ерез которую втягивался
дым).
     -- Сапог, щипцы тащи сюда.
     Сапог сбегал и  принес щипцы, которыми я вытаскивал  из Качка "рубашку"
от пули. Я взял щипцы, зажал в них крышку от часов и сказал Уралу:
     -- Давай, сыпь дозу.
     Урал насыпал небольшую горку героина на крышку.
     -- Туркмен, давай поджигай.
     Туркмен взял у Хасана из кармана зажигалку, поджег, и направил пламя на
дно  крышки от часов. Урал закинул  под язык пятак, потом взял в зубы трубку
от ручки и приготовился ловить дым от сгорающего героина.
     -- Ну смотри, Урал, не промажь, -- сказал я ему.
     Через  несколько секунд  появился дымок,  Урал втянул его через трубку,
после чего  посидел некоторое время, потряс головой и передал трубку и пятак
Туркмену.
     --  Татарин уже  приплыл, -- сказал Туркмен,  беря у  него  причандалы.
После  чего  Туркмен  провел такую же процедуру, потом ее  проделал  я, кайф
сначала волной прошел по всему телу, потом навалилась приятная расслабуха.
     Я,  летая  в  нирване, вдруг почувствовал,  что  кто-то  трясет меня за
плечо.  Повернувшись,  я  увидел Хасана, который  вопросительно-обдолбленным
взглядом смотрел на меня. Я, преодолевая бешенный кумар, выдавил вопрос:
     -- Хасан, что тебе надо?
     -- Юра, про меня забыли что ли?
     -- Урал, дозу! -- обратился я к Уралу, и протянул ему крышку от часов и
пакет с героином.
     -- Айн момент, -- прошипел Урал и, взяв пакет, насыпал дозу в крышку.
     Я чиркнул зажигалкой, и поднес пламя к дну крышки.
     Пока Хасан взял трубку и прицелился, героин сгорел и дымок улетучился.
     --  Хасан, тебе  надо дым  взять, положить  в ложку, и засунуть в  рот?
Хочешь хапнуть -- сам делай, -- сказал я, и бросил щипцы с крышкой на землю.
     -- Юра, ты меня глухо обломал, -- выдавил Хасан.
     -- Хреново, когда тебя обламывают? -- спросил я к Хасана.
     -- Да, Юра, хреново, -- ответил Хасан.
     -- Раз знаешь, тогда не обламывай меня. Если хочешь, то припаши Сапога,
пусть он на тебе тренируется.
     -- Ну ладно, хрен с ним, потом хапну.
     Вокруг   раздавалась   беспорядочная   стрельба,   пунктиры  трассеров,
пересекая  друг друга, летели в сторону кишлака, сигнальные  ракеты  одна за
другой вспыхивали  в воздухе, освещая территорию. И по раскумарке весь  этот
фейерверк напоминал дискотеку, только вместо музыки была пальба и трескотня.
     Появился Сапог с тушенкой, брагой и кружками, он открыл банки и  разлил
по кружкам брагу.
     Мы  сначала  накинулись  на еду,  нас начал пробирать голодняк. Немного
подкрепившись, мы  начали потихоньку, небольшими глотками пить брагу, утоляя
навернувшийся сушняк.  Брага была в самый раз, в меру  крепкая, до  конца не
доигравшая, и была похожа на шипучку.
     Вдруг по броне зазвенели пули, мы пригнулись и обалдели.  Что  за хрень
такая, откуда?
     -- С кишлака, что ли, долбят? -- спросил Туркмен.
     --  Да хрен  его  знает. Наверно.  А  может наши дураки  запарились? --
удивленным голосом ответил я.
     -- В кишлаке ДШК работает, пули об лобовую броню  рикошетят,  -- сказал
Туркмен.
     Нас начали пробирать шуги, такое по раскумарке часто случается.
     -- Сапог, неси сюда автоматы! -- крикнул Хасан.
