ости действий. - Знаешь, почему? Потому что я  знал,  что  ты  не
отдаешься. Ты -  продаешься!  Или,  -  Этьен  коротко  хохотнул,  -  или
насилуешься!
   И он сопроводил свои  слова  энергичным  действием  пальцев,  которые
втиснулись в нее до самого своего основания.
   Соня сделала над собой  усилие,  чтобы  подавить  волну  возбуждения,
которая, еще не утихнув от недавних видений, начала  снова  захлестывать
ее тело.
   Но Этьен почувствовал  ее.  Его  взгляд  смягчился,  его  руки  стали
нежнее. Он отпустил ее ноги и навис над ней, распростертой перед ним  на
столе.
   Он прижал свои, еще влажные от Сони, пальцы к лицу, с  шумом  вдохнув
ее запах, и со стоном облизал их.
   - Жемчужинка моя, - зашептал он, утыкаясь в ее тело лицом и  покрывая
его поцелуями, - жемчужинка моя драгоценная! Зачем ты так со мной...  Ты
же знаешь, что я люблю тебя; знаешь, что  ж  ты  меня  мучаешь...  -  Он
поднял на нее свое лицо. На глазах у него стояли слезы. - Ведь  это  для
тебя я это сделал, для тебя... Ты прости меня, ладно? Прости. Я не хотел
сделать плохо, я не хотел сделать тебе больно... Мне  эти  драгоценности
понадобились, чтобы заполучить тебя, чтобы купить тебя... Я хотел  новую
жизнь начать, с тобой...
   Соня ничего не понимала из этого бреда. Она и  не  слушала.  Зажмурив
глаза,  она  из  последних  сил  сопротивлялась  неуместным,   безумным,
животным волнам страсти, смешанной с отвращением и  ненавистью  к  этому
юнцу.
   - Мое сокровище... - он слизывал с ее тела  свои  слезы,  возбужденно
подрагивая, целовал и гладил ее, ощущая  содрогания  Сониного  тела  под
своими руками. - Если бы ты сразу мне дала понять... Если бы ты  сделала
знак... Ничего бы этого не было... Мы бы с тобой нашли другой  способ...
Другое решение... Я бы для тебя все сделал, все,  я  бы  тебя  на  руках
носил, девочка моя...
   Соне казалось, что она теряет сознание. Ее мысли  путались,  ее  тело
жило отдельной от нее, чуждой ей жизнью, против ее воли отвечая на ласки
насильника.
   Этьен дрожал от слез и  от  возбуждения.  Он  навис  над  ней,  глядя
мокрыми, черными, преданными и безумными глазами ей в лицо.
   - Прости меня, прости, - прошептал он и сорвал пластырь с ее губ, тут
же впившись в них своими.  Соня  почувствовала  вкус  крови  во  рту  от
содранной с пластырем кожи. Она застонала.
   Этьен понял этот стон по-своему. Он оторвался от ее рта, его руки  на
мгновение остановились, затем покинули ее  тело,  и  она  услышала  звук
расстегиваемой "молнии". Соня приподняла голову.
   Нет, звук ее не  обманул:  Этьен  расстегивал  джинсы.  Соня  уронила
голову на дощатый стол.
   - Не надо, Этьен, - хрипло сказала она, удивляясь звуку  собственного
голоса, столь давно ею не слышанного.  -  Одумайся!  Ты  потом  об  этом
пожалеешь.
   Тебе будет стыдно смотреть мне в глаза.  -  Она  постаралась  придать
своему голосу строгость.
   Этьен посмотрел на нее изумленно. Распрямился. Отодвинулся на шаг.
   - Тебе в глаза? - произнес он не сразу. - Нет, Сонечка, - покачал  он
Горестно головой. - Ты ничего не поняла. Мне не будет стыдно смотреть  в
твои глаза.
   Он пошарил у себя в ширинке и снова придвинулся к Соне.
