юбил  уезжать  из  Москвы.
Здесь он знал все, начиная от проходных дворов, кончая воровскими  малинами.
Знал, на кого опереться и на кого нужно нажать, чтобы  получить  необходимые
сведения. Там, в Западной Белоруссии, ему придется  ходить  как  слепому,  с
поводырем. Тем более что банды базируются не в городе,  а  в  лесу.  Значит,
придется работать в основном в сельской местности.
     Данилов  посмотрел  на  часы.  Одиннадцать.  Вызывая  его  в  наркомат,
конкретного времени не назвали, приказали прибыть сегодня.  Поэтому  он  все
же дописал план.  Потом  вызвал  Муравьева  и  оговорил  с  ним  все  детали
предстоящей разработки. Пообедал, зашел в ОББ и распорядился о  командировке
Белова, Никитина и Самохина. Только после этого отправился в наркомат.
     Он вышел из управления и невольно зажмурился: над крышами домов  висело
по-весеннему яркое солнце. С бульваров доносился запах талого снега. И  хотя
он был еще по-зимнему пушист, ветер пах  именно  таянием.  Данилов  медленно
шел по Петровке, отмечая первые приметы весны.  Он  видел  их  в  стеклянном
блеске сосулек, в первой слякотной кашице на тротуаре, в глазах прохожих.
     Москва  после  четырех  лет  военного   аскетизма   вновь   становилась
нарядной. Солнце отражалось в  чистых  окнах,  с  которых  исчезли  бумажные
перекрестия,  витрины  магазинов  освободились  от  деревянных  козырьков  и
мешков с песком. Постепенно с улиц исчезали ватники и шинели. Люди ходили  в
нормальных зимних пальто,  женщины  надели  меховые  шубы.  Встречалось  еще
много военных, и золото их погон еще больше украшало толпу.
     Проходя мимо Столешникова, он отметил, что в кафе  "Красный  мак"  моют
окна и обновили вывеску над входом. Значит, скоро его откроют. А  если  так,
то свой приезд из Белоруссии он с Наташей отметит именно там. На углу  бойко
торговали мороженщицы. "Мишка на Севере", "Машка  на  юге",  -  неслись  над
улицей их пронзительные голоса. Пачка мороженого из  суфле  стоила  тридцать
рублей. Продавщицы резали их пополам и на четвертушки. Хочешь, бери  ешь.  И
многие взрослые покупали мороженое и торопясь ели, оглядываясь  смущенно  по
сторонам, словно боясь, что их уличат в чем-то нехорошем.
     Данилов свернул на Кузнецкий мост и, разглядывая витрину  комиссионного
магазина, залюбовался  огромным  бронзовым  орлом.  Подняв  могучую  лапу  с
потемневшими от  времени  зеленоватыми  когтями,  он  независимо  и  чуть  с
презрением взирал на людскую суету.  Ивану  Александровичу  очень  нравилась
эта птица. Если бы не астрономическая  цена,  накрепко  приковавшая  орла  к
витрине, он бы наверняка купил его. Он вообще любил литье. Будь его воля  и,
конечно, средства, он  всю  квартиру  заставил  бы  бронзовыми  и  чугунными
фигурками львов, лошадей, офицеров в киверах и со шпагами.
     Ноги сами занесли его в букинистический магазин, и  знакомый  продавец,
милый старичок Борис Сергеевич, заманив его  в  маленькую  комнату,  выложил
перед ним "Московского чудака" Андрея Белого.
     - Берите, - шепнул он, - большая редкость, и цена доступная.
     - Сколько? - так же шепотом спросил Данилов, с ужасом  ожидая  огромной
суммы. Он твердо решил взять книгу, несмотря  ни  на  что.  Если  не  хватит
денег, он позвонит Игорю и попросит подвезти.
     - Сто пятьдесят, - радостно сообщил Борис Сергеевич.