     -- И мой гранатомет, -- добавил Урал.
     -- И ящик с гранатами, -- крикнул я.
     -- А гранаты нафига? -- спросил Хасан.
     -- Да пусть будут, так спокойней.
     Сапог  притащил охапку автоматов и гранатомет, положив все это рядом  с
нами, он снова убежал, и через время появился с ящиком гранат.
     -- А  где гранаты от  гранатомета?  Тормоз!  Чем я буду стрелять?  Черт
возьми! -- кричал Урал, тряся трубой перед мордой Сапога.
     --  Татарин,  да пошел ты со  своим гранатометом. Сапог, давай открывай
запалы быстрей и вкручивай их в гранаты. Быстро! -- крикнул я.
     Сапог схватил банку с запалами и начал открывать.
     --  А вдруг они взорвутся. Целый ящик, прикиньте  только. Нас  вместе с
БТРом  разнесет,  --  испуганно  произнес  Урал,  отодвигаясь  от   ящика  с
гранатами.
     -- Сапог, неси отсюда ящик нахер! -- опять крикнул я.
     Сапог, весь в непонятках, схватил ящик и убежал опять в БТР.
     --  Стоп! Стоп --  мужики,  --  заорал  Туркмен, -- мы все  на изменах,
хватит париться, давайте  спокойно сидеть и пить  брагу, а то  эти гонки  до
утра не закончатся.
     Мы все притихли и уставились на Туркмена.
     -- Ну че вы на меня пялитесь? Включитесь лучше. Какие к черту духи? Они
в кишлаке за пару километров от нас, а везде вокруг наши, вон танк,  вот БТР
Грека. Сапог, наливай брагу, и не слушай этих дураков,  а делать будешь, что
я скажу. Понял? -- Туркмен посмотрел в упор на Сапога.
     Сапог закивал головой.
     -- И вы все тоже будете делать, что я скажу. Устроили  здесь заморочки.
В полку будете гусей  гонять. Сейчас пьем брагу, и спать, утром на проческу.
Забыли уже? Я буду первым за наблюдающего, а вы за это время разтормозитесь,
-- Туркмен взял налитую кружку.
     -- Ну, все, пьем -- и через час отдыхать.
     Мы  молча  взяли  кружки  и  выпили.  До  нас  стало доходить,  что  мы
запарились немного, один Туркмен контролировал себя, и никто не  осмелился с
ним спорить.
     Раздалось несколько залпов, это танкисты из  пушек долбили  по кишлаку,
наверное, духи обстреляли танковые блоки.
     -- Может и нам пострелять по кишлаку, -- предложил Урал.
     -- Да там и без нас стрелков хватает, давай лучше  посидим спокойно, --
ответил я.
     Мы посидели еще часа полтора, выпили по паре кружек браги, за это время
кайф от героина немного развеялся,  мы залезли в  БТР и начали располагаться
на ночлег, а Туркмен остался за наблюдающего.
     Не знаю, как  остальные, а  я уснул сразу же и спал как  убитый. Сквозь
сон я почувствовал, как меня кто-то толкает за плечо, это был Урал, он будил
меня на вахту.
     -- Сколько время? -- спросил я зевая.
     --  Четыре утра,  ты последний,  там возле бака сигнальные ракеты, если
нужны, -- ответил Урал.
     -- Ну, ложись тогда, в шесть я всех бужу и будем готовиться.
     Я  взял автомат,  нацепил бронежилет,  каску, и залез на броню, изредка
доносилась  стрельба  из   блоков,  кое-где  вспыхивали  сигнальные  ракеты.
Зачерпнув из бака воды, я сполоснул лицо, под  утро на улице было прохладно,
ночи вообще здесь  прохладные, днем сумасшедшая  жара, а ночью пронизывающий
холод.  Немного  гудело  в  голове от вчерашнего  пиршества, но  в  основном
состояние  было  сносное.  Зайдя за  БТР я закурил сигарету, пряча  огонек в
ладони, и залез на броню, за время службы в Афгане прятать сигарету в ладони
стало  привычкой, даже  днем,  когда  никакой  опасности нет,  все  равно по
привычке сигарету прячешь в руке.
