ать мои показания, а сам остался здесь. Они вместе с
мужем  искали следы  преступника,  нож.  Потом к  ним  присоединился Роман
Фонарев, вы его сегодня видели...
     Я  вижу,  как  трудно дается матери Михаила этот  разговор,  и  спешу
закончить его.
     - Последний вопрос. Был ли в такси пассажир?
     - Вроде нет. К машине-то я близко не подходила...
     - Спасибо,  Ксения Борисовна,  вы  нам очень помогли своим рассказом.
Возможно, придется еще кое-что уточнить...
     - Если  надо,  в  любое время...  Все  готова сделать,  лишь  бы  мой
Мишенька...
     Не договорила.  Отвернула сразу постаревшее, осунувшееся лицо и пошла
усталой старческой походкой. А ведь ей, пожалуй, и сорока пяти нет...
     В  ожидании участковых я  стараюсь решить вопрос вопросов -  по какой
дороге  убежал  парень  с   баками?   Случайность  ли,   что  скрылся  так
стремительно?  Преступник,  хорошо ориентирующийся на местности, выбирает,
как  правило,   кратчайший  путь  для  бегства.   Если  определить  точное
направление, это сузит круг поиска. Куда же он побежал?
     Вот наконец и наш "газик". Первым из машины выскакивает Леша Волков -
худой,  длинный,  но франт и щеголь потрясающий.  Недавний выпускник школы
милиции,  он  нежно холит свой  новенький лейтенантский мундир,  поминутно
сдувая с  него малейшие пушинки.  Вслед за Волковым из машины показывается
капитан Рябчун  -  плотно  сбитый  сорокалетний здоровяк.  Особые приметы:
роскошные усы  под  "песняров" и  узкая рубленая полоска на  щеке  -  след
бандитского ножа.
     "Газик" уезжает, участковые выжидательно смотрят на меня.
     - Вот что,  друзья,  хоть сегодня и воскресенье, придется поработать.
Есть  основание предполагать,  что  преступник и  девчонка,  с  которой он
ссорился, живут где-то в этом районе...
     Я   ставлю   перед   участковыми  задачу:   надо   немедленно  начать
поквартирный обход окрестных домов, поспрашивать у жильцов, кто что видел,
кто что знает...
     К концу дня мы снова собираемся вместе. Результаты неутешительны.
     - По горячим следам не нашли, - буркнул Рябчун, - теперь побегаем.


                                    3

     У нас с Бурцевым один кабинет на двоих. Два стола впритык, два сейфа,
стулья,  вешалка -  вот, пожалуй, и вся обстановка. Ну и телефон, конечно,
который мы тягаем по столам то к себе,  то от себя.  Хотя мы с Бурцевым на
"ты",  дружбы между нами особой нет.  Какая,  к черту, дружба, когда он по
всем статьям старший:  я  лейтенант,  он  старший лейтенант,  мне двадцать
пять,  ему сорок.  Кроме того, я холостяк, он отец семейства. Все это дает
Бурцеву повод относиться ко мне с этакой ехидной снисходительностью.
     В понедельник я пришел пораньше, однако у Бурцева уже сидел "клиент".
По  внешнему виду -  солидному,  респектабельному -  его вполне можно было
принять  за  крупного хозяйственника.  И  только  шустро  зыркающие зрачки
выдавали дельца -  хитрого, ловкого, нахрапистого. Терять ему, видно, было
нечего, и он распинался перед Бурцевым вовсю.
     - ...Признаю,  гражданин инспектор,  ваша  взяла.  Да,  брал какие-то
суммы у перечисленных вами лиц, да, обещал достать дефицитные товары. Но я
прошу учесть некоторые смягчающие обстоятельства.  Вот у  вас в  протоколе
эти граждане числятся потерпевшими.  Спорная формулировка!  А может, это я
потерпевший?
     В разгар этого монолога неожиданно кашлянул селектор на столе и выдал
из своего чрева голос начальника отдела уголовного розыска Бундулиса:
     - Лейтенант Агеев! Зайдите с материалами по субботнему происшествию.
     Внешность моего  непосредственного начальника никак не  соответствует
общепринятым представлениям об облике сыщика.  Ни поджарости,  ни острого,
проницательного взора  из-под  насупленных бровей.  Вид  у  Ивара  Яновича
сугубо штатский:  небольшого роста,  толстенький,  кругленький. И характер
под стать внешности: добродушный, уступчивый, незлобивый. В веселую минуту
Бундулис объяснял это так: толстякам и догонять обидчика тяжело, и убегать
непросто.  Вот  они  сами  про  себя  и  сочинили  легенду  о  кротости  и
всепрощенчестве.  А  на  самом деле...  А  на самом деле за уютно-домашней
внешностью  Бундулиса  скрывался  умный,   опытный  оперативный  работник,
начавший свою деятельность в органах милиции еще в то время,  когда меня и
в проекте не было.
