая,
что это водитель. Но это была  хозяйка  гостиницы  Татьяна, которая поманила
Машу  пальцем  и,   вызвав  в   коридор,  по-свойски   поинтересовалась,  не
позаботиться ли о  том, чтобы,  пока они  будут  разъезжать  по своим делам,
поудобнее оборудовать для них номер. В частности, поставить еще одну кровать
и принести широкий матрас.
     -- Ты просто чудо! --  застенчиво и благодарно прошептала Маша и,  чуть
покраснев, оглянулась на полковника, который распахнул окно и что-то говорил
шоферу.
     Татьяна заговорщицки подмигнула и тут же исчезла.
     -- Ты готова, любимая? -- спросил полковник, отходя от окна.
     Он взял со  стула ремень с кобурой,  быстро  и  привычно затянул его на
поясе, а затем надел камуфляжную кепку и низко надвинул козырек.
     -- Я готова, -- ответила Маша, невольно  скользнув глазами по комнате и
представив себе две сдвинутые вместе кровати.
     Они вместе вышли в пустой коридор и направились к  лестнице. Прежде чем
спуститься вниз, они не сговариваясь остановились и крепко обнялись.
     -- Расставаясь  с тобой, я всегда буду  страдать от мысли,  что  вокруг
тебя столько мужчин и все они желают обладать тобой... -- вздохнул он.
     -- Но никто из них не желает обладать мной так же сильно, как ты. Разве
нет?
     -- По крайней мере, никому из них ты не будешь нужна так, как мне.
     Он улыбнулся и чмокнул ее в нос.
     -- А  что  буду  думать я, расставшись  с  тобой,  я тебе  не скажу! --
заявила Маша, которая вдруг  почувствовала то, что, наверное,  чувствуют все
настоящие офицерские жены.
     Хотя женой она не была. Да и любовницей, пожалуй, она еще не могла себя
считать. Она казалась себе наивной и возвышенной девушкой, которая провожает
бойца. Ей представлялось, что она должна стоять у дороги  --  растрепанная и
заплаканная -- и махать ему платком.
     -- Ну, я-то и так знаю, о чем ты будешь думать, -- заявил Волк.
     -- Вряд ли, -- улыбнулась Маша.
     -- Ты попытаешься проанализировать и понять, чем я тебя, такую умницу и
красавицу, приворожил.
     -- А правда, чем? -- встрепенулась она.
     Выдержав  многозначительную  паузу,  он  молча  взял  ее руку  и озорно
похлопал ею у себя между ног.
     -- Да вот этим самым. Чем же еще?
     Прыснув от смеха, Маша прижалась лицом к его плечу.
     В  следующую же секунду они  услышали  чьи-то недоуменные  возгласы  и,
обернувшись,  обнаружили,  что  с  верхнего   этажа  им  навстречу  как  раз
спускается разношерстная  делегация, прибывшая на  Кавказ с  наблюдательной,
посреднической  и миротворческой  миссией. Чинно  шествовавшие  впереди  два
буддистских монаха  в  оранжевых  мантиях  и  следовавшие за  ними несколько
депутатов  и  партийных  деятелей замерли  от неожиданности. Как, впрочем, и
сами виновники этого замешательства -- Маша и Волк.
     -- Очень мило!  -- возмущенно воскликнула какая-то стриженая  и статная
женщина, в которой  Маша сразу  узнала известную  правозащитницу,  а та, вне
всяких   сомнений,  узнала  Машу.  --   Для  этого  они  находятся  на  этой
многострадальной земле?!
     Буддисты возвели глаза к потолку, а  вихрастый и сморщенный человечек в
больших  очках,  тоже,  видимо, известная личность, приподнял ладонь, словно
заслоняясь от солнца, и громко зашептал:
     -- Пусть это  будет на их совести!  Пусть это  будет  на  их совести!..
Давайте продемонстрируем им свою индифферентность!
     -- Да ведь это позор на весь мир! -- не унималась женщина.
     -- А вы демонстрируйте, демонстрируйте им индифферентность!
     Только теперь Маша вышла из замешательства и  поспешно отдернула ладонь
от полковничьих штанов. Ее начал разбирать нервный смех, и, схватив под руку
полковника,   с  искренним   любопытством  рассматривавшего  делегацию,  она
потащила его вниз по лестнице.
     --  Как тебе не стыдно, -- проворчала  она, давясь смехом, -- ты ведешь
себя, как невоспитанный мальчишка...
     --  Любимая,  ты на меня  обиделась?  -- с притворным ужасом воскликнул
Волк, шагая за ней.
     В этот миг Маша ощутила к нему невероятную тягу. Так  близок и дорог он
ей еще никогда не  был. Признание в  любви едва  не сорвалось с ее губ. Она,
наверное, отдала бы все на свете, чтобы продлить этот миг.
