, расцвечивая светлую футболку яркими малиновыми пятнами.
   - Бе... бе... бежать... бежать!!! бежать!!! бежа-а-ать!!!
   Насмерть перепуганные Софи и  Анхел,  прижавшись  к  переднему  бамперу
грузовика, не могли отвести глаз от ужасного зрелища. И только крик Лукаса
вывел их из оцепенения.
   - Вызовите "скорую"!  Спасателей!  Хоть  кого-нибудь!!!  -  кричал  он,
поднимаясь с гравия рядом с распахнутой дверью "камаро".
   Тут Мелвил издал еще более ужасный, полный  страшной  боли  и  отчаяния
вопль, словно  его  било  током  высокого  напряжения.  Кое-как  встав  на
четвереньки, он пополз прочь от грузовика в  сторону  высокой  придорожной
травы.
   Но уже через мгновение упал снова, скрючившись и бессильно разевая  рот
в беззвучном крике.
   Лукас подбежал к нему, крича на ходу:
   - Что с тобой, браток?! Что случилось?!
   Но Мелвил уже не мог издать ни звука. Невидимый мучитель уничтожал  его
изнутри. Он попытался подняться, но сумел только встать на колени. Поднеся
руки к лицу, он вцепился пальцами  в  собственные  глазницы,  как  человек
вцепляется в больной зуб,  словно  пытаясь  вырвать  его.  Мгновение  -  и
глазные яблоки оказались у него в ладонях, струи крови хлестнули по щекам,
перекошенный от боли рот издавал безумный пронзительный вой.
   - Мелвил! - Лукас придвинулся ближе. - Что ты делаешь?!
   Но Мелвил уже ничего не слышал и не чувствовал.
   Лукас внезапно вспомнил, как однажды нечаянно наехал  задним  ходом  на
немецкую овчарку у складов  "Игл  фудз"  в  Санта-Монике.  Тяжелые  задние
колеса раздавили собаке голову, но несчастное животное еще  три  минуты  с
жалобным визгом ползло рядом с грузовиком. Самые долгие три минуты в жизни
Лукаса.
   До сегодняшнего дня.
   Лукас решил действовать. Склонившись над Мелвилом, он попытался отвести
его руки от лица - и чуть не вскрикнул:  руки  были  невероятно  горячими,
словно раскаленные щипцы для клеймения скота. Тогда Лукас, обняв парня  за
пояс, попытался посадить его, но тщетно  -  Мелвил  словно  рассыпался  на
куски, выпадая из рук Лукаса. Его дрожащие губы произносили одно и то  же,
едва различимое слово:
   - Бе... бе... бежать... бежать!..
   И тут вспыхнуло пламя!
   Оно полыхнуло из окровавленных глазниц Мелвила, словно оранжевые язычки
кухонной газовой плиты. Волна жара обдала Лукаса, отшвырнув его  назад,  и
едва не спалила брови и ресницы.
   Мелвил всхлипнул, словно  больной  ребенок.  Крошечные  язычки  пламени
лизали его лоб, воспламеняя волосы. Из широко раскрытых ноздрей  доносился
булькающий звук вытекающей горящей слизи. На щеках и шее появились красные
волдыри и тут же стали с  треском  лопаться.  Плечи  опустились,  а  спина
неестественно выгнулась, конвульсивно подергиваясь, но тело еще  несколько
секунд стояло вертикально, дергаясь в языках пламени.
   Лукас задыхался от запаха горящих хрящей и жировой ткани.
   Последним усилием Мелвил широко раскрыл  рот.  Такого  страшного  крика
Лукас еще никогда не слышал. Невероятно пронзительный  предсмертный  вопль
подействовал на  Лукаса  словно  прикосновение  холодного  лезвия  опасной
бритвы к горлу.
   Пламя заглушило  крик.  Столб  огня  вырвался  из  раскрытого  рта,  из
ноздрей, ушей, из пупка, из промежности, из кончиков пальцев...  Оранжевое
пламя, подобно жуткому кокону, окутало все тело Мелвила с головы  до  ног.