     Я уже доложил все,  что стало известно по делу, и теперь выжидательно
посматривал  на   Бундулиса,   торопливо  мерившего  кабинет  коротенькими
шажками.
     - Ошибок  в  твоих  действиях  я  пока  не  усмотрел,  -  сказал  он,
остановившись передо мной,  -  ты  их еще просто не успел натворить.  Но и
достижений, прямо скажем, негусто...
     - Откуда им быть, Ивар Янович? На второй-то день...
     - Если будем так работать,  то  и  на  десятый не изловим.  И  вообще
забудь ты эту школьную арифметику!  В  нашем деле счет не на сутки,  а  на
часы, на минуты. Версия о личности преступника сложилась?
     - Думаю, преступление совершил человек с уголовным прошлым.
     Бундулис удивленно хмыкнул:
     - И как ты это вычислил?
     - Нож  был  применен после того,  как  таксист крикнул матери:  "Зови
отца, надо этого типа в милицию!" Преступник явно избегал встречи с нами.
     Бундулис сел за стол, набил трубку табаком.
     - Хм,  логично...  Что ж,  примем это за  рабочую гипотезу.  Пока нет
ничего лучшего, будем разрабатывать твою версию.
     - Вы в нее не верите?
     - Нет, почему же. Как одна из многих, она вполне... - Бундулис открыл
папку,  бегло просмотрел собранные мною материалы. - Мне кажется, Дима, мы
упускаем из виду характер таксиста.  Даже по тем немногим штрихам, которые
ты   сообщил,   мне   он   видится  человеком  порывистым,   импульсивным,
непримиримым в борьбе со злом.  Кто ему эта девчонка? А он, не раздумывая,
бросился ей на помощь. Возможно, Носков так же поступал и в тех случаях, о
которых мы  пока не знаем.  Ведь он активный автодружинник,  а  это деталь
немаловажная. Надо тщательно проверить всех когда-либо им задержанных.
     - Есть проверить, товарищ майор! Разрешите идти?
     - Постой,  торопыга!  Звонил прокурор района,  справлялся об успехах.
Дело поручено вести следователю Сушко. Слыхал такую фамилию?
     Я молча пожал плечами.
     - Ладно, иди! И держи меня в курсе.
     Я уже был у двери, когда Бундулис меня окликнул:
     - Кстати, какие волосы у предполагаемого преступника?
     - Русые... длинные...
     - Насколько я знаю, с такими из колонии не выпускают.
     - Значит, успел отрастить, - упрямо гнул я свое.
     Бундулис устало махнул погасшей трубкой, сказал раздраженно:
     - Оправдать можно любой абсурд, но от этого он не станет аксиомой. На
всякий случай проверь парикмахерские, возможно, кто-то подстригался вчера.
Прическа сильно меняет внешность...
     Когда  я  возвращаюсь к  себе,  Бурцева уже  нет.  Сажусь за  стол  и
набрасываю  план  первоочередных  оперативно-розыскных  мероприятий.  Надо
срочно  ориентировать  по   приметам  дружинников,   членов  комсомольских
оперативных  отрядов,   внештатных  сотрудников  милиции.   Проверить   по
картотеке  лиц,  недавно  освобожденных  из  мест  заключения.  Посмотреть
последние  сводки-ориентировки.  Составить список  водителей,  задержанных
автодружинником Михаилом Носковым...
     Внезапно дверь распахивается, в комнату врывается распаренный Рябчун.
Бросает передо мной оперативно-учетную карточку, с маху хлопается на стул.
Усы победно закручены кверху - значит, надо ждать хороших вестей.
     - Нашел я преступника, Дим Димыч! Валет это, его поганых рук дело!
     Я  рассматриваю фотографию Валерия Дьякова по  кличке Валет.  Тяжелый
удлиненный подбородок,  узкие,  хищно  приплюснутые крылья  носа,  хмурые,
озлобленные глаза. М-да, личность малосимпатичная. Но он ли?
     - Он, Дим Димыч, бессомненно, он. Час назад я имел беседу со знакомой
дворничихой.   Обрисовал  ситуацию,  сообщил  приметы.  Ну  она  долго  не
мозговала: "Валерка Дьяков - больше некому!" С Дьяковым я знаком не первый
день:  хорош,  когда спит.  Ну я  к  нему.  Дверь открывает Сенькина Ольга
Павловна -  его квартирная хозяйка.  Выясняется: как в субботу ушел, так с
тех пор и не появлялся...
