Было тепло и влажно, как, наверное, бывает в джунглях. Я перевел дух.
Осмотрелся. Куда бы  поместить  задницу?  Очевидно  догадавшись  о  моих
намерениях, моя проводница  отрицательно  покачала  головой  и  негромко
сказала:
   - Подожди!
   - Чего?
   - Сейчас придем.
   - Куда еще?
   - В...
   - Так мы...
   - Нет.
   - А где?
   - В...
   Она торкнулась в маленькую дверцу в правом углу, под трубами. Видимо,
на условный стук дверца открылась, еще крепче обдав меня прелой гнилью.
   - Давай! - распорядилась проводница.
   - Может, не надо? - спросил я неуверенно.
   - Как хочешь. Иди назад! - Отодвинув меня плечом, она проскользнула в
дверцу. Мне оставалось лишь последовать за ней.
   Две мутные лампочки едва освещали верхнюю  часть  пятидесятиметрового
туннеля.  Трубы,  тянувшиеся  вдоль  стен,  казалось,   размножились   и
разжирели - коридор наполнялся их  низким,  сиплым  гудением.  Густая  и
влажная вонь поганых грибов, казалось, вот-вот сшибет с ног.
   - Иди-иди, - подтолкнула меня Нина Ивановна. - Дальше там  люк  есть,
дышать можно.
   Ступая по влажной пыли туннеля, я добрался до середины  и  отдышался.
Действительно, сверху сочился воздух и пробивался неяркий дневной  свет.
Некоторые из труб сытыми удавами уползали туда.
   - Садись сюда, - потянула меня за руку баба.
   У противоположной от люка стены, за трубными кишками,  стоял  топчан,
нет, два, три, а может, и  больше.  И  на  них  сидели  и  лежали  люди.
Согнувшись, я пролез к проводнице и, обессилевший, плюхнулся  рядом,  на
очищенное для меня место.
   - Язык здесь не распускай! - негромко предупредила Нина Ивановна.
   Я закивал. Моя спутница зашарила вдруг в  своих  объемных  запазухах.
Шурша бумагой и полиэтиленом, извлекла наконец прозрачный пакет, судя по
запаху, с жареным минтаем. Расположив его между нами, завозилась  опять,
на этот раз выуживая  полную  "Чебурашку".  Содрав  зубом  пробку,  Нина
Ивановна надолго присосалась к пузырю, радостно и жадно  хлюпая  горлом.
Потом строго и подозрительно  осмотрела  на  свет  остатки  и  протянула
бутылку мне, в целях дезинфекции протерев перед  этим  горлышко  грязной
рукой.
   Отказываться я не стал. Но только поднес бутылку к губам,  сдавленный
чей-то голос прохрипел:
   - Оставь, мужик.
   - Бог оставит. Пей, Ежиков.
   Собственно, пить-то мне не следовало совсем. Я давно уже  не  верю  в
бескорыстную  дружбу  бомжа   и   знаю,   чем   такая   выпивка   обычно
заканчивается. Но выверты сегодняшнего дня порядком меня  измочалили,  к
тому же Нина Ивановна ухрюкала добрых две трети. Не враг же она себе!
   - А где Самсон Данилович? - откидывая пустую бутылку, поинтересовался
я. - Как он там?
   - Надо бы посмотреть, - согласилась Нина Ивановна. - Посидишь тут?
   - Конечно! - Я незаметно вложил ей в руку деньги.
   Она сначала дернулась, но поняла, взяла тайком.
   - Литр "Столичной" с закуской, - прошептал я. И еще тише добавил:
   - И билет на московский поезд.
   - Я быстро! - исчезая в зыбком полумраке, пообещала проводница.
   Я привалился спиной к кирпичной кладке.  Задумался.  Сейчас  я  хотел
только одного - оказаться дома с Ленкой и с рыжим своим псом, с  которым
я уже никогда на этом свете не встречусь, оказаться в холостяцкой  своей
квартире, вытянуться на диване и спать, спать, спать...