     Умостившись  возле бака  с  водой,  я стал смотреть в  сторону кишлака,
башня в БТРе  невысокая, и поэтому из-за нее хорошо проглядывалась местность
впереди БТРа. От нечего делать я начал  из  автомата стрелять по  сигнальным
ракетам,  трассера ровной  строчкой летели  в сторону горящей  ракеты,  но в
сигналку не так  уж легко попасть.  Увидев это, с других блоков  тоже начали
стрелять по ракетам. Расстреляв обе связки рожков, я  достал из ящика цинк с
трассерами и,  открыв его,  начал набивать  патронами  рожки. Расстреляв еще
четыре  рожка  по  ракетам,  я посмотрел  на  часы,  было пять  утра,  время
пролетело быстро за этим занятием, сейчас начнет светать.
     Через час надо поднимать пацанов и готовиться к проческе, часов в семь,
наверное, начнем штурмовать.  Исход сегодняшнего боя  предвидеть невозможно,
но потери будут, это я знал точно. Духи так  просто не сдадутся, они загнаны
в  угол,  а загнанный зверь опасен вдвойне, так  что строить иллюзии  насчет
удачного финала не стоит.  О том, что меня убьют или убьют  кого-то из  моих
друзей, о таком даже не хотелось думать, но это  произойти может, ведь здесь
война, и в нас стреляют.
     Тяжело  в такие минуты  оставаться одному,  тяжело  бороться  со своими
мыслями, и что хуже всего, от этих мыслей ни куда не деться, они безжалостно
преследуют тебя, каждую секунду, каждый миг.
     Я задумался о вере в бога, мне  нечасто такие мысли приходили в голову,
но иногда бывало.
     Духи нас называют неверными, по их понятиям мы не верим ни в бога, ни в
черта.  Это не правда, без веры в  бога жить  нельзя, просто у  каждого свой
бог, и верит в него каждый  по-своему, и  не обязательно для  этого ходить в
храм или сидеть перед  иконой,  главное  верить.  Я никогда  не углублялся в
понятия  какой-либо веры, не читал религиозной  литературы, не посещал божью
обитель.  Если говорят,  что бог вездесущ, то зачем идти в церковь, к богу в
таком случае можно обратиться отовсюду, где бы ты ни находился.
     Что  там,  за  чертою  жизни?  Я слышал, что, умирая,  люди попадают на
небеса, и мне всегда представляется эдакая длинная лестница ведущая в  небо,
и люди, отжившие свой век, вбирающиеся по ней наверх.
     Я  не  заметил, как  закемарил,  мне  в  полудреме  приснилось,  как  я
взбираюсь по этой  лестнице, и видел я себя как бы со стороны. Вот я восхожу
на эту лестницу, все старики толпятся у входа, а я  захожу на  нее откуда-то
сбоку  и начинаю  взбираться, но видел я себя не стариком, а молодым,  таким
как сейчас.
     Очнувшись от дремоты, я  заметил, что  начало  светать, часы показывали
полшестого  утра, кемарил я минут десять, не больше.  Что за  чертовщина мне
приснилась, я  видел  себя взбирающегося по  лестнице в  небеса. Но почему я
видел  себя таким, как  сейчас?  Может потому, что  я боюсь старости,  и мне
трудно представить себя немощным стариком, одиноким  и никому не  нужным.  А
может быть? Не, не, об этом лучше не думать, только не сейчас.
     Стрельба  почти  прекратилась,  кое-где  изредка раздавались  выстрелы,
наверное,  всем  уже  надоело  стрелять  без всякого толку.  Послышался  гул
моторов, и через минуту подъехал БТР, потом раздался голос комбата:
     -- Есть кто живой?!