     - В котором часу ушел?
     - В  двадцать два  тридцать.  Передача "Шире  круг"  кончилась в  это
время.  Бабка спать укладывалась и слышала,  как дверь бухнула...  И ушел,
заметь, в светлом плаще, другого у него нет.
     Неужели подтверждается моя  стройная теория насчет ранее судимого?  Я
просматриваю карточку Дьякова.  Год назад вернулся из заключения.  Отбывал
срок за квартирную кражу,  за ношение холодного оружия...  Листаю блокнот:
"Сдал в  мил.  гр-на с  хол.  ор."  Что,  если оправдается и моя догадка о
мести?
     Снимаю трубку, набираю номер нашего информационного центра.
     - Привет,   Гунар,   узнаешь?  Послушай,  мне  надо  срочно  выяснить
обстоятельства  задержания  Валерия  Дьякова.  Да,  в  колонии  усиленного
режима... Год рождения - пятьдесят второй...
     Жду с нетерпением!..
     Рябчун смотрит на меня с добродушной усмешечкой.
     - Что, Дим Димыч, сомнения одолели?
     - Да  как  вам  сказать,  Андрей Петрович?  Уж  очень  кругленько все
получается.
     - Я  ведь не  все  еще  рассказал.  Похаживала к  Валету одна деваха.
Волосы густые, черные и по плечам раскиданы. Волосы - смерть мужчинам! Это
Ольга Павловна так расписывает.  "Мне бы,  - говорит, - такие во младости,
уж я бы собой распорядилась..."
     - По приметам похожа на ту, с которой ссорился преступник.
     - Именно! - вскакивает Рябчун. - Именно так!
     - Имя, где живет?
     - Вот  этого  Сенькина не  знает.  Один  раз  деваха  записку Валерке
оставила,  подписалась "Черныш"...  Между  прочим,  каждый раз  уходила от
Дьякова с какими-то пакетами...
     - Когда она была в последний раз?
     - Давненько,   что-то  у  них  вкось  пошло.  Сейчас  к  нему  другая
повадилась - рыженькая...
     Звонок. В трубке голос Гунара.
     - Дим  Димыч,  слушай,  что  мне  выдал компьютер.  Интересующий тебя
Валерий Дьяков по  кличке Валет был  доставлен в  дежурную часть таксистом
Михаилом Носковым.


     Следователь Сушко оказалась молодой девушкой, правда, чуть постарше и
гораздо серьезней,  чем я  себе представлял.  С  первых же минут я  не без
горечи понял,  что  на  роль опекуна робкого,  неоперившегося существа мне
рассчитывать не приходится -  у Галины Васильевны двухлетний стаж работы в
должности следователя.
     - Итак,  Дмитрий Дмитриевич (я  даже  оглянулся -  настолько отвык от
полного  величания),   подозреваемый  установлен.   -   Голос  ее   звучал
подчеркнуто официально, и это странным образом контрастировало с улыбчивым
взглядом  больших   зеленовато-карих   глаз,   опушенных  густыми  черными
ресницами.  -  Меня, как вы понимаете, интересуют потенциальные свидетели.
Какие у вас основания считать, что Валерий Дьяков знаком с той девушкой?
     - Во-первых,  -  начал я уверенно,  - потерпевший утверждает, что они
ссорились,  а  ссориться могут только люди знакомые.  Вообще слово "ссора"
вызывает у меня ассоциацию с чем-то интимно-семейным...
     - Любопытно,  - усмехнулась она краешком затейливо изогнутых губ. - А
как  вы  назовете столкновение в  трамвае,  в  магазине,  на  улице  между
совершенно незнакомыми людьми?
     - Стычка, схватка, потасовка...
     Галина Васильевна рассмеялась звонко и белозубо.
     - Ваши  лингвистические  изыскания,  Дмитрий  Дмитриевич,  не  лишены
интереса,  но  давайте  оставим  их  до  более  спокойных времен.  Картина
преступления рисуется мне совсем иначе.  Парень в светлом плаще пристал на
улице  к незнакомой девушке,  она стала отбиваться.  Таксист Михаил Носков
бросился на защиту девушки,  дав ей тем самым возможность скрыться.  И вот
тогда-то  преступник,  взбешенный тем,  что жертва ускользнула,  кинулся с
ножом на таксиста. Из этого следует, что...
     - Все очень логично, Галина Васильевна, - нетерпеливо перебил я, - но
вы забыли важную деталь, девушка называла преступника по имени.