   Я засыпал, а этого делать не следовало, ни в коем случае. Неужели эта
толстая стерва мне что-то подсыпала? Или все от суматохи последних дней?
Когда же конец?
   - Мужчина! Мужчина, купите меня.
   Вздрогнув, я разлепил глаза, выдергивая локоть  из  цепких  костлявых
пальчиков.
   - Зачем? - автоматом задал я дурацкий вопрос.
   - Со мной ты познаешь  райские  наслаждения,  купи  меня,  -  мерзким
голосом загнусавил ребенок.
   Господи, уж не в аду ли я? Она навалилась  на  меня;  от  нее  разило
сигаретным перегаром и давно не мытым телом. Я с трудом отлепил от  себя
ее руки - одна из них уже  заползла  в  мой  брючный  карман,  а  другая
схематично  и  страшно  пыталась  погладить  мое   лицо.   Но   девчонка
прилепилась ко мне репьем, никак не отдиралась. Я брезгливо оттолкнул ее
коленом, угодив куда-то повыше живота. Она отлетела, затылком ударившись
о трубу. Пискнула мышонком и повалилась к моим ногам.
   Я  поднял  тряпичное  тельце.  При  тусклом  свете  разглядел   белки
закатившихся глаз.
   - Ребенка убил, паразит,  а-а-а!  -  Серой  молью  ко  мне  метнулось
растрепанное  чучело.  Вцепившись  мне  в  волосы,  оно  мешало  уложить
девчонку поудобнее. - Люди, смотрите! Вику мою убил!  -  шипело  чучело,
собирая зрителей.
   И  зрители  поползли  из  всех  закутков,  грозно   шурша   панцирями
заскорузлых одежд.
   - Да заткнись ты, падла, жива  она,  -  не  давая  толпе  инициативы,
обрубил я мамашу.
   - Ы-ы-ы! Виконька, маленькая моя! Что с тобой изверг натворил! А-а-а!
Кровь! У нее кровь!
   Нюхом я  почуял,  что  меня  будут  бить.  А  девчонка,  слава  Богу,
приходила  в  себя.  Я  выдернул  из  кармана   десятитысячную   купюру.
Протягивая  ее  заботливой  мамаше,   заметил,   как   сверкнули   глаза
обступивших нас бомжей.
   - Иди купи бинты, вату и спирт,  сейчас  все  обработаю.  Я  врач,  -
соврал я.
   - Спирт-то пять с половиной стоит, - деловито прикидывало  чучело.  -
Тут литром не обойдешься, гони еще, а то на бинты не хватит.
   Я выдрал из брючного кармана все содержимое и, затыкая мамаше глотку,
поставил точку:
   - Быстро дергай, недоделанная.
   Атмосфера  немного  разрядилась.  Несколько   бродяжек   заулыбались,
наверное, в предчувствии бухаловки.
   Девчонка пришла в себя и захныкала. Я, как мог,  разорванным  платком
перетянул ее грязную головенку.
   - Да ты не боись, ничего с ней не будет, живучие  они,  -  успокаивал
меня старик охнарь.
   - А я  и  не  беспокоюсь,  девчонку  только  жалко  -  зачем  она  ее
подкладывает?
   - Так выпить охота.
   Довод был  железный,  и  я  замолчал.  Бомжики  не  отходили,  словно
произошедшее несчастье сблизило нас. А может, просто ждали спирта.
   Дневной свет из люка пропадал, а Нина Ивановна все не шла. Нужно было
как-то отсюда выбираться, причем неспешно, не расстраивая  бродяг  видом
ускользающей поживы.
   - Посмотрите тут за девчонкой - пойду гляну, где она. - С озабоченным
видом я направился к выходу. Но, сделав несколько шагов,  растянулся  во
весь рост, больно ударившись лбом и носом.
   - Лежи, не дергайся, сволота! - Из темноты появилась кабанья  рожа  с
полоской бинта на лбу. - Думал, уж не встречу легашка, а он сам в  гости
пожаловал. Давай, Санек, его в мокрый коридор. Обшмонаем  да  крысам  на
закусь.