     Данилов выложил пять красных тридцаток и  с  чувством  пожал  тоненькую
старческую руку.
     - Скажите, Иван Александрович, - доверительно спросил Борис  Сергеевич,
заворачивая книгу, - что слышно о "Черной кошке"?
     - А что вас интересует?
     - Все, - стекла очков старичка задорно блеснули.
     - Это слишком общо - все, - Данилов  взял  книгу.  -  Что  я  вам  могу
сказать, такая банда есть. Но слухи о ее  подвигах  преувеличены,  по  нашим
данным, раз в сто.
     - Нет, позвольте, - не унимался Борис Сергеевич, - погодите. Вот у  нас
в подъезде паника. Кто-то нарисовал кошачьи морды на  дверях  квартир.  Люди
напуганы, милиция бездействует...
     - Милиция  уже  держит  за  хвост  "кошку"  эту,  -   рассмеялся   Иван
Александрович, - ну а кошачьи морды - дело  рук  мальчишек,  зачем  бандитам
предупреждать о своем появлении?
     Данилов вышел из магазина и весь оставшийся путь до дверей  НКВД  думал
о страшной силе панических слухов. Они  снежным  комом  катятся  по  городу,
обрастая самыми невероятными подробностями. Рисунки. Выходит утром  бабка  и
видит кошку, намазанную углем на дверях, и сразу весь район узнает об  этом.
А рисовали  не  бандиты,  просто  шалят  местные  пацаны,  наводя  страх  на
обывателя. И до чего же все-таки живуч он!  Ко  всему  приспосабливается:  к
революции, войнам, бомбежкам.  Распускает  слухи,  от  которых,  как  заячий
хвост, дрожит его малокровное сердце и трясется ночью в квартире  за  обитой
железом дверью с крепостными запорами. За сплетни и слухи  нужно  привлекать
к уголовной ответственности. Жаль, что такой статьи нет.
     Предъявив  удостоверение  мрачному  старшине  с   погонами   внутренней
службы, Данилов, раздевшись, поднялся на лифте на четвертый этаж. Он шел  по
длинному тоннелю-коридору с одинаковыми заплатами дверей. Здесь  было  тихо,
не то что у них в МУРе, где коридоры были похожи на улицу в  выходной  день.
Ворсистая дорожка глушила шаги, сияли  плафоны  под  потолком,  в  их  свете
круглые таблички с номерами комнат отливали эмалевой чистотой.
     Серебровского  на  месте  не  было.  Смазливая  секретарша,  оценивающе
оглядев незнакомого полковника, небрежно ответила, что  начальник  отдела  у
комиссара Королева. В  приемной  Данилова  встретил  молодой  лейтенант.  Он
внимательно изучил удостоверение и предложил Данилову подождать.
     Иван  Александрович  взял  со  стола  очередной  номер   "Огонька"   и,
устроившись удобнее, начал читать. Он не торопился. Передав свои  московские
дела, он еще не приступил к белорусским и находился  в  блаженном  состоянии
командированного, едущего в поезде. Данилов с интересом  просмотрел  рубрику
"Дела и люди Советской страны". Полюбовался портретом  летчицы  Поповой,  на
счету которой было  750  боевых  вылетов,  пересчитал  ордена  дважды  Героя
подполковника Мазуренко и начал читать "Дневник войны"  И.Ермашева.  Он  так
увлекся рассказом журналиста о войне, что совсем забыл, где находится.
     - Немедленно разыщите... Да...  Приказ  комиссара  Королева...  Товарищ
полковник, так же нельзя... Мы вашего Данилова давно ждем.
     В неинтересном для него разговоре  лейтенанта  вдруг  промелькнула  его
фамилия.
     - Вы какого Данилова ищете? -  спросил  он,  с  неохотой  отрываясь  от
журнала.
     - Простите, товарищ полковник,  но  это  наше  дело,  -  важно  ответил
лейтенант.