   - Потому что я убью тебя.
   ...В машине Максим слушал,  как  Реми  диктовал  полиции  направление
следования, приметы, номер машины и прочую информацию.
   - Вы как думаете... - заговорил он, когда Реми выключил телефон. - Он
опасен? Для Сони, я имею в виду...
   Детектив прибавил скорость.
   - Боюсь, что да. - Реми повернул руль машины так, что  Максим  решил,
что сейчас уж они точно перевернутся. Он умолк, придерживаясь  за  ручку
дверцы.
   Только бы успеть, только бы успеть...
   За  окном  мелькали  силуэты  высотных  домов,  освещенных  рекламой,
дорожные указатели, фары встречных машин,  которых  оказалось  немало  в
этот поздний час на кольцевой дороге, опоясывающей Париж.
   - Я полный идиот!, - нарушил Максим тишину.
   - Удивительная наблюдательность. Должно быть, режиссерская.
   Максиму было не до шуток.
   - Я должен был сразу же догадаться, кому Маргерит давала свою  старую
машину! Я же заметил, что она неравнодушна к этому негодяю!
   Реми покосился на него.
   - Да уж чего там... Я тоже хорош. Все выстроил, все сходилось в одном
действующем лице! Я много раз думал, что не только голоса  по  телефону,
не только "женщина", которая приходила ночью и была за рулем машины,  но
и "араб", пытавшийся выкрасть столик, - все это  переодевания,  все  это
актерство одного и того же человека.  Это  преступление  актера,  я  это
чувствовал, и я его искал... И нашел-таки актера! Хоть и студента  -  но
какой многообещающий талант! Он превосходно сыграл эти  роли...  Но  еще
лучше он сыграл роль  застенчивого  и  прилежного  юноши  с  прекрасными
манерами...  Задумчивого  любителя  книжек...  Как  теперь  все  кажется
просто! Кто, как не Этьен, мог взять просмотреть брошенную где-нибудь на
диване книгу, которую Арно принес с собой к Соне! Наткнулся на это место
о драгоценностях, спрятал книжечку подальше...
   И юное мечтательное дарование выносило в недрах  своего  воспаленного
воображения криминальную пьесу, распределило в ней роли, воплотило ее...
И как!
   Какие мизансцены, какая изощренная фантазия, браво...
   - Надеюсь, что мы успеем к развязке,  -  мрачно  откликнулся  Максим,
глянув на спидометр. Они ехали под двести при разрешенных ста  тридцати,
но ему  казалось,  что  дорога  заняла  невероятно  много  времени.  Еще
оставалось проехать довольно большой кусок пути.
   - Скорей, - прошептал он, - скорей! Реми кивнул.  Стрелка  спидометра
перевалила за двести.
   ...Только сейчас Соня поняла все, только сейчас! Она поняла и где она
находилась, она поняла и кто перед ней находился. Господи, как  же  так,
как же она не догадалась сразу, это же было так ясно! И  вот  теперь  ее
собирается изнасиловать и убить убийца ее отца в том же самом месте, где
он убил ее отца!
   Эта мысль  была  так  невыносима,  что  Соня  непроизвольно  замотала
головой.
   И поймала на себе внимательный взгляд убийцы.
   Нужно было срочно, срочно, срочно что-то придумать!
   - Подожди, - сказала она  по  возможности  задушевно,  с  отвращением
глядя на надвигающийся на нее тонкий  и  длинный,  с  большой  лиловатой
головкой член, торчавший из расстегнутой ширинки, как поганка. - Мне так
неудобно...
   Пока речь шла о половом акте,  лихорадочно  рассуждала  Соня.  Не  об
убийстве - пока. И поэтому пока он должен с ней посчитаться... если  она
даст ему понять, что намерена получить удовольствие вместе с ним.
   Он остановился. Смотрел вопросительно.
   - Мне руки давят в спину, - сказала она жалобно. Он колебался.
