многое-многое другое.  Или,  например, в этих рукописях - описание
давно исчезнувших народов, или, еще лучше, вдруг мы находим, в них рассказ о
том, как на нашу землю прилетели люди с других планет.
  Губкин снисходительно слушал паренька,  думал, что в свое время он тоже
мечтал об  этом,  и  поймал себя на  мысли,  что найти все это он не прочь и
теперь,  иначе зачем бы он возился с этими шурфами.  На минуту он задумался,
вспомнил  свое  детство  и  почти  сейчас  же  ощутил  странную тревогу.  Он
оглянулся.
  Справа от него,  неподалеку от тропы, которую протоптали животные через
древний вал, стоял вчерашний тигр. Он внимательно смотрел на людей, и черный
кончик его  хвоста медленно шевелился.  Губкин осторожно подтянул автомат и,
не  спуская  взгляда со  зверя,  стал  подниматься на  колени.  На  какое-то
мгновение он встретился взглядом со зверем и не то что увидел, а ощутил, что
тигр отвел взгляд. Хвост мотнулся, тигр оскалился и, прежде чем Губкин успел
щелкнуть затвором автомата, медленно, величаво скрылся в зарослях.
  Губкин вскочил,  сделал несколько шагов ему вслед,  потом остановился и
крикнул:
  - Васька, опять тигр!
  Лазарев вскочил на ноги:
  - Где?
  - Вот только что был здесь. И потом ушел в кустарник.
  - Неужели...  Неужели это он за нами следит? - вслух подумал паренек. -
Удэгейцы говорят,  что,  когда  тигр  не  хочет оставлять место,  он  всегда
начинает ходить сзади людей, кругами. Может, он и ходил?
  И оба невольно огляделись по сторонам.
  - Да нет,  - решил Губкин, - он же появился как раз оттуда, куда убежал
вчера.
  Губкин смело направился к звериной тропе и вдруг услышал отчаянный крик
Васи:
  - Стреляй!
  Саша,  конечно,  не  понял,  куда и  почему нужно стрелять.  Он  скорее
инстинктом,  чем  разумом,  решил,  что Вася в  опасности -  ведь тигр ходит
кругами,  и, вскидывая автомат, быстро оглянулся назад. Тигра сзади не было,
а  на  толстом дубовом суку он  увидел чей-то извивающийся хвост,  пятнистое
тело и нестерпимо-зеленые,  безжалостные глаза.  Ни о чем не думая, не успев
даже испугаться, он выстрелил.
  Стрелял Саша не прицеливаясь,  и пули наверняка прошли бы мимо.  Но как
раз в  то мгновение,  когда он нажимал на спусковой крючок,  пятнистый зверь
оттолкнулся от дубового сука и бросился на Губкина. Зверь летел сверху и как
бы сам наткнулся на веер автоматных пуль.
  Стремительное,  но  уже  умирающее тело зверя с  судорожно сжимающимися
когтистыми лапами,  с  оскаленной пастью  пролетело  рядом  с  дернувшимся в
сторону Губкиным, шлепнулось на землю и застыло. Прижатые к кошачьему черепу
острые уши зверя с кисточками на концах выпрямились и опали.
  И  в  эту же секунду совсем неподалеку раздался грозный и в то же время
испуганный рык.  Саша быстро выпрямился и посмотрел в ту сторону,  откуда он
несся.  Там шевелились кустарники,  и  между ними мелькала рыжая,  с  черным
ремнем во всю спину тигриная туша.
  - Стреляй!  Стреляй!  -  закричал  Лазарев,  охваченный  ни  с  чем  не
сравнимым охотничьим азартом.
