Соне, это были сны о  Соне,  он  снова  ловил  ее  в
каких-то бесконечных глухих коридорах и сырых аллеях  и,  едва  догонял,
едва он  касался  ее  легкого  тела,  как  оно  ускользало,  упархивало,
исчезало  в  лабиринтах,  оставляя  в  его  ладонях   зуд   неутоленного
прикосновения, и он снова гнал, звал, настигал и  уже  протягивал  руки,
уже ухватывался за край  одежды,  уже  ткань  ползла,  обнажая  просветы
матовой кожи, уже трещала, разрываясь, и треск ее казался оглушительным,
протяжным, резким, как телефонный звонок...
   Разумеется, это звонил телефон. Опять, как всегда, телефон.
   - Я вас не разбудил?
   "Разбудил, конечно. Который час? Бог мой, почти полдень! Ну и поспал!
А хотел ведь с утра по библиотекам..."
   - Нет,  конечно,  -  сказал  Максим  фальшиво-бодрым  голосом,  -  не
разбудили.
   - Могу я приехать? Вы никуда не уходите?
   - Пока нет. Приезжайте, Реми.
   Максим положил трубку и кинулся приводить себя в рабочий вид. Наскоро
ополоснулся холодным душем, похлопал себя по  заспанным  щекам,  влез  в
джинсы и занялся приготовлением чая.
   Реми появился хмурый, молчаливый и мокрый от дождя.
   - Что, - участливо спросил Максим, - дело не идет?
   - Это еще слабо сказано. Ничего даже не намечается. Куда ни повернись
- тупик. Тела нет, орудия  преступления  нет,  места  преступления  нет,
алиби ни у кого нет - можно подозревать всех и никого...
   - Вы не оставляете даже надежды, что дядя жив?
   - Сожалею.
   - Но почему? Версия похищения не  укладывается,  конечно,  в  обычную
логику...  Но  ведь  можно  допустить,  что  тут  есть  какая-то   иная,
неизвестная нам пока логика!
   -  Допустить  можно  все,  что  угодно...  -  проворчал  Реми.  -  Но
допущениями сыт не будешь... Вы уже завтракали?
   - Нет, - усмехнулся Максим. - Составите мне компанию?
   - Что тут у вас?
   - Чай.
   - Наливайте, - махнул безнадежно рукой Реми. - Надеюсь, горячий?  Эта
дерьмовая погода...
   Он уселся, уже привычно, за маленький столик на кухне.
   - Может, куртку снимете? - улыбнулся Максим.
   - Хорошая мысль.
   Реми повесил мокрую куртку в прихожей,  расправил  ее  на  вешалке  и
вернулся к Максиму, который, не задавая лишних вопросов, сварил  сосиски
для себя и для детектива.
   - Не успеваю поесть, - оправдывался Реми. - Везде бегом, дел куча,  а
все впустую.
   - У вас все же есть какие-то идеи?
   - Никаких.
   - Слушайте, Реми, для того чтобы бегать  повсюду,  надо  знать,  куда
бегать и зачем. Вы  же  что-то  проверяете,  какие-то  вопросы  задаете,
какие-то направления прикидываете... Так поделились бы соображениями!  А
то я тоже, признаться,  начинаю  сходить  с  ума.  Будто  в  вакууме,  в
безвоздушном пространстве...
   - Я бегаю,  Максим,  в  поисках  "чего-нибудь".  Задаю  вопросы,  ищу
каких-то настораживающих совпадений, но чего я ищу - сам не знаю.
   - Что вы имеете в виду под "совпадениями"?
   -  Что-то  такое,  что  могло  бы   зацепить   внимание,   понимаете,
насторожить, натолкнуть на размышления...
   - И как?
   - Никак, я вам уже сказал. Все немножко странно, но все в меру.
   - Вы все же кого-нибудь подозреваете?
   - Всех.