   Вскочив на ноги, я попытался уйти от  невидимого  Сани,  но,  видимо,
чего-то не рассчитал - удар под поясницу  был  настолько  силен,  что  я
врезался головой в кирпичную  кладку.  И,  убаюкиваемый  гудением  труб,
поплыл куда-то в фиолетовом тумане.
   Меня покачивали и урчали при этом. Покачивали  осторожно  и  бережно,
позабыв  только  вытащить  раскаленный  кол,  наглухо  засевший  в  моем
затылке.
   Наконец я сообразил:  качают  меня  не  заботливые  женские  руки,  а
автомобильные рессоры. Меня  воткнули  между  сиденьями,  предварительно
спеленав капроновым шнуром.
   Время позднее. То и дело салон вспарывали лучи встречных фар.
   Я пошевелился и слабо застонал.
   - Чего-то кряхтит, живой! - сообщил знакомый, слышанный где-то голос.
- Лежи, придурок, отдыхай. Скоро  приедем,  -  успокоил  тот  же  голос,
почмокивая и пощелкивая жвачными пузырями.
   - Куда едем? - пробормотал я.
   - К шефу. Поговорить он с тобой хочет.
   - Развяжете?
   - Да мы  тебя  и  не  завязывали.  Таким  тебя  дружки  твои  выдали.
Аккуратно упакованным,  -  вмешался  сидящий  за  рулем.  -  Да  мы  уже
приехали.
   Все тело ныло. И словно одеревенело.
   Молодцы выволокли меня из машины и, заботливо придерживая,  поставили
на попа.
   Уже совсем  стемнело.  Серой  громадой  выплывали  из  тьмы  зловещие
очертания герровского дома. Настроение у меня ухудшилось - насколько это
было возможно.
   - Развяжите, - потребовал я. И осторожно добавил:
   - Олигофрены.
   То ли слова мудреного они не знали,  то  ли  обращаться  со  мной  им
велели поаккуратнее,  только  Кутя  щелкнул  лезвием  выкидного  ножа  и
перерезал  веревки.  Освобожденный,  я  дернулся,   вырываясь   из   рук
"олигофренов", и тут же рухнул, слабо двигая затекшими,  атрофированными
ногами.
   - Во рванул! - насмешливо прокомментировал Кутя,  рывком  приподнимая
меня за шиворот. - Куда собрался, болезный? Паспорт-то у меня.
   В больной голове забилась надежда. Если говорят о  паспорте,  значит,
не все потеряно - на том свете его вроде не  требуют.  Наглея,  я  кинул
вопрос:
   - А бабки где? Где ствол?
   - Чего не было, того не было, - успокоил второй качок. И добавил:
   - Ползи, шеф ждет.
   Кое-как я доковылял до парадного входа - когда-то  входа  в  трактир.
Навалившись на тяжелую дверь, с трудом открыл ее. В запущенном зале  под
единственной лампочкой сидел господин Ступин. Соизволив  меня  заметить,
он вежливо осведомился:
   - Как добрались?
   Рассудив, что сразу меня убивать не будут, я послал президента на три
буквы. Никак не отреагировав на мое приветствие, Ступин поинтересовался:
   - Как вы себя чувствуете?
   - Не твое собачье дело, мокрушник.
   - Я вас не понимаю...
   - Поймешь, когда вышак дадут.
   - Скажите, а не могли бы вы выражаться на понятном мне языке? Я  ведь
блатным не владею.
   - Научишься! - успокоил я Ступина. - Там у тебя и академия  будет,  и
колледж, и даже курсы гимназисток.
   - Хы-хы-хы! - захрюкал за спиной Кутя. И сразу заткнулся, напоровшись
на холодный хозяйский  взгляд.  Как  бы  извиняясь  за  неуместное  свое
веселье, он основательно съездил мне по уху.
   - Перестань, - остановил экзекуцию Ступин. -  Что  с  вами?  Кто  вас
избил? Вы? - Он глянул на Кутю.