     Тонкие брови Сушко сомкнулись почти в прямую линию.
     - Вот как? Об этом вы мне не докладывали.
     - Имя преступника выпало из  памяти таксиста.  Надо проверить,  может
быть,  вспомнил. - Я подвинул к себе телефон, набрал номер реанимационного
отделения.  - Здравствуйте, доктор Сеглинь, Агеев беспокоит, из угрозыска.
Как  состояние Носкова?..  Без изменений?  Понятно...  Что,  что?  Вы  мне
звонили?
     Минуты две я слушал Сеглиня не прерывая, потом положил трубку, сказал
будничным голосом:
     - Потерпевший вспомнил имя преступника.  Девчонка кричала:  "Не надо,
Валера!.."


     Мы с Рябчуном отправляемся проверять дружков Валерия Дьякова.  Хоть и
мало надежды,  что застанем там Валета,  однако проверить не мешает.  Надо
непременно убедиться, что его по этим адресам нет.
     По  указанию  Рябчуна  водитель  подруливает  к  новому  пятиэтажному
зданию.  Здесь живет Виктор Лямин -  они с  Дьяковым отбывали срок в одной
колонии.
     Мать Виктора -  молодая еще женщина с поблекшими глазами, оплетенными
густой сеткой преждевременных морщин, сообщает, что сын задержан милицией.
В голосе безмерная усталость.
     - За что? - спрашивает Рябчун.
     - Склад будто обокрали на  комбинате.  Один бы  он не пошел,  это его
Валерка подбил.
     - И часто Дьяков у вас бывает?
     - Да что вы,  или я  враг своему сыну?  Я этого прощелыгу на порог не
пускаю!  А что толку?  Валерка только свистнет под окном, мой уже бежит со
всех ног.  "Витя,  куда ты?"  -  "Я,  мам,  скоро..."  Добегался!  Товарищ
капитан,  вы там посмотрите, может, он не очень... Второй раз под суд, как
такое пережить!..
     Женщина   утирает   глаза   концом   несвежего   передника,    Рябчун
неопределенно жмет плечами.
     - Разберемся...
     В  тот день мы  посетили еще несколько адресов,  побывали в  "злачных
местах", где мог появиться Дьяков, - тщетно, Валета нигде не было.


                                    4

     Во вторник утром,  едва я вернулся с оперативки у Бундулиса, раздался
стук в  дверь.  На пороге вырастает могучего вида мужчина лет сорока пяти.
Голова его упирается в  притолоку,  плечи еле умещаются в  дверном проеме.
Из-под локтя гиганта выглядывает уже знакомый мне Роман Фонарев.
     - Здравствуйте! - густо басит здоровяк. - Нам Бурцев нужен. Не вы?..
     Я указываю на стулья.
     - Присаживайтесь, он скоро будет. А что у вас?
     Посетитель шумно вздыхает:
     - Происшествие у  нас на  комбинате из  ряда вон.  Слышали,  наверно,
склад обобрали.  Четыре мешка с  пряжей утянули.  И будто бы всему головой
Витька Лямин.  Вот уж этому я  никогда не поверю...  Вы скажете -  мастер,
потому и защищает. Не скрою, обидно мне, немало я с ним повозился. Но сюда
я не защищать его пришел,  а разобраться по справедливости.  Витька в этой
краже пешка, настоящего главаря вам еще искать да искать...
     С этими посетителями стоит потолковать поплотней:  через Лямина можно
выйти на Дьякова.
     - Вы ничего подозрительного в поведении Лямина не замечали? Хотя бы в
последнее время? - спрашиваю я.
     Мастер оглядывается на Фонарева, тот недоуменно качает головой.
     - Вроде бы нет...  Безотказный был малый:  что ни скажешь -  сделает,
куда  ни  пошлешь  -   пойдет.  Беспрекословно!  И  работал  подходяще.  В
передовиках,  верно, не числился, но и лодырем не назовешь. Вполне крепкий
был середнячок.  И  зарабатывал прилично...  Прямо не  верится...  Что его
заставило, чего не хватало?..
     - А вы что скажете?  -  обращаюсь я к молчаливому Фонареву. - Вы ведь
вместе с Ляминым работали?
     - Их верстаки рядом стоят, - уточняет мастер. - Я потому и взял его с
собой, может, подметил что-нибудь важное.
     Фонарев конфузливо ерошит аккуратно причесанные волосы.
     - Неловко  как-то,   Иван  Николаевич.  Вроде  я  пришел  клепать  на
товарища...