Он горел изнутри, и никто и ничто не могли ему помочь.
   Лукас в оцепенении наблюдал страшное зрелище, лежа в  нескольких  футах
от живого факела. Руки и ноги не слушались его.  От  жуткой  вони  горелой
плоти кружилась голова. Но хуже всего было слышать шипящие, потрескивавшие
и булькающие  звуки,  которые  издавало  обезображенное  тело,  пожираемое
изнутри огнем.
   Спустя несколько секунд, показавшихся  Лукасу  вечностью,  человеческий
факел, бывший только что молодым  негром,  рухнул,  рассыпая  вокруг  себя
искры и ошметки горелой плоти и паленой одежды.
   Борясь со страхом и подступившей тошнотой, Лукас медленно  поднялся  на
ноги и огляделся в поисках Софи и Анхела.  Мальчик  прятался  за  передним
бампером  грузовика,  и  глаза  его  были  неправдоподобно  огромными   от
пережитого ужаса. Софи сидела в кабине, лихорадочной скороговоркой сообщая
кому-то по рации координаты  происшествия.  В  ушах  у  Лукаса  зазвенело.
Сначала он решил, что начинается приступ мигрени, потом подумал,  что  это
просто результат пережитого ужаса. Однако высокий, пронзительный, звенящий
звук становился все громче и громче, и тогда Лукас понял, что  дело  вовсе
не в его голове.
   Это была полицейская сирена, приближавшаяся к ним с востока.
   Лукас снова взглянул на труп. Пламя  почти  погасло,  если  не  считать
груды тлевших останков того, что несколько минут назад было телом молодого
мужчины. Лукас оцепенело  глядел  на  дымящиеся  человеческие  останки,  и
внутри у него все похолодело.
   Дело с самого начала было безнадежным...
   Сзади к нему подошла Софи. Ее глаза были широко  раскрыты,  губы  мелко
дрожали, и она повторяла, будто стараясь сама себя убедить:
   - Это из-за бензина... на его одежду попал  бензин,  а  потом  возникла
искра... да?
   Лукас ничего не ответил.  Он  не  мог  оторвать  глаз  от  обугленного,
обезображенного трупа, еще и еще раз мысленно прокручивая все  подробности
страшной трагедии. Он задыхался от густой вони горелого мяса  и  жира,  от
едкого дыма щипало глаза.
   Пронзительный вой полицейской сирены быстро приближался. Взгляд  Лукаса
случайно упал на его собственные руки, покрытые  тонким  слоем  пепла,  от
которого его черная кожа на мускулистых  предплечьях  стала  почти  белой.
Волосы встали у него дыбом,  рот  наполнился  вязкой  слюной,  и  тут  его
немилосердно вырвало на придорожную траву.
   К нему подбежала Софи, тревожно спрашивая на ходу:
   - Лукас... ты как... что с тобой?
   - Все нормально, - ответил Лукас, вытирая рот и делая  ей  знак  рукой,
чтобы не подходила  к  нему.  Потом  он  повернулся  в  сторону  "камаро",
жарившегося на солнце. Передним бампером автомобиль уткнулся в кювет и был
сейчас чем-то похож на динозавра под наркозом.
   Лукас медленно  подошел  к  "камаро"  и  заглянул  в  салон.  Увиденное
заставило его отшатнуться, словно он заглянул в ад.
   Весь салон был забит мусором и отходами, на полу  валялись  пластиковые
коробки  из-под  гамбургеров  и  хот-догов,  покрытые   засохшим   соусом,
скомканные обрывки газет, промасленная бумага, пустые бутылки из-под  вина
и содовой воды. В нос ударила нестерпимая  вонь  мочи,  кала  и  протухших
остатков пищи. Но что-то в интерьере этой машины завораживало неотвратимо.
Будто ты заглянул за кулисы психоделического театра.