   - Нет, шеф, мы и пальцем его не тронули. Наоборот, вытащили. Там  его
местный бобик вообще мочить хотел.
   - Ясно. Иди принеси коньяк.
   - Так... э... ехать надо, Владимир Леонидович, э... в магазин.
   - Кутя, там в бардачке осталось.
   - Так пролилось. Вот, все коленки замочил,  -  суетился  Кутя,  тряся
штанинами.
   Его коллега злорадно скалился, ожидая кульминационной точки  Кутиного
позора.
   -  Геннадий,  привезите,  пожалуйста,  бутылку  хорошего  коньяка   и
чего-нибудь съестного. Вы  же,  Кутилов,  покурите  на  свежем  воздухе.
Заодно проверьте, не болтается ли кто из посторонних.
   Когда дуболомы исчезли, Ступин  протянул  мне  сигарету.  Прикуривая,
спросил:
   - Зачем вам это?
   - Что?
   - Почему в яму оконную залезли?
   - От вас прятался.
   - А почему?
   - Вы убийца!
   - Послушайте, я ничего не понимаю. Что за  чушь?  И  вообще,  что  вы
здесь делаете?
   Ступин начинал злиться. И это было не так уж плохо  -  что-нибудь  да
прояснится. Хотя, с другой стороны, играть с ним не следовало. Наверняка
еще одна парочка его мясников сидела за какой-либо  из  четырех  дверей,
ведущих из этого зала. Да и сам здоров бычок. А кроме того, я углядел  у
него под мышкой довольно внушительную  рукоять  револьвера.  Под  стать,
наверное, был и ствол.
   - Почему вы здесь? Кажется, мы договорились забыть ту историю!
   - Ту я забыл, но появилось  множество  новых,  забыть  которые  я  не
вправе.
   - Яснее, пожалуйста.
   - Можно. Дайте сигарету.
   Прикуривая от его зажигалки, я с  жадностью  затянулся  сигаретой.  И
затягивался до тех пор, пока алая пирамидка табака не  выросла  до  двух
сантиметров. Затем неуловимым движением ткнул сигаретой Ступину в  глаз.
И тут же, падая на пол, дернул на себя президентовы ноги. Я  никогда  не
слышал, как ревет стадо бизонов,  но  думаю,  именно  так,  как  заревел
Ступин. Не давая ему прийти  в  себя,  я  выдрал  у  него  из-под  мышки
здоровенную  "ДУРУ"  и,  приложившись  рукояткой  к  черепу  страдальца,
положил конец его мучениям.
   Кутя появился первым. И тотчас же принялся палить в  меня  из  пушки,
еще более внушительной, чем у хозяина.
   - Убьешь, сука! - заорал я, нырнув за ящик, сообразив,  что  бьет  он
металлическими пулями.
   А вот мой трофей оказался газовым. Это меня и спасло.  Кутю  скорчило
после первого же выстрела. Кашляя и  заливаясь  соплями,  он  закрутился
волчком, опрокинувшись на пол, засучил крепенькими ножками, что-то бубня
и матерясь.
   Падая,  он  выронил  пистолет,  и  я  тотчас  подобрал   его.   Затем
осмотрелся, ожидая появления новых членов  бригады.  Но  пока  никто  не
появлялся. Со словами "не жуй жвачку, скотина" я на всякий случай въехал
Куге  каблуком  в  лоб.  Он  даже  не  вырубился  как  следует,   только
соплеотделение с кровью стало интенсивнее да мат громче. Я для  контроля
поднес к его носу ствол и снял с его ремня наручники. Защелкнув один  из
браслетов на Кутином запястье, я подтащил его к хозяину и вторым кольцом
соединил "сладкую парочку". А  ступинские  бандюги  все  не  появлялись.
Нужно смываться, решил я, загостился. Да  и  президент  начал  проявлять
признаки беспокойства.
   Еще два-три штриха - и я уйду. А если мне не помешают,  будет  просто
замечательно. Одну за другой я обследовал все три подозрительные двери -
ничего, кроме запаха плесени и мышиного кала.