  Губкин  не   стал  стрелять.   Им   овладело  неожиданное  спокойствие,
уверенность в себе,  в своих силах. Что-то старое, жившее в нем, подломилось
и исчезло,  а на его место пришло нечто новое, зревшее где-то в глубине души
и  словно ожидавшее своего часа,  чтобы  явиться и  сразу  укрепить молодого
солдата.  Лазарев не  знал  этого.  Схватив свое  ружье,  укоризненно бросив
Губкину:  "Ну что же ты!",  он помчался вперед за зверем, взбежал на вершину
вала и дважды выстрелил.  Заряды,  конечно, не достали зверя, но, напуганный
выстрелами, он прибавил ходу.
  Они встретились уже на тропке, когда хозяин тайги удрал далеко за реку.
Тяжело дышащий,  возбужденный,  Вася  едва  успокоился,  а  когда  подошел к
пятнистому зверю и  осмотрел его  как  следует,  стал взахлеб рассказывать о
том, как все это произошло.
  - Я,  понимаешь,  вначале хвост  увидел!  -  кричал  Вася.  -  Смотрю -
извивается.  Думал,  змея. А потом вспомнил, что рыси всегда нападают только
сзади.
  Губкин чувствовал себя намного старше восторженного паренька и,  мягко,
снисходительно улыбнувшись, уточнил:
  - И на человека?
  - О,  это такой проклятый зверь -  рысь!  Да  еще пантера Не  только на
человека, даже на автомашины и то нападают. Да-да! Не веришь? Вот приезжай к
нам,  там  тебе  расскажут.  Если хочешь знать,  так  после войны,  когда их
особенно много развелось,  на машины, которые ходили от деревни Ковалерово в
тайгу,  специально сажали автоматчиков. Да-да, отбиваться от рысей и пантер.
И тигры набрасывались на машины. Честное слово!
  - Да верю,  верю,  -  рассмеялся Губкин. - Теперь я понимаю, кто на нас
смотрел. Рысь.
  - Точно,  точно!  -  закричал Вася.  -  Тигр -  молодой. Он, дурак, нас
больше испугался, чем мы его. А эта за нами охотилась.
  - Конечно!
  - Ну,  теперь все!  -  кричал Вася.  -  Притащим рысью шкуру,  и  пусть
Почуйко не поверит, что мы тигра за хвост ловили!
  - Так мы и в самом деле чуть-чуть его не схватили... Только неизвестно,
кто кого больше боялся - мы тигра или он нас!
  - Это верно! - обрадовался Вася. - Знаешь...
  - Да,  кстати,  о "знаешь", - все так же весело, но очень твердо сказал
Губкин.  -  Давай договоримся на будущее:  без моего разрешения не стрелять.
Если, конечно, не чрезвычайное обстоятельство.
  Паренек сразу остыл и удивленно посмотрел на Губкина.
  - Ты понимаешь,  какой сейчас переполох на посту?  Ведь здесь тайга, мы
охраняем линию. Понял? Ну, давай собираться.
  Пошли они все-таки не сразу - оставить великолепную шкуру не могли. Они
подвесили рысь  к  тому  самому  суку,  с  которого она  прыгала,  и  начали
свежевать. Когда шкура была снята, Губкин предложил:
  - Давай-ка закопаем тушу в шурф, чтоб не смердела.
  Они сбросили тушу в  шурф и стали закапывать Нажимая на лопату,  Губкин
оступился,  и в шурф осыпался пласт земли,  из нее выглянула и заблестела на
солнце металлическая пластинка.  Губкин поднял ее, осмотрел: ни ржавчины, ни
раковины на матово поблескивающем металле не было.
  - Бохайский металл, - почему-то шепнул Вася.
  - Похоже,  -  сказал  Губкин  и  спрятал пластинку в  карман.  -  Давай
поторапливаться.


РАСКРЫТЫЕ ТАЙНЫ

  Выстрелы были  услышаны не  только на  седьмом посту.  Возвращавшийся с
линии Пряхин тоже услышал их и,  коротко приказав:  "Бросок!" -  экономной и
спорой трусцой побежал к гарнизону.
  Мокрые от пота,  запаленно дышащие, Сенников и Пряхин прибежали на пост
и никого не застали. Озадаченный старшина крикнул:
  - Почуйко!