     -- Да  есть, товарищ майор.  Сержант Бережной, -- ответил я, и выглянул
из-за баков.
     -- Ну, как дела, сержант?
     -- Да нормально, ночь прошла спокойно.
     -- В шесть поднимай  экипаж,  и готовьтесь. После  того,  как  вертушки
поработают кишлак, сразу пойдет пехота. Сидите на связи и ждите команды.
     -- Понял, товарищ майор.
     БТР  комбата  дернулся с места  и поехал  в сторону  танковой точки.  Я
спрыгнул с  брони  и  зашел за  БТР, чтоб  облегчиться по малому, и спокойно
покурить.  Последние пол часа тянулись долго, в голову  непроизвольно  лезли
мысли о боге, о жизни, о смерти, в сознании всплывал недавний  сон. Хотелось
закричать:  "Да  пропади все это пропадом!" и  бежать,  бежать, бежать -- от
жизни, от смерти, от войны, от себя, но что-то сдерживало весь этот порыв, и
я покорно сидел и ждал, тешась мыслью, а может, пронесет и в этот раз?
     Я посмотрел на часы, ну что ж, пора  будить пацанов, хотя солнце еще не
взошло, но было уже светло, наступало утро.
     Запрыгнув  на  броню, я залез в командирский люк БТРа, пацаны  спокойно
спали, посмотрев на них пару минут, я ткнул Туркмена в плечо:
     -- Туркмен, вставай, пора.
     -- Не, не волде, -- на родном языке выкрикнул Туркмен.
     -- Вставай Туркмен, -- я продолжал его трясти.
     Туркмен  открыл  глаза,  посмотрел  на  меня,  потом огляделся вокруг и
спросил:
     -- Юра, это ты? А сколько время?
     -- Начало седьмого, буди остальных, -- сказал я ему и вылез на броню.
     Я сидел  на броне и набивал  "магазины"  патронами готовясь к проческе,
вдали показался БТР,  через  минуты три  к  нашему  блоку  подкатила  машина
ротного. Пацаны уже попросыпались и начали друг за другом вылезать из люков.
     -- Ну, как спалось, вояки? -- спросил ротный.
     --  Спалось нормально, теперь надо думать,  как  бодрствовать будем, --
ответил я.
     Петруха, высунувшись из люка, начал мне показывать  жестами из-за спины
ротного, мол, чарс есть?
     Я кивнул, Петруха нырнул опять в  люк, спустя время из десантного  люка
вылез Закаров и направился ко мне. Когда он подходил, я заметил у него синяк
под глазом, и еще он закусывал губу, судя по всему, она была разбита.
     -- Петруха меня послал к  тебе, -- сказал Закиров опустив  лицо, чтоб я
не видел синяк у него под глазом.
     -- Кто тебе фонарь поставил?
     -- Да это я ударился в БТРе.
     --  Кому ты  эту  туфту вешаешь,  Закиров?  Ротному будешь  эти  сказки
рассказывать. Смотри на меня.
     Закиров поднял голову.
     -- Носорог? -- спросил я его.
     -- Да нет, Юра, это я сам.
     -- Так, значит Носорог, больше не кому. Ну ладно, я ему Козу сделаю.
     Я  достал  из  кармана  пластинку  чарса  и  протянул  ему,  он  взял и
направился в свой БТР.
     Ротный в это время, усердно что-то разглядывал в бинокль.
     -- Что там такое, командир? -- спросил я.
     --  А это фрагмент  из  кинофильма  "к  нам  приехал цирк",  -- ответил
ротный, продолжая разглядывать подъехавшую технику.
     -- Какой еще цирк? -- спросил я ротного.
     -- Сарбосы прикатили, наверное, с нами на проческу собрались.
     -- Это  что,  шутка? -- с удивлением произнес  я, и перепрыгнул  на БТР
ротного.
     -- Да нет же, все это вполне серьезно, -- ответил ротный и протянул мне
бинокль со словами:
     -- На, посмотри на это ополчение.