   - Мне больно... Она посмотрела на него своими медовыми глазами.
   - Я не могу тебе их развязать.
   - Свяжи спереди... Если ты боишься.
   Соня не знала, что она может выгадать таким образом,  но  по  меньшей
мере она выгадывала время.
   Этьен решился и стал развязывать ей руки. Она  торопливо  соображала,
пытаясь  сопоставить  детали,  которые  плохо  усвоил  ее  заторможенный
снотворным мозг. Снился ли ей Максим? Или действительно он  был  с  ней?
Нет, конечно, снился. Рядом на самом деле был  Этьен,  и  губы  ее  были
запечатаны не поцелуем Максима, а куском клейкой ленты...
   Так, а Пьер? Тоже сон. Пьер в тюрьме.
   Были еще звонки... Кто звонил? Кто отвечал по  телефону?  Она  помнит
звуки своего собственного голоса... Но с кем она говорила? Странно,  она
не может вспомнить... Или ей приснился этот звонок? Нет, она  слышала...
Все очень просто: Этьен.  Он  -  убийца  ее  отца...  и,  значит,  автор
розыгрышей по телефону... И это он  ответил  вместо  Сони,  подделав  ее
голос... Да уж,  действительно  "способный  мальчик",  не  зря  она  его
хвалила... Но кто же звонил?
   А кто мог звонить? Максим. Только русский мог решиться позвонить ей в
столь  поздний  час.  Так.  И  "Соня"  ответила  ему,  что  она  спит...
Следовательно, Максим за нее спокоен. Так что помощи не жди.  Хотя  нет,
был еще второй звонок.
   На него Этьен не ответил... Ну  и  что?  Для  Максима,  если  это  он
звонил, Соня просто спала.  К  тому  же  Этьен  сказал  о  снотворном...
Определенно, рассчитывать ей не на что. Кроме самой себя.
   Этьен развязал узлы и свел ее руки впереди.
   - Подожди, - нежно сказала Соня. - У меня все затекло.
   Она стала массировать свои запястья. Этьен, глядя ей  своими  черными
прелестными глазами в глаза, взял ее руки  в  свои  и  стал  бережно  их
растирать.
   "Лучше бы он сделался  массажистом,  -  подумала  Соня.  -  Массаж  -
причем,  надо  признать,  всех  видов  -  у  него  на  редкость   хорошо
получается. Впрочем, преступления тоже". Ее передернуло от этой мысли.
   Этьен заметил.
   - Больно, - объяснила она.
   Синие следы от въевшихся в  кожу  веревок  начали  краснеть  под  его
руками.
   Так что же ей делать? Бороться с ним бессмысленно, она не справится.
   Руки Этьена делали всю большую амплитуду и уже оглаживали  ее  плечи,
спускаясь к запястьям, и снова вверх, тронув грудь, и опять  вниз.  Соня
прикрыла глаза и перевела дыхание, словно ее это движение возбудило.
   - Я никогда не думала, что ты меня так любишь, - прошептала она.
   - Не правда.
   - Я никогда не могла представить, что у нас  с  тобой  могло  быть...
такое... Я ведь старше тебя!
   Он вглядывался в выражение ее лица. Она снова  глубоко  и  прерывисто
вздохнула. Этьен взял ее за плечи  и  коснулся  губ  поцелуем.  Ей  было
невыразимо противно, но умирать она не хотела, а победить  Этьена  могла
только хитростью.
   Если вообще могла...
   Соня усилием воли  расслабила  губы,  сделав  их  податливыми.  Этьен
целовал ее, прижимаясь к ней, и она поняла, что он забыл о ее так  и  не
завязанных руках. Но еще не время, спокойно, Соня, пока еще не  время...
Как он собирается ее убить? Кинжалом, которым убил ее отца? Нет,  кинжал
в полиции. Пистолет? Вряд ли...