     Данилов хотел сказать ему пару слов. Уж больно не любил  он  вот  таких
лощеных нагловатых порученцев. Его дело, так пусть  и  ищет  Данилова.  Иван
Александрович  вновь  открыл  журнал  и   с   удовольствием   начал   читать
приключенческий рассказ Ник.Жданова "Старая лоция", но  все  же  вполуха  он
слышал, как бился у телефона лейтенант, пытаясь его разыскать.
     Постепенно приключения катера  лейтенанта  Лукашина  настолько  увлекли
его, что Данилов забыл и о времени, и о порученце.
     - Иван, - вернул его обратно в приемную голос Серебровского.  -  Сидит,
читает, а мы с ног сбились, его разыскивая. Ты что здесь делаешь?
     - Как видишь, читаю  "Огонек"  и  жду  приема,  -  невозмутимо  ответил
Данилов.
     - Что  такое?  -  Серебровский  повернулся  к  лейтенанту.   -   Почему
полковник Данилов сидит в приемной?
     - Как Данилов? - лицо у порученца вытянулось. - Я...
     - Ты давно здесь? - все больше распаляясь, рявкнул Серебровский.
     - Часа полтора.
     - Ну, Макаров, - голосом, не предвещавшим ничего  хорошего,  проговорил
Серебровский, - с тобой мы  разберемся  позже.  Пошли,  -  махнул  он  рукой
Данилову.
     Королев встал из-за стола и пошел им навстречу. Виктор  Кузьмич  только
еще больше похудел, и оспины на лице стали заметнее.
     - Нашелся. А мы его ищем, поминаем тихим, незлым словом,  -  он  крепко
пожал руку Данилову, заглянул  в  глаза.  -  Давно,  давно  не  видел  тебя.
Поседел, похудел.
     - Да и ты, Виктор Кузьмич, не раздался на наших-то харчах.  Или  теперь
на "вы", товарищ комиссар третьего ранга?
     - Нет, Иван Александрович, для тебя все, как прежде.  -  Королев  обнял
его за плечи, повел к столу. - Садись. Кури.
     Данилов удобно устроился в кресле, взял папиросу из пачки,  лежащей  на
столе.
     - Рад, очень рад, - продолжал Королев, - что  опять  пришлось  работать
вместе. Это моя идея была подключить тебя к белорусским делам.  И  подсказал
мне ее Алтунин.
     - То есть как?
     - А очень просто. Беседовал я  с  ним,  с  доверием  относится  к  тебе
бывший капитан. Вот поэтому мы и решили  поручить  тебе  одно  очень  важное
дело. Я предварительно говорил с  ним.  Вроде  бы  мужик  осознал  многое  и
искренне раскаивается. Больше того, я думаю, он нам здорово  сможет  помочь.
Но я пока ни о чем конкретном не намекал ему. Думаю, что ты сам  побеседуешь
с ним.
     Королев  постучал  мундштуком  папиросы  по   столу   и   вопросительно
посмотрел на Данилова.
     - Ты имеешь в виду явку в Барановичах?
     - Гений, светлая голова, -  вмешался  в  разговор  Серебровский,  -  мы
хотели бы внедрить Алтунина в банду.
     - Не боитесь?  -  Иван  Александрович  посмотрел  поочередно  на  своих
собеседников. Они  молчали,  но  в  глазах  каждого  он  прочитал,  что  да,
конечно, боятся, но иного выхода нет.
     - У меня есть парень, надо его внедрить вместе с ним, -  твердо  сказал
Данилов.
     - Кто? - Королев взял ручку.
     - Лейтенант Никитин.
     - Почему именно он?
     - Смелый парень, фиксы золотые. Он вполне сойдет за  уголовника,  ну  а
потом дело знает.
     - Вот это главное, - обрадовался Королев. - Он семейный?
     - Пока нет.
     - Прекрасно.
     - Что именно? - удивился Данилов.
