на месте.
     - Более или менее.
     - А то могу отдать должок. Бери мою почку - хочешь?
     - Спасибо, у меня уже есть одна, искусственная.
     - А выглядишь хорошо.
     - Как говорит моя приятельница Нелли: это уже агония.
     Оба   старались   казаться  бесшабашными,  делая  вид,  что  обрадованы
встречей.  А ведь рано или поздно придется заговорить о главном. Кто решится
первым?
     Сергей Мартынов разлил пиво, поднял стакан. Он и решился первым.
     - Ну, Аркадий Миронович, рассказывай, с чем приехал?
     - Я  за  тобой  не  шпионил,  честное  слово,  - по-мальчишески неумело
оправдывался Сычев.
     - В сувениры заходил, в книжном был, я наблюдал за тобой.
     - Но  я  же  тебя  не видел, клянусь, это простое совпадение. И вообще,
какой счет между нами, сорок лет прошло.
     - А  старый  должок  остался, - продолжал с ухмылкой Сергей Мартынов. -
За сорок лет знаешь какие проценты наросли? Ого!
     Аркадий   Сычев  постепенно  овладел  собой,  подвинулся  к  Мартынову,
доверительно положил ладонь на его руку.
     - Сергей,  клянусь  тебе,  приехал  просто так. Даже не просто так - из
дома  сбежал.  С женой поругался - и сбежал. На работе всякие сложности. Ну,
думаю,  уеду  от них. Хоть на четыре дня. Про тебя и не знал ничего - будешь
ты или нет?
     - Утешаешь  голосом?  -  но  уже  смотрел мягче и даже улыбнулся одними
губами, показав прореженные зубы.
     - Ладно. Выпьем за встречу.
     Принялись за леща.
     Нет,  не  такой  виделась  эта  встреча  Аркадию  Сычеву из его военной
юности.  Аркадий  Миронович  как  бы  выскальзывал из собственного образа, в
результате   чего   получался  перевернутый  бинокль  со  всеми  вытекающими
последствиями.
     - Знаешь  эту  притчу?  -  спросил  Сергей  Мартынов.  -  О трех этапах
развития  русской  интеллигенции  и  вечных  вопросах,  которые  она ставит.
Первый  этап  -  кто  виноват? Второй этап - что делать? Третий этап - какой
счет?
     - Уже  ноль-ноль,  -  механически  отвечал Сычев. - Что же ты не писал,
Сергей? Ведь мой адрес не переменился, во всяком случае тогда.
     - Не  помню,  наверное,  боялся,  что  ты не ответишь. Ведь я еще долго
оставался окопным романтиком.
     - А я, по-твоему, нет? - с вызовом спросил Сычев.
     - Не знаю, - просто ответил тот.
     - Ну  что  ты  от  меня  хочешь? - вскричал Сычев, распарывая молнию на
куртке, потому что ему вдруг сделалось жарко.
     - Я ничего не хочу, - кротко отвечал Мартынов. - Не я же тебя позвал.
     Но  Аркадий  Миронович уже владел собой, не привык он быть перевернутым
биноклем.
     - Я  вижу,  капитан,  за  эти  сорок лет твой характер не переменился в
лучшую сторону.
     - Повода не было, - отрезал Мартынов.

                Мы ветераны,
                Мучат нас раны. -

с чувством продекламировала Валя, подойдя к столу  и  ставя  перед  друзьями
тарелку с бутербродами.
     - Откуда вы знаете? - удивился Аркадий Миронович.
     - Познакомьтесь,  -  сказал  Сергей  Мартынов.  - Это Валя, сестра моей
жены.  Она  знает  все  и даже немного сверх этого. Незамужняя. А он от жены
сбежал, - кивок в сторону перевернутого бинокля.
     - Я  на  стих  удивился, - виновато поправился Аркадий Миронович. - Они
известны несколько в другом контексте, в качестве неудачного примера...
     - Какая  разница,  Аркаша, - и глаза его перестали быть настороженными.