   Задержав дыхание, Лукас просунул голову в салон.
   На полу, рядом с педалью газа, стояла ржавая бадья,  полная  мочи.  Все
пассажирское  сиденье  было  завалено  смятыми  конфетными   фантиками   и
коробками из-под печенья. Из-под груд  мусора  проглядывали  темно-красные
полосы, пересекавшие оба сиденья, приборную доску и даже  боковые  стекла,
словно кто-то, обмакнув палец в темно-красное машинное масло,  провел  эти
линии с непонятной для Лукаса целью. Приглядевшись, он различил  очертания
пересекающихся квадратов, внутри которых были начертаны  тайные  слова  на
каком-то непонятном языке:
   АЛИМУС. ДЕЛИОС. ЗИЗИМУТ.
   Протянув руку, Лукас дотронулся до  черты  -  на  ощупь  она  оказалась
липкой, словно смола.
   - Что за черт? - пробормотал Лукас, заметив странный предмет, свисавший
с зеркала заднего вида. Тонкий шнурок. Пушистая коричневая бечевка.  Лукас
пригляделся и понял, что она сплетена из волос.  Волос  человека,  который
только начал седеть.
   - О Господи!..
   На конце скрученных  волос  был  прикреплен  ювелирный  золотой  зажим,
нижнее кольцо которого расстегнулось, очевидно, под тяжестью висевшего  на
нем амулета. Внимание Лукаса привлекло что-то на  полу,  под  зеркалом,  -
что-то странное  и  блестящее.  Он  встал  на  колени,  чтобы  рассмотреть
получше.
   Изысканное ювелирное украшение в  форме  человеческой  руки,  усыпанное
драгоценными  камнями.  Дюймов  шести  в  диаметре,  из  темно-коричневого
мрамора,  похоже.  Чья-то  фамильная  драгоценность,   наверное,   большая
редкость...
   И тут почти одновременно произошло два события.
   Сначала Лукас услышал за своей спиной тревожный вскрик Анхела, но  слов
разобрать не смог: они потонули в пронзительном вое полицейской сирены.
   А потом на сцене появилось новое лицо.
   Этот старик вынырнул из придорожного леса.  Более  шести  футов  роста,
худой, но ширококостный. С виду лет семидесяти. Одет в  странную,  побитую
молью форму - серые эполеты, бриджи, словно для верховой езды, и  фуражка,
как у шоферов прежних времен.  Какого  черта  этот  скоморох  направляется
прямо к машине бедняги Мелвила?
   - Лукас! Ради всего святого!!! - раздался пронзительный крик Софи.
   Старик замер на месте, словно выскочивший на шоссе  олень,  попавший  в
яркий свет фар. Теперь он увидел возле машины Лукаса.  Потом  заметил  еще
что-то, резко повернулся на месте и скрылся в зарослях как ошпаренный.
   - Лукас!!! Берегись!!! - снова закричала Софи, и в ее голосе  прозвучал
неподдельный ужас.
   Лукас посмотрел и увидел. Он отскочил от "камаро",  сгреб  стоявшую  за
его спиной Софи в охапку и побежал.
   Для своих размеров Лукас был быстр. Чертовски быстр. Когда-то в юности,
когда он играл в нападении, его зазывали в сборную  города.  Его  коронкой
был самоубийственный косой проход через все поле, и  он  уводил  за  собой
четверых, а то и пятерых защитников. Не повреди он левый  мениск,  мог  бы
играть в национальном чемпионате.
   Но сейчас, когда он волок Софи через покрытую гравием обочину, его гнал
не спортивный азарт.
   Он бежал от смерти.


   Шериф Дик Баум подоспел к месту происшествия как раз, когда ад вырвался
наружу. К счастью, шериф был  очень  наблюдателен,  и  все  равно  он  еле
успевал следить,  что  происходит.  Сначала  он  увидел  белую  женщину  и
огромного чернокожего  мужчину,  изо  всех  сил  бежавших  вдоль  обочины.