   Обычный нож. Или - или он ее собирается задушить? Наверное. Это проще
всего для него. Тогда чем? Руками? Веревкой?
   Соня откинула голову назад.
   - Губы... - она чувственно и изящно обвела свои губы  пальцем.  -  Ты
мне кожу содрал своим пластырем, - сказала она капризно, скользя глазами
вокруг себя, пытаясь приметить что-нибудь, напоминающее орудие убийства.
Ее убийства!
   Боже, боже мой!..
   Ничего похожего на удавку или нож не попало в поле ее зрения. Ладно.
   Сейчас главное - найти верный тон. Немножко свысока, как было всегда,
но позволяя ему надеяться на другие с ней  отношения.  Может,  он  тогда
передумает?
   По крайней мере передумает ее убивать?..
   Этьен нежно облизал языком ее потрескавшиеся губы.
   - Жемчужинка моя, - снова зашептал он, - прости меня, я не хотел...
   Если бы все могло быть по-другому, если бы!
   Руки его снова забегали по его телу. Он трепетно целовал ее грудь,  и
Соня не сопротивлялась. Что он там плел насчет драгоценностей?  И  самое
главное, почему он убил папу? Зачем ему столик? Он же ничего не мог бы с
этим столиком поделать. И почему, собственно, он хочет  ее  убить?  Хотя
нет, с последним вопросом понятно: она ведь сказала,  что  почти  узнала
лицо в саду. Конечно, это был Этьен. И он испугался. И теперь он намерен
ее просто-напросто устранить, ясное дело. Недостаток  его  идеи  лишь  в
том, что ей не хочется быть устраненной.
   Причем совершенно не хочется.
   Соня снова подышала учащенно. Он, кажется, уже ничего  не  соображал,
дрожа над ней от возбуждения. У нее перед глазами  стояла  эта  поганка,
торчащая из его ширинки, - надо  об  этом  тоже  позаботиться.  Нежно  и
мимолетно мелькнуло воспоминание об обнаженном теле Максима. Это  потом,
сказала себе Соня. Потом.
   Когда и если я останусь жива.
   Она поражалась  своему  хладнокровию  и  была,  между  прочим,  собой
невероятно довольна. "Между  прочим"  -  это  между  жизнью  и  смертью,
уточнила для себя Соня.
   "Поганка"  уже  тыкалась  ей  куда-то  в  живот.  Преодолев   чувство
гадливости, Соня коснулась его члена и, прикрыв глаза, застонала - якобы
от желания.
   - Развяжи мне ноги, - прошептала она, - я же не могу так...
   Он отодвинулся и посмотрел ей в лицо. Конечно, она рисковала.  Сейчас
он вспомнит и о том, что ее руки развязаны...
   По его лицу она поняла, что именно об этом он и подумал. Соня  сидела
перед ним, опершись руками  назад,  на  стол,  на  расстеленное  одеяло,
прикрыв глаза и приоткрыв губы, готовые для поцелуя, - соображай, дрянь,
мне руки нужны свободными, а то  как  бы  я  без  них  тебе  такую  позу
приготовила? Этьен колебался.
   Она приоткрыла глаза, глянула на него  лукаво  и  вытянула  губы.  Он
медленно потянулся к ней, высовывая язык. Гадость какая... Допустим,  он
развяжет ей ноги. А потом что? Бороться с ним врукопашную - это игра  на
тридцать секунд. Он ее скрутит, свяжет,  изнасилует  и  убьет.  Было  бы
что-нибудь под рукой, чтобы его треснуть по голове... Так нету. Или  нож
- она бы, не сомневаясь ни секунды, воткнула этот  нож  в  его  красивое
смуглое тело, которое вырисовывалось из-под расстегнутой рубашки... Но -
тоже нету. А что, если сбежать? Выбраться отсюда, добежать до леса - там
можно спрятаться! Если он все-таки ей развяжет ноги...