  - Та здесь я... - недовольно ответил Андрей откуда-то сверху. - Ничего,
понимаете, не видно.
  Пряхин задрал голову.  Почуйко сидел на  верху двойного,  с  подпорками
столба и  смотрел в  ту сторону,  откуда донеслись выстрелы.  Наблюдательный
пункт понравился старшине -  Андрей явно человек со  смекалкой.  Хвалить его
Пряхину не хотелось - еще не известно, что случилось Он отрывисто спросил:
  - Кто стрелял?
  - А кто его знает... Наверно, Сашка с Васькой.
  - А... Лазарев где? - спросил Пряхин и покосился на Сенникова.
  - А вон, на вырубке, в обороне залег.
  - Ничего не видно? - уже поспокойней спросил Пряхин.
  - Ни биса лысого,  постреляли и замовчали.  Не иначе как опять тигра за
хвост ловили, - все так же ворчливо пошутил Почуйко.
  - Я же говорил вам,  -  раздраженно сказал Сенников. - Нужно было нам с
вами пойти на городище. Эти мальчишки натворят дел, а нам потом расхлебывай.
  И  потому что  Пряхин думал сейчас как раз об  этих мальчишках,  об  их
судьбе,   слова  и  тон  Сенникова  не  только  возмутили  его,   а  как  бы
по-настоящему приоткрыли подлинную  сущность  сенниковской натуры.  Старшина
понимал,  что  стрелять без нужды люди не  будут.  Значит,  случилось что-то
опасное для них, и они, видимо, не растерялись - вступили в бой. А вот вышли
из него победителями или не вышли - неизвестно. И это волновало всех.
  Сенникова же  волновала не  судьба товарищей,  не исход боя,  а  только
собственные  неудобства  да  еще,  пожалуй,  обиженное  самолюбие.  Это  так
возмутило  старшину,  что  он  хотел  выругать  Аркадия,  наложить  на  него
взыскание.  Но...  Но  Сенников был неуязвим.  Он не нарушал дисциплины.  Он
исполнителен  и  аккуратен,   не  то  что  Почуйко,  который  после  ранения
разговаривал со всеми как с равными и делал то, что считал нужным.
  Старшине не нравятся слова Аркадия? Его мысли? Ну что ж, на то старшина
и командир, чтобы воспитывать солдата, прививать ему правильные мысли.
  Отсутствие прямых проступков больше всего злило Пряхина.  Весь его опыт
армейской жизни подсказывал,  что у таких людей,  как Сенников,  не может не
быть проступков.  А он их не замечал.  Значит, он еще слабый командир. Нужно
было что-то сделать,  как-то отозваться на сенниковские слова,  а  внутренне
обозленный и  растерянный Пряхин  молчал.  И  Аркадий  понимал это  молчание
по-своему.
  Как назло, зазуммерил телефон.
  - Седьмой пост, - в сердцах буркнул Пряхин. - Слушаю!
  Говорил недовольный капитан Кукушкин:
  - Что  у  вас делается,  Пряхин?  То  о  дяде с  племянником вовремя не
доложили,  теперь стрельбу подняли,  а мы здесь опять гадай. Не нравится мне
это, старшина, ох не нравится.
  Старшина мысленно выругался: "Мало ли что там не нравится. Мне и самому
не все нравится, а молчу", но ответил ровно, отрывисто, как всегда:
  - Причин  стрельбы  еще  не  выяснил:  только  что  вернулся  на  пост.
Установлено наблюдение... - Пряхин запнулся, потом твердо добавил: - Приняты
меры к обороне.
  - Твои все на месте?
  - Никак нет, Губкин на линии.
  - Один?
  - Нет. С племянником.
  - Кто ж тогда у тебя оборону занимает? И кто ведет наблюдение? У тебя ж
там сплошной лазарет.
  - Вот как раз лазарет этим и занят. Почуйко - в наблюдении, Лазарев - в
обороне.