   - Ну, положим, не всех: меня и Вадима  вы  исключили.  О  Соне  тоже,
кажется, речь не идет... Ведь так? Остается не так  уж  много,  Пьер  да
Ксавье.
   Почему, например, не Ксавье? Машина Арно припаркована недалеко от его
дома - раз, Ксавье вас в квартиру не пустил - два. Что он в ней скрывал?
   - Всего-навсего Мадлен. Не хотел при Мадлен вести этот  разговор.  Он
знает, что его дочь к Арно привязана... Прибавьте к этому его нелюбезный
характер. И потом, в его квартире такой бардак, что я бы  на  его  месте
туда тоже никого не пустил.
   - Стало быть, вы там были.
   - Где?
   - Не хитрите. В квартире Ксавье.
   - С чего это вы взяли?
   - Откуда вы знаете про бардак?
   - Мадлен говорила, - небрежно пожал плечами Реми.
   - О,  господин  детектив,  вы  перед  кем  пытаетесь  роль  простачка
сыграть?
   Перед режиссером!  Напрасный  труд.  Вы  этот  бардак  видели  своими
глазами.
   - Ладно, сдаюсь. Видел.
   - Что, удалось Ксавье уломать? Куда  там...  У  меня  в  запасе  есть
другие средства для подобных случаев.
   - И могу я полюбопытствовать, какие?
   - Не можете. Профессиональная тайна.
   - Ха-ха! Тайна! Отмычка небось?
   - Я сказал, тайна! - шутливо насупился Реми.
   -  Хорошо-хорошо,  пусть   будет   тайна.   И   в   квартире   ничего
подозрительного не нашлось?
   - То-то и оно, что нет.  Вернее,  я  нашел  кое-что  настораживающее:
альбом со старыми фотографиями, на которых вырезано лицо Арно.  То  есть
это я так думаю, что там был Арно,  теперь  уже  ничего  не  определишь,
вырезано напрочь, зло. Но никаких признаков, что Арно был в квартире,  и
никаких признаков, что там могло быть совершено убийство...
   - Это еще ничего не доказывает, -  возразил  Максим.  -  Следы  могут
находиться в другом месте, в машине Ксавье, например.
   - Нету.
   - Ага, тоже осмотрели? Реми кивнул.
   - Значит, Ксавье отпадает?
   - Вовсе  нет.  Пока  он  идеальная  кандидатура.  Зависть,  ревность,
желание мести, реальные признаки ненависти  -  об  этом  свидетельствуют
вырезанные фотографии; угрозы расправиться  с  Арно  -  есть  свидетели;
прибавьте розыгрыши по телефону  -  актерская  идея!  Возможно,  что  он
просто-напросто хитрее, чем мы предположили...
   - Ну а Пьер?
   - Он свою жену слишком любит...
   - Вы находите?..
   - А вы - нет?
   - Я...
   - Не заметили?
   - Разумеется, заметил, - поспешно и сухо ответил Максим. - Так что вы
хотели сказать?
   - Жену, говорю, слишком любит, чтобы причинить ей такую боль. Как  бы
он ни хотел украсить этим столиком свою коллекцию, жена ему дороже. Она,
если хотите, самая драгоценная штучка в его коллекции.
   - Интересное определение.
   - Не согласны?
   - Отчего же... Метко сказано. Так кто же тогда?
   - Возможно, что кто-то другой, третий. Я ничего не утверждаю, но... Я
хочу еще раз повнимательнее осмотреть ваш столик. Я, собственно, поэтому
и приехал. Можно?
   - Ради бога. Но почему?
   - У меня не выходит из головы та попытка кражи.  Видите  ли,  Максим,
получается весьма странная вещь:  столик  пытались  украсть,  тогда  как
никакого практического интереса красть столик ни у кого  не  было  и  не
могло быть. По одной простой причине: вор не  смог  бы  ни  продать,  ни
просто поставить  у  себя  дома  этот  столик.  Во  всяком  случае,  так
утверждают компетентные люди. Вот я и думаю: зачем его пытались украсть?