- Главный смысл жизни - в леще.
     - Дамы  вас  уже  не  интересуют?  - спросила Валя, поводя плечиками. -
Почему  бы  вам  не  угостить  меня  пивом?  -  она  присела за стол и смело
посмотрела  на Сычева. - Мы вас знаем, Аркадий Миронович. Вы из этого ящика.
Голос так похож. И все остальное тоже. Пойду Клаве позвоню.
     - Ее нет дома, - отозвался Мартынов. - Сиди и внимай.
     - Но  что-то  давно  вас  не  видели,  Аркадий  Миронович.  Наверное, в
командировке были...
     Сергей Мартынов хрипло засмеялся:
     - Ты  разве  не  слышала,  Валюша,  его  задвинули на вторую программу.
Давай  выпьем,  Аркадий,  не  все  ли равно, какая программа, это все суета.
Выпьем за вечное, нетленное.
     - Старик,  ты  прав.  Ты  просто  не  представляешь,  как  ты прав, - с
чувством  говорил  Аркадий  Миронович, ибо ему предстояло понять в эту ночь,
что смирение не унижает, но очищает.
     - Вот и встретились, - сказал капитан Сергей Мартынов, комбат-один.
     Мощный   гудок  огласил  окрестности,  накрывая  прочие  звуки.  Сквозь
стеклянную  стену  было  видно,  как  сахарная  глыба величаво отваливала от
причала,  потом  вывернулась  на  чистую воду и долго продвигалась мимо окна
своей  нескончаемой  длиной, набирая ход и сверкая розовой светящейся лентой
заднего салона.
     Аркадий Сычев облегченно засмеялся:
     - Укатил. Укатил без меня.
     Сергей Мартынов провожал теплоход сосредоточенным взглядом.
     - Скажи,  Аркадий, - спросил он, и это был его главный вопрос. - Ты мог
бы сейчас человека убить?
     - Не знаю, - чистосердечно признался Сычев. - Не думал.
     - А я не смог бы, - твердо сказал Мартынов. - Рука бы не поднялась.
     - Это  абстрактный  вопрос, - с живостью отозвался Аркадий Миронович. -
Тут надо разобраться. А если он на тебя нападет? Что тогда?
     - С оружием? - Мартынов в упор смотрел на Сычева.
     - Предположим. У него автомат. И у тебя автомат.
     - Это уже война. Сейчас мирное время.
     - Ну  хорошо, у него нож. И у тебя нож. Встретились на темной дорожке -
не разойтись. - Аркадий Сычев смотрел торжествующим взглядом.
     - Все равно убивать не надо.
     - Что же делать?
     - Надо попробовать договориться.
     - Ишь,  какой  миротворец,  -  Аркадий  Сычев  засмеялся.  -  Сорок лет
договариваемся. А воз и ныне там. В сто раз наросло на том возу.
     - Мальчики,  зачем вы печетесь о том, что вам уже не придется делать? -
сказала Валя, продолжая искоса поглядывать на Сычева.
     - Но  если  меня  позовут  в  атаку,  я  пойду, - сурово заявил Аркадий
Миронович,  хмелея  от пива, и тут же вспомнил о телеграмме. Но думать о ней
было лень.
     Валентина  прошла  за  стойку  бара,  потом  скрылась за перегородкой и
загремела  там посудой. Аркадий Миронович вгрызался в леща, потому что сотни
вопросов  теснились  у  него в голове, но не было среди них одного главного,
какой был у Мартынова.
     - Жена у тебя кто? - спросил он в конце концов.
     - Клавдия Васильевна. Она у меня по домашнему делу.
     - Сколько лет живете?
     - Двадцать восемь. Детей нет.
     - И как? Мирно живете?
     - Она  у  меня  добрая,  - отвечал Сергей Мартынов. - Только сказать об
этом не может.
     - Как же ты узнал о ее доброте? - удивился Аркадий Миронович.
     - Через кожу.