  - С больной-то ногой?  Ты смотри,  Пряхин, верни его... Знаешь, человек
он  заслуженный -  мы  тут  проверяли ваше  донесение,  и  секретарь райкома
попросил немедленно оказать ему  помощь.  Завтра или  послезавтра пришлем за
ним вертолет. А вы его в оборону.
  - Когда я прибыл на пост, Лазарев был уже в обороне, - суховато уточнил
Пряхин и  вдруг увидел,  что  Сенников сдержанно улыбается.  Теперь старшина
отлично понимал своего  солдата и  мог  действовать наверняка.  Он  нарочито
громко спросил: - Значит, вы проверяли Лазарева, товарищ капитан?
  - Конечно: фронтовик, коммунист. Да вы и сами видите, как он себя ведет
в сложную минуту.
  - Так точно. Я почему переспрашиваю - тут у меня нашлись такие, которые
не очень ему доверяют. Но если секретарь райкома его поддерживает...
  - Ну, со своими ты там сам справляйся, Пряхин. И кстати, о своих. Кто у
тебя прошлой ночью дежурил?  Мне доложили,  что пост всю ночь не  отвечал на
вызовы.
  Вот и  проступок,  тот самый,  который не  мог не  быть.  Он должен был
проявиться и вот - проявился.
  - Дневалил Сенников. А почему он не отвечал на звонки - сейчас выясню.
  - А вы его проверяли?
  - Так  точно.  Проверял.  Мне Сенников докладывал,  что все в  порядке.
Сенников, почему не отвечали на вызовы?
  - Это вы сами разбирайтесь,  товарищ Пряхин,  -  оборвал Кукушкин.  - А
пока уточняйте-ка причину перестрелки.
  Все стало на  свои места -  строгая армейская служба с  ее одновременно
сложной и  простой системой контроля,  как  всегда,  сыграла свою роль.  Все
тайное стало явным,  и Сенников впервые понял, что оно и не могло оставаться
тайной.  Что бы  и  как бы  он ни скрывал,  что бы ни выдумывал и  как бы ни
хитрил -  все равно рано или поздно,  а  все обнаружится и  за  все придется
нести ответ.  Это открытие огорошило его,  и он -  опять-таки впервые -  еще
робко подумал, что не следовало бы ему так вызывающе вести себя, не такой уж
он умный и всепонимающий.  Лучше было бы,  не мудрствуя лукаво,  как следует
присмотреться к службе, найти свое место, а уж потом...
  Вот  так правильные мысли опять привели его все к  той же  уверенности,
что все его беды -  только случайность.  Просто он погорячился,  и то только
потому,  что он всегда говорит все прямо,  в  открытую,  а  вот старшина все
лукавит,   все  приберегает  до  подходящего  случая.   Бледный  и  все  еще
растерянный,  -  потому  что  обеляющие  его  мысли  перемежались с  мыслями
осуждающими,  Сенников вдруг  решил:  "Черт с  ним  -  пускай наказывает.  Я
перетерплю.  Ладно".  И  от  этого  почти  жертвенного  решения,  готовности
перенести всяческие неприятности он  почему-то  почувствовал себя  смелее  и
увереннее.  Мелькнула даже  почти  веселая мысль:  "Да  и  как  он  накажет?
Гауптвахты здесь все равно нет..."
  Но  Пряхин не  стал наказывать.  Как командир,  он  обязан был уточнить
провинность подчиненного,  выяснить, почему Сенников не отвечал на вызовы, и
как-то  выразить свое командирское отношение к  провинившемуся подчиненному.
Но  в  этот момент в  старшине жил  не  только строевой командир,  а  еще  и
коммунист и,  значит,  политработник:  честный и  непримиримый.  И  старшина
понял,  что не взыскание тут нужно,  не дознание, а нечто другое, что именно
он недодумал, потому что нужное слово вырвалось само по себе.
  - Трепач! - с нескрываемым презрением бросил он и отвернулся.