Или, точнее, нет ли чего в самом столике?..
   - Тайник с сокровищами? - с сомнением спросил Максим.
   - Почему бы и нет?  -  таинственно  проговорил  Реми.  -  Почему  бы,
собственно, и не сокровища?
   - Ну-ну.
   Допив чай, они  направились  к  столику.  Реми  достал  лупу  и  стал
разглядывать его гладкую поверхность сантиметр за сантиметром, время  от
время постукивая и нажимая на разные места. Максим открывал  и  закрывал
маленькие мелкие ящички, всматриваясь в щели и ощупывая донышки.
   Звонок телефона отвлек его.
   - Алло?
   Молчание, бездонное молчание и короткие гудки  отбоя.  Максим  бросил
трубку.
   - Вуаля, - сказал он, - опять кто-то с проверкой.
   - Я нашел, - сказал, покряхтывая, Реми, выбравшись из-под стола.
   - Сокровища?
   -  Нет,  пластинку.  Снизу   есть   деревянная   пластинка,   которая
нажимается.
   Максим полез под стол смотреть.
   - Действительно... И что? Я нажал, что-нибудь произошло?
   - Нет.
   Реми снова залез под стол, и  они,  голова  к  голове,  разглядывали,
нажимали и отпускали пластинку, которая, как на  пружинке,  одним  краем
входила в глубину столика.
   - Ну-ка подержите пластинку нажатой, -  сказал  Реми.  -  Там  что-то
есть.
   Максим нажал, и Реми запустил в щель пальцы.
   - Там рычажок, - сообщил он. Максим запустил свои пальцы.
   - Точно. Надо его, наверное, повернуть?
   - Ну так поверните!
   - Не так-то просто... У меня  пальцы  не  двигаются,  слишком  тесное
пространство... - пыхтел он. - Вот наконец! Повернул.
   Они разглядывали нижнюю поверхность столика в ожидании эффекта.
   - Ну и что? - сказал Максим. - Ничего не происходит.
   -  Вылезаем,  -  скомандовал  Реми.  Они  выбрались  и  стали   снова
оглядывать верхнюю поверхность,  снова  открывать  и  закрывать  ящички,
снова разглядывать поверхность столика в лупу.
   Наконец Реми распрямился,  потер  поясницу  и  направился  к  дивану.
Максим последовал за ним. Они сидели  некоторое  время  молча,  созерцая
столик.
   - Кофе хотите? - предложил  Максим.  Реми  не  ответил  и  кинулся  к
столику.
   Он ухватился за планку, разделяющую ящички,  поводил  по  ее  контуру
тонкой отверткой и, после некоторого сопротивления, откинул ее. Под  ней
обнаружилась узкая и глубокая щель, напоминающая жерло почтового  ящика.
Реми победно смотрел на Максима,  держа  отвертку  в  руках,  как  кубок
чемпиона. Максим приблизился, не веря своим глазам.
   - И вправду тайник...
   Они  наклонились,  впившись  глазами  в  узкое  темное  пространство,
охраняемое четырьмя маленькими металлическими штырьками, которые  обычно
удерживали планку на месте. Ничего не было видно. Реми просунул пальцы и
пошарил ими.
   -  Я  бы  сказал,  что  этот  тайник  был  сделан  не  для   хранения
драгоценностей, а скорее для бумаг... Писем тайных там или  дневников...
Ничего, пусто. Поцарапался, черт.
   Он лизнул царапину, оставленную зубком  штырька.  Принюхался,  лизнул
еще раз и смешно почавкал, будто что-то пробуя на вкус.
   - Если вы вампир, то весьма оригинальный,  который  пьет  собственную
кровь, - заметил, усмехаясь, Максим. - Обычно пьют чужую.
   - Да нет, - сказал, причмокивая, Реми. - Маслом пахнет, машинным.
   Максим в свою  очередь  осторожно  запустил  свою  ладонь,  насколько
позволяло отверстие.