     - У  меня  Вероника,  - мечтательно отозвался Аркадий Сычев. - Мы с ней
поругались.
     - Ты уже говорил. В нашем с тобой возрасте это уже неприлично.
     - Может, перейти на что-нибудь покрепче? - спросил Сычев.
     - Сейчас не купишь, поздно.
     - А  это  что?  -  Аркадий  Миронович вытащил из заднего кармана штанов
увесистую флягу.
     - Ты что? Торопишься? - обиделся Мартынов.
     Тогда Сычев решился:
     - Как  у  тебя с ногой вышло? Расскажи. Мы же тебя в медсанбат довезли,
все было на месте...
     - Это  я  могу,  -  с  готовностью  отозвался  Мартынов.  -  Это я умею
рассказывать.  Помнишь,  как  немцы  разведчиков  били?  По  ногам старались
полоснуть.  Мы  к  насыпи  прорывались,  у меня там КП был... Ты ведь тоже в
трубе сидел...
     - Нет,  -  терпеливо  вставил  Сычев.  -  Я  на твоем КП не был. Ты нас
отослал к обозу...
     - Не  перебивай,  я  сам  расскажу. Значит, это был бой за станцию Дно.
Ровно  через  полгода  после нашего с тобой случая. От насыпи до станции Дно
восемьсот  метров,  но  там  насыпь кончается, идет ровная местность. Шургин
кричит  по  телефону:  "Видишь  сараи  перед  станцией?"  -  "Вижу,  товарищ
первый".  -  "Чтоб  через  сорок  минут был там. Оттуда и доложишь, ясно?" -
"Так точно, товарищ первый, доложить из сараев о выполнении".
     А  я в трубе сидел под насыпью - идеальное укрытие. Выскочил на насыпь,
чтобы  роты  поднять,  -  и сразу попал под очередь. Как думаешь, сколько во
мне сидело?
     - Семь, - ответил наобум Сычев, потому что и вопрос был риторическим.
     - Правильно,  -  обрадовался  Мартынов.  -  Значит,  тебе  в медсанбате
сказали.  И  все  семь в одной ноге. Только про седьмую они и сами не знали,
ее  через  полгода  извлекли.  Сколько операций было - не помню. Как упал на
насыпи,  так  и  забыл про этот мир, возвращался урывками. Попал в госпиталь
сюда,  в  Белореченск,  потому  и остался тут. Все хотели спасти мне ногу. И
правда,  через  полгода  полегчало.  Вылечат,  думаю,  я еще на фронт успею,
Германию   прихвачу.   Сестричка  Настя  приехала  меня  выхаживать.  И  вот
последняя  операция,  общий  наркоз,  полное  отключение. Просыпаюсь утром в
палате.  А Настя у меня в ногах сидит, ждет, когда я очнусь. Я на нее смотрю
и  ничего  не  понимаю.  Она  же  на моей ноге сидит, как раз на линии ноги.
"Зачем  ты  на  ногу  мою  села?"  - спрашиваю. "Нет у тебя ноги, Сережа". Я
снова  отключился.  Вот  и  все.  - Он замолчал и тут же прибавил: - В самом
деле, не мешало бы что-нибудь покрепче. Что такое булькает в этой фляге?
     - "Бурбон", виски.
     Сергей Мартынов отведал и тотчас принял до дна.
     - Для русского горла терпимо.
     - Мы  станцию  только  к вечеру взяли. Когда это Дно брали, мы и ведать
не  ведали, что это звание к нам на всю жизнь прилипнет. Ну просто очередной
населенный  пункт,  который  надо  освободить,  сколько их освободили "до" и
"после".  Чем  это  Дно  знаменито?  Откуда мы знали? Там Николай II в своем
царском  вагоне подписал отречение от престола. И вагон этот самый вроде там
тогда  стоял,  не  видел  я  никакого  вагона. Я другое помню. Ведь я тебя в
медсанбат вез, Сергей Андреевич.
     - На чем же ты меня вез? - удивился Мартынов.