     Им удалось оторваться от соглядатаев,  и они уже выходили  в фойе. И  в
этот самый  миг,  словно продленный  по  желанию Маши, их путь  перегородила
возникшая  в  дверях  Татьяна. Она  держала  в  охапке огромный  двуспальный
атласный матрас. В каких запасниках ей удалось его откопать -- неизвестно.
     -- Ну как? -- поинтересовалась у Маши Татьяна, сияя от гордости.
     За  спиной  Татьяны  возникли  военный  с  погонами  майора  и сержант,
застенчивый мальчик-водитель.  Оба они,  повелеваемые  Татьяной, с легкостью
держали на весу перевернутую ребром кровать.
     --  Здравия  желаю,  товарищ полковник!  --  сказал майор, обращаясь  к
Волку, а также весело подмигнул Маше.
     Майора звали Василием, и вне  службы  он был лучшим другом  полковника.
Маша знала, что  он в  любой момент был готов  прикрыть его своей  грудью  и
относилась к нему с огромной симпатией.
     Между тем краем глаза она заметила, что делегация, спускавшаяся сверху,
снова начинает их настигать.
     -- Привет, Василий, -- сказала Маша.
     -- В мои служебные обязанности, -- усмехнулся майор, -- входит все, что
касается  материального обеспечения  полковника.  В  том  числе  доставка  и
опробование этого замечательного матраса. Вы меня понимаете, Татьяна?
     Майор был известным сердцеедом.
     -- Давайте, ребята, дружно! -- командовала Татьяна.
     -- Демонстрируйте индифферентность! -- снова услышала Маша.
     Члены делегации уже толпились вокруг и по одному протискивались в дверь
между Татьяной  с  матрасом  в  руках и кроватью, которую  майор  и водитель
временно опустили на пол.
     Маша  почувствовала,  как кто-то  настойчиво дергает  ее  за локоть, но
делала вид, что этого не замечает. Видя, что Волк едва сдерживает улыбку, ей
все-таки пришлось обернуться, и она увидела перед собой стриженую женщину.
     --  Я рада,  что мне  представилась возможность поговорить  с  вами! --
заявила женщина.
     Она  не уточнила, правда,  почему  именно  она  решила,  что  ей  такая
возможность действительно представилась.
     --  У  вас  ко мне  какой-то вопрос?  -- изобразив  наивное  удивление,
поинтересовалась Маша.
     --  Да,  у  меня  к вам  вопрос!  -- заявила  женщина. Ее  вихрастый  и
сморщенный спутник снял  очки и, близоруко щурясь,  стал протирать их  мятым
платком. -- Мы следим за всеми вашими репортажами...
     -- Благодарю вас, -- скромно потупилась Маша.
     --  Не за что  меня  благодарить! --  гневно  воскликнула  женщина.  --
Теперь-то  я  понимаю,  где  кроются  корни  вашей  вопиющей   журналистской
необъективности! Вы совершаете преступление против нравственности и закона о
средствах массовой информации!
     -- Благодарю вас, -- снова закивала Маша. -- Вы очень добры.
     Женщина облила ее презрением  и гордо проследовала мимо.  Вслед за  ней
прошли  остальные,  а самый  последний  член делегации,  человек, похожий на
священника неизвестной  конфессии, задержался перед  Машей  и  полковником и
патетично воскликнул:
     -- Я могу изгнать из тебя беса похоти, дочь моя!
     Волк,  который  до этого момента стоял рядом  с  Машей и с нескрываемым
интересом  следил  за  развитием  событий,  на  этот  раз  с  преувеличенной
поспешностью выступил вперед  и,  изобразив на  лице  угрожающее  выражение,
заслонил собой Машу.
     -- Эй, уважаемый, полегче со своими заклинаниями! -- проворчал он.
     Вероятно, он немного пересолил, поскольку бедняга-делегат  побледнел от
ужаса и, пробормотав "Господь с вами, дети", побежал догонять своих.
     -- Теперь  все его прихожане обрушат  на телевидение волну  ругательных
писем, -- вздохнула Маша.
     -- Вряд ли, -- философски заметил полковник. -- Сейчас конверты и марки
стали очень дороги.
     -- Да и почта плохо работает, -- прибавил майор.
     -- Они уж и на меня обещали нажаловаться, -- сказала Татьяна.
     Пока  майор и  водитель  относили  в номер  кровать,  Маша и  полковник
устроились в крытом армейской "газике" на заднем сиденье.
     --  Меня даже  в дрожь бросило, когда он сказал, что может  лишить тебя
такого ценного качества, -- шепнул полковник.
     -- Значит, по-твоему, я похотливая женщина?
     -- Хвала Аллаху! -- кивнул он и нежно коснулся ладонью ее левой груди.
     -- Не подлизывайся, -- проворчала Маша. Правда, не слишком строго.