   - Ничего, - подтвердил он.
   Реми достал фонарик и высветил тайник до самого дна.
   - Ничего, - переглянулись они. Вернувшись  к  диванам,  они  уселись,
укоризненно поглядывая на столик, обманувший их ожидания.
   - Тайник, - произнес Реми. - Надо  же,  как  в  романах.  Жалко,  что
пустой... Интересно, были здесь какие-то ценности или нет?
   - Должны были быть! Странно, что я об этом сам не подумал  раньше,  -
это ведь совершенно естественно: уезжая в  эмиграцию,  люди  забирают  с
собой самое ценное, и скорее всего драгоценности...  И  в  той  ситуации
было вполне логично позаботиться  о  том,  чтобы  эти  ценности  получше
спрятать...
   - У меня есть возражение,  -  сказал  Реми.  -  Все  нормальные  люди
перевозят ценные вещи в ручной клади. Если таковые вообще были  у  ваших
дедушки с бабушкой...
   - Тоже верно. К тому же, похоже, что дядя был человеком,  у  которого
секреты не держались. Если бы здесь оказались драгоценности, вряд ли  он
скрыл от всех такое событие. Хотя он мог не найти этот тайник...
   - Он его нашел.
   - Откуда вы знаете?
   - Масло.
   - Масло?..
   - Машинное.
   - У вас на пальце?
   - Может, и у вас тоже.
   Максим старательно обнюхал свои пальцы.
   - Да. У меня тоже. Значит...
   - Значит, рычажок был смазан относительно недавно. Во всяком  случае,
не семьдесят с лишним лет назад.
   - Только толку от этого мало. Тайник-то пуст.
   - И вообще мне кажется, что тайники в столиках и прочих видах  мебели
той эпохи - отнюдь не редкость. Это совсем  не  означает,  что  все  они
набиты драгоценностями...
   - Час от часу не легче, - сказал Максим. - Мы опять не знаем, что  мы
ищем. Они помолчали.
   - Кофе хотите? - снова спросил Максим.
   - Кофе? Превосходная мысль. Хотите, я сварю?
   - Что теперь делать будем? - спросил Максим, следуя за Реми на кухню.
   - Если бы я знал... - орудовал кофеваркой Реми. - Допустим, я ошибся,
в столике ничего нет дополнительно интересного и вор охотился именно  за
ним самим. Но  у  нас  еще  есть  ваша  ночная  гостья.  Она-то  за  чем
приходила? В этой квартире  должно  быть  что-то  ценное,  если  это  не
драгоценности в прямом смысле слова. И я должен это "что-то" найти. Буду
снова осматривать все углы.
   - Может, тут еще один тайник есть? Вдруг дядя нашел  драгоценности  и
решил их перепрятать? В бачке туалета, например,  -  сказал  полушутливо
Максим.
   Реми глянул на него серьезно и укоризненно.
   - Я туда уже заглядывал, еще в первый раз, на всякий случай. Если  бы
месье Дор и нашел драгоценности, то лучшего тайника, чем столик,  нельзя
даже придумать! Зачем ему перепрятывать?
   Максим достал из холодильника печенье с апельсиновым мармеладом.
   - Вы зачем его в холодильнике держите? - поинтересовался Реми.
   - Чтобы шоколад хрустел.
   - А-а-а... - сказал уважительно Реми. -  Мне  такое  и  в  голову  не
приходило. Вы гурман.
   Покончив  с  кофе,  Реми  встал  посреди  гостиной,  осматриваясь  по
сторонам.
   - Вам помочь? - спросил Максим.
   - Попытайтесь. Но я, как и в прошлый раз, не смогу вам  сказать,  что
искать. Хотя разница, пожалуй, все же есть: в  прошлый  раз  мы  с  вами
искали какое-то указание, намек на то, куда  мог  подеваться  ваш  дядя:
пометку о назначенном свидании, о делах с кем-то... А в этот  раз  мы  с
вами ищем что-нибудь ценное. Может быть,  и  не  в  общепринятом  смысле
слова, а только для  кого-то,  для  одного  человека:  письмо,  кассета,
книга, фотографии... Не исключено, что это завещание.