   - Перестаньте валять дурака и  отцепите  от  меня  этого  болвана!  -
Неожиданно резкий голос Ступина  заставил  меня  вздрогнуть  и  прервать
начатое исследование.
   - Как самочувствие? - участливо, как и он давеча, осведомился я.
   - Если я потеряю глаз, то подам на вас в суд. Увечье, истязание...  и
что там еще... В общем, ответите за все.
   Я радостно засмеялся:
   - Неужели вы надеетесь отсюда выйти?
   - А почему бы и нет?
   - Потому, любезный мой, что последуете за Князем, Чио-сан, несчастной
Лииной матерью и за псом. А пропуск выпишу я.
   Очевидно, Ступин мне поверил. Забыв о боли, он резко приподнялся:
   - За что? Какой пес?
   - Мой пес, которому вы, подонки, отрезали голову и упаковали  труп  в
коробку из-под немецкой игрушки.
   И тут выдержка изменила Ступину. Приложив одну руку к глазу, а другой
волоча своего телохранителя, он зарычал:
   - Ты что? Кого убил?.. Ты что... Да ты охренел, что ли?
   - Я - нет. Что вы здесь делаете? Зачем приехали сюда? Отвечайте!
   - Дом этот дерьмовый купил.
   - Вот-вот. Зачем он вам?
   - Мне он на хрен не нужен, но Князев уже внес задаток. А вот зачем он
понадобился ему, это я и сам хотел бы знать.
   Что-то уж больно  правдиво  он  излагает.  На  всякий  случай  к  его
здоровому глазу я поднес пистолет.
   - Врешь. Зачем тебе дом? Отвечай.
   - Не нужен он мне, клянусь!
   - Зачем убил Князева, Чио-сан и Лиину мать?
   - Лиину мать? Убили? Когда?
   - Ты мне лапшу на уши не вешай, стреляю!
   - Стой! Стой! Не знаю я ничего, клянусь. Да скажи хоть ты, болван!  -
Он затормошил прикованного к нему Кутю.
   Качок,  по-прежнему  отхаркиваясь  и  отплевываясь,   только   затряс
свободной рукой.
   - Гончаров, да поймите же и поверьте: о  собаке  и  Лииной  матери  я
впервые слышу. Мы только сегодня прилетели - я, Геннадий и  этот  идиот.
Взяли под залог машину, встретились с продавцом и... остальное вы видели
сами.
   Если он врал, то очень профессионально, лучше меня.
   - Зачем Князеву этот дом? Если б я знал! Говорил, что  откроем  здесь
филиал фирмы, с магазином "Дамское счастье". Только для  женщин.  Но  за
такие деньги я бы нашел ему как минимум два помещения.
   Опять выявлялся стройный ряд звеньев - событий, причин и мотивов -  с
одним только "но"...
   Из этой цепи, если поверить в искренность Ступина, выпадал он сам.  И
выпадая, напрочь рвал замечательно выстроенную мной версию. И все  тогда
выглядело бессмысленно и глупо. Последний князевский  смех,  перетянутая
шнуром шея Чио-сан, безмятежная купальщица Катерина...
   Я уже начал прокачивать версию с Лией, но вдруг подумалось: не  могла
же она кокнуть собственную мамашу, хладнокровно введя в сосок иглу?
   - Вы, Ступин, по профессии, случаем, не врач?
   - Нет, экономист.
   - А Кутя ваш?
   Ступин пожал плечами, давая понять, что комментарии тут излишни.
   - Кто по специальности Геннадий? - продолжал я допрос, хотя прекрасно
знал, что в момент  убийства  все  трое  находились  здесь,  вдалеке  от
Катерины.
   - Гена? Да Бог его знает. Спросим, как приедет. Что-то долго его нет.
   -  Тогда  как  вы  объясните  тот  факт,  что  выкупать  эту   хибару
отправились вы, а не коммерческий?
   - Анатолий Иванович? Так он еще в воскресенье вечером отбыл на Черное
море.
   - Странно, что в такой трудный для фирмы момент он задумал  греть  на
море телеса.