     - Одинокого   легче   на   такое   дело   посылать,   -   пояснил   ему
Серебровский, - если что, терзаться меньше будешь.
     - Это не ответ. Какая разница, если мы  посылаем  человека  на  смерть.
Значит, вина ложится прежде всего  на  нас,  -  сказал  Данилов  грустно.  И
подумал о тяжелом  бремени  власти.  О  тяжести  потерь  и  ответственности,
которая ложится прежде всего на плечи командиров.
     - Ну так как, Иван Александрович? - спросил его  Королев.  -  Как  тебе
наш план?
     - План-то хорош. Но  основные  детали  нужно  доработать  на  месте,  в
Барановичах, а с Алтуниным я поговорю. Он где сидит?
     - В  "Таганке".  В  отдельной   камере.   Вызвать   его?   -   оживился
Серебровский.
     - Не надо, я с ним прямо там поговорю.


ДАНИЛОВ И АЛТУНИН

     Таганскую тюрьму со  всех  сторон  окружали  высокие  дома,  и  Данилов
подумал,  что  это  не  дело.  Из  окон  виден  прогулочный   двор,   совсем
неподходящий пейзаж для тех, кто  живет  в  этих  домах.  Но  ничего,  скоро
наверняка  эти  тюрьмы  разрушат.  Незачем  в  черте  города   иметь   такие
страшилища.
     Дежурный по КПП внимательно сверил его документы с бланком  пропуска  и
нажал кнопку. Металлическая решетчатая дверь отъехала в  сторону,  пропуская
его, и немедленно захлопнулась. У окошка дежурного он сдал оружие и  получил
ключ от следственной камеры.
     Идя по темному коридору с потеками сырости на стене, Данилов  поражался
специфическому тюремному запаху: им были пропитаны стены, двери, пол,  окна.
Он был неистребим  и  едок.  Данилов  не  любил  бывать  в  тюрьмах.  Каждое
посещение их  вызывало  в  нем  ничем  не  оправданную,  правда,  брезгливую
жалость к людям, сидящим  в  душных  камерах.  Вчера  он  посылал  в  тюрьму
Белова, чтобы он навел справки об Алтунине. В его  карточке  было  записано:
чистоплотен, вежлив, много  читает.  Данилов  распорядился  просмотреть  его
библиотечный формуляр.  Куприн,  Лесков,  лирика  Симонова.  Кроме  того,  в
карточку было занесено нарушение режима. По вине надзирателя  Алтунин  попал
в баню с двумя  урками,  те  немедленно  захотели  его  раздеть,  и  их  еле
откачали в санчасти. В общем, он оставался верен себе, проводя единую  линию
поведения.
     Алтунин вошел в следственную камеру и улыбнулся:
     - Иван Александрович! А я уж и не думал встретиться.
     - Гора с горой...
     - Да,  воистину  неисповедимы  пути  господни,  но  все  они  ведут   в
тюрьму...
     - Ну  зачем  же  так  мрачно,  -  Данилов  расстегнул  планшет,  достал
бумаги, - мне кажется, что сегодня я смогу вас обрадовать.
     - Чем же? - Алтунин печально посмотрел на него.
     - Вот какое дело, Вадим Гаврилович, в своих показаниях вы  пишете,  что
убили лейтенанта Мирошникова Вячеслава Михайловича. Так его звали?
     - То, что Слава, помню, а отчество забыл.
     - Далее вы показываете, что застрелили его в районе  Стрийского  парка.
Так?
     - Так.
     - Ошибаетесь.
     - Я был пьян и писал со слов "дружков", - с горечью ответил Алтунин.
     - Вот копия сводки Львовского НКВД за 1-2 июня 1941  года.  В  эти  два
дня не было зафиксировано ни одного убийства. А теперь прочитайте  показания
подполковника Мирошникова. Прошу.
     Алтунин взял бумаги и начал медленно, словно по складам, читать.  Потом
поднял на Данилова остановившиеся, полные тоски глаза.