   - Завещание?
   - Угу.
   - Так оно, наверное, у нотариуса хранится, разве нет?
   - Может быть. Пока у нас нет факта смерти, мы ничего не можем  узнать
на этот счет. Но - такое бывает -  завещание  могло  быть  составлено  и
дома. И это может кого-то сильно интересовать.
   - Меня, например. Оставил  ли  мне  дядя  столик,  -  ехидно  заметил
Максим.
   - Например, - согласно  кивнул  Реми,  не  обращая  внимания  на  его
ехидство. - Или Соню. Или Пьера. Чтобы узнать, что в завещании, а  может
быть, и уничтожить его, в зависимости от  содержания...  Впрочем,  я  не
говорил, что мы ищем завещание. Я не знаю, Максим, что мы  ищем.  Будете
соображать сами. Надо, например, перетряхнуть все книги,  нет  ли  между
страницами чего. Начните пока с этого. А я просмотрю кассеты.
   Максим окинул взглядом стеллажи с книгами и  пожалел,  что  предложил
столь опрометчиво  свою  помощь.  Но  отказываться  было  поздно,  и  он
безрадостно принялся за работу.
   На исходе третьего часа Максим взбунтовался.
   - Все, - сказал он раздраженно,  -  больше  я  не  в  состоянии  этим
заниматься.
   Возле его ног лежали стопки книг. Пахло пылью.  Максим  направился  к
дивану  и  уселся,  закинув  ногу  на  ногу.  Реми,  отложив   очередную
видеокассету, которую он собирался вставить в видеомагнитофон, посмотрел
на него несколько смущенно.
   - Я понимаю... Если вас это не очень побеспокоит, может,  я  приглашу
Жака, моего помощника, сюда?
   - Пожалуйста. - Максим устало кивнул. У него было ощущение,  что  его
ноздри, его глаза, его мозги - и те были набиты пылью. - Приглашайте.  Я
в библиотеку пойду, с утра собираюсь.
   Реми направился к телефону. Максим поднялся с дивана и потянулся.
   Поглядел на окно, забрызганное дождем, на низкие  грязно-серые  тучи,
бестолково мотавшиеся по бесцветному небу... Честно говоря, выходить  не
хотелось.
   - Вы мне не сказали, кстати, - окликнул он Реми, когда  тот  закончил
разговор, - как у вас утром просмотр с Вадимом прошел? Вы  ведь  сегодня
должны были пленки с последней сценой смотреть, не так ли?
   - Да, - ответил Реми. - Должны были. И посмотрели.
   - И что?
   - И ничего. Месье Дор, судя по всему,  на  работе  работает.  Никаких
эмоций, кроме тех, которые ему положены  по  роли,  никаких  посторонних
оттенков чувств или мыслей...
   - Слушайте, Реми, а у меня ведь видеозапись есть! Я  снимал  дядю,  и
Вадима, и вообще всех понемножку...
   - Давайте посмотрим, - кивнул без особого энтузиазма Реми.  -  Только
сможем ли мы камеру  к  телевизору  подключить?  Для  этого  специальный
соединительный шнур нужен. У вас есть?
   - Нет.
   - Может, у месье Дора найдется?
   - Вряд ли, у него ведь нет камеры. С чего бы  ему  иметь  специальный
шнур?
   - Верно. У Вадима?
   Максим набрал его номер. Выслушав, Вадим предложил ехать на студию  и
просмотреть видеозапись на большом экране. Окинув  взглядом  разложенные
повсюду стопки кассет и книг, Реми вздохнул и согласился.
   - Ключ для Жака оставим мадам Вансан. Надеюсь, если он  и  не  найдет
ничего интересного, то хотя бы тут приберет слегка... Пока  не  говорите
никому о тайнике в столике. Надо будет еще посоображать на этот счет.