     Аркадий Миронович поднял стакан и с чувством прочитал:

                Нет, не по-царскому - в карете.
                Не по-пехотному - пешком.
                Мы в ЗАГС поедем на лафете,
                И миномет с собой возьмем.

     - Я же в обозе сидел, вот и повез тебя на минометной повозке.
     - Что ты в обозе делал? - с подозрением спросил Мартынов.
     - Сорок  лет прошло, спроси что-нибудь полегче. Мы теперь не вспоминаем
события,  а  реконструируем  их.  Ты  же  сам  нас учил: "Разведчика в атаку
посылать  нерентабельно. Пусть пехота идет и ложится. Один хороший разведчик
дивизии стоит". Учил?
     - Предположим, - скривился Сергей Мартынов. - Ишь ты, запомнил.
     - Ты   сначала   лежал   тихо,  потом  стал  бредить.  Наташу  какую-то
вспоминал.  А  может,  не  Наташу  -  не помню. - Аркадий Сычев посмотрел на
Мартынова.
     - Ты  ошибаешься.  Не  было  у  меня  Наташи,  -  твердо отвечал Сергей
Мартынов.  - Была Мария, она умерла. А теперь есть Клавдия Васильевна. Вот и
все,  что  у  меня  было. Ты, пожалуйста, не думай, я не сетую, - перескочил
он.  -  У  меня  все  есть:  квартира, стенка, машина - малый джентльменский
набор. Даже парадный протез имею для выходных случаев.
     Аркадию  Мироновичу  показалось,  что  он обойден. А запасной фляги под
рукой не было, запасная фляга лежала в шестнадцатом номере на втором этаже.
     - Я  не потребитель, - с обидой сказал Аркадий Сычев. - У меня тоже две
жены было. Ну и что?
     - И обе живые?
     - Слава богу.
     - Дружите  домами? Ходите в гости? Я слышал, в Москве сейчас это модно.
Институт двух жен.
     - Все выяснил? Есть еще вопросы?
     - Какой дом себе выстроил на разоблачениях империализма? Блочный?
     - Не юродствуй. У нас много врагов. В мире действуют две силы.
     - Оставь.  Я не верю в концепцию двух сил. В мире четыре миллиарда сил,
все  они  действуют.  Каждый человек это реально действующая сила. Концепция
двух  сил  упрощает действительность до однолинейного уровня. Через две силы
можно провести только одну линию...
     - Тебе хорошо философствовать. Спокойная жизнь. Воздух свежий.
     - Зато ты в центре живешь.
     - Скорее, в эпицентре.
     - Сильно встряхивает? Поменяй центр на пригород.
     - Завидую твоей ясности.
     - А я твоей зыбкости не завидую.
     - Ты неисправим.
     - А ты привыкай.
     - Да,  - Аркадий Миронович призадумался. - На фронте как-то проще было:
жизнь  -  смерть,  враг-друг.  Все  ясно. После тебя стал комбатом Цыплаков,
дошел  до  реки  Великой. Не заладилось, что ни бой, то новый комбат. Я тебе
завидую, можно сказать, Сергей. Ты исполнил свой долг до конца.
     - Ты так считаешь? - огорчился Сергей Мартынов и тоже задумался.
     В  баре  "Чайка" сделалось тихо. На реке горели бакены. Почти неощутимо
шелестела музыка. Струилась вода из-под крана.
     Сергей  Андреевич  Мартынов  печально  думал о долге своем, ибо никогда
нельзя  выполнить  долг  до  конца. Сколько бы ты ни крутился, ни прыгал, ни
растрачивал  себя,  всегда  ты  будешь  должен  своему народу, и это чувство
будет  тебя  вести,  терзать  и  спасать. Только те ребята, которые остались
там,  исполнили  свой  долг  до  конца - с них не может быть спроса. А с нас
всегда  будет  спрос  за  все,  что  совершается вокруг, и долг наш не будет
исполнен.