  Сенников вспыхнул - всего он ждал, только не этого. Может быть, он даже
возмутился,  но сверху донесся рассудительный, словно утверждающий приговор,
голос Почуйко:
  - Це верно. Трепач!
  Впервые  Сенникову  захотелось заплакать  от  обиды,  горечи  и  полной
беззащитности.  Он  уже  понимал,  что  ему никто не  поможет.  Он  оказался
одиноким.
  Слева донесся слитный,  быстро нарастающий гул,  и над горами появились
тесно прижавшиеся друг к другу тройки самолетов. Серебристые, стремительные,
несущиеся несколько впереди устрашающего гула,  они  пронеслись над горами и
скрылись за главным хребтом. Пряхин посмотрел им вслед и спросил:
  - Почуйко, что на линии?
  - Та шифровки ж шпарят...
  - Видно,  начинается,  -  хмуро  решил  Пряхин и  приказал:  -  Рядовой
Сенников,  отрыть  окоп  над  дорогой.  Приготовиться  к  обороне.  Почуйко,
останетесь старшим. Я пойду к городищу.
  Он поправил оружие и быстро пошел к дороге. Почуйко остановил его:
  - Товарищ старшина!  Идуть!  Оба идуть.  И что-то тянуть на палке. - Он
помолчал и восхищенно добавил: - Невжели ж тигра пристрелили... - И спросил:
- Слухайте, а тигров едят?
  Ему никто не ответил.
  Сенников  в   нерешительности  остановился.   Приказ  занимать  оборону
показался ему ненужным. Пряхин резко прикрикнул:
  - Вам что приказано? Выполняйте!
  Губкин  и   Вася  притащили  рысью  шкуру,   и   все   слушали  рассказ
возбужденного Васи,  с невольным уважением поглядывая на улыбающегося и явно
смущенного Губкина.  Почуйко  молча  подкладывал ему  лучшие  куски,  норовя
опереться о  его плечо.  Лазарев больше интересовался принесенной связистами
металлической пластинкой. Он нашел на ее краях остатки припая и долго изучал
дырочки на краях. Только в конце ужина пришло время заняться пластинкой.
  - В том, что это бохайский металл, сомнений нет, - сказал Лазарев. - Но
кто из вас знает, что это такое?
  Никто,  конечно,  не знал,  хотя каждый с уважением подержал и осмотрел
пластинку.
  - Это, товарищи, самая настоящая прародительница ваших погонов! Да, да!
Не удивляйтесь.  Перед вами древний погон. Он крепился к кольчуге, на плечах
воина,  с помощью шнурков,  или припаивался,  или иным способом и должен был
защищать воина от  удара мечом сверху.  Прошло время.  Нужда в  такой защите
отпала,  а  погоны остались.  Недаром они и сейчас делаются из металлической
канители,  как бы напоминая о своих предках.  Ну вот.  В данном случае погон
этот рассказывает,  что в найденном вами городище,  вероятно,  были бои. Под
ударом меча погон оторвался, вернее, отпаялся и упал. Видите, есть вмятинка.
  Тут  только  солдаты увидели на  матово блестящей поверхности пластинки
едва заметную вмятинку, похожую на след металлической чертилки.
  - Человек,  которого защищал этот  погон,  дрался  в  центре  городища.
Видно, он был отважным, стойким воином и умел драться до конца...
  Люди  примолкли,  словно  отдавая  дань  уважения  неизвестному  воину,
отстаивавшему свою родину до последней капли крови.
  - К  сожалению,  мы  не  знаем,  победил он  или погиб.  А  может быть,
победив,  умер от  "черной болезни"...  Как  жаль,  что мы  ничего или почти
ничего не знаем о тех людях...
  - Вот видишь,  -  шепнул Вася Губкину.  -  Я ж говорил, что лучше б нам
рукописи найти, чем драгоценности.
  И  покачал  головой так,  будто  Саша  все  время  хотел  найти  только
драгоценности.  Губкин не ответил.  Он смотрел на Сенникова и не мог понять,
почему у него такое усталое лицо, такой отрешенный, печальный взгляд.