   Они заперли квартиру и вышли в раннюю октябрьскую темноту. Лил дождь,
и на душе было мерзко. Впервые  за  все  это  время  на  негр  нахлынуло
внятное чувство утраты, в которую он до сих пор не верил. Или - не хотел
верить? Смерть так не шла Арно, эта роль была явно не для его  актерской
фактуры - яркой, сочной и жизнерадостной...
   Впрочем,  тот  режиссер,  что  ставит  жизнь  и   смерть   на   сцене
человеческой  судьбы,  вряд   ли   в   раздаче   ролей   руководствуется
эстетическими соображениями.
   Они сидели втроем в маленьком просмотровом видеозале, и вспышки света
на экране озаряли три сосредоточенных лица. Реми переспрашивал время  от
времени, кто что сказал - микрофон видеокамеры не очень хорошо улавливал
звук на  большом  расстоянии.  Прошли  сцены  репетиции;  мелькали  лица
съемочной группы,  гримерша  кокетливо  улыбнулась  в  камеру,  возникал
Вадим, отдающий распоряжения; пошла наконец основная сцена  с  Арно.  На
некоторое время немногочисленные зрители этого маленького зала забыли  о
цеди своего просмотра, захваченные игрой Арно Дора.
   - Великолепно. Превосходно сыграно. А, что скажешь, Максим?  -  Вадим
повернулся к нему с оживлением, но,  увидев  выражение  Максимова  лица,
словно вспомнил, зачем он здесь, и помрачнел: "Что я буду  делать,  если
Арно не отыщем?
   Где я теперь такого актера найду?.." - тихо запричитал  он  себе  под
нос.
   Максим молча перевел взгляд на экран,  на  котором  дядя,  помахав  в
камеру Максиму, уже огибал угол дома и потом снова высунулся из-за угла,
изобразив, что его тошнит. Реми внимательно вглядывался в  экран.  Затем
изображение заслонили чьи-то ноги. "Это  я  камеру  на  землю  поставил,
когда писать ходил", - объяснил Максим. Ноги  ушли;  открылась  сцена  с
лежащей на земле девочкой, которая удачно попала прямо  в  центр  кадра.
Вадим заинтересовался неожиданным ракурсом с Максимовой камеры и,  снова
увлекшись, стал комментировать сцену с точки зрения актерской задачи.
   Максим  не  слушал.  Ему  был   хорошо   знаком   этот   режиссерский
эгоизм-энтузиазм, и он вовсе не осуждал Вадима,  но  сейчас  сердце  его
болезненно сжалось. Он ни разу не просматривал свою кассету и даже забыл
о ней, и теперь он видел лицо дяди, живого  и  реального,  и  молил  его
молча: ну объявись, ну возникни  откуда-нибудь,  нарушь  эту  молчаливую
пустоту длиной почти в неделю,  скажи,  что  разыграл,  что  запил,  что
свалял Дурака, - но только объявись!.. И ему показалось, что он  вот-вот
заплачет, и это будет неприлично - плакать, ему,  мужчине  и  известному
режиссеру; и еще он подумал, что успел привязаться к своему пятиюродному
Дяде больше, чем он предполагал, и теперь  для  него  в  стране  Франции
действительно образовалась пустота, в его  сознании,  по  крайней  мере;
пустота, которую никто не смог бы заполнить, даже и  Соня;  Соня  -  это
вообще не то, что может заполнить твою душу, тебя; Соня - это, наоборот,
то, что ты заполняешь... Даже не заполняешь, не так; Соня - это  то,  во
что ты падаешь.
   Пропасть, в которую ты срываешься. Срываешься и падаешь, летишь,  без
конца, без дна... Ему остро захотелось домой, в  Москву,  к  друзьям,  к
поклонникам и поклонницам,  к  привычному  стилю  и  быту,  и,  главное,
подальше от этого темного зала, от этого детектива, от Вадима, от Сони -
да