Достигнув грузовика, стоявшего тоже  на  обочине,  они  нырнули  за  него,
словно в них должны были стрелять. Неподалеку стоял,  уткнувшись  носом  в
кювет, зеленый "камаро", рядом  с  которым  в  высокой  придорожной  траве
дымился обугленный человеческий труп. От  открытого  бензобака  машины  по
земле  тянулся  тонкий  след,  по  которому  теперь  стремительно   бежало
невысокое пламя.
   Вдавив педаль тормоза в пол, Баум сумел остановить свой джип в двадцати
ярдах от "камаро".
   Грохнуло  так,  что  от  звука  затряслись   кости.   Баум   пригнулся,
инстинктивно закрыв лицо руками. Через открытое окно  волна  жара  окатила
пол-лица,  ухо,  шею.  И  тут  полыхнуло.  Будто   шоссе   озарила   сотня
фотовспышек. Крыша джипа задребезжала под ударом воздушной волны.
   Спустя  секунду  Баум  выглянул  из-под  приборной   панели,   "камаро"
превратился в пылающий ад. Языки пламени взметнулись ввысь почти на  сорок
футов, издавая оглушительный рев и завиваясь вокруг вертикальной оси.  Над
пламенем поднялся  грибовидный  столб  дыма  и  пепла.  На  землю,  словно
сюрреалистические черные  снежинки,  сыпались  сгоревшие  дотла  крошечные
хлопья бумаги и ткани.
   Быстро осмотрев свой джип и убедившись, что серьезных повреждений  нет,
Баум схватил служебную  рацию.  Вызвав  диспетчера  окружной  полиции,  он
потребовал выслать на место происшествия пожарную машину, "скорую  помощь"
и полицейский  патруль.  Еще  он  продиктовал  диспетчеру  номера  черного
грузовика - не числится ли за ним чего.  Потом  расстегнул  кобуру,  чтобы
револьвер был под рукой.
   Внезапно, боковым  зрением,  Баум  различил  какое-то  движение  позади
грузовика. Двое, а может, трое, людей осторожно ползли по  земле.  Схватив
мегафон, Баум рявкнул:
   - Эй, за грузовиком! Оставаться на месте! Вы меня поняли?!
   Вытащив  револьвер,  Баум  выбрался  из  джипа.  Обошел  прицеп,  держа
наготове оружие. Он еще не знал, с чем придется иметь дело. Не знал точно,
что натворили эти трое. Пожалуй, зря он так увлекся  преследованием  этого
призрачного "роллс-ройса". Но хуже всего было  то,  что  Делберт  Моррисон
оказался прав. Следовало прикрыть эту идею  в  зародыше,  пока  ничего  не
случилось. Теперь было уже слишком поздно. У  Баума  на  руках  был  труп,
горящий автомобиль и несколько подозрительных типов из грузовика.
   - Всем стоять на месте! - еще раз рявкнул Баум.  Кто  там?  Ага,  негр,
женщина и пацан с девичьей прической.
   Чернокожий мужчина поднялся на колени и сказал:
   - Нужно отогнать грузовик, пока он тоже не загорелся!
   - Стой на месте, сынок. И руки  за  голову!  -  словно  не  слыша  его,
приказал Баум, слегка взмахнув револьвером.
   Чернокожий снова лег на землю.  Все  трое  положили  руки  на  затылок.
Некоторое время Баум осматривал всех троих, определяя, нет ли у них оружия
или вообще чего-нибудь такого, чего быть не  должно.  Шериф  знал,  что  в
случаях вроде этого главное - контроль над ситуацией. И брать его  в  свои
руки нужно сразу.
   Оглядевшись, Баум увидел, что пламя по другую сторону обочины  начинает
слабеть. Вынув из-за пояса рацию, он поднес ко рту микрофон:
   - Три-двадцать, говорит три-девятнадцать! Прием!