     Я  взял  бинокль  и  стал  смотреть:  возле  крайнего  танкового  блока
действительно расположились сарбосы, там я заметил несколько танков  образца
Т-34 и пару машин БТР-40. Какой-то сарбосовский офицер стоял на броне танка,
и что-то торжественно объявлял своим  воякам. Меня приколола  видуха БТР-40,
этакий броневик  с  открытым  верхом,  в кузове которого сидели сарбосовские
солдаты в два ряда, они держали перед собой автоматы и слушали офицера.
     -- Если одеть  буденовки  этим  воинам в  броневике, то  смотреться это
будет, как Ленин в октябре, -- промолвил я и передал бинокль ротному.
     -- Ну ладно, готовьтесь, а я смотаюсь к крайнему блоку, узнаю,  что там
за катавасия, -- сказал ротный и крикнул водиле:
     -- Петруха, трогай!
     Ротный  укатил  в  сторону  сарбосов,  а  я  продолжил  набивать  рожки
патронами. Подошли Туркмен с Хасаном.
     -- Че ротный хотел? -- спросил Хасан.
     --  Да  так, мотается, делать ему нечего. К нам "зеленые" прикатили, на
проческу пойдут тоже.
     --  Да  ну,  сарбосы  с нами  на проческу? Ты шутишь,  Юра, -- удивился
Хасан.
     -- Да какие шутки, вон они у крайнего блока.
     Хасан залез на броню и стал разглядывать сарбосов.
     --  Да ты иди глаза промой, и вообще умойся  весь, а то у тебя вид, как
будто по твоей роже танки буксовали, -- сказал я Хасану.
     -- Точно  сарбосы,  вот  прикол.  Сапог, возьми котелок,  набери воды и
польешь мне! -- крикнул Хасан, слезая с брони.
     Со  стороны гор показались  четыре  вертушки и взяли курс на кишлак.  Я
встал и крикнул пацанам:
     -- Мужики,  готовимся  быстрей, хорош  тормозить,  вертушки  уже  летят
бомбить кишлак, скоро нас припашут.
     Я  запрыгнул  в БТР  и  стал  надевать  на  себя  причандалы.  Особенно
готовиться  не надо было, все уже было  давно готово,  "лифчик" затарен всем
необходимым, магазины забиты патронами, оставалось все это напялить  на себя
и ждать  приказа  к выдвижению.  Надев  на себя все необходимое,  я вылез из
машины, и стал все это на  себе поправлять. На  мне была каска,  бронежилет,
поверх  бронежилета  я  напялил  "лифчик" с дополнительными  боеприпасами  и
сигнальными ракетами. Потом я нацепил фляжку с водой на ремень и затянул его
покрепче, чтоб  бронежилет не  болтался,  поверх  ремня  я надел патронташ с
гранатами  для  подствольника, проверил  штык-нож,  ножны от  которого  были
закреплены к полусапожку на правой ноги. Ну, вроде все в порядке,  и все  на
месте,  и закурив  сигарету  я приготовился  наблюдать,  как вертушки  будут
пахать кишлак, вертушки в это время как раз были на подлете к кишлаку.
     Спустя время ко мне подошли пацаны и  тоже  сели  рядом,  один  Туркмен
остался  в  кабине на рации, мы некоторое время сидели молча, и наблюдали за
бомбежкой. Вертушки кругами вились над кишлаком, и черные полосы от ракет то
и дело резали воздух, разнося в пыль дувалы.