     -- Я вернусь в гостиницу к вечеру, -- сказал он. -- Постарайся до этого
времени  не  подпускать к себе  этих заклинателей. Я  намерен сам бороться с
бесами.
     -- У тебя есть для этого средства? -- взволнованно улыбнулась Маша.
     -- А  ты  разве  не слышала, какие легенды ходят  о тех,  кому  удалось
дослужиться до полковника в нашем геройском ведомстве?
     -- Опять ты шутишь!
     -- Нет, серьезно.  Говорят, проснувшись  с утра, они для разминки  пять
раз удовлетворяют женщину, делают пятьсот  отжиманий  и  тысячу  приседаний.
После  завтрака  они  совершенствуются  в вопросах  стратегии  и  тактики  и
переходят  к  выполнению поставленных  перед ними  конкретных  боевых задач.
Например, громят базу  боевиков в горном ущелье  или  прочесывают  несколько
десятков гектаров лесных  угодий. Потом совмещают обед и ужин, выпивают одну
или две бутылки водки, часа два-три занимаются  любовью с боевыми подругами,
а перед сном читают боевой устав или чистят личное оружие...
     Не выдержав, Маша рассмеялась.
     -- По-моему, это  все  беззастенчивая похвальба,  которую я как честная
журналистка  должна  настойчиво разоблачать. Я никогда не  видела, чтобы  ты
когда-нибудь раскрывал боевой устав! По-моему, у тебя его вообще нет.
     -- Что касается  нашего  любимого устава, то профессионал  должен знать
его  наизусть  и, следовательно, может листать его на ночь в  уме. А  что до
всего прочего, то...
     -- Ладно,  ладно,  --  прервала  его  Маша. -- В  отношении  прочего  я
организую специальное журналистское расследование!
     -- Я готов тебе всячески способствовать, -- пообещал он.

        "XXXI"
     Эксклюзивное  "интервью"  с  плененным  боевиком,  которое  должен  был
устроить для Маши полковник Волк, представляло для нее особенный интерес.
     Дело  в  том,  что этот человек,  которого  спецслужбы  еще  не  успели
отправить за пределы Чечни для дальнейшего  разбирательства и дознания, был,
судя  по всему, ее старым  знакомым.  Это был не какой-нибудь  полуграмотный
крестьянин, а хорошо  обученный,  опытный боевик,  и  к  тому  же  фанатично
преданный своему делу и сражавшийся за свои идеалы без страха и сомнений. Ей
уже приходилось брать у него интервью.
     С первых же недель Чеченской  войны Маша  безуспешно  пыталась выйти на
более  или менее значительное  лицо,  приближенное к руководству незаконными
вооруженными  формированиями. В конце концов некие анонимные доброжелатели и
добровольные  осведомители   --   из   числа   почитателей-телезрителей   --
посоветовали   ей   обратиться  в  один  из   многочисленных   полулегальных
гуманитарных фондов, который якобы был основан  содружеством народов Кавказа
и,  в  частности,  стремился  к   распространению  правдивой   информации  о
кавказском конфликте,  выпускал свою газету, информационные бюллетени и тому
подобное. Машу в тот момент увлекали не столько вопросы общеполитического  и
военного характера,  сколько  желание сделать серию  портретных  интервью  с
типичными представителями вооруженной оппозиции.
     После долгих телефонных переговоров ей назначили  встречу  в московской
штаб-квартире фонда с руководителем издательского отдела, который должен был
свести ее с одним из полевых командиров.
     Вместе  с   телеоператором   Маша   приехала   по   указанному  адресу.
Штаб-квартира располагалась в  обычной московской квартире  где-то в  районе
Чертаново и являла  собой нечто среднее  между  явочной  квартирой  и офисом
мелкой фирмы.  Их пропустили за черную бронированную дверь в тесную прихожую
с несколькими продавленными диванами  и  сотнями свертков, похожих  на пачки
печатной  продукции, сложенные вдоль стен до самого  потолка. Пятеро молодых
кавказцев  в  разноцветных спортивных костюмах сидели на корточках  по углам
комнаты  и  молча  курили.  Все они были  плохо выбриты  и  встретили гостей
равнодушными взглядами.
     --  Джаффар  сейчас  занят, -- сказал  Маше  и  оператору впустивший их
хитроватый  смуглый мужчина  с масляными глазками  и  в помятом костюме.  --
Присаживайтесь. Как только он освободится, он сразу вас примет.
     Они уселись на диван и стали ждать. Через полчаса оператор шепнул Маше:
     -- По-моему, над нами просто издеваются.
     Мимо  них  то и дело проходили какие-то восточные люди, которые  быстро
переговаривались то на  ломаном русском, то на своем языке. Они то выходили,
то  входили  в комнату, где, по-видимому, располагался  кабинет  нач