     Аркадий  Миронович  рассеянно  пытался  вспомнить: чего же такое они не
поделили  с  Мартыновым?  За  полгода до его ранения, он сказал. Значит, это
было   под   Старой   Руссой.   Да,  было  что-то  такое  этакое,  туманное,
расплывчатое,  плотно  затянутое  сетчаткой  лет.  Если  бы  было достаточно
времени,  можно  поднатужиться  и  вспомнить, но зачем? Разве имеет значение
то, что было сорок лет назад? Никто никого не предал.
     - Никогда  тебе  не  прощу,  -  отрубил  Мартынов.  -  Зачем ты меня из
нейтралки вытащил?
     - Я?  Тебя?  -  удивился  Аркадий Сычев. - По-моему, это ты меня тащил.
Спасибо тебе за это от лица службы и от меня лично.
     - А ты меня спросил, хочу ли я, чтобы ты меня вытаскивал?
     - Прости,  не  спросил.  Я  тебя спрашивал, но ты мне не ответил. Ты же
был без сознания. И это ты меня тащил через долину Смерти.
     - Интересно, как это я тебя тащил, если я был без сознания? Во дает.
     - Давай  пригубим.  Выпьем за наше святое недовольство собой. Пусть оно
и дальше движет нами.
     Аркадий  Миронович прислушался. За перегородкой уже не плескалась вода,
там  журчал ручеек живого голоса, вытекающий из цикла: никто не забыт, ничто
не забыто.
     - Говорила  тебе,  приходи, посмотрела бы на живого Аркадия Мироновича.
Сошлись мои фронтовички - и давай цапаться, еле их утихомирила.
     - С кем она? - спросил Сычев. - С Клавдией?
     - С  подругой.  По  телефону,  - спокойно отозвался Мартынов. - Создает
канонический  вариант  нашего  прошлого.  Теперь  они лучше нас знают, что с
нами было.
     Ручеек  журчал,  не  ослабевая,  от  этого  журчания рождались истома и
расслабленность, так бы век сидел и слушал.
     Валентина вела прямой репортаж из полутемного бара.
     - Он  же  его спас, я тебе говорила, да не просто так, а по-настоящему,
как  в  кино,  они  ходили  за языком, их двое, а немцев пятеро. Аркадий дал
одному  в зубы и убежал, ты бы его сразу узнала, точно такой, как на экране,
когда  он мир обозревает. А моего-то уже к дереву привязали, сейчас стрелять
будут.  Он друга клянет - как же? Ведь убежал. Тут Аркадий появляется, да не
просто  так,  а  в  форме  обер-лейтенанта.  А сам-то рядовой. "Хальт! Этого
русского  я  забираю  с  собой".  Но  те  не  дураки - не поверили. Тогда он
очередь  по  немцам, всех уложил, но при этом, кажется, слегка задел Сергея,
к  дереву  привязанного.  И  они  ушли,  да еще языка с собой прихватили. Им
обоим  за  это  по  ордену.  Прошло сорок лет. И возник вопрос вопросов: кто
кого  спасал?  И  оба указывают совсем наоборот: "Нет, это не я тебя спасал,
это  ты  меня  спас".  Никак  не  могут разобраться. Говорила тебе, приходи,
такого по телевизору не увидишь. Сначала цапались, теперь плачут.
     - Даю  настройку:  раз,  два,  три,  четыре,  пять, - Аркадий Миронович
ловко  подкрался к телефонному аппарату и завладел теплой трубкой. - С кем я
говорю?  Ах,  это  Тамара Петровна, моя хозяйка? Очень приятно. Чуть было не
укатил  от  вас,  но  вернусь,  потому  как соскучился. - Переменил голос. -
Продолжаем  прямой  репортаж.  Наш  микрофон  установлен  в  знаменитом баре
"Чайка".  Ярко  освещенный зал, сегодня здесь оживленно и празднично. Играет
музыка.   Плавно  кружатся  пары.  В  этой  уютной  обстановке  так  приятно
вспоминать  о грозной военной године. Да, он спас своего боевого друга - или
его  спасли, не в том суть. Потому что подлинный героизм является анонимным.