   - Мне тоже так показалось. Но говорит,  сердце  прихватило  -  именно
из-за последних событий. Года уже не те. Старик  все-таки.  Отпустил  на
десять дней... Что-то Гены долго нет.
   Об этом и я подумывал, прикидывая, куда бы оттащить моих пленников.
   - Он вооружен? - спросил я на всякий случай.
   - Наверное. Но он стрелять не станет. Я предупрежу.
   - Если успеешь. Вставай-ка, оттащим твоего холопа с тобой  вместе  от
греха подальше.
   Мы потащили обалдевшего Кутю к правой двери,  за  которой  открывался
темный коридорчик с комнатами по обеим сторонам.
   В кромешной темноте, тыча в ступинский бок стволом, я  толкнул  их  в
первую же комнату, с трудом отодвинув  ржавый  засов.  Затем,  отойдя  к
двери, велел Ступину чиркнуть зажигалкой. Огонек выхватил тесную грязную
келью с зарешеченным оконцем и допотопной наружной  электропроводкой.  Я
щелкнул  выключателем.  Под  потолком  вспыхнула  лампочка,   осветившая
комнату. Узкая и длинная, она  была  совершенно  пуста,  но  со  следами
недавней  эвакуации.  Откуда-то  снизу  как  будто  почудился  голос.  Я
прислушался: тихо. Показалось.
   - Сидите здесь. Пойду встречать твоих гаври...
   Грохот засова оборвал меня на полуслове. Я кинулся к  дубовой  двери,
все уже понимая, но еще не веря в случившееся. Ступин, сидя  на  пыльном
дощатом полу, пытался скривить улыбочку, но было видно, что  ему  самому
эта история непонятна.
   - Гена, открой!.. - закричал я.
   - Гена, в чем дело? - стараясь говорить как можно солиднее, проквакал
президент. И нагловато мне:
   - Ну что, встретил? Козел синюшный! Снимай  браслеты,  затопчут  тебя
сейчас. Гена! Здесь мы, Гена!
   - ...Об колено, заткнись! - раздался чуть выше двери знакомый голос.
   Я, не целясь, дважды долбанул поверх двери, только  потом  сообразив,
что, убив нашего тюремщика, мы убьем и свою надежду на спасение - так  и
будем гнить заживо. Я взял себя в руки и начал переговоры.
   - Геннадий, я понимаю, что вы  молодой  еще  человек  и  вас  обманом
втянул в эту историю ваш начальник. Не бойтесь, все поправимо.
   - Кроме вашей глупости! -  последовал  лаконичный  ответ.  Голос  был
знакомый, но это не был голос Геннадия.
   Вот тут, ручаюсь, побелел и Ступин. Забыв про Кутю,  он  проволочился
по полу и грудью налег на дверь.
   - Вы здесь? Каким образом?..  Кто  вам  сообщил?  Анатолий  Иванович,
откройте!
   -  Господи,  ну  нельзя  же  быть  такими  безнадежными  тупицами,  -
последовал ответ. - И перестаньте стрелять.

***

   Вот теперь я наконец понял. Похоже, что-то дошло и до Ступина, потому
что он завизжал кабанчиком  и  принялся  молотить  ногами  в  безмолвную
дверь, тупо вопрошая:
   - Где Гена? Где Гена? Куда дели Гену?
   - Здесь я, мудак, - ответил злодей Гена, сразу  лишая  нас  последней
надежды.
   - Су-у-у-ка-а! - как пес  на  луну,  завыл  Ступин.  -  Телохранитель
продажный!
   Левой свободной рукой он похлопал Кутю по щекам. Потом завыл с  новой
силой:
   - Паску-у-да! Иу-у-у-да! Продал!
   Мне было смешно, хотя я прекрасно  понимал:  смеяться  нечему.  Игра,
судя по всему, принимала "влажный" характер, если не сказать, совсем  уж
"мокрый". Добродушный старичок Вотруба оказался  тем  самым  героем,  на
роль которого я прочил Ступина. И жаль