   Оторвавшись от ее губ - Соня с трудом подавила желание стереть с  них
мокрый след, - Этьен снова отстранился  и  глянул  на  нее.  Похоже,  он
сомневался.
   Прав Максим, актриса она никудышная... Не важно самое главное - ни  в
коем случае не давать ему время на размышления!
   Соня подняла свои босые связанные ноги прямо к его лицу.
   - Развяжи, - произнесла она глубоким голосом. Он скосил  глаза  ниже,
под ее согнутые колени, туда, где темнели волосы ее лона.
   - Если это последние мгновения моей жизни, -  сказала  она  серьезно,
заметив плотоядный блеск в его глазах, - то я не хочу их портить. Я хочу
ими насладиться сполна.
   Она бы удивилась, если бы он ей поверил.
   Но он стал развязывать тугие узлы веревок.
   За направлением этой веревки Соня проследила:
   Этьен бросил ее на пол, себе под ноги. Должно быть, и первая валяется
там же.
   - Помассируй мне ноги, - попросила Соня с нежным  придыханием,  томно
прикрыв глаза, - затекли...
   Он положил ее ноги себе на плечи и стал их медленно  массировать,  то
одну, то другую, целуя их попеременно.
   "Сейчас начнется тот же самый вояж, что и с  руками,  -  все  выше  и
выше.
   Больше у меня времени нет".
   - Ай! - вскрикнула она. - Судорога!  -  Она  схватилась  за  ногу.  -
Погоди, надо встать на нее!
   Вот, она уже на ногах. На непослушных, деревянных ногах. Ничего,  она
попрыгает под предлогом судороги, разомнется немножко... Надо  незаметно
взять веревку, потом позволить ему себя обнять и - затянуть  веревку  на
его шее.
   Задушить его она вряд ли сумеет, но хотя бы придушит слегка и  успеет
выбраться отсюда, пока он  очухается.  Соня  прыгала  на  одной  ноге  и
внимательно оглядывалась. Лаз из  подвала  был  прямо  над  столом,  она
сидела к нему спиной.
   Значит, нужно забраться на стол, и с него уже...
   - Прошло? - Этьен подозрительно смотрел на нее. Что-то она  подзабыла
о том, что собиралась насладиться последними минутами своей жизни.
   - Прошло, - с упреком ответила ему Соня. - Это все из-за тебя! Как ты
мог такое сделать!
   Как бы наклониться и поднять незаметно веревку? Она пошарила  ступней
и наступила на веревку, прихватив ее пальцами ноги.
   - Смотри! - Соня, приподняв рубашку, положила другую ногу на  стол  и
указала ему на лиловые следы пут.
   Этьен мельком глянул,  не  особенно  заинтересовавшись  ее  маневром,
схватил ее на руки и посадил снова на стол. Что-то она сделала не так, и
он снова насторожился и перестал ей доверять.
   Молча и зло он опрокинул ее навзничь и, встав между ее ног, приподнял
их, разведя ей колени локтями. Веревка, зажатая в пальцах Сениной ступни
висела почти у его уха. Нельзя, чтобы он ее заметил...
   Соня протянула ему навстречу свои тонкие, холодные руки. Помедлив, он
недоверчиво склонился к ней. Она притянула  его  к  себе  на  грудь.  Он
поддался.
   Соня обхватила его в талии ногами  и  стала  гладить  его  по  спине,
задирая его рубашку, вонзая легонько ногти в его кожу. Этьен застонал от
возбуждения. Ее руки разбегались по его спине все дальше и  дальше,  все
ближе к ее ступне, лежащей на пояснице Этьена, в  пальцах  которой  была
зажата веревка. Шумно дыша, Этьен стал  ерзать  тазом  между  ее  колен,
налаживая свою поганку в нужном направлении. Напрягшись  под  ним,  Соня
рывком  достала  до  своей  ступни  и  сдернула  с  нее  веревку.  Этьен
встревоженно приподнял голову, и Соня  закончила  движение  руки,  обвив
веревку вокруг его шеи. Схватившись за концы, она начала ее  натягивать.