Итак,  их  было  двое:  спасающий  и  спасенный.  Когда они вернулись в свою
часть,  спасенный  говорит:  "Ты  мне  жизнь спас, знай, за мной должок. И я
должен  тебе  то,  что ты мне дал. Я должен тебе свою жизнь. Баш на баш. И я
обязуюсь  отдать  тебе  свою  жизнь  по первому твоему предъявлению. Понял?"
Спасающий  отвечает:  "Что  ты  городишь? Я не для того тебя спасал". - "Нет
уж,  уволь.  Я  в  долгу  быть  не люблю. Хочешь не хочешь, а моя жизнь - за
мной.  Приходи в любое время - и ты ее получишь". И вот прошло сорок лет. За
это  время  набежали проценты - почти триста процентов. Уже не одна жизнь, а
целых  три.  И  все  эти  сорок  лет они ни разу не виделись. И надо же было
случиться:  спасающий  попал  в  трудную  ситуацию, очень трудную - в случае
необходимости  мы  уточним детали. Ситуация оказалась такой трудной, что ему
потребовалась  жизнь  другого человека. Тогда он вспомнил о том, который был
спасен  им  на  войне.  Он нашел его и предъявил старый иск: "Отдай мне свою
жизнь!  Ты  обещал". Но я же говорил: набежали проценты. Спасенный теперь не
один,  у  него жена, дети, внуки. Это уже не одна жизнь. Но не буду забегать
вперед.  Я  рассказываю  вам  содержание нового захватывающего фильма "Жизнь
взаймы". Вы меня слышите, Тамара Петровна?
     - Как  интересно,  -  отвечала  трубка.  -  Я  что-то  не  помню такого
названия. Когда он шел на всесоюзном экране?
     - Вы  правы.  Это  был  не  фильм,  пока это всего-навсего сценарий, по
которому  ничего  не  было  поставлено,  так  как вполне возможно, что и сам
сценарий  еще не написан. Ведь мы живем в эпоху удивительных свершений. Наши
свершения  много  удивительнее  замыслов,  но это еще не предел. В следующем
репортаже  мы  расскажем  вам  о  том,  как  закончилась  волнующая  встреча
спасенного и спасающего.
     - И  это  называется  творческий  работник?  -  у  стойки  стоял Сергей
Мартынов.  -  За  что  вам только деньги платят. Еще слово - и телефон будет
выключен.
     - Слушай,  Сергей,  - всколыхнулся Сычев, передавая трубку Валентине. -
А ты-то сам кем работаешь? Не телефонным мастером? Или кем?
     - Не кем, а как.
     - Прекрасно. Как же ты работаешь?
     - Под псевдонимом.
     - Ага, понимаю, твой псевдоним: Сергей Спасатель.
     - Я всегда говорил: мы с тобой коллеги. Поехали. Следуй за мной.
     За   углом   стоял  автомобиль  на  четырех  колесах,  так  сказать,  в
инвалидном исполнении. Разместились, стуча деревяшкой.
     Городок  был  притушен. Машина резво побежала по улочкам, перекатываясь
с холма на холм.
     Развернулись.  Аркадий  Сычев  узнал  привокзальную  площадь.  Мартынов
подвел его к зданию вокзала с боковой стороны.
     - Здесь  был  утром митинг, вас встречали. А я стоял у окна, вон там, -
он  указал на темное пятно окна на втором этаже. - И все видел. Я тебя сразу
разглядел. И полковника узнал. И Пашку Юмашева.
     - Почему же ты не спустился к нам, вот чудило.
     - Я  тебя  сначала  спрошу: почему ты, Аркаша Сыч, стоял в стороне и не
лез  под  поцелуй?  Так  и  я. Не желаю принародно шмыгать носом. Не каждому
дано  довольствоваться  поверхностной  радостью.  И  вообще:  чего