  Несколько секунд стояла тишина. Пряхин кашлянул и отдал приказ:
  - Что б  там ни было,  а на городище пока ходить не придется.  От поста
далеко не отлучаться -  за линией нужно будет смотреть в  оба глаза.  Завтра
передохнем немного и возьмемся за оборудование поста.


НА РЫБАЛКЕ

  Пока люди были на линии,  Почуйко твердо взял в свои руки хозяйственные
дела гарнизона.  Утром Пряхин хотел было распорядиться продуктами,  но нашел
их  так  тщательно  и  любовно  рассортированными и  прибранными,  что  даже
позавидовал Почуйко.  Он  хотел было  сказать об  этом  Андрею,  да  его  не
оказалось на месте.
  Солдаты и Вася пошли к реке умываться, и старшина спросил у Лазарева:
  - Куда это Почуйко делся?
  - Фазанов ловит.
  - То есть как?
  - А  мы  тут  от  нечего делать наплели с  ним  силков и  расставили по
обочинам дороги и тропок. Вот он и пошел проверять.
  Тут уж,  кажется,  стоило не хвалить, а ругать. Как это так? Без спроса
занялся силками,  без  разрешения отправился гулять!  Старшине не  нравилась
такая чрезмерная самостоятельность и в то же время...  В то же время она ему
нравилась,  как Пряхин ни убеждал себя,  что Почуйко не прав. Нравилось, что
Андрей,  не ожидая распоряжений,  делал то, что считал нужным сделать не для
себя, а для всех, для поста. Ругать его за это?.. Нет, ругать Пряхин не мог.
Да ведь и распускать тоже нельзя! Дисциплина есть дисциплина.
  Минут  через десять из  кустарника вышел хромающий Почуйко.  Юн  тяжело
опирался на  палку,  но,  увидев  Пряхина,  пошел  бодрее,  далеко,  как  на
прогулке,  выбрасывая палку.  В  левой руке он держал за ноги трех связанных
фазанов -  двух курочек и  одного красавца петуха.  Фазаны задирали головы и
покорно хлопали большими светлыми веками.
  - Вы что ж это,  Почуйко,  никому не доложили об отлучке?  -  как можно
доброжелательней спросил старшина.
  - Здрасте!  -  удивился Почуйко.  -  Я ж Лазареву сказал. Шо он, вам не
передавал?
  Так убежденно звучали слова Почуйко,  что старшина не  мог не отметить:
учитель включен в  гарнизон поста,  и  у  него с таким хозяйственником,  как
Андрей,   наверное,   появились  свои  обязанности.   Это  открытие  вначале
рассмешило Пряхина,  однако  поразмыслив как  следует,  он  понял,  что  оба
Лазаревы незаметно вошли в  гарнизонную семью.  Ведь племянник по-настоящему
нес  линейную  службу,   дядя  сам  занимал  оборону...  Интересно,  чем  он
занимается сейчас?
  - Ну как,  товарищ лейтенант?  -  озабоченно спросил Почуйко, укладывая
фазанов возле стола. - Понаделали?
  - Заготовил, - ответил Лазарев. - Теперь остановка за рукоятками.
  - Ну  это  мы  сейчас...  Зараз  команду  дадим.  -  Андрей  озабоченно
обратился к старшине:  - Тут как вы сказали, что малость отдыхать будем, так
мы  вот с  товарищем лейтенантом подумали,  что хорошо бы рыбки набить.  Она
зараз валом идет,  можно сказать,  дуриком. А упустишь - не увидишь. Так вот
требуется ваше разрешение.
  - А чем же вы ее бить будете?  -  настороженно спросил Пряхин, полагая,
грешным делом, что Почуйко попросит тола для глушения.
  - А вот... острогами. Товарищ лейтенант...
  - Слушайте,  Почуйко,  не называйте вы меня