На лице Этьена изобразилось такое детское  удивление,  что  на  какое-то
мгновение Соне стало его жалко. Но только на мгновение. Ее  ноги  крепко
держали тело Этьена в своем кольце, в силу чего он, не имея  возможности
распрямиться, был вынужден опираться  хотя  бы  на  одну  руку,  пытаясь
другой ослабить натяжение веревки. Соня тянула концы  веревки  изо  всех
сил, раскинув кулачки в стороны на столе. Он задыхался.  Но  этого  было
недостаточно. Соне не удавалось  его  даже  просто  легонько  придушить,
чтобы он выключился ненадолго...
   Она стала наматывать веревку вокруг своих  запястий,  усиливая  таким
образом натяжение. Тогда Этьен,  почувствовав,  что  это  уже  серьезно,
уперся в ее тело головой - больно, твердо уперся, прищемив левую  грудь,
- и, опираясь на нее, высвободил себе обе руки. Теперь сила была на  его
стороне. Он по миллиметру отодвигал веревочную петлю  от  своего  горла,
ему уже удалось просунуть под  нее  пальцы,  Сонины  кулаки  побелели  и
веревка врезалась в них до крови, а  Этьен  все  оттягивал  и  оттягивал
петлю, глядя на Соню тяжелым, убийственным взглядом...
   Неожиданно Соня разомкнула ноги и ослабила натяжение  веревки.  Этьен
начал выпрямляться. И, когда он достаточно распрямился, она изо всех сил
ударила пяткой по поганке, которая странным образом до сих  пор  торчала
жизнерадостно вверх.
   Этьен взвыл и схватился за член. Воспользовавшись этим,  Соня  быстро
накинула еще одну петлю вокруг его шеи и снова  изо  всех  сил  натянула
веревку.
   Этьен схватился за петлю. Тогда она еще раз ударила его в пах.  Этьен
согнулся, но урок усвоил и теперь одной рукой прикрывал  пах,  а  другой
держался за шею. Но Соня уже  чувствовала,  что  она  победила.  Он  еле
дышал, красный, с  бессмысленными  вытаращенными  черными  глазами.  Она
дернула веревку на себя, со всей силой откидываясь назад, и Этьен  начал
заваливаться на нее. Соня быстро отодвинулась, давая ему упасть на стол.
Когда его голова глухо стукнулась о дощатую поверхность, Соня встала над
ним на колени и, завязывая веревку на его шее вместе с  его  просунутыми
под нее пальцами покрепче, материлась', глотая слезы,  всеми  известными
ей во французском языке неприличными словами.  Этьен  хрипел  на  столе.
Закончив, Соня встала над ним во весь рост.
   Она осмотрелась. На полу валялись обрывки других веревок, ее  повязка
с глаз... Она мстительно улыбнулась, спрыгнула на пол, подобрала  вторую
веревку и пихнула Этьена в бок.  Этьен  завалился  вниз,  на  пол.  Соня
склонилась над ним. Он дергался, хрипя, и  размахивал  свободной  рукой,
пытаясь ее ударить. Не обращая на  него  внимания,  Соня  туго  обмотала
веревкой поганковидный член, сделала  на  нем  крепкий  узел,  а  второй
конец, натянув, завязала у него на шее. Вот так.
   Пусть теперь дергает своей шеей! У нее тоже достаточно воображения...
   Удовлетворенно осмотрев плоды своего  труда,  она  залезла  на  стол,
сверкнув ягодицами из-под ночной  рубашки  уже  безразличному  ко  всему
Этьену, и стала выкарабкиваться из лаза.
   К сведению тех, кто считает русский мат  уникальным:  во  Французском
языке (впрочем, в англи