   В ответ раздался хрипловатый голос диспетчера:
   - Говорите, три-девятнадцать!
   - На эти калифорнийские номера что-нибудь есть?
   - Пока не успели проверить, шериф!
   - Так какого вы там...
   Шериф осекся на полуслове. У него от природы был острый слух, и сейчас,
несмотря на гудение пламени, все  еще  пожиравшего  зеленый  "камаро",  он
отчетливо услышал знакомый звук, похожий на тарахтение  старой  стиральной
машины. От этого звука, доносившегося откуда-то с соседних холмов, у Баума
зашевелились волосы на затылке.
   Это было урчание двигателя старинного лимузина.
   Шериф озадаченно помотал головой и пробормотал себе под нос:
   - Так, глядишь, скоро голоса начну слышать...



        "6. КАЛЕЙДОСКОП СЛОВ"

   Лимузин с работавшим на холостом ходу двигателем стоял там, где  его  и
оставил Эрик Келсинджер, - на обочине, в тени старой  ивы.  Спрятанная  от
дневного света, машина казалась нереальной, призрачной.
   Добравшись до машины, Эрик остановился. Он  задыхался,  колени  у  него
подгибались. Да, давно уже ему не приходилось так бегать! Легкие горели от
недостатка кислорода, грудь тяжело вздымалась.
   Окно задней дверцы лимузина было чуть опущено, открывая вид на  лежащее
внизу шоссе. Оттуда доносился  густой  запах  ментоловой  мази  и  крепких
духов. Духи маскировали другой запах. Он выделялся на этом  фоне  -  едкий
запах. Горячий и чуть отдававший молоком запах заразы.
   Ее запах.
   Открыв водительскую дверцу, Эрик уселся за руль. Он с  силой  захлопнул
за собой дверь, и хрупкие старческие кости хрустнули. Семидесятидвухлетний
Эрик Келсинджер двигался помедленнее, чем раньше. Куда как помедленнее.  В
прежние дни он был здорово  проворен.  Настолько,  что  шесть  раз  подряд
выигрывал чемпионат мира по реслингу. И кличка у него была  -  "Тевтонский
титан". Впрочем, последний раз это было еще в шестидесятых годах, до того,
как он стал слугой у Мадам...
   Прожитые годы избороздили его лицо. Глубоко  посаженные  голубые  глаза
выцвели.  Редкая  светлая  щетина  покрывала  шею   и   грубо   очерченный
подбородок, под которым старческая кожа свисала дряблыми складками, словно
у индюка. Униформа свободно болталась на некогда могучем, а теперь  сильно
исхудавшем  теле.  Былая  выпуклая  мускулистая  грудь,  плоский  живот  и
железные бицепсы переродились в жировую и  соединительную  ткани.  Стыд  и
срам...
   Перед ним загорелся маленький экран, и на нем появились слова:
   ВЫ...
   Небольшой выносной  монитор  компьютера  был  вмонтирован  в  приборную
панель рядом с полицейским  сканером.  Эрик  со  все  возраставшим  ужасом
смотрел на  яркие  желтые  буквы,  появлявшиеся  на  экране,  предчувствуя
окончание фразы еще до того, как она полностью высветилась на мониторе.
   ВЫ... ЕЕ... НАШЛИ?
   Эрик сглотнул подступивший к горлу ком. Он уже почти десять лет ездил с
Мадам в эти странные поездки. Десять лет погони за несчастными обреченными
неграми, чтобы  Мадам  своими  собственными  глазами  могла  наблюдать  их
гибель, восседая на заднем сиденье "роллс-ройса".
   И за все эти десять лет Эрик ни разу не ошибся.
   Хотя возможностей для ошибки было  много.  Однажды  в  Бартон-Руж  один
негритянский политик сумел добраться до больницы, и тогда чуть не  сгорело
все многоэтажное здание. В другой раз, в Панама-сити, чернокожий  адвокат,
выступавший на суде против  Мадам,  нашел  смерть  прямо  в  переполненном
клиентами офисе мотеля. В тот день погибло несколько несчастных,  случайно
оказавшихся рядом с ним, но и тогда Эрик все  же  сумел  вернуть  талисман
Мадам.