     - Значит?..
     - Именно. Скрыпнику, кстати, его настоящая фамилия Крук, необходим  был
пилот, который помог бы ему бежать за границу...
     - Значит, Зося...
     - Да, все так. Они сначала споили вас, а потом, подавив  волю,  запугав
долгами, сделали из вас, Вадим Гаврилович, преступника.  Мы  сняли  с  вашей
совести  самое  тяжкое  обвинение  -  убийство  товарища.  Но  остались  еще
ограбление  магазина,  дезертирство,   соучастие   в   грязных   спекуляциях
Судинского, незаконное ношение орденов и оружия.
     - Я готов, - спокойно  ответил  Алтунин  и  твердо  посмотрел  в  глаза
Данилову, - я не знаю, как  благодарить  вас.  Убийство  Мирошникова  камнем
лежало на моей совести...
     - Нет, Алтунин, вас мучает другое, - перебил его Данилов, - вы  слишком
поздно поняли, куда завел вас ваш эгоизм и себялюбие. Вы жили  по  принципу:
лучше пять минут быть трусом, чем всю  жизнь  покойником.  Это  мучило  вас.
Потому что в основе своей вы человек храбрый и  честный.  Ослабив  волю,  вы
поплыли по течению бездумно, как коряга, сброшенная  трактором  в  реку,  не
задумываясь, куда прибьет вас вода.
     - Зачем  вы  мне  это  говорите?  -  Алтунин   взял   папиросу,   жадно
затянулся. - Неужели так приятно топтать лежачего?
     - Топтать?  Нет.  Я  хочу,  чтобы  вы  на  время  абстрагировались   от
прошлого. Представили себя вновь капитаном Алтуниным, а не зеком  из  камеры
287.
     - Зачем? -  Алтунин  полоснул  по  нему  глазами,  словно  очередью  из
автомата.
     - У вас есть шанс. Но для этого вы должны помочь нам.
     - Давайте, Иван Александрович, расставим точки над i.  Если  бы  вы  не
дали мне этого эфемерного шанса, я все равно бы помог вам.
     - Вот и прекрасно, - Данилов поймал себя на  чувстве  радости.  Неужели
он доволен ответом Алтунина? "Нет, - подумал он, - меня  устраивает  другое.
Алтунин согласился, а это  единственный  шанс,  который  поможет  ему  вновь
стать человеком".


ДАНИЛОВ, КОРОЛЕВ,
                           СЕРЕБРОВСКИЙ, АЛТУНИН

     Он вошел в кабинет совершенно спокойно, будто не на беседу, от  которой
во многом зависела его судьба, а в гости пришел он сюда. На  нем  опять  был
китель с золотыми погонами, на груди рубиново переливались ордена.
     Не доходя шагов десяти до стола, Алтунин по-уставному приставил ногу  и
вытянулся:
     - Здравия желаю, гражданин генерал.
     - Ну зачем же так официально, -  Королев  с  нескрываемым  любопытством
рассматривал его, - давайте проще.  Меня  зовут  Виктор  Кузьмич,  с  Иваном
Александровичем  вы  знакомы,  с  Сергеем   Леонидовичем   тоже.   Так   что
присаживайтесь, Вадим Гаврилович.
     - Если полицмейстер говорит "садись",  то  как-то  неудобно  стоять.  -
Алтунин сел.
     - Ну вот, -  добродушно  проговорил  Королев,  -  мне  кажется,  что  у
Аверченко есть более удачные остроты.
     - Приятно услышать, что генерал милиции не чужд изящной словесности,  -
Алтунин покосился на папиросы, лежащие на столе.
     - А  вы  думали,  Вадим  Гаврилович,  что  мы  как  тот  околоточный  у
Дорошевича: "держать и не пущать"?
     Они посмотрели друг на друга и расхохотались.
     И сразу почувствовали себя свободно, потому что разговор  с  первых  же
минут начался легкий и доверительный.