     На впалых щеках мастера взбухают крутые желваки.
     - Выбыл Лямин из нашего товарищества, Рома. По собственной глупости и
слабодушию. Рассказывай смело все, что знаешь.
     Фонарев смотрит на окно,  забранное прочной  металлической  решеткой,
потом переводит взгляд на меня.
     - По правде говоря,  ничего особенного вспомнить не могу... Разве вот
что...  любил Витька хвастануть своим уголовным прошлым. Может, этим все и
объясняется...
     Мастер несогласно качает головой:
     - Нет,  Рома,  это не разгадка. Носились мы с ним как с сырым яйцом и
все же что-то проглядели. Я в первую очередь.
     - Ой,  да ни в чем вы не виноваты, - заскороговорил Фонарев. - Просто
молодые много хотят и мало имеют.  В отличие от старых, которые все имеют,
но уже ничего не хотят. Вот Витька и решил исправить эту несправедливость.
     Иван Николаевич усмехнулся:
     - Работать,  значит,  мальчики, а есть мужички? Смотри ты, какую базу
подвел! Гниленькая, но база.
     Фонарев увел глаза в сторону.
     - Это у нас в курилке ребята тарахтели.  Я,  конечно,  этих мыслей не
разделяю...
     - Вспомните, - обратился я к нему, - с кем дружил Виктор Лямин?
     Фонарев теребит уже порядком взлохмаченные волосы.
     - У  комбината его  часто  ждал  один  парень...  небольшого роста...
мускулистый...  Я заметил -  он все время сплевывал через плечо. То ли ему
действительно хотелось  плеваться,  то  ли  он  таким  способом  незаметно
оглядывался.
     Я кладу перед Фонаревым несколько фотографий.
     - Посмотрите внимательно, нет ли здесь того парня?
     Роман быстро растасовывает снимки и показывает на фото Дьякова:
     - Похоже,  что этот...  - И вдруг вскакивает со стула. - Стойте, я же
видел его в кафе "Пингвин"! Он сидел с Витькой за дальним столиком... они,
черти, глушили коньяк из фужеров.
     - Когда это было?
     Фонарев поднял глаза к потолку, зашевелил пухлыми губами:
     - Сегодня  вторник...   воскресенье...   суббота...   в   субботу  мы
работали...  Пожалуй,  в  пятницу...  Точно,  в пятницу это было!  Я зашел
купить сигарет,  а  они  дули коньяк.  Целая бутылка на  столе стояла!  Вы
думаете, они в тот вечер договаривались о краже?
     Я промолчал.  Каждый должен заниматься своим делом,  самодеятельность
может только повредить.  Строить догадки и умозаключения позвольте уж нам,
профессионалам,  ваш,  свидетельский,  долг  -  сообщать факты.  Со  всеми
подробностями и без искажений.
     Пока я беседовал с Фонаревым, зоркий глаз мастера углядел в раскрытой
папке   название  уголовного  дела.   В   меня   упирается  его   строгий,
требовательный взгляд.
     - Нашли того подонка, что моего сына поранил?
     - Ищем, Иван Николаевич. Найдем - сразу сообщим.
     Мастер тяжело поднимается,  грузно ступая,  идет к  двери.  На пороге
оглядывается:
     - Не дождусь я, видно, вашего коллегу, зайду в другой раз. Ты, Роман,
тут тоже не рассиживайся, работа ждет. Слышишь, Рома, тебе ведь говорю!
     Фонарев вздрагивает, выведенный из глубокой задумчивости.
     - Хорошо, Иван Николаевич, я скоро...
     Я записываю показания Фонарева и напряженно вспоминаю, откуда мне так
знакомо его лицо.  Пухлые губы, то ли детские, то ли чувственные, круглый,
картофелинкой,  нос,  маленький безвольный подбородок... Определенно я его
где-то видел.  В воскресенье на квартире у Ксении Борисовны?  Нет, раньше.
Гораздо раньше...
     - А ведь мы с вами в одной школе учились,  - словно угадав мои мысли,
говорит Фонарев.  - Я в восьмом учился, а вы тогда уже десятый кончали. Вы
меня,  конечно,  не помните, но вас-то все знали - ваша мать преподавала у
нас математику.  Как здоровье Анны Викентьевны?  Еще учительствует или уже
на пенсии? Передавайте привет, мы все ее очень любили...
     Ответить я не успеваю, в кабинет стремительно входит Бурцев, бодрый и
деятельный.
     - Дим  Димыч,  сейчас приведут одного субчика...  У  тебя посетитель?
Извини, подожду...
     - Это к тебе, Иго