   Нет, ни разу он не подвел ее.
   До этого дня.
   ВЫ... НАШЛИ... ЕЕ... ВЫ... НАШЛИ... ЕЕ...
   ВЫ... НАШЛИ... ЕЕ... ВЫ... НАШЛИ... ЕЕ...
   ВЫ... НАШЛИ... ЕЕ???
   Экран  заполнялся  калейдоскопом  слов,  с  каждой  фразой  все   более
отчаянных. На секунду  Эрику  показалось,  что  экран  сейчас  лопнет  под
напором эмоций Мадам, как лопается перезрелая  дыня,  открывая  изъеденную
копошащимися червями сердцевину...
   Порой Эрик спрашивал себя, почему он продолжает служить у Ванессы Дега.
Ведь он не испытывал ни малейшей враждебности по отношению  к  ее  будущим
жертвам. У него не было того поистине неистового  дара  ненавидеть,  каким
обладала Мадам. Кроме того, ее магия иногда даже пугала  его  -  настолько
она была  непредсказуемой,  опасной  и  для  него  непостижимой.  Впрочем,
возможно, именно поэтому он оставался ее верным слугой все эти  годы.  Она
была столь же загадочна, как и ее магия. Сильна и притягательна.
   Повернувшись назад, Эрик собрался было отодвинуть стекло перегородки  и
сообщить ей  плохую  новость,  но  замер  в  нерешительности.  Он  еще  не
чувствовал себя готовым для неприятного разговора. Сердце билось сильно  и
болезненно, и это беспокоило его. Всю жизнь Эрик  обожал  пиво  и  жареную
колбасу с кислой капустой, и они  сделали  свое  дело.  Доктора  в  Мобиле
сказали, что  у  него  блокада  коронарных  артерий  и  скоро  потребуется
операция. Когда об этом узнала Мадам, она  тут  же  настояла,  чтобы  Эрик
больше в клинику не ходил. Она предпочла,  чтобы  он  лечил  свою  грудную
жабу, повесив на шею жало скорпиона, завернутое  в  лоскут  оленьей  кожи.
Однако Эрик побоялся выполнить это предписание и  принимал  таблетки  так,
чтобы не видела Мадам.
   Порывшись  в  кармане,  Эрик  достал  оттуда  коробочку  с   таблетками
нитроглицерина. Быстро положив под язык одну таблетку, он прикрыл глаза  и
подумал, что, наверное, стал слишком старым для таких приключений.
   Вне всяких сомнений, эта экспедиция оказалась  чрезвычайно  сложной,  и
хуже всего ему пришлось, когда Мадам велела силой похитить  свою  внучатую
племянницу.
   Жившая в Новом Орлеане Саманта Мосби была привлекательной и очень умной
девушкой с большим будущим. Улыбчивая, с нежной кожей  и  здоровым  цветом
лица, с гибким и сильным телом, она обладала к тому же чистой  и  невинной
душой.  К  несчастью,  она  была  еще  и  единственной  наследницей  всего
состояния семьи Дега, и у нее хватило глупости влюбиться  в  негра.  Мадам
решила преподать ей суровый урок. И вот  два  дня  назад  Эрик  неожиданно
напал на Саманту и силой увез ее с собой. Чтобы моментально привести ее  в
бессознательное состояние, он воспользовался носовым платком,  пропитанным
пентоталом. Эрику было велено привезти Саманту в поместье  Дега,  где  она
должна была находиться, пока с ее женихом не будет покончено.
   К несчастью, по дороге к поместью девушка  впала  в  кому.  То  ли  она
слишком много вдохнула пентотала, то ли платок закупорил  гортань,  то  ли
все вместе. Как бы там ни было, а