     - Вадим  Гаврилович,  -  комиссар  стер  с  лица  улыбку,  -  нам  Иван
Александрович доложил, что вы готовы помочь следствию.
     - Да, - коротко ответил Алтунин.
     - Давая обещание такого рода, -  продолжал  Королев,  -  вы  тем  самым
берете на себя целый ряд обязательств.
     - Да, - опять коротко, как щелчок курка.
     - Но, кроме этого, вы подвергаете свою жизнь опасности.
     - Виктор Кузьмич,  -  в  кабинете  повисла  тишина,  все  ждали  ответа
Алтунина, - моей жизни теперь цена пустячная совсем. Если я смогу  свести  с
ними счеты...
     - Э... Так не пойдет,  -  покачал  головой  комиссар,  -  счеты,  Вадим
Гаврилович, в подворотнях сводят. Мы же просим вас помочь торжеству закона.
     - Что надо делать?
     - Это  другой  разговор.  Вы  вместе  с  товарищем  Даниловым  едете  в
Барановичи, идете на явку, там встречаете связного от Крука,  внедряетесь  в
банду...
     - Простите, не понял?
     - Входите в доверие к главарю и делаете все, чтобы  он  поверил  нашему
человеку.
     - Он будет со мной?
     - Да.
     - Я сделаю все, что в моих силах.
     - Вадим Гаврилович, - Королев встал, опершись руками  о  стол,  -  надо
сделать еще больше. Мне трудно говорить, но мы мужчины и солдаты. Вы  можете
погибнуть в случае неудачи, а в случае удачи я  не  могу  гарантировать  вам
помилования.
     - Я знаю это, - Алтунин говорил, медленно подбирая слова, -  я  не  жду
снисхождения. Но в зал суда  я  хочу  прийти  чистым  перед  собой  и  перед
памятью человека, который воспитал меня. Смерти я не боюсь.
     - Чтобы наше задание выполнить, нужно любить жизнь, а  любовь  к  жизни
предполагает и страх смерти.
     - Мы  не  по  делу  говорим,  генерал,  -  неожиданно   резко   отрубил
Алтунин, - я сказал, - готов!
     - Вот  и  хорошо,  мы  сейчас  вас  познакомим  с   вашим   напарником.
Подружитесь с ним, он человек хороший. -  Королев  нажал  кнопку  звонка.  В
дверях кабинета вырос порученец.
     - Макаров, пригласи лейтенанта Никитина, только не как в  прошлый  раз,
когда ты Данилова искал.
     Через несколько минут появился Никитин.
     - Вот, лейтенант, ваш напарник.  До  отъезда  вы  будете  жить  вместе,
потом пойдете на задание вместе. Присмотритесь друг  к  другу,  пообвыкнете.
Помните, что не в ресторан пойдете.
     - В пивную,  товарищ  комиссар,  -  блеснув  фиксой,  криво  усмехнулся
Никитин. - Тоже дело веселое.
     - Ну вот, пойдите пообщайтесь  перед  веселым  делом.  Пока  погрустите
немного. Это полезно. Грусть, она душу очищает.
     Когда Никитин  и  Алтунин  вышли,  Королев  вопросительно  поглядел  на
офицеров:
     - Ну, какое впечатление от беседы, товарищи полковники?
     - Темна вода во облацех, - первым ответил Серебровский, -  не  понял  я
его. Но с самообладанием мужик.
     - Он должен сделать, - тихо сказал Данилов, - не может быть,  чтобы  не
сделал.
     - Мне бы твою убежденность, Иван Александрович, - вздохнул  Королев,  -
но, как говорили наши не столь  отдаленные  предки,  за  неимением  гербовой
пишем на простой. Теперь все зависит от вас. Детали операции  продумайте  на
месте. А сейчас я хотел бы ознакомить вас с оперативной  обстановкой  в  тех
областях, где вам придется работать.
     Королев достал из