     Хасан достал забитую сигарету и предложил нам, мы отказались, тогда  он
прикурил  ее и  стал  курить сам. Я вообще удивлялся  с Хасана,  ему пофигу,
когда обкуриться, перед боем, после боя, или во время него. Я же старался не
обкуриваться  в  экстремальных ситуациях, чтоб не торчать на  изменах, да  и
обламываться  под кайфом не очень-то приятно, тут и в  нормальном  состоянии
нарываться на засаду  облом, а по раскумарке облом в  двойне.  Хотя в Афгане
подобные  ситуации  предугадать невозможно,  и бывало не раз, когда  колонна
попадает  под  обстрел, а  ты  в  этот момент  накуренный, как  удав.  Духи,
конечно, тоже  все  обкуренные  чарсом,  и  еще покруче  нас. Но  тут разные
ситуации, духи  настроены на обстрел,  ждут  его  и готовятся, поэтому им по
кайфу долбить по нашим колоннам, особенно с гор. А мы-то не ожидаем этого, и
думки у  нас левые, а  тут вдруг --  нате вам, посыпался свинец на головы  и
пошла канонада.  И уже после всего произошедшего сидишь и думаешь, неужели я
живой, неужели пронесло, и зарекаешься, что все, мол, больше курить не  буду
этот проклятый чарс, но проходит  час-другой и снова пошел косяк по кругу, и
ничего с этим не поделаешь, это Восток, кто не был там, тому не понять.


ПРОЧЕСКА

     -- Мужики, готовимся! -- раздался голос Туркмена.
     Мы  попрыгали на броню и  стали  ждать команду  к  движению  в  сторону
кишлака.
     Первыми пошли  танки, отъезжая,  они стали растягиваться, беря кишлак в
полукольцо, за ними двинулись наши  БТРы.  С левого фланга двигались  машины
второй роты, справа первой, мы были в середине.
     Две вертушки  отлетели от  кишлака  и, обогнув  горы,  исчезли из виду,
остальные  две,  спустившись  пониже  и кружа  почти  над  самыми  дувалами,
продолжали  бомбежку, видно,  им удалось  обнаружить  духов  или  пулеметные
точки,  потому  как,  сделав  петлю, они стали  заходить в одно определенное
место.  Одна  вертушка  на  втором  заходе  задымилась  и,  сделав  какой-то
замысловатый  вираж, стала  снижаться.  Было  видно,  как  летчики  пытались
вывести  горящую  машину за  пределы  кишлака, им  это  отчасти  удалось,  и
вертушка упала на окраине, справа от  кишлака, недалеко от  подножия гор. Мы
все с напряжением ждали взрыва на месте ее падения, но взрыва видно не было,
неужели летчикам удалось посадить горящую машину?! Вторая  вертушка, пальнув
еще раз ракетами, развернулась и полетела в сторону падения первой. Зависнув
над местом падения,  вертушка, снижаясь, скрылась за крышами дувалов, минуты
через три она показалась  и, набирая высоту, улетела  через  горы  в сторону
расположения полков.
     Я заглянул в люк БТРа, крикнул Туркмену:
     -- Что по рации говорят? Летчики живы? Забрали их?
     -- Не знаю насчет  живы  они  остались или нет, но  полкач  послал пару
машин из  разведвзвода на место падения вертушки. С летчиками разговора я не
слышал, -- ответил Туркмен.
     Наставало наше время, БТРы  медленно и уверенно приближались к кишлаку,
мы готовились к проческе, каждый повторно проверял свое оружие и снаряжение.
Мы ни о чем не говорили, эта операция была не первой, и каждый знал, что ему
делать,  лишь один  Сапог  рассеяно смотрел на всех нас по очереди, и нервно
сжимал  свою  СВДшку. Я его прекрасно  понимал, и  в памяти всплыли  события
первого моего рейда.
     Наш  взвод  в  составе  двенадцати  бойцов  и двух офицеров нарвался на
засаду  в  зеленке, я помню, куда-то  стрелял,  но  духов не  видел,  вокруг
раздавались взрывы, стрельба, свист пуль  и осколков, и  еще помню  --  было
очень  страшно. Количество духов  превосходило нас  примерно в два раза,  но
каким-то чудом нам удалось  выйти из  зеленки, погибли два бойца и лейтенант
замполит  роты,